Песнь Беллоны

Наранча понимал, что все вокруг него старательно играют роль забывчивых незнаек. Глядя на таких, невольно и сам поверишь, что ничего не произошло. Но мысленно, — Гирга был уверен, — только и делают, что перемалывают детали прошлого, подобно золотистому зерну. Как бы Бруно ни объяснялся, как бы ни исхищрялся в придумывании оправданий, Наранча не верил, что его могли так легко простить. Он шел позади всех, прямо за спинами Фуго и Мелоне, и лишь изредка поднимал голову, чтобы послушать слова старших товарищей. Ни удушающий дым, ни жар беспощадного пламени не вызывали такую смуту на сердце, как пережитое бедствие. И только когда носок увесистых ботинок пнул едва догоревший уголек, Наранча внезапно вздрогнул и взглянул на Гвидо. — Как же так вышло, что после твоего поцелуя Ризотто достали с того света? Это что-то эльфское? Как в детских сказках, да? Или же тут ты постарался? — не без иронии, но искренне поинтересовался Миста у идущего впереди Прошутто. Тот скривился, невольно крепче вцепившись в зеркало, которое выделил Иллюзо под нужды предводителя иссушителей. Все еще слабого Неро поместили туда до момента, пока его тело окончательно не окрепнет. — Мне-то почем знать? — А? Я думал, тут виновата какая-то ваша особенная сила, разве нет? Вот твоя, например, — охотник скрестил руки на груди. Бруно и Леоне невольно переглянулись, будто одновременно что-то вспомнив, но деликатно промолчали. — Вряд ли. Я всегда только сеял смерть и разрушение. С чего бы мне вдруг оживлять кого-то… — потухший в один момент взгляд Прошутто, как ничто другое, лучше всего показывал о его нежелании продолжать диалог. Оставшийся за главного Бруно позволил себе аккуратно вскинуть ладонь, жестом попросив Мисту попридержать пылкие разговоры до лучших времен. — Уверен, Ризотто поможет тебе все понять, когда отдохнет. Главное, что все хорошо, — Буччеллати улыбнулся ассасину, как старому знакомому, и, дождавшись легкого кивка в ответ, замедлил шаг. Они оказались перед широкой парадной лестницей из белоснежного мрамора и все как один замерли от столь противоречивого вида. Ряд высоких колонн опоясывал дворец префекта, светящийся противоестественной чистотой на фоне догорающего города. Посреди темного дыма здание выглядело полной луной на ночном небе. Если бы не обстоятельства, подобную картину можно было охарактеризовать, как завораживающую, приковывающую взгляд. Наранча опять нервно обнял себя руками, поворачиваясь вполоборота к когда-то оживленной площади. Там, в самой сердцевине, еще совсем недавно красовался большой фонтан. Жители города имели привычку загадывать желания и кидать туда монетки, а он под конец дня — их собирать. И если вдруг ему не везло с расписанием патруля, и стража его ловила, Наранча знал около пяти различных путей, чтобы убежать от погони. Почему все так спокойно приняли тот факт, что город, родной для многих, охвачен необъятным пламенем? Или же это напускное?.. Гирга поднял взгляд на говоривших Мелоне и Фуго, уловив в их лицах еле заметное беспокойство. Миста тоже неестественно дергался, пытаясь держаться прямо: его семья пусть и не находилась в черте города, но жила в непосредственной близости. Значит… все они испытывают волнение? Но не поддаются ему. Держатся, чтобы другие брали пример и были сильными в самый ответственный момент. Наранча почувствовал, как непроизвольно сжимаются его кулаки. Он кинул еще один взгляд через плечо, на этот раз смелый и уверенный, и сам себе дал твердое обещание, что когда все кончится, и они победят, он обязательно разыщет кузнеца Песко и расскажет ему обо всех приключениях от начала и до конца. А до этого времени ему нужно быть сильным. Стены, измазанные засохшими пятнами крови, встретили их сразу же после великолепия белокаменного фасада. По коже прошлись мурашки, стоило только заприметить два безжизненных тела, протащенных по коридору от самого входа. Бруно настороженно нахмурился, пытаясь сдержать дрожь от резкого железного запаха, ударившего в ноздри. — Что тут произошло?.. — Миста поежился, переводя взгляд к высокому потолку, докуда достали красные брызги. — Эй, обычный человек вряд ли бы смог сделать это… — Дьяволо, впитавший беллону, вломился в резиденцию брата и убил несогласных? А потом взял последнего в плен? — вставил предположение Фуго, но Прошутто покачал головой, взглянув на задумчивого Бруно. — Он всегда был лишь пешкой императора. Доппио не стал бы действовать против его приказов. —… Верно, — немного подумав, согласился Бруно, — однако, это не облегчает нам дело. Даже то, что префектом манипулируют, лишь говорит нам о том, что по одной просьбе Доппио не пойдет за нами добровольно. Миста глядел вокруг себя, то и дело метая взгляды то к одной стене, то к противоположной. Дорогое убранство дворца, казалось, не омрачают ни мертвые тела, ни засохшие багряные пятна. Все это лишь подчеркивало какую-то извращенную форму богатого благолепия. Гвидо несдержанно сжал ладонь Джованны, а тот и глазом не моргнул от силы рукопожатия, бережно переплетая их пальцы. — Вот нам не хватало тратить время и спасать того, кто сам нас отправил по ложному пути. Он же все знал с самого начала, Бруно, какой смысл помогать ему? Буччеллати не замедлился ни на миг, однако после вопроса отчетливо почувствовал не одну пару глаз, дырявящих спину. Каблуки постукивали по гладкому, натертому камню, в тишине еще сильнее привлекая внимание. — Я не думаю, что он плохой человек, — вступив на ковер, лежащий на широкой лестнице, Буччеллати провел рукой в перчатке по ажурным перилам и стремительно зашагал по ступеням, — запугали его, или он обманул нас исключительно по своей воле, но в его взгляде не было ничего, что показывало бы мне враждебность и настроение нас прикончить. Будто он и не знал, чем это все обернется. Неужели он бы так легко дал растерзать свой город, камня на камне от него не оставив? Каким бы ленивым и неумелым правителем ни был Доппио, он всегда относился к горожанам по-доброму и с уважением прислушивался к их пожеланиям. — Но ведь все это не уменьшает ответственности его проступков, — не унимался Миста, в подкрепление своих слов активно зажестикулировав, — Хотел, не хотел, но сделал. Разрешил! Ничего не предпринял, чтобы кого-то предупредить. Бруно согласно кивнул. Конечно, оправдывать действия префекта он ни в коем случае не собирался. Пусть справедливый суд решает такие тонкости. Он не хотел становиться судьей, как Миста в свое время не захотел выносить приговор Иллюзо. Бруно не озвучил сравнение, но с удовлетворением приметил его в голове. — О расплате за поступки можно подумать после спасения, — или возможного взятия в заложники, — и дальнейшего допроса. Чем дальше они продвигались по лестнице, некогда блистательной и чистой, тем больше мертвых тел находили. Кажется, их тащили, одно за одним. Тех, кто переставал отвечать каким-то требованиям — бросали на полпути и брались за новую жертву. Прошутто оторвался от основной группы, чтобы присесть на корточки возле очередного мертвого охранника: его фиолетовая туника, выглядывающая из-под доспеха, была изорвана и неряшлива, а в стеклянном взгляде читался навеки застывший ужас. Ассасин безразлично рассмотрел лицо мертвеца, отметив на нем вздутые вены необычайно яркого фиолетового цвета, и вздохнул. — Кажется, можно объяснить такое количество жертв… Если посмотреть на этих людей, которые явно не выдержали каких-то зверств, то логично предположить, что… — Они искали подходящий сосуд? Им непременно нужен был живой человек, который сможет выдержать весь путь, а лучше сразу несколько, чтобы удержать как можно больше силы. Но людей, которые без помощи иссушителей, только впитавшие силу, выживают… не так уж и много. Даже если сосуды нужны им не больше, чем на пару дней, каков шанс, что неподготовленный человек выдержит? Один к тысяче? — Буччеллати скрестил руки на груди, поднимая взгляд к картине на стене: на ней Префект Доппио сидел на золотом троне в бело-фиолетовой роскошной мантии, в одной руке держа чашу с виноградом, а во второй кубок вина. Даже художники пытались выставить его не грозным воякой, а довольно типичным зажиточным человеком. И, кажется, он не был против изображаться как праздный правитель, погрязший в удовольствии. Прошутто, немного помолчав и осмыслив, добавил к словам Бруно: — Один, два, а может даже пять человек из стражи могли подойти. Не так уж мало людей, которые могут прожить пару дней, напитанные силой. Я согласен с тобой, их интересовало куда больше, чем один сосуд. Стало быть, чем больше, тем лучше, но зачем? — Прошутто выставил указательный палец вверх. — Разумеется — они решили перенести беллону. Если они знали, что мы идем, то не питали иллюзий, что нас остановят два человека. Лишь задержат. Они использовали стражников, чтобы наполнить их тела силой, а затем поглотить ее, но позже, в более удобном и подходящем месте. В буквальном смысле использовали их, как сосуды… Как чаны с водой, хах. — А теперь самый интересный вопрос, откуда они взяли эту силу тут? — Фуго нахмурился, приложив костяшки к губам. — Что за вопрос? — Мелоне улыбнулся стоящему рядом алхимику, но брови того не перестали держаться у переносицы. — Я просто подумал… Не сразу же ведь беллона могла проявить себя, с чего-то должно было все начаться. Месяц, два, сколько нужно, чтобы подобное бедствие началось? И если ни один из Академии этого не заметил — значит, проросшие семена были надежно спрятаны, чтобы затем их использовать. То, что спровоцировало катаклизм, то, что протянуло свои корни вплоть до… вулкана? И… выросло там… — он хлопнул глазами, понимая, что что-то не так. — Я же не один это ощущаю, верно? Они были на предпоследнем этаже дворца, и тут гудение неясным образом усиливалось и наращивалось внутри тел выпускников академии. Из-за того, что вокруг и так скопилось достаточно энергии, они не чувствовали заметных изменений, но стоило как следует прислушаться к себе, и все становилось на свои места. Бруно развернулся на носках и направился дальше по широкому коридору, туда, откуда дребезжание, разносившееся по телу от макушки и до кончиков пальцев пульсирующими волнами, исходило. Резные высокие двери с грохотом растворились, и Буччеллати бесстрашно шагнул в темную спальню, наполненную зловещим пурпурным сиянием. Спальня префекта могла назваться сияющей великолепием, и когда-то точно таковой являлась. Высокие резные потолки, украшенные завитушками с невиданными птицами из чистого золота, искусно выполненная мебель из лучших материалов, и устланный расшитыми коврами пол. Омрачали все только ярко-фиолетовые цветки, пробившие пол корнями. Бруно широко раскрыл глаза, не в силах поверить в то, что видит перед собой. Он точно не чувствовал в день их первой встречи никакой беллоны, растущей так близко к месту собрания. А ведь это происходило ниже на какую-то пару этажей. Он ведь должен был… — Кажется, из-за распрей мы действительно ничего не заподозрили? — Мелоне говорил тихо и как-то неуверенно. — К тому же, цветки были не такого размера. Намного меньше, — тут же вставил Фуго, как бы обеляя обе команды от просчета, — Каждый из нас тогда был на взводе, и мы были отвлечены. Бруно на мгновение зажмурился и прошел дальше, вглубь комнаты. Пульсирующие жилы цветка отдавали в голову жаром, заставляя ноги с непривычки подкоситься. Он удержал равновесие, но все-таки дал дракону придержать его плечи, а себе немного облокотиться на чужую грудь. Наранча, стоявший чуть позади, схватился за голову и шумно засопел, будто ему стало тяжело дышать, и алхимик тут же приложил ладонь к его лбу, проверяя температуру тела. — Цветы полусухие, — Прошутто оказался рядом с цветком первее всех прочих, обведя взглядом цветоложе с чашечкой, — кто-то почти полностью исчерпал силу внутри них. — Решил сделать как можно больше сосудов, чтобы сполна напитаться где-то вдали, — заскрипел зубами Миста, — каков трус. — Но логичный. В такой момент он был бы наиболее уязвим. Любому телу нужно время на то, чтобы привыкнуть к беллоне. Он не мог позволить себе проиграть нам в полубессознательном состоянии, — со времени ранения Ризотто, Иллюзо впервые подал голос без гневных вскриков и едких комментариев. Буччеллати медленно прошелся по липкому полу, без сожалений пачкая дорогую обувь. По коже пробежался ветерок, наполненный удушающим газом, и Бруно быстро смекнул, что двери полукруглого балкона широко растворены, пропуская не самый благоухающий воздух в комнату. Плохо дело. Если они задержатся в Неаполе еще немного, скоро тут станет совершенно невозможным сделать лишний вдох, не выкашляв при этом легкие. Но стоило взглянуть на открывшиеся виды полуразрушенного и полусгоревшего города, его ресницы задрожали, а глаза вспыхнули внезапно нахлынувшей, подобно волне в штиль, догадкой. В неумолимо-зловещем пейзаже маячил дымящийся вулкан, потрескивая и время от времени выстреливая новыми столбами черного газа с раскаленными сгустками магмы. Бруно стоически смотрел на это, находя в смолистых облаках и красных светящихся потоках на фоне еще виднеющихся вкраплений чистого неба какую-то извращенную красоту. Величие стихии и осознание его, обычного человека, как пылинки в огромной пустыне, поражало. Разве они могли что-то противопоставить силе Богов? Силе самой природы? Леоне же неотрывно смотрел на спину Буччеллати, чувствуя, как подрагивают кончики когтистых пальцев. Богатый балкон, жар огня и его любовь на фоне разрушенных домов отсылали дракона в прошлое, заставляя запереживать с новой силой. Он сделал шаг вперед, почти схватив воздушный рукав фехтовальщика, но Бруно первым прервал повисшее молчание: — И все-таки мы не в Саду. Не отсюда проросли первые семена. Цветок посередине комнаты не начало всего, лишь следствие. А император направился именно туда, где скопление силы наибольшее. В жерле вулкана, я думаю, спрятать подобное не составит труда — кто вообще сможет почувствовать беллону с такого расстояния от поселений? Но от Сада непременно росли корни, их-то император и использовал. Чем дольше сила без контроля расползается под землей, тем дальше растут цветы. А что может быть глубже, чем центр вулкана? Поэтому Академия ничего не заподозрила — она попросту не могла распознать корни так глубоко под землей, — Бруно указал пальцем на громыхающий вулкан, — Считайте это догадкой, основанной на интуиции, но разве не странно, что подобное стихийное бедствие без всяких предпосылок вдруг случилось? Магия ведь основана на связи с землей. Не поверю, что ни один из носителей подобного дара, следящих за Везувием, не смог это почувствовать заранее. Значит, толчком служило что-то извне, что-то совершенно противоестественное в земле и что-то очень резкое. Гьяччо в подтверждение словам Бруно отвесил легкий кивок головы. — Похоже на правду. Но его план провален — Дьяволо попросту разорвет от такого количества впитавшейся беллоны. Бруно резко развернулся к членам группы, уперев руки в бока. — Если только он не начал малыми дозами принимать беллону до посещения Сада. День за днем, мало-помалу. Это как со змеиным ядом: те, кто вкалывают себе понемногу, имеют куда меньший шанс умереть от настоящего укуса. Плюс, в дороге у него есть постоянная подпитка в виде сосудов, позволяющих не растерять хватку и готовить организм к перегрузкам. Что по поводу переноса всего этого добра… Возможно, они с братом отправились на повозке. Или вдвоем, или с помощником. Хилый Доппио мог и не справиться со всем. Прошутто встал рядом с Буччеллати, задумчиво погладив подбородок. — Значит, предположим, они уже давно на месте и начали приготовление к поглощению беллоны. Нам нужно как можно скорее добраться до вулкана. Ваши предположения? Бруно отчего-то неловко отвел глаза, и уголки его губ немного приподнялась в неуверенной, дрожащей улыбке. Остальные члены искоренителей тоже будто воды в рот набрали, не смея выступить с самой очевидной и логичной идеей. И только один Наранча, не уловив никакого подвоха в нависшей атмосфере, хлопнул кулаком по раскрытой ладони и выпалил горячее: — У нас есть дракон! Леоне почувствовал волну мурашек, прошедшую по всем отделам позвоночника, и моментально сгорбился. Прошутто присвистнул, демонстративно приподнимая одну бровь и бросая на Бруно колкий взгляд. — А ведь действительно. Ты ведь кичился при нашей первой встрече, что добудешь дракона для победы в гонке, а в итоге так и остался плестись позади. — Ну, тут есть одна загвоздка… — Буччеллати потер переносицу, не имея цели вслух говорить о банальном нежелании Леоне принимать свою первоначальную форму древнего существа. — Разве какая-то загвоздка может сравниться с готовностью достопочтенного Леоне защитить тебя? От голоса высшего эльфа глаза Леоне тут же покрылись красной сеточкой, а голова невольно повернулась к Джорно: тот совершенно спокойно принял этот взгляд, отвечая на него своим, холодным и безэмоциональным. — Ведь если мы не поторопимся, то или задохнемся, или нас разорвет нечто, что каждую секунду набирает силы, — Джованна закончил свою мысль, не страшась того, что Аббаккио набросится на него и впечатает со всей силой в стенку. Ведь слова эльфа пронзили дракона до костей, заставив на мгновение глупо застыть и о чем-то задуматься. В этот раз Бруно и сам не мог пойти на поводу у своих чувств. Сейчас от решения Леоне зависело слишком многое. В первую очередь — жизни друзей и союзников, их родных и близких, мирных граждан. Весь мир мог пострадать от непомерного желания власти одного императора. И Бруно не мог отвесить банальное «все в порядке, можешь не делать, если не хочешь». Но Леоне удивил даже его. Приложив всю имеющуюся силу воли, дракон медленно кивнул, сменив гнев на внезапную рациональность. — Если только так я смогу спасти Буччеллати… Я все сделаю. Вся головная боль, давившая на виски Наранчи, кажется, в один миг улетучилась. Он ахнул в немом восхищении и за два широких шага оказался вблизи Леоне, всем своим видом показывая, что готов одним из первых испытать крылья дракона в действии. Остальные довольно переглянулись, радуясь столь быстрому решению проблемы. Однако, Леоне выставил руку вперед, скривившись так, будто проглотил лимон без кожуры. — И что, вы думаете, я всех потащу? Во-первых, места точно не хватит, а во вторых, — он сощурился, взглянув на Джорно, — некоторых я не хочу видеть на своей спине. Иллюзо тут же расплылся в ехидной улыбке, но смаковать унижение Джованны не решился, уж слишком дорого сейчас было время. С видом спасителя мира он повертел в руках зеркало и пожал плечами: — Есть способ. Достаточно одного человека с моим зеркалом на твоей спине, чтобы я перенес всех разом на другую сторону. — Тогда это будет Бруно, — не думая ни секунды, твердо отчеканил Леоне, сразу же переводя взгляд на Буччеллати. Фехтовальщик вздохнул с долей неловкости: дракон если и говорил прямо и четко, отвыкнув от элементарных манер, то непременно не имел в виду ничего плохого, как могло показаться на первый взгляд. Но невольно разноцветные радужки Леоне заприметили лицо Наранчи, грустное и в одно мгновение осунувшееся, будто бы тот постарел на пару десятков лет. Аббаккио поджал губы, выкрашенные темной помадой, и голосом, которым родители разрешают дитяти еще немного бодрствовать глубокой ночью, произнес: — Ну ладно, Наранча, там точно найдется еще одно место, так что… — Правда?! — Гирга широко улыбнулся, сжав кулаки, и с нетерпением встал рядом с Бруно, готовый к любым приказам. И даже непримиримый стыд, который занимал все мысли изобретателя каких-то пару минут назад, отодвинулся на второй план. Не оставалось сомнений — он действительно готов был действовать. Леоне с мычанием потер точку между бровей, пытаясь выдавить из себя какое-то умозаключение. Согласиться — не значит сделать. Сначала нужно было вспомнить, как это, превращаться в грозного дракона. — Мне нужно… много места. Не хочу тут все разрушить. — Балкон подойдет? — спросил Миста, но, увидев недовольное лицо дракона, тут же отвернулся. — Я… да, спущусь вниз. Один. Заберу всех на балконе. — Мне точно не сходить с тобой? — осторожно уточнил Буччеллати, готовый в любой момент двинуться следом за Леоне. Но тот только сокрушенно помотал головой: — Я не хочу, чтобы кто-то это видел. Даже ты. Пожалуйста. Бруно не смел возражать, спокойно принимая желание Аббаккио перевоплотиться наедине с собой. Продолжая мрачнеть все больше и больше, словно попал под проливной дождь, Леоне зашагал к выходу, оставляя спутников задумчиво ждать исхода его попыток принять первоначальную форму. Стоя возле полупустого цветка с беллоной, компания постепенно начала чувствовать нарастающую неловкость: вкупе с тяжелым молчанием, это походило на плохую комедию. Первым не выдержал Прошутто. Он покосился на Формаджо и Гьяччо, взмахом руки попросив их помочь окончательно расправиться с цветком. — Бруно, не поможешь? — Конечно, — моментально ответил Буччеллати на зов ассасина, подходя поближе. За неимением хоть какого-то собеседника, Иллюзо вскоре подоспел к собравшейся компании на помощь сам, без просьбы, не желая стоять без дела в одиночестве. Зато Мелоне воспользовался передышкой, чтобы потрогать лоб Наранчи и немного проверить его состояние — поговорить о том, что произошло, они еще не успели. Гирга молча терпел прикосновения, чувствуя, что желание говорить и подавать признаки жизни опять испарилось. Так что на каждый вопрос из разряда «хорошо ли себя чувствуешь?» он справлялся кивками. Мелоне оставалось лишь удостовериться, что это так: он прощупывал вены Наранчи, пытаясь понять, как движется поток внутри его тела. — Постараемся что-то придумать с твоей памятью, Наранча. Возможно, найдем какое-то лекарство, которое поможет. Сделаем так, чтобы это не отражалось на твоей жизни. Слабая улыбка была единственным ответом Гирги. Фуго показалось, что он видит в глазах Наранчи беспомощное смирение — ведь беллона уже безвозвратно повлияла на его жизнь, и он не верил в облегчение недуга. Алхимик, в свою очередь, не был мастером поддержки и говорил всегда строго по делу. Так что если бы он подтвердил страхи Наранчи на счет его туманного будущего, никому от этого не стало бы легче. Вместо этого Фуго неожиданно для себя решил сменить тему на отдаленную, чтобы больше не нагнетать и без того плачевное состояние Гирги: — Мелоне, — он дождался, пока полуэльф повернет к нему голову, и продолжил, — кажется, я понял про каждое лишение в твоей команде. Единственный, кто так и остался для меня загадкой — Иллюзо. Неужели он ничем не поплатился за свою силу? — Как же ничем… — Мелоне выпрямился, немного обдумав слова, прежде чем их произнести. — Считай, он пострадал больше всех, если учесть его любовь к бахвальству. В зеркалах он видит лишь порталы. Путь в зазеркалье. Его отражения там нет. Бедняга лишен возможности себя увидеть. — Только в зеркалах, или… в любых поверхностях? — Хм, дай подумать… кажется, в воде он может разглядеть свои очертания. Я думаю, чем поверхность глаже, тем меньше шанса взглянуть на нее без создания портала. — Понятно… — Паннакотта качнул белесой челкой, вдоволь насытив любопытство, и отошел к шкафу, битком наполненному всеразличными книгами. Если и занимать время, то тем, что могло рассказать о враге пару интересных фактов: Фуго был убежден, что библиотека раскрывает человека куда лучше, чем самые верные друзья. И когда острый кинжал Формаджо проткнул цветок, а Бруно сосредоточился на полном изничтожении беллоны, со стороны открытых дверей балкона послышался громкий рык. Пол тряхнуло с такой силой, что пара книг в толстом переплете впечатались прямо в нос алхимика, отчего тот пошатнулся и скорчился. Еще до того, как кто-то смог сообразить, что происходит, фиалковые глаза Наранчи, наполненные ликованием, округлились, и он прытко выбежал на балкон. Не страшась ни падающих снаружи камней, ни того, что потревожило крепкие стены дворца, Гирга схватился за балюстраду и свесил полтела с балкона. Его темные волосы вспружинили, гонимые потоками ветра, и через мгновение в воздух метнулась гигантская фигура, заставив изобретателя отпрыгнуть от края. Наранча не сдержал радостного восклицания, вскидывая сжатые кулаки вверх — туда, где, пытаясь совладать с большими кожистыми крыльями, кружился дракон. Его золотистая чешуя переливалась, словно раскаленные частички пустынного песка, а огромные закругленные рога затопило желтым пламенем, которое вырвалось из зубастой пасти вместе с громким ревом. — Ярко! — воскликнул Мелоне. — И очень шумно! — недовольно подхватил Фуго, — Он что, хочет всему миру рассказать о своем возвращении?! Бруно улыбнулся, внимательно смотря на то, как могучие крылья разрезают воздух, как переворачивается Леоне прямо в полете и пикирует вниз, чтобы затем опять начать набирать высоту. — Да, — Буччеллати шагнул вперед, протягивая ладони к небу, повторяя движение Наранчи, — и в первую очередь — самому себе.