эдем

       Феликс выскочил из такси, захлопнув дверцу, и поспешил ко входу в больницу. Уже в фойе его ожидал Хенджин, сидя на скамейке, как на троне. Все присутствующие были словно загипнотизированы, не скрывая своего интереса, и наблюдая за высоким широкоплечим парнем с изящными светлыми локонами. Хенджина они не волновали. Он знал, что красив и знал себе цену, но люди, что готовы были бросить к ногам все, ради одного взгляда, ему были неинтересны. Он пропадал во невзаимных чувствах и словно наказывал себя за что-то, отказываясь разорвать с Ликсом. Травил себя, отдаваясь и разрушаясь в маленьких ладошках, убивал это крохотное создание, что полностью утопало в его объятиях.        Хенджин вскочил, едва заметив блондинистую макушку. Уже направляющаяся к нему медсестра отскочила в сторону, и он прошёл мимо, полностью растворяясь во взгляде напротив. Он знал, что им придётся поговорить, и что это будет последний, или один из последних дней, и Хенджин как мог, оттягивал момент, когда ему придётся отпустить эту руку навсегда. — Привет…. Енбок. — Привет. — Он улыбается так открыто и наивно, что в Хенджине словно что-то загорается с новыми силами, ему неведанными. Он проклят этой любовью, невзаимной и убивающей его, и ещё одного человека. Хенджин ненавидел себя за то, что не мог все эти чувства, искренние и опаляющие его нутро, отдать другому человеку, который любит его, не смотря, а вопреки, который сломает все преграды, чтобы спасти его, но не может. В нем есть любовь только для этого человека. Что вкладывает свою ладонь и позволяет с силой сжать, что улыбается и рассказывает о своих планах на будущее, и если сердце Хенджина останавливается на мгновение, то он не позволяет себе этого заметить.        Они гуляют по улицам Сеула, сохраняя некоторую дистанцию на людях. Хенджину непривычно, что не нужно ни от кого прятаться, выискивать взглядом полицейских и срываться в бегство. Он дышит воздухом, и эта иллюзия свободы поглощает его. Что, если бы он окончил институт, нашёл себе работу, начал встречаться с девушкой, а потом завёл семью? Или пошёл в модельное агентство, или стал айдолом, как мечтал в детстве? Но жизнь развернула его на сто восемьдесят градусов, ударяя под дых и складывая в три четверти. Он сломал сам себя, выбрав этот путь, и теперь тащил на себе всю тяжесть последствий за сделанный некогда выбор.        Они останавливаются напротив кафе, и Феликс искрится от радости, предлагая зайти. Ему не терпится быть Енбоком — новым именем, новой личностью, стирая все прошлое, что заставило его страдать. И Хенджин не готов признать, что он — часть того прошлого, что стремится оборвать Ликс.        Они садятся возле окна и заказывают горячие напитки и десерт. Феликс улыбается официантке, и та, не в силах противостоять шарму, улыбается в ответ. Хенджин смотрит на чужую улыбку, гасит в себе желание сцеловать ее с губ и присвоить себе. Не брать за руку, не касаться, не претендовать. Так внезапно он утратил все права на этого человечка, и не было даже шанса подготовиться к этому — это просто обрушилось, как снежный ком. — Здесь очень красиво. — Австралийский акцент, который за года, проведённые в Корее, обточился, теперь вновь искрил, ослепляя Хенджина. Он готовится. Он действительно хочет этого. — Да. — Я пригласил тебя сюда, потому что знаю, что поговори мы дома…. — Ликс стушевался под чужим взглядом и опустил голову, начав рвать салфетку, что держал в руке. — Ты бы не отпустил меня. — Я отпущу тебя в любом случае. — Слова спотыкаются о язык и выпадают неровно, словно срываясь с обрыва. Парень поднимает голову, оторвавшись от салфетки, и в глазах сияют слезы. — Спасибо, хен. Я бесконечно благодарен тебе за все, что ты сделал, и за ту любовь, что безвозмездно дарил, хотя, знал…. Что я не смогу полюбить тебя так, как ты этого заслуживаешь. — Я заслужил только ту любовь, что ты мне дал.        Ликс схватил чужую ладонь обеими руками и всхлипнул. — Не говори о себе так. Ты не заслуживаешь это. Никто не заслуживает, чтобы его не любили, и пользовались. Я думал, что…. Что переживу предательство Руби, и смогу отпустить это. И полюбить тебя не платонически, как ты и хотел. Но я…. — Ты не гей. — Причём здесь это? — Ликс замолчал, дожидаясь, пока официантка поставит заказ и удалится. Он охватил рукой чашку чая и притянул поближе. — Дело не в ориентации. Дело во мне. — Зачем говорить клишейными фразами, Ликс? — Джин притянул к себе десерт и зачерпнул ложкой. — Вкусно. — Я знал, что тебе это необходимо — почувствовать себя свободным. — Спасибо. — Хенджин отхлебнул американо и блаженно прикрыл глаза. Скрывая слезы, радость, печаль и ненависть, пытается наслаждаться иллюзией нормальной жизни, зная, что она превратится в мираж, стоит ему только открыть дверь своей квартиры. Где он снова будет один. — Поговори с Сынмином. Я уверен, он может что-то сделать для тебя. — Я не могу. Это будет нечестно. — Он бы смог это сделать, пока Минхо нет. — Коп пропал? — Хенджин фырчит. Стоило только найти время для себя как этот чудной коп снова что-то вытворял, выводящее из себя.        Феликс вздыхает и оставляет чашку с недопитым чаем. Этот день должен был быть только для них, никаких копов, общежитий и убийств, но Хенджин упустил слишком многое, валяясь на больничной койке, чтобы понимать происходящее. — По предположению Сынмина, я на сто процентов, конечно, утверждать не могу, но… — Конкретней. — Поджилки старшего отчего-то начали вибрировать, но он отгонял зудящую мысль, свербевшую затылок. — Минхо, по предположению Сынмина, в «Эдеме». — ОН ЧТО, С УМА СОШЁЛ? — Хенджин вскакивает, не обращая внимания на людей, и Ликс прикладывает все силы, чтобы усадить обратно и извиниться перед людьми. — Тише, прошу тебя. Мы накинули тысячу вариантов вплоть до окружения общежития и взятия его штурмом, но если Минхо все еще там и жив, это шанс… Для нас всех, закончить это все. — Феликс покусывает губы, смотря в окно. — Возможно, это шанс избавиться от этих людей, от обязательств. Хенджин, ты можешь быть свободным. — Я не могу быть свободным, — шипит Хенджин словно разъяренная кошка, — он их всех достал. Я отвлекаю его мелкими событиями, чтобы он не лез в этот чертов «Эдем», но он словно обезумевший мотылек, летит на свою верную гибель. Муджо убьет его, понимаешь?        Феликс натянул рукава кофты на руки и поджал губы. — В таком случае, он уже мёртв. Он пропал в тот день, когда я пошел к Сынмину за документами. Минхо позвонил ему и сказал, что должен исчезнуть. Мы сопоставили некоторые факты и поняли, куда он собрался. Их начальника нет, Минхо написал заявление на отпуск задним числом и исчез. — Так вот зачем тебе тогда нужно было к Сынмину? — Хенджин сжал с силой ложку и затем положил её на место, выдыхая и собираясь с мыслями. — Тупой коп. Тупой, безмозглый коп. Он думает, что в одиночку может их одолеть? — Что мы будем делать? — Мы? — Хенджин изогнул бровь, хватаясь за кофе. Ликс увидел дрожащие пальцы старшего, но промолчал. — Ты уезжаешь, я остаюсь. Точка. — Но… — Никаких НО, Феликс. — Хенджин допил кофе залпом и отставил чашку, пододвигая остатки десерта к себе. — Ли Феликс исчез, и тебе лучше не подставлять Сынмина. Я не знаю, какими обходными путями он добыл тебе поддельные документы, но если ты продолжишь крутиться под носом у копов, или у Муджо, то это может стать напрасным. Хотел уехать — вали. — Зачем ты так? — Ликс поджимает губы, и отворачивается.        Парни замолкают, уставившись в свои чашки. Хенджин уже без особого энтузиазма доедал свой десерт и смотрел в окно. Чистый, открытый район Сеула. Все такие опрятные, дружелюбные и кажется, протяни им руку, всегда будут готовы помочь тебе с той же улыбкой на лице и отсутствием хлопот. Он знает, что это маски. Тщательно подобранные под образ и место действия. Для деловой встречи одна улыбка, для свидания — другая, для встречи с родителями — третья и так множество масок, прячущихся в карманах. Он ненавидел это место, эту страну, эту духоту от фальши и хотел утонуть в этом, чтобы исчезнуть. — Когда ты уезжаешь? — Он прерывает молчание первым, чтобы сказать хоть что-то. — В воскресенье самолёт до Парижа. — Европа? — Да. В школе изучал французский, думаю, что повторив немного, могу вскоре сносно изъясняться. — Хорошо. Я могу проводить тебя на самолёт? — Хенджин…. Ты уверен в том, что тебе это нужно? — Я отпускаю тебя, но ты не можешь заставить меня разлюбить в ту же секунду, как твой самолёт оторвется от земли в другую сторону света. — Но все равно. — Ликс вновь взял ладонь в свои руки и уставился на неё.        Эти руки всегда дарили любовь и ласку, никогда Ликс не боялся этой руки, даже в тот самый день, когда, сойдя с парома, отправился в чужую страну и попал в неблагополучный район. Он не боялся этого рослого парня, с проколами в ушах и поношенной кожанке с цепями и авторитетом, прогибающим самых стойких и опасных. Не боялся придти в дом, остаться, целовать в ответ, одержимый страстью и благодарностью, не побоялся полюбить, пусть и неправильно, больно и яростно. Феликс лишь боится, что отпустив эту ладонь, больше никогда к ней не прикоснется.

***

       Феликс стоит в аэропорту, с нескрываемым счастьем на лице. Он смотрит на ставшие родными улицы, районы и скользящие людей и не верит, что всего четыре года назад прибыл сюда нелегально, сбежав из дома в никуда. Его история закончилась, Ли Феликс исчез в лабиринтах «Эдема», поглощенный тьмой. Об этом сообщат его родителям на другом конце горизонта. Ли Енбок покидает Корею полноправным гражданином, что может вернуться сюда в любой момент. Но он не хочет. Оставляет здесь частицу себя, что спит сейчас, раскинувшись в кровати, наслаждаясь простынями, обвивающими его тело. Часть Феликса остаётся здесь, в квартире на окраине, откуда виден центр, куда он смотрел подолгу, кутаясь в чужие объятия с надеждой согреться от промозглых дождей Австралии и предательства людей, которым он доверял.        Объявляют посадку на рейс и он направляется к свободе. В его руке небольшая сумка, где документы и вещи первой необходимости. Он отдаёт билет на проверку и оглядывается. Глупо, конечно, сам же соврал про воскресение, чтобы не разреветься среди людей, вжимаясь в человека, а теперь ищет его взглядом, словно какая-то его часть хочет здесь остаться. И плевать на все.        Ему отдают документы и дежурно улыбаются, проводя на досмотр. Феликс Енбок последний раз оглядывает взглядом толпу и, не найдя нужного человека, отворачивается и уходит.