Песнь Беллоны

Причудливые тени плясали перед глазами, постоянно меняя форму и очертания. От количества звуков кружилась голова, и делалось непосильным поднять полуопущенные веки. Наконец, длинные ресницы задрожали, но в синих глазах по-прежнему блуждал туман. Запыхавшийся дракон держал искоренителя на руках, всеми силами пытаясь привести его в чувства. Загорелое лицо казалось меловым и безжизненным, и Леоне, с головой охваченный липким страхом, несмело похлопал по лишенным красок щекам Бруно. Рядом, с таким же трудом пытаясь прийти в себя, лежали Прошутто и Гьяччо. Каждый хватался за больную голову, и выглядел потерянно и дезориентированно после пережитого кошмара. — Что произошло?! — воскликнул Миста, перешагивая в спешке по паре ступенек деревянной лестницы за раз. Он был первым, кто услышал и среагировал на переполох, оставив мягкую кровать и приятную компанию. Посетители таверны, которые сильно поредели к глубокой ночи, сидели как вкопанные, с открытыми ртами глазея на удивительное чудо: огромные песочные крылья вспорхнули и разлетелись на множество песчинок в один момент. Хозяйка заведения недовольно заголосила, что не собирается убирать образовавшуюся «дюну». Кто-то хихикал, греша на пьяную голову, кто-то серьезно задумался над силами, которые могли помочь Леоне совершить что-то такое. И то и дело доносились тихие шепотки, почти неслышные человеческому уху: «Что же это за чудная магия? Крылья, песок… неужели дракон? Нет, нет, невозможно. Но ведь советник префекта Неаполя тоже дракон, да?..» Леоне скривил лицо. Для всех окружающих их драка закончилась за долю секунды. Он прижал к груди Буччеллати, который постепенно приходил в себя, и выпрямился аккурат к тому моменту, когда Миста подбежал. — Помоги Бруно дойти до кровати. Объясню все завтра. — Ага, да, конечно… — все еще ничего не понимая, Гвидо осторожно перехватил лидера, который, однако, быстро попросил поставить его на ноги и просто придержать за талию. Леоне махнул рукой, и песочный беспорядок, учиненный им во время драки, взвился вверх, шумно покружился вокруг него и бесследно исчез в раскрытой ладони. Ничего не объясняя, он повернулся спиной к сидящим в таверне людям, обвел взглядом поднявшихся на ноги иссушителей и двинулся в сторону лестницы. — Советую вам возвращаться к своему предводителю. И забыть, как страшный сон, все, что произошло, — бросил напоследок Леоне, до побеления костяшек сжимая поручень. Как только дверь за ними захлопнулась, Бруно на носках развернулся к Леоне. Он притянул дракона за грудки, проникая в чужой рот языком, словно впервые, неумело и торопливо, без стыда стремясь побыстрее остаться в памяти, закрепиться, как часть чего-то близкого и родного. Быть рядом и убедиться, что тот никуда не исчезнет, как эфемерное воспоминание давно минувшего. Аббаккио нисколько не противился моментально вспыхнувшей между ними страсти: он обвил руками талию Бруно и жадно отвечал на поцелуй. В душе зажегся маленький огонек, заставляющий сердце трепетать и сильнее биться. Когда в абсолютно пустом и темном месте внезапно появляется свет — это пугает неестественностью. С непривычки пальцы дергались, и тело мелко дрожало, но Леоне хотел довериться и быть сильным. Хотел взять инициативу в свои руки и позволить огоньку разгореться в пылающее пламя. Тонкие пальцы предводителя скользнули к подтянутому животу, по новому облачению, и Леоне едва не поперхнулся, широко распахнув глаза. Быстро. Как и надо, как и требует душа после всего пережитого. Голова плавилась, а тягучие мысли путались. Аббаккио подхватил бедра Буччеллати и сжал их. От небольшой грубости Бруно с придыханием ахнул в чужие губы, тут же принимая правила игры и обхватывая ногами талию дракона. Теперь Буччеллати целовал пухлые губы нежно и осторожно, так, словно дракон был стеклянным изваянием, которое качалось на кривой подставке. Кровать прогнулась под тяжестью двух сплетенных тел. Леоне замедлился, но чуть укоризненный взгляд Бруно заставил моментально подавить свое волнение — до предела разгорячились оба, причем от действий друг друга, значит, придется брать ответственность. Аббаккио провел ладонью по внутренней стороне бедра, обтянутого узкими штанами. Буччеллати взглянул на сосредоточенное лицо дракона, пытаясь как можно лучше запечатлеть в памяти этот момент, а затем потянулся к поясу, желая помочь поскорее избавиться от мешающей одежды. Их руки на мгновение соприкоснулись, и Леоне невольно пробежался по ним горячим, почти обжигающим взглядом, вскользь замечая, насколько его ладонь бледная на фоне смуглой кожи. — Мы спешим, словно совсем юнцы, — из груди Бруно вырвался смешок. Леоне не нашел, что на это ответить, но уголки его губ довольно приподнялись, тем самым сообщая, что он совсем не против подобного темпа. Искоренитель запустил пятерню в длинные пряди, легонько сжимая их, вороша, перебрасывая с одной части лица на другую, пока Леоне стаскивал с него штаны. Чужие руки забрались под легкую, воздушную рубашку, прошлись по ребрам и втянутому животу, пробежались по пробитой дрожью груди. Яркая синева глаз была нацелена прямо в драконьи, чудные, разноцветные, прожигая мясо с костями до самого центра. До сердца, до души. Бруно было любопытно, и дракон прекрасно понимал, что именно. Леоне беспрекословно принял этот явный намек и скользнул пальцами к собственным штанам, аккуратно стягивая их с бельем и освобождая член из плена ткани. Буччеллати замер, на мгновение приподнимаясь на локтях, чтобы в темноте получше разглядеть увиденное. — Ох. — Ох? — Он действительно большой, — такая похвала звучала комично, но довольно искренне, и Леоне принял ее, легонько улыбнувшись. Бруно не сдержался, протягивая руку вперед. Он мягко коснулся напряженной плоти, и по всему телу Леоне моментально прокатилась мощная волна удовольствия, подобно разряду молнии, а из груди вырвался несдержанный стон. — Постой, сейчас, минутку… — Бруно потянулся ладонями к кармашку в штанах, смятых рядышком, и достал оттуда небольшую скляночку с желтой жидкостью. — Что это? — Одолжил у Фуго. С помощью нее мы попали в твою башню. — Это не ответ на вопрос, — дракон выгнул бровь, и Бруно прокашлял в ладонь, отчего-то смутившись сразу сказать напрямую. — Смазка. Леоне с клацаньем закрыл рот, виня себя за то, что сразу не смог догадаться о чем-то настолько логичном. Он перехватил ладонь Буччеллати, которой тот собирался подцепить пробку, и самолично открыл ее зубами. Холодные вязкие капли матового масла медленно стекали на пальцы. Бруно тихо наблюдал со стороны. Его дыхание участилось, это было видно по тяжело вздымающейся груди. У Леоне загорелись глаза от осознания, что одной лишь демонстрацией чего-то столь развязного он может довести Буччеллати до поплывшего состояния, и он прищурился, наклоняясь над искоренителем. Бруно понял его без слов: он обвил шею дракона и со знанием дела широко расставил ноги. Ноздри Аббаккио расширились в тяжелом дыхании, и он взглянул на Буччеллати с небольшим недовольством. — У тебя уже был опыт?.. — Да, — от искренности Бруно засвербело в душе, хотя Леоне не мог понять, почему внезапно испытывает что-то подобное. Он мягко, совсем бережно коснулся сжатого кольца мышц, и Бруно ткнулся лбом в лоб в томительном ожидании. Но Аббаккио не спешил проникать внутрь, вместо этого с нажимом совершая круговые движения. — Тогда можно мне посоревноваться за звание лучшего? — Леоне Аббаккио, что за нотки ревности проскальзывают в твоем голосе? Я своими глазами видел твое соитие с… — Бруно прервал шутку, вспомнив, что воспоминания с Яваром всегда самые болезненные для дракона. Он схватил щеки Аббаккио и повернул тоскливое лицо к себе, — Как тебе такая мысль: ни с кем еще я не был столь искренним, как с тобой. Может, ты уже лучший? — Может? — Леоне фыркнул, с улыбкой вглядываясь в сверкающие синие глаза предводителя. — Мы сейчас выясним окончательно, я думаю? Тихие смешки раздались по комнате, а затем Леоне продолжил напор. Ни в каком, даже самом безумном бреду, даже во сне или в затаенной фантазии, ему не могло почудиться, как душистое тягучее масло стекает по бедрам Бруно, облегчая проникновение, как тот легонько хмурится, принимая в себя сначала один, а потом второй и третий палец. Грудь Бруно ходила ходуном, горела огнем в предвкушении, а сердце лихорадочно билось с такой силой, что стук отдавал в виски, заглушая все остальные звуки. Аббаккио действовал осторожно, чтобы не навредить, и от этой нежности свербило внутри, почти вынуждая просить о большем: дракон неспешно, мягкими движениями разрабатывал его, не собираясь прекращать. — Леоне… — жар стал нестерпимым, всепоглощающим. Еще немного, и Бруно потеряет голову. Почему Леоне так медлит?! Будто только этого и ожидая, Аббаккио наконец прекратил дразнить искоренителя: он проник чуть глубже, добавив четвертый палец, заставив Бруно смять простыни. Леоне безотрывно смотрел, как мечется по кровати Бруно, для себя в голове делая удивительные пометки. В постели несгибаемый Бруно Буччеллати, лидер, со стойкостью которого могли соперничать многие цари и императоры, был нежным, податливым и невероятно чувствительным, будто компенсируя то непроницаемое спокойствие, которое сопровождало его все путешествие накрепко привинченной к лицу маской. — Леоне… — Извини, я не хотел затягивать, но без такой тщательной подготовки я мог бы тебе навредить. — Лжец, ты пожираешь меня взглядом даже сейчас, — Бруно вновь потянул руки к Аббаккио, и тот поддался, с ухмылкой понимая, что искоренителя не провести даже тогда, когда облачение жесткого предводителя слетело с его плеч. Бруно старательно расслабился, когда Леоне принялся медленно входить в него. Легкий дискомфорт моментально отошел на второй план, стоило получше разглядеть дракона, склонившегося над ним: его строгое лицо с ясными, светящимися глазами, с красивыми очерченными скулами, заставило сердце Бруно пропустить пару гулких ударов. Костяшки пальцев совсем побелели. Леоне продолжал двигаться вперед, заполняя все больше и больше пространства внутри Буччеллати.  — Ох, Юпитер, — выдохнул Бруно. — Прошу, не зови своих богов в такой момент… — Если бы в тебя вставили что-то настолько большое, ты бы и своих позвал за компанию. В нем было так тесно. Пульсация, отдающая в горячую плоть, сводила с ума, заставляя машинально двигать бедрами, только чтобы продлить это безумное удовольствие. Аббаккио напряженно дышал в ритм собственных толчков, скалился, обнажая заостренные клыки, и терялся в удовольствии. Он чувствовал все и сразу, и этого всего было слишком много и одновременно слишком мало. Боль, отчаяние, тоска, радость, облегчение, счастье. Леоне не мог понять, что испытывает в большей степени. В какой-то момент их движения стали несколько хаотичными и сбившимися: Бруно в желании помочь разгладить морщинку на лбу задумчивого дракона стал насаживаться с каждым толчком все больше, помогая и подмахивая. Тогда, не желая отставать от напора партнера, Леоне с рыком навис над Бруно, впиваясь губами в нежную смуглую шею с выступающей, бьющейся венкой. Бруно поддался с опытом заядлого игрока: он обхватил дракона длинными ногами, притягивая еще ближе, еще теснее, и впился в чуть припухшие губы развязным и влажным поцелуем. Искры в глазах заставили Леоне моментально забыть про любую осторожность и начать двигаться размашисто, сильно, вбивая податливое тело в старую трещащую кровать. Перед глазами Бруно поплыло, как если бы он выпил лишнего, и он уже практически не понимал, где он находится и что делает. Лишь ощутимые толчки внутри себя, разливающиеся волнами удовольствия, пронизывающие все тело и заставляющие каждый новый раз трепетать, не давали вырубиться и напоминали о реальности происходящего. Черт возьми, почему же так хорошо?! Оглушительный взрыв глубоко внутри окрасил оргазм в ослепительный градиент из фиолетового и желтого — глаза, в которые он смотрел перед самым финалом. В такие необычные, бушующие нежностью и страстью одновременно. Отдающие чем-то родным и далеким. Леоне был человеком контрастов, под стать своим глазам, и от этой внезапной мысли уголки губ приподнялись, и Бруно зажмурился, чувствуя, как горячая жидкость вылилась на его живот, смешиваясь с чужой. Утро началось с никогда небывалой в сытой золотой жизни наследника головной боли. Джованна находился в явном замешательстве, пытаясь вспомнить нескончаемые толпы лучших врачевателей и монахов, которые помогали ему совершенствовать тело и дух, их советы и предписания. Но ни правильное дыхание в позе лотоса, ни прыжки на одной ноге не помогли справиться с первым в жизни похмельем. Миста закончил умывать лицо в бочонке с теплой водой и, утирая челюсть от капель чистым полотенцем, только-только зашел в их спальню после утренних процедур. — Джорно?.. Ты что делаешь? — у охотника глаза на лоб полезли, когда он увидел, как семенит эльф от одного угла комнаты до другого, хмуря безупречные брови. На его теле была белая бесформенная ночнушка, но даже она только красила принца Высших эльфов. — Миста! — длинный палец тут же направился в грудь Гвидо, и он застыл как вкопанный от этого командного тона. — Ты здесь. Хорошо. Мне нужен лук для кюдо, канат для ходьбы, одна черная лошадь и заточенная катана. Разум и тело без равновесия и спокойствия. Как в кратчайшие сроки восстановить баланс в чужеродной стране? Может, битва на мечах? — А может, обойдемся снадобьем от мигрени? — Джованну перебил Фуго, так удачно проходивший мимо их комнаты. Он облокотился о косяк двери и самодовольно скрестил руки на груди, будто наслаждаясь собственным триумфом. — Ты чего такой довольный? — спросил у друга Миста, на что в ответ получил лишь легкий вздох. — Да так, наслаждаюсь головой, полной полезных знаний, — в руках алхимика мелькнул туго завязанный мешочек, который он бросил в сторону Джованны, и тот без особого труда его поймал, — Разведи две ложки с водой и выпей. Должно помочь. А ты, Миста, мог бы заранее подсуетиться, чтобы твой парень не мучился с утра. — Он!.. Но белесая голова Фуго уже пропала в дверном проеме, так и не услышав быстро погасшие звуки возмущения. Вскоре Джорно был в полной боевой готовности, и от вида страдальца, мучавшегося головными болями, не осталось и следа — чудодейственная микстура Фуго действительно помогла пережить это утро! На первом этаже царила непривычная тишина. Даже для заведения, которое по полной раскрывается лишь после заката солнца, было слишком странно не слышать ни единого лишнего звука. Миста повертел головой: хозяйка таверны искоса смотрела на их компанию, а милейшие разносчицы съестного прятались по углам и тряслись от страха. Да что же произошло вчера ночью?! Тот же вопрос возник и у Наранчи, которого с ног до головы на несколько раз проверил Фуго, заглядывая то в рот, то в уши. — Я думаю, я в порядке, — попытался с улыбкой вставить Гирга, но от Панни он получил лишь осуждающий взгляд и дополнительный комок нервов. Миста прошелся взглядом дальше: рядом сидела вся дружная и немного сонная ватага, за исключением их предводителя. Стук невысоких каблуков заставил пройтись по позвоночнику целый табун мурашек, будто их собирались за что-то отчитать. Может, они действительно проспали что-то важное? Миста теперь был уверен, что все так и было. Буччеллати, надавливая на пульсирующие виски, обогнул сидящих и устало уселся в центр круглого стола. Тут же все внимание приковалось к лидеру искоренителей, который быстро заглянул в лицо каждому в команде и со вздохом, наполненным смертельной усталостью, заговорил: — Следующая и последняя наша остановка — Рим. Надеюсь, все к ней готовы. Леоне метнул взгляд на Фуго, который покосился на дракона и невольно отвернулся. Но останавливая всякие возмущения, Буччеллати положил ладонь на руку дракона и немного ее сжал. Он обещал обсудить это после — он обсудит. Но не прилюдно, в окружении всеобщего внимания. Бруно прокашлялся, и от усталости в голосе не осталось и следа. — Мы проделали поистине удивительный путь, полный приключений и опасности. Я рад, что мы смогли ужиться, рад, что смог найти достойную команду, состоящую из абсолютно разных людей, и самое удивительное, не только людей. И что бы ни случилось дальше, будьте уверены, что я горжусь вами. Наранча счастливо улыбнулся, радуясь воодушевляющей речи. Миста и Джорно переглянулись и прочитали во взглядах друг друга безграничную радость от их знакомства. Леоне безмолвно смотрел на профиль Буччеллати, задумчиво и внимательно. Фуго же единственный закатил глаза от пафоса, сквозившего в каждом слове, и литературной банальности. Он прочитал слишком много историй с такими фразами, чтобы ими проникнуться, но одновременно с этим понимал, что… тоже был доволен этим путешествием. И теперь Панни думал, что не так уж и плохо быть под командованием Бруно, человека, который казался совсем не заинтересованным в серьезном подходе к делу в самом начале. Буччеллати сложил руки за спиной, повертел головой, чтобы удостовериться, что каждый внял и четко его услышал, и удовлетворенно кивнул. — На сборы у вас не больше часа. И мы выдвигаемся. Путь займет весь день, так что к вечеру мы будем в столице. Тревожащая сознание сила разливалась по венам пылающим огнем. И Бруно, и Фуго чувствовали ее, как что-то осязаемое и живое, наученные годами тяжелых тренировок в Академии. Она корнями разрасталась под землей, пытаясь своими когтистыми лапами дотянуться до всякого человека, встреченного на пути. Многие говорят, что беллона — проклятие эльфов, многие — что это наказание за пролитые реки крови и вековые войны. Какими бы страшными не были россказни, но истина заключалась в том, что цветки прорастали только на людской земле. Чем дальше повозка двигалась, тем больше нервничал вечно собранный Фуго, тем чаще Буччеллати переглядывался с алхимиком, чтобы удостоверится, что ему не кажется. — Панни, ты… — Да, я тоже чувствую. Это странно, не похоже на все, что было раньше, — с придыханием ответил Фуго, поглаживая голову Наранчи, которую тот уместил на его коленках, корчась от головной боли, — Тебе не стало лучше, Гирга? — Немного… Думаю, что скоро пройдет, — ответил Гирга чуть погодя. — Ты всегда так говоришь, а сам до последнего мучаешься! — Что вы чувствуете? — первым любопытства не сдержал Миста, вытягивая шею. Он, как обычно, занял излюбленное место кучера, и теперь направлял медленно бредущую лошадь по ровной дороге, иногда поворачиваясь к ребятам, чтобы окончательно не заскучать. Фуго и Бруно снова переглянулись, и первый неловко повертел пальцем в воздухе, пытаясь придумать внятное объяснение: — Это сложно описать словами. Представь, что ты по колено в море и чувствуешь каждую новую волну, которая касается твоей еще сухой кожи. Они усиливаются с каждым новым приливом. Щекочут сначала колени, потом живот. Чем ближе ты к источнику возникновения беллоны, тем отчетливее ощущаешь, как вода подбирается к ребрам, как легкие сжимаются от трепетного ожидания столкновения с опасностью. Но в этот раз все немного по-другому, волны накатывают не постепенно, они… разные. С разным интервалом, разной длины. Под землей что-то воет толчками. Жалобно, будто предупреждая. Никогда такого не чувствовал. — Грядет что-то очень нехорошее, — мрачно заключил Бруно, хмуря брови. Гвидо присвистнул на пояснение от ученого и с улыбкой попытался перевести мрачную тему в шутку, чтобы привести товарищей в чувство: — Очень красиво описал, мне понравилось. Ты не хотел бы писать книги? Я бы почитал. — Хах, у меня не так много фантазии, чтобы придумать захватывающий сюжет, — скривился Фуго, беззлобно махнув ладонью пару раз, выказывая тем самым, что считает идею Мисты глупой и беспочвенной. Джованна молча наблюдал за говорящими со стороны, после вчерашнего вечера заметно притихнув. Наверное, ему было стыдно за поступки, которые он совершил на пьяную голову, подумалось Леоне. Но даже так, императорский отпрыск оставался сидеть непоколебимо-ровно, всем видом показывая, что ни капли не волнуется за происходящее. Эта семейная черта раздражала и одновременно с этим заставляла благоговейно трепетать, будто бы заслуживала хоть толику уважения. Аббаккио ненавидел ту кровь, что течет в жилах Джорно, а теперь еще и надеялся, что Бруно видит Джованну совсем в другом свете. — Скажи, Джорно, как ты относишься к своему отцу, — слова слетели с губ быстрее, чем Леоне хорошенько обдумал, стоит ли об этом говорить. Вопрос прозвучал так внезапно, что на бледном, фарфоровом лице отразилось искреннее удивление, но Джованна постарался быстро взять себя в руки и скрыть волнующее смущение. Леоне хотел бы заглянуть в память Джорно и досконально прочесть прошлое эльфа, просто чтобы точно убедиться, что он не пойдет по стопам своего родственника. Даже Бруно не перевел тему, молча соглашаясь послушать заинтересовавший его ответ. Джорно немного замялся, как следует обдумывая дальнейшие слова, опустил глаза на ладони, сжатые на острых коленках, и сказал: — Думаю, я его не ненавижу. Думаю, что когда-то даже любил. Он никогда не желал зла мне. Просто сам не знает, что такое зло и где его начало. Буччеллати в коротких предложениях почувствовал таящуюся внутри боль, которую Джорно умело скрывал. Призыв о помощи, желание выговориться и сказать все как есть растворялись в бледном лице без эмоций. Джованна сидел, вытянутый по струнке, будто талантливый скульптор создал шедевр, навеки запечатлел одну единственную позу, и изваяние поражало реалистичностью. И даже если Джорно оставался холоден, единственное, что выдавало его с головой — бирюзовые глаза с живым блеском. Он не хотел говорить об отце, но ответил бы на все, что бы у него ни спросили. Повисло неловкое молчание, которое никто в отряде не мог прервать. Каждый задумался о чем-то своем, не смея лезть в чужую голову. Величие Рима было видно еще издали и только нарастало по мере их приближения к Столице Мира: город был обнесен широкой каменной стеной, превышающей в высоту самые богатые дворцы. Бруно было довольно показать знак искоренителей, чтобы стражник на первом пропускном пункте лениво махнул рукой, без проблем разрешая въезд по главной дороге. Их лошадь звонко цокала копытами по гладкому, шлифованному камню, приближаясь к тяжелой колоннаде. Монументальная арка, переливаясь гранеными плоскостями, нависала высоко над головами, заставляя волей-неволей устремить взгляд вверх и удивленно ахнуть от архитектурного чуда. — Никогда такого не видел!.. — чуть не задохнулся от восторга Наранча, раскрывая рот, подобно рыбе, выброшенной на сушу. Края широкой мостовой обступали белокаменные колонны, сверкающие, как чистый снег. Яркий свет скользил по мраморным статуям древних богов, которые как нельзя лучше вписывались в пустые места, и будто бы наставляли путников следовать их предписаниям. От подобного вида нескрываемого богатства и великолепия дух каждый раз захватывало, как в первый. Стена, возведенная вокруг города, четко разграничивала челядь и знать, а на самом высоком холме, в центре всего Рима, стоял дворец императора — белое здание, возведенное полукругом. Именно там, в узком кругу нобилитета, приближенных к Дьяволо, сосредотачивались все деньги и власть. — Бруно, куда теперь? — оторвавшись от созерцания зажиточных вилл и некрополей, открытых водоемов и колонок, Наранча смог вернуть свое внимание к предводителю искоренителей. Тот, однако, сам стих и не спешил отвечать. Пару раз сжав губы, Буччеллати вздохнул, кивая головой в сторону дворца. — Не будем терять время. Нас ждет Дьяволо, вот к нему напрямик и отправимся. Если нам повезет, удастся перехватить его раньше иссушителей. Широкая дорога опоясывала гору парой длинных оборотов, делая ее непрактичной, но безумно фактурной и художественно привлекательной для глаз. Восхождение ко дворцу действительно походило на какое-то испытание, описанное в древних мифах. Но даже если именно такое значение вкладывал проектировщик маршрутов в свои идеи, сам по себе путь оказался до боли затянутым и скучным. Фуго нескончаемо недовольно бубнил по поводу непрактичности, Джорно, как и Гирга, во все глаза наслаждался иностранной архитектурой, Миста же любовался непосредственно иностранцем. Даже щеку подпер, ничего другого не замечая. Один Бруно сидел, задумчиво потирая руки, и не смел ни с кем поделиться корнем своего напряжения. Что-то было не так. Что-то надвигалось, и только сейчас он начал понимать это так отчетливо. Пульсация земли, ее мольба о помощи засела в голове и не собиралась оттуда вылезать, постоянно давя на виски и заставляя думать о себе. Он вздохнул, поворачивая голову в сторону каменных ворот, за которыми начинался мощеный двор. Кажется, они доехали. Скоро их приключение закончится. — Постойте-ка, — Миста потянул поводья на себя, останавливая недовольно фыркнувшую лошадь, — э-это же… Компания искоренителей, все как один, повернула головы в ту сторону, в которую так нервно указал Миста, и застыли, как вкопанные. Возле ворот, скрестив руки на груди, стоял длинный человек в черном капюшоне: зловещая черная тень падала на его хмурое и задумчивое лицо, делая невозможным как следует рассмотреть его черты. По бокам от грозного мужчины столпилась вся его бравая команда, кто как расположившись рядом с предводителем. — Ризотто, — шепнул Бруно. Он с силой сжал повозку и первым спрыгнул на скошенную, короткую траву. Иссушители дернулись и подняли свои лица на приезжих, но в остальном оставались стоять неподвижно. Миста переглянулся с Фуго, безмолвно решая, кому следует поторопиться следом, но их опередил Леоне, первым спешно двинувшись за Бруно. Гвидо настороженно прищурился, шепнув выбравшемуся Фуго, — единственному через предназначенный для этого выход! — свои подозрения: — Чего это они столпились, нас ждут? — сам же Миста неспешно слез с места кучера, пару раз погладив лошадь по крупу. — Я не знаю, — Паннакотта проследил, как вылезает Наранча, все еще не смея кинуть взгляд в сторону собравшейся компании: от мысли, что там стоит Мелоне, почему-то холодела спина, а к щекам подступала кровь. — Если они приехали раньше, разве не должны они начать подготовку как можно скорее? — Я не знаю! — уже громче рявкнул Фуго, одернув подол зеленой мантии. Миста захлопнул рот от внезапно повышенного и недовольного тона, подавая руку Джованне. Бруно поправил кожаные наручи, туго сдавливающие предплечья. Действие, не имеющее большого смысла, но помогающее собрать мысли в кучку, пока он медленно сокращал расстояние до Ризотто. Дракон тенью двигался позади, неотрывно разглядывая фигуру перед собой. Высокий, широкий. Его сородич. Последний из оставшихся. Дыхание Леоне замедлилось, тогда как сердце, наоборот, заходило под ребрами мощными ударами. Буччеллати остановился, когда до каменной стены осталось не больше десяти шагов. Ризотто оторвал спину от гладкого камня и выпрямился. Он вздернул ладонь, легонько ею махнув, и стоящие с двух сторон иссушители последовали примеру и поравнялись с лидером. — Неро, — Бруно учтиво кивнул, краем глаза замечая, как Леоне сжал кулаки, до кровоподтеков впиваясь ногтями в бледную кожу. Команда искоренителей тоже успела подойти, и теперь две фракции не без интереса рассматривали друг дружку. Иллюзо задирал нос, стараясь или смотреть на всех свысока, или не удостаивать своим вниманием вовсе. На Джорно, который без стыда зацепился за его чуть припухшее лицо, он не смотрел чисто из принципа. Гирга глядел на скалящегося Формаджо и отчего-то скалился в ответ. Фуго, глядя на это, хмурился и силился не дать Гирге подзатыльник за странные кривляния, а сам ловил себя на непривычной и пугающей мысли, что хочет, чтобы внимание Мелоне было приковано к нему. Но Паннакотта отчего-то не торопился искать это по-лисье хитрое лицо, смотря ровно туда, где его точно не могло быть. — Бруно, — Ризотто ответил на вежливость. Потянув руку к затылку, он сбросил капюшон и обнажил копну стальных волос. Демонические, неестественные глаза, словно два рубина на черном полотне, зловеще заискрились. — Жуть какая… — не сдержался Наранча, вздрогнув, как от удара упавшей колотушкой по ноге. Выразительный смешок от лица Мелоне, — Фуго без труда узнал его, — заглушил на миг повисшее молчание: — Это точно. Наш предводитель может нагнать страху. Джованна приложил к подбородку костяшку указательного пальца, взглянув на белобрысого иссушителя так внимательно, будто изучал картину знаменитого художника. Только он не успел ничего спросить, ничего сказать и уточнить: Леоне вышел вперед Бруно, да так внезапно, что тот даже за руку дракона не одернул. Он встал напротив Ризотто, без страха вглядываясь в лицо, наводящее ужас на жителей Рима. В глаза, снившиеся в кошмарах детей и взрослых. Он пропустил через себя тяжелую ауру, пахнущую железом, и даже не вздрогнул. Его ноздри расширились, а внезапное осознание украло красный цвет губ и оставило их дрожать в подкатывающем гневе. — Ты не дракон, — сказал он, как сплюнул, и лицо его в миг искривилось от отвращения и боли. На пару долгих мгновений повисло напряженное молчание. Сердца стучали все сильнее и сильнее, пока тишину не прервал легкий смех: Мелоне обогнул Ризотто и положил ладони на его широкие плечи. — Разве он когда-нибудь утверждал это? — Но… — Леоне поднял брови, чувствуя слабость в ногах. Его гнев развеялся, оставляя внутри лишь гнетущую пустоту. — Я не опровергал слухи, но никогда их не подтверждал, — голос с легкой хрипотцой из уст Ризотто звучал безразлично и холодно, однако отчего-то создавал впечатление отсутствия враждебности, будто такой тон был защитной реакцией, всего лишь частью привычки. Теперь Бруно смог разглядеть заостренные уши, спрятанные под капюшоном. Похожие на удлиненные драконьи, и все же немного шире. — Так значит ты… темный эльф? На догадку Буччеллати Ризотто кивнул, и тогда подал голос Джованна, взмахнув утонченной ладонью: — И как же два темных эльфа уживаются с одним высшим?