***
Джисон проснулся с утра от диких криков в коридоре. Он натянул одеяло, но звуки все равно долетали до него, будто бы он был в самом эпицентре общажных разборок. Все было относительно тихо, но стоило въехать новенькому, Хан даже его имени не помнит, и благодаря нему в общежитии начались какие-то странные волнения. Он не выносит шума, запахов немытого тела, особенно от постояльца через три комнаты от него — странного волосатого мужика с очками и кипой журналов сомнительного содержания. Хан старается проводить здесь как можно меньше времени, поэтому беззвучно встает, заправляет кровать и, дождавшись, пока все утихнут, тенью проскользнул в ванную. Он собирался сегодня выйти на разведку и может быть раздобыть немного денег. Парень совсем исхудал, и волосы выпадали, стоило к ним лишний раз прикоснуться. Иногда Джисон просто хотел умереть. Как-нибудь не пафосно, спокойно откинуться где-нибудь на улице и перестать мучить себя и Минхо. Но вспоминая темные глаза начальника с отблеском света, и сильные аккуратные пальцы, с которыми он сжимает заявления, желание почему-то отпадает. Он никогда не спрашивал, почему тот не завел дело, как минимум на треть его стопка рассосалась, предпочитая молча исчезнуть с глаз долой, чем сжигать себя и его бессмысленными признаниями, неравными отношениями и пустыми разговорами. Минхо — взрослый мужчина, поставивший на свою карьеру и медленно продвигающийся по ней, так зачем же ему такой балласт? На улице уже спала жара, поэтому он надел лишь тонкую майку, взял в рюкзак, мастерку и обул потрепанные и разношенные кроссовки. В их удобнее всего было убегать и неважно, от чего или кого он бежит: от полиции, от авторитетов, которым задолжал денег, или от самого себя в порывах сигануть в море. Он просто всегда готов бежать. Улицы переполнены людьми, отчего парню становится совсем неловко в своем тряпье. Казалось, каждый прохожий цепляет взглядом его изношенную одежду, застиранную до дыр и норовит облить большей грязью, будто бы он сам не понимает, насколько жалок. Жалок даже больше в своих собственных глазах, потому что просрал все шансы, выданные ему судьбою. Первый побег из детдома, когда старшие наврали ему, что приемные родители не собираются его забирать, шансы поступить в нормальную школу, потому что от волнения не мог выдавить из себя и строчки, увидев изнеженные и утонченные черты лиц будущих одноклассников. Он застрял в самой трясине ада, и если его спросят, он скажет, что Ад — это он сам. Его ловят в какой-то подворотне. Он узнает запах одеколона, поэтому закрывает глаза и ждет. Стандартное избиение, жалкие обещания вернуть долг и напоследок — пара вылетевших зубов с остатками хоть какого-то чувства собственного достоинства. Парень с ухоженными темными волосами и незнакомым акцентом уже проломил ребро и деловито уведомляет, что две недели истекли. Его напарник (Хан полагает, что и любовник тоже, иначе какого черта у них одинаковый гель для душа) подпирает стенку и бренчит браслетом. Хан уже плюется кровью и в глазах сплошные темные пятна скачут, переливаются как лужи бензина на асфальте. Он даже не видит усмешки — просто знает ее наизусть — белоснежная улыбка, едва заметная расщелина меж зубов. — Итак… Где деньги? — Нет. — Хан наобум говорит на звук голоса и, подавшись вперед, ударяется о кирпичную стену, к которой был прижат. Парни хохочут над ним и рывком разворачивают — слышно даже как в ушах хрустят собственные позвонки. У Хана нет сил проморгаться, чтобы пятна ушли, сглатывает кровь и смотрит в темноту, пытаясь продержаться как можно дольше. — Ты что ослеп, придурок? — Бас набатом звенит в ушах, и затем он чувствует еще одну пару рук на своих плечах. — Ликс, это ты его так отделал? Ликс не успевает что-либо ответить, как их окликает голос. Хан чувствует, что он знаком ему и остатками сознания понимает, что это Минхо. Его отпинывают в сторону, как ненужную вещь, и Хан чувствует, что теряется в пространстве, как слепой котенок, не зная, что ему делать и куда бежать. Его за талию ловит высокий, с бренчавшими браслетами и помогает опуститься на землю. Прежде, чем Ханово обоняние перестанет улавливать запах цитруса, он слышит у самого уха. — Беги отсюда. — Браслет бренчит от попытки привести в чувство. — Просто заляжь на дно, малый. Хан оказывается невероятно везучим, осознав, что все еще дышит, свистя на выдохе. Он будто парит над землей, и крепкие ладони сковали его по лопаткам и коленям, крепко зафиксировав. Джисон прижимается к плечу и чувствует знакомый запах кошек, что преследует его то во сне, то наяву, поэтому утыкается разбитым носом в ямку и затихает, иногда поскуливая от боли. Лучше бы ему сейчас не умирать.2.
7 февраля 2021 г. в 11:11
Клубок тел распутался только к вечеру. Сонные, лохматые парни выпутались из-под белого с желтоватыми пятнами одеяла, и, не глядя друг на друга, разошлись по разным комнатам. Ликс отправился в ванну, а Хенджин — на кухню. Первому было невдомек, почему их тандемная работа по контролированию района превратилась в совместные попойки и неловкие взгляды по утру. Он знает, что Хенджин вначале съест все орехи и сухофрукты из овсянки, придирчиво рассматривая комочки на свет, затем саму кашу, и как вишенку — латте из огромной чашки, которая невесть откуда появилась в доме Феликса. Для него будет стоять чёрный кофе и ломтики сыра, и почему-то у него язык не поворачивается сказать, как же чертовски он ненавидит сыр.
Хенджин не обнаружил на верхней полке овсянку и вздохнул. Порядком отросшие волосы постоянно лезли в глаза, и он завернул их в пучок валявшейся на подоконнике канцелярской резинкой, но выпустил пару прядей по контуру лица. Потер неумытые глаза — Ликс торчит в ванне целую вечность, все время раздумывая, как бы прекратить эту странную взаимосвязь, но видя на столе кофе, будто бы смиряется с происходящим. Джину лень постоянно делать две порции, но разговаривать на тему их отношений работы ему еще более лень.
Наконец, они садятся за стол, и Ликс прикуривает сигарету, пододвигая к себе чашку кофе.
— Ты знаешь, что я ненавижу сыр?
— Да, — легко отвечает Хенджин, палочками ковыряя еще незаварившийся рамен. — Просто было интересно, когда ты взорвешься.
— Почему ты мне не заварил?
В ответ на это второй хмыкает и дергает головой в сторону плиты.
— Радуйся, что я сегодня добрый.
— Конечно будешь добрым. — Бурчит парень, пытаясь, не вставая, дотянуться до баночки. — Все соки из меня выжал ночью.
— Твоя очередь была.
Ликс тушит окурок о блюдце рядом с чужой чашкой и поднимается. Берет баночку, палочки, ставит все это на стол, а затем рывком задирает чужой подбородок и упивается острым поцелуем.
— Ты еще не умывался.
— Ты четверть века проводишь в ванне, в следующий раз я просто пойду с тобой.
— Вот еще. — Ликс уже усаживается и ухватывает палочками макароны, чтобы начать есть. — Нам нужно поискать мальчишку. Две недели давно уже истекли.
— У него нет денег.
— Я знаю. — Второй пожимает плечами, не отрываясь от еды. — Но он должен понимать всю ответственность за свои поступки.
Джин допивает кофе и слизывает с губ пенку.
— Какой в этом смысл, если он даже на еду не может себе денег достать. Его ловят на воровстве чаще, чем нас обоих вместе взятых.
— Да, но. — Ликс отодвинул чашку и вытер рот. — Почему офицер до сих пор не отправил дело в суд? Ты не задавал себе этот вопрос? Я уверен, что с десяток заявлений точно наберется, а паренька ловили даже на месте преступления. Почему он все еще не на скамье подсудимых?
— Минхо смирился с происходящим? За нераскрываемость его могут понизить обратно в должности, а он эту добивался с упертостью быка.
— Нет, сдается мне, тут дело обстоит иначе. Мальчишка весьма недурен собой: миловидное личико, губки бантиком.
— Слишком слащавый. — Джин хмурится, вертя чашку в руках.
— А вот для одинокого мужика с котами в придачу может самое оно.
— Ты так много знаешь о Минхо….
— Ты знаешь, что он пытается нас засадить? У него нет достаточно компромата, чтобы завести дело, но роет давно и четко. А нам с тобой следует это учитывать, если не хотим оказаться за решеткой.
— И что ты предлагаешь? Опять подчистить ряды района? У нас итак руки по локоть в крови, от всех не избавишься.
— Есть у меня парочка знакомых…. Они с радостью займутся этой работенкой.
— Случайно не аджума из «Эдема»?
— Ага, она самая.
Хенджин отправляет всю посуду в мойку и задумчиво смотрит на огни Сеула и возвышающийся вдалеке Напсан.
— Не нравится мне все это, чертовски не нравится.
— Собирайся. И бога ради, никаких браслетов аля «я сбежал из детского сада», тебе еще долги выбивать.
Хенджин отвечает незатейливой комбинацией из пальцев и хмыкает себе под нос.