эдем

       Джисон проснулся рано. В последнее время он порядком поправился, и его кожа приобрела более здоровый оттенок. Банчан действительно оказался врачом, поэтому тщательно следил за его рационом и контролировал аппетит. Он также вводил инъекционно витамины и всегда улыбался, подтрунивая над ним. А Джисон…. Джисон влюблялся. В обаяние мужчины, его заботу, в то, как внимательно он смотрел, когда Хан что-то рассказывал, и младший задыхался от внимания и от нежных поглаживаний по плечам. Чан так же рекомендовал начать заниматься, чтобы восстановить мышечную массу. Он оглядывал начавшее формироваться тело, и Хану становилось неловко, каким голодным мог быть взгляд мужчины; он касался всегда холодной кожи горячими пальцами, вёл изогнутые линии вен и улыбался от моментально возникающих мурашек. Джисон краснел и закрывался от него, но Чан моментально увеличивал дистанцию, отступал.        Хан откинул учебник по биологии, который позаимствовал, чтобы скоротать время, пока тот занимался своими исследованиями в специально-обустроенной лаборатории и выглянул в окно. На дворе расцветала осень, и он практически месяц отсутствовал в общежитии. Ежедневно он собирался покинуть дом, поблагодарив за заботу и рассыпаясь в тысячах поклонов, но Чан всегда находил повод, чтобы не отпускать парня. То ему нужно было помочь убрать дома, то сходить в крематорий уничтожить останки животных. И взгляд Чана, даже с этим шрамом, соблазнял остаться. Если бы можно было, Хан остался бы здесь навсегда: в этой комнате, пропахшей лекарствами, кондиционером для белья и хвойным ароматом от ученого. Хан бы растворился в огромной библиотеке, проглатывая каждый томик по медицине, химии или биологии, и он даже не пытался объяснить себе, зачем изучает все это, потому что признаться в том, что его влюбленность в Банчана изнуряет и душит его изнутри, означает ступить на путь саморазрушения.        О Минхо он старается не вспоминать, но иногда, задумавшись, вспоминает эту милую улыбку не менее пухлых губ и сужающиеся глаза. Он всегда выглядел холодно и отчужденно, а его напарник — высокий и привлекательный парень — с трепетом смотрел на профиль, не решаясь перечить. Джисон всегда насмехался над ним, но в то же время завидовал — находиться рядом с Минхо было недостижимым желанием, душившим его изо дня в день и отчасти именно это толкало его на очередные сумасбродные вылазки. Просто увидеть холодный профиль, отточенный угол линии челюсти и взгляд глаз цвета виски. Расплавляться под ним и желая услышать правду: почему он, черт возьми, еще на свободе. Он хотел это услышать, пока теплые руки, пропахнувшие мятой, обрабатывают его ссадины и заклеивают пластырями hello kitty; он хотел бы пропустить шоколадные волосы, всегда уложенные и пахнувшие муссом и увидеть, как роскошная волна пряди взлетает под его неловкими прикосновениями, но каждый раз прикусывал язык до боли. У Минхо под глазами синяки размером с черную дыру, а стопка бумажек росла с каждым его приходом. От него пахло дешевым кофе, а пряди путались от нервных подергиваний. Ему не место в жизни копа.        Мотнув головой, он проводит рукой по собственным волосам и удовлетворенно хмыкает: он почти восстановился, а волосы прекратили выпадать пучками или целыми клоками, как это было совсем недавно. Чан наверняка спал в своей спальне, куда Хан не заходил из чувства собственного достоинства и инстинкта самосохранения. Он знал, что ступив в ту комнату, поддался бы чарам этого невероятного человека и остался бы, распластанный под сильным телом и горячими губами.        Хан прибирается в своей комнате и вновь смотрит в окно. Серые тучи заволокли небо, намеревался пойти дождь, а в душу парня закралась тревога. Он в Сеуле ровным счетом никому не нужен — отщепенец, брошенный неизвестной женщиной на произвол судьбы. Он никогда не видел своих родителей и наивно полагал, что его мать — воспитательница детского дома, а все эти такие же запуганные и чумазые дети — его братья и сестры. Он жил в этой детской наивной мечте, пока она не разбилась о суровую реальность слов взрослых «хенов» — он чужак, инопланетянин, подкинутый им неизвестно с какой целью, настолько уродлив и бесполезен, что его выкинули на свалку как ненужную вещь. Его место в цирке уродов, и если Хан добровольно не исчезнет с этой планеты, то ему помогут. После этого начались его побеги. Практически всегда его находили или он возвращался сам, и тогда получал от старшей воспитательницы, а потом, вдобавок, его зажимали старшие и добавляли причин для самоуничтожения. Тогда в голове Хана и возник это «гениальный» план.        На плечи ему ложатся чужие руки и опрокидывают на себя. Джи расслабляется и позволяет провести носом по своей шее. Тело привычно отзывается толпой мурашек, но страха в этом, в отличие от первых дней, не чувствуется. Чан волнует его, как никто раньше. Он сумел приручить Сона как пугливого зверька и расположить лаской, вниманием и чутким ощущением чужого настроения. Парень разворачивается в чужих руках, намереваясь оттолкнуть, но Чан отходит первым. — Мне показалось, что ты нуждаешься в объятиях. — Да. — Джисон передергивает плечами, лишившись опоры в виде чужого тепла. Чан, заметив это, делает шаг вперед и вновь заключает парня в объятия, целуя в висок. Они не разговаривали на эту тему, и сам Чан вряд ли сам поднимет ее, а Джи слишком труслив. Гонимый всеми и отовсюду, он будет рад любому человеческому теплу и капле внимания, а Чан слишком одинок в своем мире науки, чтобы так спокойно отпустить парня. Парня, которого полюбил. — Ты уже завтракал? — Нет. — Хан вдыхает еще теплый ото сна запах кожи и высвобождается от объятий. — Я сейчас что-нибудь приготовлю. — В рисоварке осталось немного риса, и я вчера купил кимчи. — Чан преодолел себя и подошел вплотную к парню, погружая руки в шевелюру. — Совсем здоровым стал, волосы уже не выпадают. — Да. Я хотел…. — Ты можешь остаться. — Чан пытливо смотрит в чужие глаза. Они такие наивные, их взгляд проникает в самую душу в поисках правды. — Я же говорил тебе это. Тебе необязательно возвращаться в общагу. — Но я не могу жить за чужой счет. — Я могу поручать тебе некоторую работу. — Чан отошел к дивану и присел на него, словно на что-то решаясь. — Я занимаюсь разработкой лекарства от одного редкого генетического заболевания. — Почему ты работаешь не в больнице или лаборатории? — Мне комфортней работать одному, чтобы было лучше сконцентрироваться. Я работал в больнице, но…. — Чан умолк, щелкая пальцами. — Некоторые обстоятельства вынудили меня заняться этим. Я провожу клинические испытания на лабораторных животных и мне нужно, чтобы кто-то за ними ухаживал, пока я занимаюсь научной работой, а также ликвидировал неудачный биологический материал. — Почему ты не наймешь кого-то с ветеринарным образованием? — Потому что я не хочу с тобой расставаться? — Мужчина коротко усмехнулся и привстал. — Если тебе так важно приносить мне пользу, то я предлагаю тебе работу. Твоя зарплата — эта комната, любая еда, наличные для других расходов. Просто.… Останься, Джисон.        Младший обнимает себя за плечи, пытливо рассматривая мужчину, обнажившего душу перед ним и взвешивая все «за» и «против». Что его ждет за окнами в этом огромном городе? Опять голод, скитания в поисках легкой добычи и…. Минхо. Бесполезные чувства к копу, который поглощен своей работой. А здесь? Здесь есть Чан, их непонятные отношения, у него есть подобие дома и он, наконец, не чувствует себя никем. — Я согласен. — Хан поджимает губы и смотрит на мужчину. Отчего-то именно сейчас так отчаянно захотелось ощутить тепло его тела каждой клеткой. Глядя сверху вниз на мощную шею с острым кадыком, пленительные губы и слишком внимательные глаза, чуть прищуренные, отчего ресницы трепещут от давления на веки. Тот садится подальше, облокачиваясь на спинку, и хлопает по колену. — Иди ко мне.