Песнь Беллоны

Мышцы, едва не лопаясь от напряжения, продолжали нервно сокращаться. Пошел пятый час его тренировки без минутного отдыха. Уже давно прозвенел колокол отбоя, и погасло магическое голубое сияние в вечерних лампах, сделанных на заказ искусными северными мастерами. Ему было все равно. Зрение — мелочь, оно не нужно, покуда он знает наизусть расположение каждого манекена. Отблеск стали в лунном свете — лучший ориентир. Тебе нужен отдых. Слова учителя некстати перебили его идеальную атаку, и мокрая ладонь дрогнула, выронив меч. Только остановившись, он почувствовал, насколько тело заныло, будто готовое развалиться на части. Ноги отекли и налились свинцом, стали тяжелее доспехов, и он с трудом ими передвигал. Бруно сделал пару шагов, развернулся спиной к стене и прижался к ней. Схватившись за голову, он обессилено заскользил вниз, пока не плюхнулся бедрами на гладкое дерево пола. Какой смысл? Он ведь и так лучший в фехтовании. В физическом мастерстве, в хитрости и ловкости ему нет равных. Зачем же Бруно, не жалея себя, продолжает истязания, зная, что они бессмысленны? Наверное, это помогало отвлечься. Помогало взять себя в руки. Бруно зашипел и сильнее сжал темные пряди, пытаясь привести в порядок бушующие чувства. Какой-то ребенок смог обойти его по уму, велика ли потеря? Он легко сможет обернуть ситуацию в выгодное для себя положение. Главное, успокоиться и не растрачивать время попусту. — Нужно отдохнуть, — пару раз вдохнул и выдохнул он, медленно вставая на одеревенелые ноги. Можно тренироваться с утра, с восходом солнца. Так он привлечет больше внимания к своей фигуре и добавит лишний пунктик в глазах преподавателей. — А что до Фуго… — Бруно метнул быстрый взгляд на сверкающую полную луну, видневшуюся из окна тренировочного зала. Он сможет подавить мальчика. План оказался не таким простым, каким представлялся. Разве Бруно мог действовать, не узнав зашуганного Фуго от и до? Не просчитав несколько гипотетических развитий событий? Но тот, как на зло, больше не попадался на глаза. Преподаватели, все как один, говорили, что тот даже ест в библиотеке, не отрываясь от книг, и выказывали радость, что Бруно так интересуется нелюдимым новичком и пытается наладить контакт. Но каждый раз при попытке наконец-то повстречаться лицом к лицу с «безликим заучкой», как его уже окрестили в народе, что-то происходило не так, как было нужно. Бруно всегда отвлекали то помощью в важном деле, то заданиями за пределами Академии, в которых он теперь мог принимать участие. Так что задуманное не сдвигалось с мертвой точки. Леоне сидел на окне, глядя вниз, на залитый солнцем задний двор, на котором дети разных возрастов делились на кучки. Кто-то отдыхал, кто-то обедал и читал книги, а некоторые решили посвятить себя тренировке с любимым видом оружия. — Тебе скучно? — с улыбкой спросил у Леоне Буччеллати, скрещивая руки на груди. — Умиротворенно. Все кажется таким… тихим. Размеренным. Уютным и домашним. Будто и не было нужды для таких запутанных интриг. Бруно продолжал смотреть на дракона спокойно, с пониманием, будто это он каким-то образом старался его не задеть, а не наоборот. — Ты смотришь через призму своего опыта. Тебе и не нужно понимать того, что было со мной, правда? — А не нужно ли? — лицо дракона побагровело, и он резко встал, с тоской во взгляде уставившись на Бруно. — Как мне знать, что ты хоть в чем-то был искренен со мной, а не вертел меня за нос? Что же только тебе было от меня нужно? Знания? Богатства? Здесь ты кажешься таким фальшивым, каждая улыбка вымученная. Если любой студент видит в тебе то же золотое сияние, что и я, то… чему верить? Ты был откровенен со своими путниками? Собрал их, только чтобы точно победить в вашей «гонке»? — И что тут такого? — тон Бруно поменялся, посерьезнел. Он нахмурил брови и смело встретил разочарованный взгляд. — В чем ты меня обвиняешь? В желании победить противника? В подборе лучшей команды для этого? Они долго смотрели друг на друга, пока Леоне первым не сдался и не повертел головой: — …Не знаю, честно, не знаю. Я просто чувствую себя обманутым, хотя ты мне ничего не обещал. С первой нашей встречи ты говоришь честно, но лишь то, что собеседник хочет услышать. Это нельзя считать за обман. И не понимаю, почему я зол и расстроен. Наверное, в моей голове давно построился образ безгрешного тебя, за которым хочется идти, за которым кроется смысл жизни, который наполняет чем-то, кроме гнетущей пустоты, и от этого образа очень сложно избавиться. Наверное, я сам себя обманул. Бруно долго не отвечал. Взгляд его потускнел, а лицо исказилось почти осязаемой болью. Он потер переносицу, выдохнул весь воздух из груди, затем глубоко вдохнул и признался: — Тогда, при Прошутто, я впервые ошибся. При выборе слов и фраз. Не смог раскусить и разгадать его, не смог убедить. И почувствовал себя беспомощным, почти голым, — он опять скрестил руки на груди и застучал пальцами по локтю, — если бы не ты, я не успел бы среагировать. Будь уверен, ты спас мне жизнь, — Буччеллати говорил хрипло, будто слова давались ему нелегко, но при этом всем продолжал улыбаться. — Зачем ты мне это говоришь? — Леоне не грубил, искренне округлив глаза, когда изящные руки Бруно обвили его талию, а его дыхание защекотало щеку. — Потому что хочу, чтобы ты знал, что я никому и никогда не показывал свою слабость, кроме тебя. Потому что держаться вот так — невыносимо тяжело, но почему-то с тобой я… расслабляюсь. Леоне чувствовал, как щеки покрылись румянцем, а пульс, который точно не ускользнет от внимания Бруно, участился. Он хмыкнул, немного неловко приобнимая искоренителя в ответ. — Хочешь сказать, что ты ошибся из-за меня? — Хочу сказать, что ты заставляешь меня вспомнить, кто я есть. Человек. Со своими недостатками и слабостями, Леоне Аббаккио, — тонкие пальцы защекотали позвоночник, поползли по шее дальше и нежно пригладили серебряные пряди, — и ни в одном слове я тебе не врал и не лукавил. С первой нашей встречи. Аббаккио почувствовал, как чужие губы коснулись его, и не смог отказаться. За это небольшое приключение они стали ближе, чем когда-либо, чем с кем-либо. Они обличили души, вывернули их, больные и пораженные, наизнанку, и ни один при этом не отвернулся от другого. Имел ли он право судить Бруно? Нет, конечно же нет. Прошлое есть прошлое, это и есть то самое становление Буччеллати, которое он так жаждал узнать. То, за что может быть стыдно и неприятно. И он не должен осуждать, он должен поддерживать так же, как поддерживали его еще совсем недавно. Леоне… верил Бруно. Мимолетный поцелуй продлился недолго, он, как успокоение, оставлял после себя приятное легкое послевкусие, не обязывающий ни к чему. И Аббаккио был за это благодарен. — Так ты… больше не пересекался с Фуго? Буччеллати покачал головой, утыкаясь лбом в острое плечо дракона. — Нет. Я узнавал о нем издалека. Несколько долгих лет. Тогда мне нужны были деньги, опыт и знания, и я не мог позволить себе отвлекаться. А когда получил полномочия создать собственную команду, меня осенила мысль. Если стать командиром, то все заслуги подчиненных автоматически присваиваются и тебе тоже. Очень неправильная мысль, я понимаю, но… — Леоне проявил сдержанность, ни единым словом или действием не осуждая, и тогда искоренитель осмелел, продолжая разговор. — Но я не желал ему никакого зла. Напротив, был уверен, что при всеобщем признании не только мне перепадет частичка славы. К слову, мне она и не нужна была, ни всеобщее признание, ни бахвальство — это лишнее внимание, совершенно лишнее и отвлекающее. Меня интересовали только деньги, но к сожалению, одно без другого часто невозможно. В общем, мне просто нужно было предугадать лучший момент, чтобы Фуго вступил в мою команду. Этот момент случился спонтанно. Бруно сотню раз планировал, как заговорит с нелюдимым учеником, как подгонит свое расписание таким образом, чтобы ему хватило маневренности встретиться с ним лицом к лицу, очаровать и завоевать доверие. Но каждый раз что-то шло не по плану, и каждый раз Бруно приходилось тяжело вздыхать, отвлекаясь на что-то невероятно важное. Так что, когда его попросили отработать целый день на тренировке с молодыми учениками первого курса, он точно никак не ожидал, что возвращаясь поздно ночью и заворачивая в один из слабо освещенных коридоров, наткнется на Фуго… с толстой книгой под мышкой, с кружкой дымящегося чая с молоком и пряностями, и маковой сдобной булочкой во рту. В красноватых глазах читалось удивление: Паннакотта застыл, будто боясь, что старший по званию его отругает за ночные занятия. И у Бруно чуть не вырвалось отправить его на отбой, но он сдержал в себе этот глупый порыв, диктуемый скорее ревностью к собственной усидчивости, чем беспокойством. Никто в стенах академии, кроме них двоих, пожалуй, не проявлял такого упорства по отношению к учебе. С губ Бруно слетела лучезарная улыбка, когда Фуго, явно смущенный неожиданной встречей, засеменил дальше. Буччеллати шаг в шаг двинулся следом, сжимая ладони в замок за спиной. Паннакотта успел только мыкнуть, стараясь не сжать челюсти слишком сильно, чтобы ненароком не откусить кусочек булочки, и Бруно воспользовался этим молчанием сполна, начиная речь первым: — Не ожидал в столь поздний час застать еще кого-то за учебой! Фуго завернул на винтовую лестницу, Бруно не отставал. — Столь ярое желание преуспеть в учебе поражает, — Бруно говорил с Фуго так, словно они уже пару лет являлись закадычными друзьями: он ставил себя на равных с Паннакоттой, и по красным ушам видел, что это было для того непривычным явлением. Фуго к нему прислушивался, будто считал его слова важными, и Бруно уже знал, куда давить. Хоть его никто и не приглашал, искоренитель прошмыгнул в каморку, куда они довольно продолжительное время поднимались по лестнице. Небольшое помещение было завалено старыми книгами и свернутыми свитками: те, которые не помещались на полочках, местились в стопках прямо на полу. Легкий запах старой бумаги и пыли щекотал ноздри. Бруно встал рядом с книжным шкафом и потянул один из зеленых переплетов. Он быстро полистал пожелтевшие страницы, особо не вглядываясь в полурасплывчатые чернильные записи по краям. — Это твои заметки? — ему опять не ответили, только-только уложив булочку на ободок кружки. В середине стоял деревянный столик, загроможденный склянками и подсоединенными к ним стеклянными трубками. В каждый отдельный сосуд были налиты разнообразные жидкости ядовитых цветов, а рядышком стояла ступка с остатками размельченных растений. Бруно спрятал руки за спину, всем видом показывая заинтересованность не навредить трудам Фуго, но при этом рассматривал рабочие принадлежности очень внимательно. — Похоже, ты всерьез занялся алхимией, — Бруно поднял взгляд на Фуго, который, заправив прядь волос за ухо, наконец-то посмотрел в лицо Буччеллати. Правда тут же отвернулся и, чуть помедлив, ответил: — Мне разрешили здесь ночевать по выходным и заниматься вместо некоторых уроков. Тут взрывы от моих… опытов никому не навредят. — Взрывы? — Бруно внимательнее поглядел по сторонам, но все еще не мог понять, как столь хилые полочки могли бы пережить целый взрыв. Наверное, Фуго преувеличивал, но поправлять его Буччеллати не стал. — А, вот почему я не видел тебя на занятиях по фехтованию, да? Тебе разрешили на них не ходить. Фуго вновь кивнул головой, все более активно выходя на контакт. Бруно смекнул, что, наверное, Паннакотта все-таки страдал от нехватки внимания сверстников, иначе бы так и не осмелился с ним заговорить. — Моя физическая подготовка… оставляет желать лучшего, — пока Фуго говорил, Бруно прошелся дальше, к большому круглому окну, занавешенному блестящей синей тканью. Он отодвинул занавеску, вглядываясь в открывшийся вид с почти лисьим прищуром: Буччеллати сразу узнал поляну, куда обычно по утрам ходил тренироваться вдали ото всех. Около окна стояла небольшая лежанка, также заваленная стопками книг. С нее на пол свисало клетчатое одеяло и пара мягких подушек. Фуго смутился беспорядка, который не успел убрать перед визитом внезапного гостя, и, не находя ничего другого, чем можно было себя занять, принялся немного неловко поднимать с лежанки тома заклинаний, трактары ученых и собственные заметки на отдельных листках бумаги. — Я… не ждал гостя… — он бубнил себе под нос и активно хмурился, но Бруно решил не акцентировать внимание на творческом беспорядке и поэтому в лоб спросил совсем другое: — А ты можешь заколдовывать оружие? Фуго ошалел, застыл и чуть было не выронил из рук толстую книжку в золотом переплете. — Я… разве это не знания последних курсов. Мне… нельзя… — Но ты этим интересуешься, верно? Та книга, которая попалась мне на глаза, вся исписана твоими догадками. Теорией. Наверное, очень тяжело достать материал для практики. «И получившееся оружие ты сам не испробуешь, потому что хиляк, и другим не дашь этого сделать, потому что запрет. Да и кто у незнакомца такое примет.» — Даже если бы я достал образец, я бы не смог его испробовать… — Фуго слово в слово повторил мысль Бруно, и губы последнего сами собой растянулись в улыбке. — Тогда попрактикуйся на моем! — Бруно молниеносно вытащил шпагу из ножен и с завидным спокойствием положил ее на стол. Стук от оружия заставил Фуго вздернуть бровь, а глаза загореться ученым интересом. Бруно испытывающе смотрел на него и понимал: даже не доверяя, тот не сможет копать в самую суть и расспрашивать его. Возможно, кого-то другого он бы уже расколол и выставил за дверь. Но если Фуго не спит до утра, с его-то режимом, вполне возможно, он частенько смотрит с этого большого окна на то, как он, Бруно, тренируется. А может, тайно восхищается им? Фуго был одинок и совсем нелюдим, разве стал бы он отказываться от единственного шанса завести дружбу? А еще он головаст и жаден до знаний. Нет, не откажет. У Бруно же было устоявшееся амплуа чистейшего человека, которому раз плюнуть помочь нуждающемуся. Шпага, доспехи, знак Искоренителя, для всех вокруг он был тем, кто может без задней мысли расстаться с любым богатством. И Фуго тоже в это поверил, смущенно усаживаясь за старый стол. — Я...Могу поломать… это же первый раз, когда… — Все хорошо, не переживай на этот счет. Фуго натянул подобие улыбки, будто вспомнив о приличии, и у Буччеллати что-то отлегло от сердца. Одной проблемой меньше: кажется, Паннакотта не спешит в него безоговорочно влюбляться, как все прочие до этого. Он смотрит на него благодарно, но без стыдливого, порочного румянца. И Бруно… расслабился. На следующий день Бруно опять пришел, теперь под предлогом вместе попотеть над домашней работой. Он захватил самые разные учебники, чтобы точно найти тему по вкусу, и уже натягивал на лицо беззаботную улыбку, когда Фуго совершенно внезапно встретил его с застывшим на лице недовольством. Бруно хлопнул глазами, с искренним непониманием прослеживая, как хмурятся светлые брови, и как тот переминается с ноги на ногу. Как странно, а ведь он даже порог не перешагнул. Бруно был уверен, что еще вчера Фуго был ему рад! Буччеллати вздохнул, сжав несколько раз переносицу, и тактично уточнил: — Мне… Пожалуй, мне нужно было спросить у тебя заранее, нужно ли приходить, да? Фуго закатил красные глаза. Закатил глаза, глядя на него! Кажется, мешки под ними стали еще виднее. Неужели начинающий алхимик только что проснулся от его настойчивого стука в дверь? — Зачем пришел-то? Еще и так рано, — кажется, Паннакотта подбирал слова, чтобы не оскорбить Бруно, но как-то особо не церемонился в выражениях. Буччеллати прокашлялся в кулак и взглядом метнулся к приоткрытому окну: солнце находилось в зените. — Я не думал, что ты спишь, извини, — на самом деле, небольшая оторопелость в голосе Бруно была не наигранной. Ведь каждый в стенах Академии был бы счастлив провести с ним время хоть ранним утром, хоть поздним вечером. Так что он нешуточно удивился, когда понял, что даже будь для Фуго примерным наставником и единственным возможным другом, тот не спешит петь дифирамбы и жертвовать своим комфортом в угоду связям с популярным золотым юношей. Наконец, после небольшого раздумья, Фуго подвинулся в сторону и пропустил Бруно в свою каморку. Буччеллати благородно кивнул и прошел в середину тесной комнаты. — Чего бы тебе с другими не заниматься, — забубнил Фуго себе под нос, впрочем, достаточно громко, чтобы все услышать. — М? — Бруно повернулся в сторону Паннакотты, делая вид, что все-таки прослушал его слова, чтобы тот объяснил свою претензию более ясно. Фуго прошелся к столу. Одеяло и подушки на лежанке были неряшливо смяты — совершенно точно «кто-то» спешно встал после пары десятков стуков. Бруно мысленно посочувствовал прерванному сну алхимика, поворачиваясь к нему лицом. — Почему бы тебе не позаниматься со своими друзьями, — повторил Фуго еще раз, погромче, пытаясь пригладить небрежно лежащие волосы. Он точно бывший богач? И почему тогда так наплевательски относится к своему внешнему виду? Все богачи, которых знал Бруно, довольно щепетильно относились к уходу за волосами, кожей и одеждой. — Нормальным людям это ведь нужно… — Не считаешь себя нормальным? — Бруно невольно хмыкнул, дружелюбно приподнимая брови. — Считаю тебя слишком нормальным, чтобы просидеть целый день с нелюдимым заучкой. Бруно погладил подбородок и вдруг отметил для себя, что действительно удивляется успехом Паннакотты в учебе. Неужели, чтобы быть лучшим, совсем не обязательно из кожи вон лезть и доказывать всему миру, что «вот он, какой я». Любите, признавайте, лелейте меня. Нет, пусть Фуго был счастлив компании Бруно, он все-таки не старался примазаться к нему и не пытался завладеть единолично всем его вниманием. Он выгонял и злился, что Буччеллати его потревожил, ценя свой покой больше, чем лесть лучшему ученику. Внезапно в груди у Бруно засело невиданное ранее уважение к этому простому человеку, и он вытянулся, округлив глаза. Видимо, заметив столь необычные изменения в поведении Буччеллати, Фуго настороженно вскинул бровь: — Что-то не… — Извини, — Бруно сказал это так внезапно, что последние слова, слетевшие с уст Фуго, так и застыли в воздухе, незаконченные и недоговоренные, — Извини, что разбудил и так нагло ворвался в твои покои. Может, я действительно привык ко вседозволенности с другими людьми. Но ты себя ценишь. И я… тоже отныне буду тебя ценить. Фуго неловко почесал затылок, смутившись столь необычному откровению, и осторожно кивнул. — Ну… раз уж я все равно проснулся, а ты пришел, наперевес груженый книгами, мы можем приступить к обучению. Тебя интересуют точные науки? — Я в них определенно хуже, чем ты! — кивнул Бруно, глядя на то, как Фуго застилает лежанку. — Хорошо, мы можем начать с зельеварения. Но сначала позавтракать! Принеси чего-нибудь нам, а я пока тут подготовлю место. С губ Бруно опять слетел смешок. Надо же, его послали за едой! И сделали это без высокомерного взгляда и колкостей. Разделение труда и обязанностей напомнило ему про родной дом и детство. Бруно кивнул, без слов направляясь к старой скрипучей входной двери. Чай с молоком, он помнил. — Так почему ты перестал доверять Фуго? Разве к этому были какие-то предпосылки? — Бруно спросил об этом совершенно внезапно. Его копия сидела за одним столом с Фуго в большой, залитой золотым свечением и синими отблесками от стен, библиотеке. Они читали литературу, заданную на завтра, тихо беседовали и всем своим видом демонстрировали зарождение крепкой дружбы. — Я… — Леоне даже немного опешил, не сразу вспоминая о причинах злобы на алхимика. Настолько здешний образ отстраненного юноши ему пришелся по нраву. — Я видел его рядом с иссушителем перед их нападением. Они говорили о Наранче так, будто тот уже являлся их куклой для экспериментов… А затем та вилка в его руках… — Вот как, — Буччеллати с тоскливой улыбкой погладил острый подбородок, что-то обдумывая в голове, — я буду надеяться на большое недопонимание до последнего, хорошо? Не подскажешь, как выглядел тот человек, с которым… — Неужели ты его выгораживаешь даже после того, как он напал на меня?! — рявкнул дракон, недовольно наблюдая за тем, как четверо подростков проходят мимо длинного стола и о чем-то перешептываются. — Извини, но это… — Бруно виновато дернул уголками губ, выражая всем видом вину за случившееся, — Это не что-то неординарное для этого человека. У него всегда были проблемы с контролем гнева. Мы все обсудим еще раз, когда выйдем отсюда, хорошо? Никогда не стоит делать поспешные выводы. Дракон поджал губы. Молодые люди прошли мимо, поздоровавшись с Бруно, но когда до них дошло, с кем он сидит, по всей компании раздались несдержанные смешки. Фуго сильнее сдавил обложку книги и постарался сделать вид, что пропустил насмешку мимо ушей. Хотя таким контролем эмоций и выражением лица, как у Бруно, он не обладал, и каждому человеку было понятно, о чем он думает, стоило едва взглянуть на него, Фуго старался изо всех сил. — О, Панни-кривые-ручки, а я и не знал, что у него в привычке еще и примазываться к успешным людям, — кто-то из группы ядовито хихикнул. — Сидел тихо, не высовывался, и стоило один раз ему помочь… — Аббаккио смекнул, что они, наверное, говорили про попытку зачаровать шпагу Бруно. — Он все и испортил, да? Лицо Паннакотты побагровело. Взгляд красноватых радужек прошелся по столу, обвел кружку с чернилами, и Фуго застыл, готовый схватить что-то очень тяжелое и заколотить насмехающихся до потери пульса. Это видел Леоне, видел и Бруно, обе его версии. Буччеллати положил ладонь на чужую, сжатую и напряженную, и заглянул в глаза Фуго с примирительной улыбкой. — Панни. Мне нравится, как это звучит. Нежное сокращение. Совсем не оскорбление, правда? Можно, я буду тебя так называть? Фуго приподнял брови и очень осторожно кивнул — если слова теряют свой первоначальный облик и насмешливый окрас, разве можно на это обижаться. Паннакотта улыбнулся, наконец, поддаваясь на спокойный тон Бруно. Компания подростков была оскорблена, что лидер всея Академии не поддержал их грубые шутки, да еще и заступился за слабого и нелюдимого, выставляя глупыми их, а не Фуго. Один из них, самый высокий и худой, вдруг вернулся к столу, оперся о него обеими руками и посмотрел прямо на Бруно. — Да что с тобой? Только с ним и общаешься последние месяца! Разве это нормально? Мне кажется, он плохо на тебя влияет. Бруно скучающе подпер щеку ладонью, посмотрев на бледное лицо напротив, покрытое маленькими родинками — кажется, он даже не помнит имени этого юноши. Бруно и правда отдалился ото всех. А зачем ему было общаться и тратить свои силы на это, когда основного он уже добился? Теперь он капитан, командир, гордый предводитель пока еще пустого отряда. Теперь ему просто нужна была сильная команда. Такие люди как Фуго. И если честно… — Он просто лучше вас, — пожал плечами Буччеллати, даже не сдерживая вырвавшейся неприязни. Челюсть отпала у юноши-без-имени, и он ядовито сплюнул следующие слова, как если бы двое сидевших были его линчевателями: — Да чем же? Зашоренный, ни на что не способный, кроме зубрежки, заучка лучше меня?! Да он же ни на что не годный… — он не успел договорить. Леоне уже видел этот взгляд раньше: налитые кровью глаза лихорадочно блестели красными, нечеловеческими огнями. Было в них что-то животное, что-то, что затыкало любого задиру. Но, к несчастью для безымянного, он не успел заметить, когда надо остановиться. Фуго от души врезал в челюсть толстым переплетом, заставляя юношу отлететь на метр от стола и больно удариться затылком о твердый пол. Бруно осел на месте, удивленно уставившись на то, как Фуго встает из-за стола. Этого искоренитель никак не ожидал, даже подумать было трудновато: тихий Паннакотта смог кого-то ударить! Остальные расступились перед алхимиком с книгой в руках, как затравленные зверьки. Но стоило Фуго занести книгу над головой и приготовиться обрушить на врага череду быстрых ударов, как крепкие руки Бруно его схватили и остановили. — Панни, не стоит! Он… он того не стоит, — протараторил Бруно на одном дыхании, потеряв контроль над языком на добрую минуту. Леоне с удивлением присвистнул, испытав какое-то кровожадное удовольствие, что гадский человек все-таки получил по заслугам. Он повернулся к своему Бруно, скрестил руки на груди и задумчиво произнес: — Это… почти начало вашего совместного путешествия, да? Бруно кивнул, вздохнув. — Я же говорил, не стоит ждать особой драмы. Через пару дней я ворвусь в его башню и скажу, что мы выдвигаемся на задание. Первое мое личное. В конечном счете, Фуго открылся мне как верный товарищ, и мне стало стыдно за ту корысть, которую я сначала хотел получить с него. За время нашего общения я подтянул точные науки, опять вырвался на первое место, и Панни только радовался, приговаривая, что не зря потратил на меня свое время. Похоже, он видел, насколько для меня это было важно, и уступил. Он… отличный друг. Леоне покачал головой, обведя застывший мир внимательным взглядом. — Я не об этом. Почему-то нам не дают вернуться… Будто есть что-то еще, — он посмотрел на Бруно, который пожал плечами и устало потер виски. — Что же еще? Мне казалось, все уже сказано. Песочные нити нежно обвили шею Леоне, нашептывая множеством голосов о чем-то только ему одном ведомом. Он посмотрел на обессиленного Бруно, затем на его безэмоциональное лицо, и осторожно спросил: — Почему ты так настойчиво желал доказать свою значимость? — Из-за отца? — Бруно развернулся к Леоне, в искреннем изумлении разводя руками, — Разве это не понятно из моей жизни? — Ты желал его спасти, но прибегал к довольно жестоким средствам. К таким, которые не требуются для твоей цели. Тебе нужно было всегда быть первым и лучшим, будто… Бруно хмыкнул, подходя вплотную к Леоне. — Хочешь углубиться в причину моих поступков? — Что стало с твоей матерью, Бруно? — выпалил Леоне так внезапно, что Буччеллати вздрогнул и чуть поморщился. — Ушла, когда я был совсем ребенком. Аббаккио с тоской протянул ладонь в сторону помрачневшего искоренителя и осторожно огладил смуглую щеку. Длинные ресницы задрожали, и Бруно порывисто обнял дракона за талию. Пейзаж вокруг них опять начал изменяться: таять золотым песком и возводить новые фигуры. Маленький мальчик с каре и тоскливыми глазами стоял между двумя взрослыми людьми. Слева стояла женщина с длинными темными волосами, в изящной тоге и со строгой осанкой — все в ее виде говорило о приличном достатке. Справа стоял человек в старых штанах и бывалой накидке. — Выбирай, Бруно, с кем ты останешься, — сказала женщина, мать Бруно, протягивая смуглые ладони в сторону сына. Но Бруно не спешил падать в объятия матери. Он качал головой, настойчиво и быстро, на пару шагов отходя в сторону отца. Мать нахмурилась, сжимая ладони в кулаки. — Но чего ты сможешь добиться рядом с ним? Бруно, подумай еще раз! — Всего. Леоне повернул голову к предводителю искоренителей. Он ответил своей матери через года, будто искренне радуясь тому, что даже отказавшись от очевидно лучшей жизни, оставшись с нуждающимся отцом, он смог стать человеком, с именем которого считались. Бруно помял губы и повернулся в сторону Леоне, еще раз повторив: — Я смогу добиться всего. Стану лучшим. Во всем. Я не мог оставить отца одного, без меня и моей помощи он бы совсем пропал. Он улыбнулся вымученной улыбкой, кажась сейчас таким маленьким и беззащитным для дракона. Человеком. Со своей историей становления, со своим тяжелым грузом на сердце. Со своими ошибками и тяготами в жизни. Леоне пропустил пару тяжелых ударов сердца и схватил Бруно за затылок, притягивая к своему лицу. Буччеллати не сопротивлялся поцелую. Он закинул руки на шею Аббаккио и поддался искушению.