эдем

       Чанбин заступил на смену как обычно, по расписанию. Надел отутюженный костюм, вооружился перчатками и маской, и прошествовал по длинному коридору к приёмной части крематория. Людей пока не было, и в этом пустынном зале, где все обито камнем и несгораемыми металлами, он чувствовал себя королём мёртвых, или даже проводником душ. В свободное от людей и их горя время он читал различную литературу, надеясь когда-нибудь покинуть это место навсегда. После хиленького и потрепанного томика греческой мифологии, он стал ассоциировать себя с Хироном — старым лодочником, перевозящим умершие души через реки жизни и смерти в Ад. Бин не особенно задумывался о том, куда отправляются души, да и после стольких лет работы бок о бок со смертью, утратил прежний оптимизм и даже — сострадание к родственникам погибшего.        Было уже обеденное время, когда в крематорий вошло нечто, гендерно-неопознанное; замотанный в шарф и одетый в безразмерное пальто, только тощие ноги торчали из глубин чёрного одеяния и потертые кроссовки некогда белого цвета намекают на приблизительный возраст и пол. Чанбин отрывается от очередной книги с детективным сюжетом в этот раз, и смотрит на юношу, вернее — в громадные, чуть кругловатые глаза, с испугом осматривающие все вокруг. «Впервые здесь», думается Чанбину и едва заметно улыбается. При нем большой дорожный рюкзак, норовивший свалиться с плеча, так что Со думает, что парень (или девушка) с дальней дороги. У него есть постановление из госпиталя на кремацию умершей женщины и пока никто из родственников не объявился проститься с покойной и взять на себя все хлопоты. Так что, вполне вероятно, это ребёнок той женщины. — Я от Банчана. — Наконец произносит существо, и брови старшего неумолимо ползут вверх. Это первый раз, когда учёный приходит не сам, а просит кого-то. Чанбин даже не подозревал, что тот работает в тандеме, а не в одиночку, но быстро кивает, совладав с собой, и почесывает щеку, наблюдая за подростком. — Ты знаешь, что надо делать? — Нет?! — Глаза становятся ещё больше, и существо сдергивает шарф, испуганно сжимая в костлявых руках с ужасно выпирающими венами. Под слоем одежды сложно угадать телосложение парня, но вот тощие руки и скулы намекают на анорексию. Чанбин не понимает современных подростков и их мании соответствовать непонятно кем заданных стандартов красоты, но эта жертва чужого мнения его смущала, и чем, Чанбин сам не мог понять. — У него как обычно?        Тот кивает неуверенно, и стягивает дорожный рюкзак, аккуратно расстегивая и выуживая огромный пакет. — Многовато что-то тушек. — Чанбин приподнимает пакет и приказывает парню следовать за ним. — Небось опять химичит.        Чанбин работал в крематории не всегда. Изначально, он работал в больнице, в морге, патологоанатомом и часто видел измученного человека, скрупулезно работающим в одиночку на его территории. Они молча делали свою работу, лишь кланяясь при встрече и прощании. Едва ли Чанбин мог вспомнить, чтобы они перекинулись хоть парой слов. Так он и познакомился с Банчаном. Если бы ему сказали, как сильно с того момента его жизнь повернётся не в ту сторону, то выгнал бы тогда ещё лаборанта, несмотря на застывшие в глазах слезы и непонятную заинтересованность в деятельности субъекта. Но сейчас уже поздно было что-то менять в своей жизни, и Чанбин, потерявший престижную работу по вине старшего, а затем и уважение коллег в принципе, все ещё помогает ему с сокрытием своей тайны.        Они заходят в небольшую комнату, и Со оставляет паренька одного, уходя с пакетом в соседний отсек, где, собственно и располагалась печь для сожжения. Банчан обычно оставался до самого конца и дотошно следил за каждым движением Бина, но паренёк был поглощен своими мыслями и совсем не интересовался происходящим. Крематорист вывалил содержимое пакета в специальный контейнер и затем задвинул в печь, закрывая дверцу и управляя рычагом. Обычно, сожжение занимает не более часа и все это время Бин не обязан быть здесь, но этот паренёк заинтриговал. Как ему удалось заручиться доверием, такого как Банчан?! Ему вот, например, это вообще никак не удавалось: даже потеряв работу, но не выдав учёного и его деятельность, тот все равно продолжал игнорировать факт существования помощника. Хотя, глядя в эти лучистые, пусть и уставшие глаза, Чанбин мог ответить на свой вопрос: что было такого в этом маленьком тщедушном тельце, чего не было у него. Если откормить как следует, стянуть безразмерные вещи, то пареньку можно хоть на подиум, или в айдолы, таких куколок там штампуют партиями, присваивая различные названия — успевай следить.        Он выходит к пареньку и становится напротив. Тот ежится под внимательным взглядом и натягивает рукава пальто на пальцы. Такие тощие, как этот, быстрее всего горят. Загораются как спички и быстро превращаются в пепел, что развевают по ветру или закапывают под деревом. На него ветер мог подуть, и он был сам разлетелся на атомы, переставая непонятно почему действовать на нервы. — Чаю хочешь? — Бин кивает на холодные до синевы костяшки, и существо быстро кивает, как будто могли передумать. — Ты будешь забирать пепел, или мне самому позаботиться об этом? — А как обычно Чан-хен делает?        Бина даже передергивает ненароком. Голос высокий, чуть ли не фальцет, ломкий. Ему можно одновременно дать как пятнадцать, так и двадцать пять лет. Он пожимает плечами и выходит из комнатки, запирая её на ключ, после того, как тёмная тень выскользнет наружу, останавливаясь неподалёку. Они направляются обратно. — Обычно он сам уносил это с собой, но я вечером буду утилизировать пепел, и могу прихватить твоё. — Спасибо. — Он кивает и мигом хватает со стола только поставленную чашку. Сидит, скукожившись и потягивает чай. Бин доливает себе в кружку кипятка и достаёт мармелад. — Бери. — Тот смотрит удивлённо, словно это какой-то глупый розыгрыш, и затем черпает из пачки сразу несколько штук. Рассматривает пристально и кладёт первую в рот, жмурясь и улыбаясь отчего-то. — Зачем ты себя так довёл? Айдолом хотел что ли стать?        Парень мотает головой, и, прожевав, отвечает. — Чан-хен подобрал меня на улице. Я помогаю ему с его лабораторными животными.        Чанбин удивляется повторно. И теперь желание посмотреть в глаза учебному и задать пару вопросов усилилось. Существо вроде как допило чай и смотрело ошарашенными глазами на все, чтобы было в пределах досягаемости. — Как тебя хоть зовут? — Бин допивает чай и хмыкает, увидев, как тот стягивает ещё пару мармеладок, сжимая их между пальцами. — Хан. Джисон. — А я Чанбин. Можно, просто Чанбин. — Он допивает чай и оставляет кружку. — Обычно кремация занимает час-полтора. Если ты не собираешься забирать прах, то можешь идти.        Хан вздрогнул и быстро закинул мармеладки в рот, кивая. — До свидания. — Пока.        Через положенное время, Чанбин возвращается к печи и берет пакет с иным переработанным биологическим материалом с аккредитованных лабораторий. Зачерпывает специальным совком пепел и пересыпает. Он злится на себя за собственную искалеченную жизнь, на Банчана, даже на этого мальчика. Он не понимал своих поступков в прошлом, защищая этого странного человека, с маниакальным желанием кому-то что-то доказать. Он словно был тенью этого учёного, пытаясь его руками совершить невероятное: может тот изобретал лекарство, может быть открытие, что перевернёт будущее с ног на голову, но реальность оказалась куда страшнее.        На дне внезапно блестит что-то. Бин заворожено смотрит на эту гору серого пепла и протягивает руку, зачерпывая блестяшку. В другую ладонь ложится небольшая, но плотная пластина из обгоревшего серебра*. Из курса химии Чанбин знает, что температура плавления серебра практически тысяча градусов, а температура сожжения тела — порядка девятиста-тысячи. Он вертит пластину в руках, понимая, или догадываясь, что это могло быть в оригинале, и если он не ошибается…. Бин кладёт пластину в карман и продолжает работать более усердно. Вполне вероятно, что или Хан, или Чан обронили случайно, но учёный никогда не носил на себе украшения, а у Хана слишком тонкие руки, чтобы цепь удержалась и не соскользнула с запястья в другом месте. Внезапно у него темнеет в глазах, и он склоняется над ящиком с остатками пепла. Если это правда то, о чем он предполагает, то в этот раз он не будет молчать.

***

       Сынмин закончил патрулирование участка к десяти вечера. Расслабился в кабинете, развернул заботливо приготовленный мамой ужин, но нечто беспокоило его, а именно — Минхо-сонбэнним. Его дотошность и стремление вытянуть наружу самые потаенные и тщательно скрытые детали, когда-нибудь сыграют с ним злую шутку. Он итак стал свидетелем подслушанного разговора Хенджина и Мунджо, от которого мурашки рассыпались по всему телу, парализуя. Если Минхо не остановится, и не оставит этот чёртов «Эдем» в покое, то с ним расправятся, как и с другим полицейским, что пропал около года назад. Сынмин до сих пор хорошо помнит тот день — Мунбин, наконец, добыл достаточно компромата на владелицу «Эдема» Боксун, раскопав её прошлое — трое мужей, что внезапно умирали от рака желудка, а она становилась единственной наследницей. И про приют, который внезапно сгорел, и что жильцы этого приюта — теперешние постояльцы общежития. Сынмин опасается, что когда-нибудь они узнают, что он не уничтожил материалы дела, а лишь скопировал на маленький внешний носитель, и эта бомба ждёт своего часа. После пропажи Мунбина, Намджун строго настрого запретил вообще приближаться к этому общежитию и даже приказал снять камеры видеонаблюдения в этом районе. Когда же Минхо опять начал ковыряться в этом деле, Сынмин поспешил перевести внимание дотошного следователя на Хенджина и других членов преступной группировки. Но Минхо был похож на бульдога — вцепившись единожды в материалы дела, он не оставит, пока не доведёт это до конца. Эти качества Ким одновременно уважал в нем и ненавидел.        От размышлений о начальнике, его отвлекает проскользнувшая тень. Эта тень улыбнулась широко и нависла над Кимом в прострации, тормоша маленькими ручками немалые плечи полицейского. — Здравствуйте.        Тот приходит в себя и пару раз моргает. Миниатюрный эмигрант сияет своим созвездием веснушек и ожидает, пока Сынмин возьмёт себя в руки. — Привет. Сейчас принесут документы. Присаживайся.        Феликс садится и начинает мять рукава кофты, не зная как поступиться к волнующей его теме. — Много работы? — Достаточно. — Сынмин перезванивает по короткому номеру и просит принести документы, затем пристально разглядывает сидящего перед ним парня. — Тебе выпала возможность начать все заново. Не просри её с Хенджином. — А что в этом плохого? — Ликс смотрит наивно, словно действительно не понимает. Сынмин зажимает пальцами переносицу и тяжело вздыхает. — Ты реально идиот, или прикидываешься? Минхо посадит его, рано или поздно. С поддельными документами у тебя есть возможность начать нормальную жизнь. Хенджин уже мертвец. — Я не могу его бросить. — Тогда подумай о том, что тебя депортируют, и там ты получишь немалый срок. Как за угон, так и за…. Наркотики.        Феликс вспыхивает, как уголек. Его уши краснеют, а руки стискиваются в кулаки. — Я не наркоман. — А ты думаешь, кто-то будет проверять? Не наркоман, так дилер. Это ещё интереснее. — Но есть же презумпция невиновности, — совсем на грани слышимости шепчет Феликс.        Сынмин закатывает глаза, но не успевает возразить, как его телефон начинает звонить. Минхо встревожен и возбужден чем-то, и осведомляется об отсутствии Намджуна эти две недели. А затем просит написать за него заявление на кратковременный отпуск задним числом. Сынмина отвлекают принесенными документами, и он не успевает понять, что задумал его начальник, но он однозначно должен вмешаться.        Положив трубку, замечает себя стоящим с папкой документов. Младший кидает на него озабоченный взгляд, и переводит глаза на папку, но Ким не может ни на чем сосредоточиться, кроме липкого ощущения паники, пробиравшееся в его сознание. «Мне нужно исчезнуть как детектив Ли Минхо на время. Позаботься об этом.» всплывает в голове Сынмина и он роняет папку на пол, испуганно смотря на Феликса. — Мне нужен Хенджин, немедленно. — Он… — Феликс мнется, но увидев свирепый взгляд полицейского, выпаливает одним духом. — Мы встретили мелкого недавно, Джисон который. Хотели с ним побеседовать, но за него вступился мужик какой-то и сломал Хенджину пару рёбер, а парня забрал с собой. — И? — Хенджин в больнице.        Паника, наконец, достигает пункта назначения и тот зарывается пальцами в волосы, оседая в кресло. — Его там убьют.