Разукрась мою жизнь

В тот день они больше не разговаривали. На следующий перекинулись парой фраз по пути на работу. На третий Дах опять куда-то надолго ушел. Штефан к вечеру, как только услышал возню у двери, передислоцировался в комнату, где, лежа на полу, помогал Николь расфасовать новенький бисер, купленный им по дороге обратно от нечего делать, по прозрачным ящичкам специального сундука, больше похожего на его собственный дипломат. Алоис же, быстро поужинав, в гостиную тоже не выходил. Хотелось спросить, где он пропадал столько времени. Да и просто поговорить, обсудить произошедшее. Как будто оно действительно нуждалось в обсуждении. Как будто это не было обыкновенной глупостью. — Тебе нравится? Из фрустрации вывел голос Николь. Бельц, недоуменно нахмурив брови, повернулся, натыкаясь на лежащий на детской ладошке широкий браслет с зигзагообразным узором из желтого и белого. — Конечно. Штефан улыбнулся, потрепал дочь по волосам и позволил ей самостоятельно завязать узелок вокруг запястья, где еще недавно болтались радиоактивные фламинго. Улыбка быстро превратилась в печальную. — У тебя что-то случилось? Николь, поерзав, оказалась рядом и прижалась еще ближе, укладывая голову ему плечо и пытаясь так заглянуть в глаза. Бельц подумал, что врать в этой ситуации совершенно не стоит. — Да, милая. Не обращай внимания, я постараюсь побыстрее с этим разобраться. — Ты поссорился с герром Дахом? Вопрос застал врасплох. По секундной запинке Николь и сама поняла, что попала в цель. Отвечать не требовалось. А вот пояснять — да. — Он выглядел странно, когда пришел. — Николь немного отстранилась и расправила плечи, как обычно то делала, собираясь придать словам важности: — Он так выглядит, только когда на тебя смотрит. — Что? Штефан забавно цыкнул, нахмурился и поводил пальцем в куче матово-розового бисера, рассыпая ровную горку на части. Николь чуть замялась, не зная, как лучше объяснить. — Ну… он как-то по-особому на тебя смотрит. — Разве? — Да. Когда ты не видишь. — Она помолчала, подбирая слова. Бельц почти видел, как крутятся шестеренки у нее в голове. — Как… Как Лаура. Он перестал улыбаться практически мгновенно. Губы сами распрямились, разомкнулись и задрожали. Сначала он подумал, что это шутка какая-то, обыкновенная детская выдумка или непонимание каких-то совершенно элементарных вещей. Но Николь, кажется, была здесь во сто крат умнее и сообразительней него. Штефан выпрямился, вперил пустой взгляд в дверь и медленно сглотнул. Выходит… Черт. Вспомнилось, как он медлил тогда, в бассейне, точно не верил в происходящее, с какой потом горячностью ответил. Как храбрился, держался отстраненно после. Бельц и впрямь идиот. Причем конченный. Он порывался вылететь из комнаты, постучаться в соседнюю и сказать, что все понял, что не нужно больше скрывать свою симпатию за обидными шуточками, что, пожалуй, он может ответить тем же, но… Он просрочил как минимум дня на два. Теперь это будет выглядеть нелепо, глупо и наигранно. Штефан обреченно опустился обратно на пол и постарался улыбнуться дочери, чтобы скрыть бушующий внутри ураган из диаметрально противоположных друг другу эмоций. — Помочь тебе? — И подбородком указал на новенький бисер. — Нет, — Николь слабо улыбнулась в ответ. — Но можешь дать телефон, я хочу посмотреть схемы. Бельц кивнул, поднялся и в два счета отыскал меж подушек телефон. Обратно садиться не стал — Николь до того многозначительно на него посмотрела, что все стало ясно и без слов. Поговорить-таки придется. В гостиной стояла гробовая тишина. Даже свет не горел. Штефан едва не впечатался в кофейный столик по дороге, а потом еще с минуту стоял у двери, занеся кулак, и долго не решался постучать. В итоге зашел так, без предупреждения. Алоис, лежа на постели и подложив под спину две подушки, читал какую-то толстую книгу и не сразу обратил на него внимание. Потом в свете люстры блеснули стекла очков, и в лицо Бельцу вперился усталый, ничего не выражающий взгляд. Кто-то должен был заговорить первым. Запала хватило только на прикрытие двери. Штефан нервно мялся, то засовывая руки в карманы мягких шорт, то кашляя, а то и вовсе принимаясь теребить край футболки. Он чувствовал себя глупым ребенком, натворившим дел и по трусости убежавшим с места происшествия. Дах тоже не спешил начинать, лишь поглазел на него с несколько секунд и спокойно вернулся к чтению. Пожалуй, они оба вели себя донельзя глупо. Штефан смущался и все никак не мог сформулировать все, что чувствует. Причем даже мысленно. А Алоис, вместо того чтобы, как старший, перехватить инициативу и подтолкнуть к разумному обсуждению, отмалчивался и предпочитал игнорировать проблему. Впрочем, как и все время до этого. Бельц даже разозлился от этой мысли. Почему было не признаться раньше? Особенно после того, как он сам сказал, что не против отношений с мужчинами? Зубы почти до крови прикусили язык. Штефан вспомнил, что ляпнул сразу после этого. И взгляд Алоиса тоже вспомнил. Даже представить было страшно, каково это, когда тебе только дают надежду, а потом сразу же, не дав опомниться, ее вырывают. Это стало импульсом. Он, рвано вздохнув, сел на самый край кровати и в неловкости распрямился, свел колени, сцепил руки в замок у живота, точно на приеме у какой-нибудь королевы. Напряженное молчание, казалось, длилось почти столетие. Штефан успел прочитать название на обложке — «Белый олеандр» — и какое-то не очень звучное имя автора. Откашлявшись, спросил: — Интересно? — Ну так. — Алоис едва ли на него взглянул и шелестнул страницей. — Сюжет не очень, но язык красивый. — Может… дашь потом почитать? Бельц неловко сместился ближе, чуть дотрагиваясь до согнутой в колене и уложенной набок ноги. Вторая касалась пола. Манера лежать у Даха была определенно странноватой. — Лучше фильм посмотри. Там Пфайффер играет. Ну и Зеллвегер. Смотря, кто тебе больше нравится. — Зеллвегер же еще в «Дневник Бриджет Джонс» снималась, да? — Совершенно не удивлен, что ты знаешь этот фильм. — Алоис насмешливо фыркнул. — Типичная любовная хрень для домохозяек. Тебе очень подходит. — Если ты стараешься меня задеть, то у тебя очень плохо выходит. — Слушай, — он, потеряв терпение, заложил меж страниц палец и опустил книгу, раздраженно изгибая бровь, — тут есть сцена, где четырнадцатилетняя девка отсасывает за дозу наркоты. Ты еще уверен, что хочешь это читать? А, еще там есть педофилия, которая никак не осуждается. И подробно описана. Очень подробно. И очень мерзко. Так что? — Ну… — Бельц, смутившись, потер отчего-то порозовевшую скулу, — теперь я, конечно, чуть менее уверен. Дах хмыкнул, качнул головой, дескать, так и знал, и вернулся к чтению. Первое время Штефан ждал продолжения разговора, а потом, заскучав, опустился на спину, принимаясь разглядывать высокий потолок. Иногда шуршали страницы. Алоис порой вздыхал и немного ерзал. В основном сидел тихо. Бельц, когда глаза заболели из-за люстры, стал шутки ради стараться дышать с ним в такт. Но и это быстро наскучило. Тогда он, немного осмелев, рывком поднялся, уперся ладонью в свободное пространство между чужой ногой и краем постели и выхватил книгу, тут же ловко отскакивая назад. Способ привлечь внимание вышел отменный. Дах грязно выругался и рванул следом, но совсем с кровати встать поленился, и это стало его ошибкой. Штефан быстро оказался на противоположной стороне, наугад выбирал абзац и, важно отставив вверх указательный палец, принялся с выражением, точно декламирующий стих пятиклассник, зачитывать: — Он не спускал с меня глаз. Я чувствовала его напряженный, немигающий взгляд, однако не беспокоилась. Он не был похож на… Пришлось прерваться, чтобы забраться ногами прямо на постель и перебежать от вскочившего Алоиса в ту сторону, где он только что лежал. По итогу они просто-напросто поменялись местами. Бельц потратил несколько секунд, чтобы найти нужную строчку. — …на взгляды других парней, дерзкие, сальные и агрессивные. То был взгляд художника, внимательный к де… Второй раз его прервало точечное попадание мягкой подушки в голову. Штефан заливисто рассмеялся, вновь помчался по постели куда-то вбок, сметая за собой и одеяло, и простыню. Алоис, уже не сдерживая усмешки, рванул следом. Опять пришлось искать строку. — …к деталям, впитывающий правду без предвзятостей. Когда я в ответ посмотрела на него, он… Его дернули за щиколотку и, координируя траекторию падения, потянули на себя. Бельц и не заметил, как Дах тоже забрался на кровать — правда, не прямо-таки ногами, а коленями — и бесшумно оказался так близко. Хорошо хоть, что сама постель была огромная — упал поперек, а края даже не намечалось. Штефан, прижав книгу к груди, заворочался, чтобы не дать ее отнять, и все не мог прекратить смеяться, вновь и вновь избегая опасного столкновения с болезненными тычками под ребра или лопатки. Алоис, забыв, с чего это все вообще началось, пытался скорее его успокоить, чем что-то там забрать. Впрочем, эффект получался ровно противоположный. Бельц выгнулся, отвел руку с книгой за голову, а вторую предупредительно выставил перед собой, на давая окончательно вжать себя в месиво из тканей. Дах, в какой-то из маневров незаметно даже для себя оседлавший его бедра, навис сверху, тяжело дыша. Глаза его будто лихорадочно блестели, на впалых щеках проступила краснота. Штефан почти гордился собой. Это было сродни тому, чтобы вымотать быка на родео. Даже подобие красной тряпки имелось. — Отдай уже. — Он упер руки чуть повыше его плеч, полностью проигнорировав вдавившуюся меж ребер ладонь. — Или хоть закладку положи, а то я страницу потеряю. — Триста сорок вторая. — Бельц, словно мышонок, сунул книгу себе под нос и глянул на разворот. — Так запомнишь? И, приложив страницы к лицу так, что закрывало все ровнехонько до глаз, посмотрел на Алоиса до того открыто, с искренним весельем, что разозлиться просто не получилось. Книга в одно движение оказалась убрана куда-то в сторону. Многозначительное молчание затянулось. Штефан понял, что нужно срочно о чем-нибудь заговорить. — Можем еще раз сходить? Ну, в бассейн. На выходных или вроде того. Я бы хотел взять еще Николь. Ей должно понравиться. — Сегодня уже суббота, а в воскресенье я должен встретиться с Рихардом, — подумав, ответил Дах, хотя по взгляду его было ясно видно, что согласиться он готов мгновенно. — Значит, в следующее? — Почему бы вам не сходить вдвоем? — Ну… Я хочу с тобой. Штефан смутился, зарделся и ненадолго отвел взгляд, подминая нижнюю губу языком. Алоис, нахмурившись, ждал продолжения. — Я… Черт, очень глупо после того, что я говорил до этого, но… К херам этого Берта. Его повернутость — не повод ставить крест на этой части моих интересов, знаешь ли. Бельц вновь посмотрел на него и на всякий случай кивнул, будто плещущейся в глазах решительности было недостаточно. Дах нервно выдохнул и постарался отшутиться: — Интересный способ ты выбрал не платить за квартиру, конечно. — Да иди ты. — Его больно пихнули в плечо. — Я тут ради него половину своего мировоззрения ломаю, понимаешь ли, а он еще и шуточки свои шутит. — А кто тебя просил ломать это твое мировоззрение? Жил бы себе дальше и все. — Вот как? — Штефан подался вперед, приподнимаясь на локтях, и едва не задохнулся от наглости. — А зачем было целовать меня в ответ? — То есть, это я теперь виноват? Алоис, хоть и качнулся, отстраняться не стал. Со стороны их позы теперь походили на какое-то странное упражнение для укрепления мышц. — Да! Вот не ответил бы — я б забыл и жил себе дальше. А теперь смотреть на тебя тошно: красивый, значит, подтянутый, еще и с квартирой своей. — А еще старше тебя на двадцать лет. — Ну что ж тут поделаешь, у всех свои недостатки. Я вот, например, с прицепом. И помешало ли это тебе в меня влюбиться? Бельц приоткрыл рот, как бы подначивая ответить. А Дах, показалось, завис, пытаясь обработать только что произнесенные слова. Фырканье вышло нервным, а усмешка — натянутой. — Прости… что? — А, то есть это неправда? Ну-ка. — Штефан костяшкой указательного пальца приподнял его подбородок. — И когда отвечать будешь — в глаза смотри. — Откуда в тебе столько спеси взялось? — А вот удивление было вполне себе искренним. Алоис аж выпрямился, но с бедер его слезать явно не спешил. — Ты по уровню эмоциональности еще на прошлой неделе с аквариумной рыбкой посоревноваться мог. — А тут тоже ты виноват, между прочим. — Да я у тебя какое-то всемирное зло, получается. И где же я так ужасно оступился? — Приютил. Бельц ненадолго замолчал, поразглядывал кроватную спинку и пожевал нижнюю губу в задумчивости, все стараясь подобрать слова, мешающиеся в голове в одну сплошную кашу. Алоис терпеливо ждал, даже не думая что-либо говорить. Это все больше становилось похожим на очень затянутую сцену из какого-нибудь некачественного фильма для девочек-подростков. — Ты не… — наконец выдал Штефан и тут же запнулся, тяжело вздыхая. — Не хочу сейчас в сопли скатываться, но… Короче, не видел ты тот барак, где я жил до этого. Все грязное какое-то, хоть вечность оттирай, маленькое, мерзкое и темное. Серое, в общем. Я и себя серым, как крыса какая-то, чувствовал. Не знаю, как сказать. Просто… сил не было никаких и ни на что. Вся жизнь — работа, какая-никакая забота о Никки, сон и опять работа. А сейчас… Я, черт его, за неделю побывал в стольких местах, в скольких за последние лет пять не был. Я, блять, фенечку сплел! — Он на эмоциях подался вперед и ткнул его в грудь. Даже неожиданно вырвавшееся ругательство по ушам не резануло. — И все благодаря тебе. Так что вот. Вы очень сильно виноваты, молодой человек. — Значит, маленькой язвой ты стал из-за вот этого? — Дах с какой-то теплой улыбкой продемонстрировал болтающиеся по запястью ромашки. Штефан рассмеялся в ответ. Он и не думал, что те еще не в мусорном ведре. — Нет. Из-за того, что я больше не серый. Ты… ну, можно сказать, разукрасил мою жизнь. — Ой, как мелодраматично, Бельц, фу. — Алоис скривился, отвернулся, точно вот-вот собирался стошнить, и махнул на него рукой. — Сейчас разревусь. Штефан почти оскорбился, хотя и сам прекрасно понимал, насколько киношно это звучало. Дах же, позакатывав глаза, вновь подался вперед, привлеченный аккуратным, почти неловким дерганьем за футболку, и вздернул брови. Бельц, помедлив, коротко коснулся его щеки губами и со смущенной улыбкой отстранился. На слова его смелости хватало, а на решительные действия — пока еще нет. — Нет, правда, Ал. — Он осторожно провел пальцами по дернувшимися от таких прикосновений кадыку и приподнялся еще немного, не сдерживая еле заметной улыбки. — Я стал… собой? Вот таким и был лет до двадцати. Маленькой и не очень опытной версией тебя. — Вот как? Мне что же, придется учить тебя азам алхимии? — Алхимии? — Ну, а как ты еще свой собственный яд будешь вырабатывать? — Алоис перехватил его руку, мягко ее сжал и опустил себе на щеку, подаваясь навстречу. — Не все ж моим подпитываться. — Хорошо. Тогда бери меня в неофиты. — Бельц просиял еще больше, смещая ладонь ему на затылок и замечая, что расстояние между их лицами осталось совсем уж ничтожное. — Дома, значит, его содержи, занятия вот проводи… — шутливо заворчал Дах, щерясь, как довольный кот под мартовским солнцем, когда пальцы принялись ерошить волосы. — Ну… я вроде как готов платить моему церберу, — уже ему в губы выдохнул Штефан, ногами обвиваясь вокруг поясницы и позволяя уложить себя обратно на постель. Поцелуй вышел долгим, тягучим и донельзя аккуратным. Оба будто боялись спугнуть другого, тщательно выверяя и продумывая каждое движение: как забраться рукой под футболку и оцарапать спину, как погладить ногу, дотрагиваясь до внутренней части бедра через шорты так, чтобы вызвать тихий полустон-полувздох, как довести момент оттягивания резинки белья до чего-то сакрального бесконечными ласками груди и живота, как, в конце, концов, остановиться, так и не дойдя до главного. — Прости, Никки может зайти или услышать, — пролепетал Штефан, все пытаясь отдышаться. Алоис понимающе кивнул, хотя по взгляду его было ясно, что отступать он сейчас хочет и готов в последнюю очередь, и одернул задравшуюся футболку, мимолетно поморщившись, когда ткань коснулась расцарапанной кожи. Бельц улыбнулся, принял сидячее положение и, пододвинувшись еще ближе, обнял его, утыкаясь носом в грудь и вдыхая стойкий аромат морозного ополаскивателя для белья и парфюма. Волосы его мягко взъерошили, коснулись губами макушки и обняли в ответ. Показалось, что именно в это мгновение время снова замерло, и невыносимо захотелось, чтобы оно и впрямь это сделало. Штефан нехотя отстранился, поднялся и, словно бы ничего и не было, вышел в гостиную. Когда дверь за спиной захлопнулась, почему-то подумалось, что это все ему просто почудилось. Но тело еще помнило и чужие ласки, и свой отклик на них. А пальцы сами дотронулись до шеи в тех местах, где только что были губы. Организм перешел в режим автопилота. Бельц налил себе чай, согрел остатки китайской еды и, включив телевизор для фона, сел ужинать, сам не замечая, как жует и проглатывает еду. Все сознание перекочевало за сто миль отсюда. Он практически возненавидел себя за то, что из-за одного плохого опыта годами обходил то, что было буквально под носом. Конечно, Штефан и понятия не имел, когда Дах что-то начал к нему чувствовать, но зато знал, что, не будь он настолько узколобым, смог бы заметить куда раньше. Сравнение с Корзе получилось невольным. Альберт, помнилось, никогда не разменивался на чепуху вроде поцелуев или предварительных ласк — все сразу к делу, быстрому и не очень приятному, если оглядываться назад. Да, тогда, в моменте, это казалось каким-то особенным, но сейчас, когда стало с чем сравнивать… Все-таки сидела в Штефане та самая презираемая Алоисом четырнадцатилетняя девчонка с несбыточными мечтами о внеземной любви. Николь заснула поздно — делала ежевику из темно-синего бисера для нового браслета. Бельц же, поужинав, сел играть в приставку, чтобы не бродить привидением по квартире. Алоис вылез из своей норы часа через полтора и, достав из холодильника небольшую баночку пива, вскоре разделенного на двоих, постарался взять реванш в гонках. Уснули там же, на диване, когда в пятый раз, несмотря на все совместные усилия, провалили уровень в третьей по счету игре. Теперь, в такой компании, это место для сна не показалось не таким уж и неудобным. Утром Штефан обнаружил себя накрытым пледом и с подложенной под голову подушкой. В коридоре, чуть шумя, обувалась на прогулку Николь, тут же умело сделавшая вид, что вообще-то вот-вот собиралась его будить и просить разрешения. Отказывать Бельц в любом случае не стал. На столе стоял завтрак из привычного набора продуктов, а рядом лежала книга с торчащими сверху стикерами, которые, как оказалось, были прицеплены не к страницам, а к коротким запискам на линованной бумаге, выдранной явно из ежедневника. Это Дах таким образом пометил моменты, которых советовал избежать. Штефан не смог сдержать умиленной улыбки. Читал прямо за завтраком. Язык у автора и впрямь оказался весьма завлекающим. Он едва не потерял Алоиса, а потом вдруг вспомнил, что на календаре, вообще-то, воскресенье, а на часах — давно уже не полдень. А еще вспомнил, что пора бы сходить в душ и переодеться, а еще приличия ради-таки обновить истощившиеся запасы в холодильнике. Прошла, выходит, целая неделя с того момента, как Штефан впервые переступил порог этой квартиры. И опять не верилось. Словно бы все, что произошло за это время, в его обычном темпе растянулось бы на год, а то и два. А тут… Удивительно, как смена обстановки может повлиять на человека. И тут, пожалуй, имелся в виду не только сам Бельц. Николь тоже зацвела, увлеклась новым, раскрепостилась, в конце концов. Еще в начале месяца казались немыслимыми ее настолько частые прогулки. Да особенно не одной и где-нибудь за столом под низко склонившимся деревом, а с вполне себе живыми сверстниками, не заточенными с ней по воле случая в одном небольшом пространстве под названием школьный кабинет. Так не хотелось это терять. Да даже думать о том, что рано или поздно придется возобновить заброшенные насовсем поиски квартиры и вновь паковать окончательно разобранные вещи. Штефан замер с так и не застегнутым ремнем в руках. Он… черт, он и забыл, что часть коробок осталась у Лауры. У Лауры, которой он даже не вспоминал звонить или писать. Укол совести оказался весьма болезненным. Бельц начал с банального — с вопроса о том, как у нее дела. На сообщение отвечали долго, но все же не проигнорировали вовсе, как он ожидал с самого начала. Переходить сразу к делу не стал, а зашел издалека — пригласил Лауру как-нибудь встретиться после работы или на выходных. Место встречи предложил выбрать самой Шваб, чтоб лишний раз не напрягать мозги, занятые репетированием того, что говорят той, кто никогда не был в полноправном смысле этого слова девушкой, когда пытаются с ней порвать. Сошлись на местном кафе в пятницу. На том и порешили. Штефан едва дотащил пакеты из магазина и, расфасовав продукты по холодильнику, вышел обратно на улицу, намереваясь пройтись по округе. Погода стояла замечательная — солнце светило не слишком ярко, а легкий ветерок сглаживал все минусы летней жары. Он обошел район почти целиком — свернул на улицу с баром, через нее дошел до спортзала и гастронома, обогнул здание и вывернул обратно, закончив свой путь там, где и начал. Усталости, на удивление, совсем не чувствовал. Бельц недолго пронаблюдал за играющими во дворе Николь и уже запримеченным им мальчишкой, родители которого, кажется, пришли к той же мысли и стояли у противоположной стены. Удалось впервые за последние дни покурить. Штефан все еще пытался понять, что теперь будет. Ну, его, вроде как, никуда не гонят, а значит можно дотянуть до следующей зарплаты и увеличить ценовой диапазон. Хотя квартирный вопрос сейчас интересовал его во вторую очередь. Более важным казалось то, что они с Алоисом вчера, когда дело дошло до приставки, вовсе не вели себя как те, кто совсем недавно, вроде как, собирались заняться сексом. К мысли об этом могло подтолкнуть лишь то, что заснул Бельц практически лежа на Дахе, когда тот из последних сил пытался в очередной раз не провалить уровень. Наверное, это было само собой разумеющееся. Только вот в какую из сторон? Это свободные отношения, где никто никому ничего не обязан, в том числе и объяснениями? Или наоборот, начало чего-то по-взрослому серьезного, что просто не принято обсуждать из-за кристальной ясности ситуации? Штефан никак не мог понять. Даже то, к чему он сам склоняется больше. Первый случай был с Лаурой, и зарекомендовал он себя крайне положительно. А второй… с Кларой. Хотя, конечно, сравнения с ней были бы некорректными. Алоис, в конце концов, не сможет оставить ему презент в виде еще одного ребенка. Хоть какие-то плюсы. И все-таки… Чего Бельцу хотелось? Да, было бы во всех смыслах удобно перевести их отношения с Дахом на уровень секса по дружбе, но с другой стороны… Штефан впервые со времен студенчества захотел быть кому-то обязанным. Не в смысле обязанным за квартиру и всю остальную помощь, а в отношениях, как у всех нормальных людей этого мира. Интересно, хотелось ли Алоису того же? Именно от ответа на этот вопрос и зависел окончательный ответ самого Бельца. Потушив сигарету подошвой кроссовка, он, тепло улыбнувшись помахавшей ему Николь, решил еще немного пройтись, но не дошел дальше конца улицы; рядом припарковалась знакомая бежевая машина, и из нее в одно мгновение выпрыгнул Рихард, в нетерпении оборачиваясь на водительское место. Алоис вылез чуть погодя. Штефан в удивлении округлил глаза, отступил на шаг и едва не оказался незамеченным. Внимание к нему привлек только с треском выскользнувший из-под ноги камушек. Рихард среагировал самым первым — приветливо улыбнулся и протянул ладонь. Бельц отчего-то сразу вспомнил, что нужно ответить левой. Дах же отделался кивком. — Я так понимаю, мне лучше еще погулять? — Сливаешься уже второй раз подряд? — усмехнулся Алоис и жестом поторопил оглянувшегося на него сына. — Пойдем, а то еще за оборванца примут. — Я тебе потом на это отвечу, — пообещал Штефан, незаметно пихая его в плечо. Дах лишь заулыбался шире и прибавил шагу, будто бы нарочно оставляя его позади всех. И все-таки в ногах немного гудело, когда Бельц, приняв быстрый прохладный душ, вернулся в гостиную, где Рихард, забывая иногда о насаженной на вилку еде, активно что-то рассказывал обедающему Алоису. Непривычно было видеть его таким: расслабленным, без тени иронии, заинтересованным. Казалось, что впервые за многие годы Дах позволил себе не искать во всем подвох и не выдумывать обидные шуточки на все, что каким-либо образом его задевало. Штефан не смог не улыбнуться, так и оставаясь стоять, привалившись к косяку. Первым его заметил Рихард, перевел взгляд на отца, снова на него, а затем еще раз приветливо улыбнулся. Алоис, не оборачиваясь, произнес: — Можешь присоединиться, если хочешь. — А разве я не помешаю семейной идиллии? Штефан немного помялся и, получив в ответ один лишь неясный, но явно не дружелюбный взгляд, все-таки сел за стол, пододвигая к себе пустой стакан и сок. Во вновь возобновившийся разговор не встревал. — А вы куда-то ходили? — спросил он, чтобы не затягивать тишину, когда рассказ Рихарда подошел к концу. — В кино, — ответил он и просиял еще больше, хотя больше, казалось, и некуда вовсе. — Фильм недавно вышел с Рейнмаром Вутом, я так хотел сходить, а мама все не отпускала… — И я ее прекрасно понимаю. — Алоис на секунду округлил глаза, передернул плечами и повернулся к Штефану. — Мы два часа смотрели на то, как исламистам самыми заковыристыми способами решетят лица. Не удивлюсь, если у того парня потом проблемы будут — эти идиоты всегда смертельно оскорбляются. Иногда в прямом смысле смертельно. За самую мирную религию на свете, так сказать. — И он, отсалютовав, залпом прикончил остатки сока в своем стакане. — Как думаете, — Рихард тоже обратился к Бельцу, не скрывая ехидной усмешки, — он уже наговорил на отрезание головы на камеру или пока только похищение? — А я смотрю, у вас это семейное, да? — хохотнул Штефан, качая головой. — Логика и здравый смысл? Конечно. Дах ответил ему тем же, а Рихард ненадолго потупил взгляд, не прекращая улыбаться. Подумалось, что удивительная эта штука: не знать друг друга столько лет, но быть полнейшими копиями. Да, с огрехами во внешности, но Штефан вполне мог представить Алоиса в этом же возрасте. Прыти и токсичности тогда, пожалуй, у него было в разы больше. — Куда планируете пойти в следующий раз? — Пока не знаем. — Рихард мельком глянул на отца. — Да и мама, наверное, за сегодняшнее посадит под домашний арест до конца месяца. Я сегодня курс по игре на гитаре пропустил, а там препод… В общем, как бы я себе прощальное турне не устроил. — Да брось, — Алоис фыркнул и откинулся на спинку стула, принимаясь от нечего делать перебирать ромашки на запястье, — Брит проорется и забудет. Ей ж всегда хватало эмоции выпустить. Не думаю, что она за столько лет поменялась. — Ну, покричать она любит, да… — Рихард немного смутился, но быстро напустил на себя повседневный вид, а затем неожиданно для всех обратился к Штефану: — Хотите пойти с нами? У того от удивления аж брови наверх поползли. Дах же последовал примеру сына и вовремя скрыл настоящие эмоции под привычной маской. Ответить хотелось исключительно положительно, но Бельц, потратив на размышления пару секунд, все же решил, что не стоит сейчас вклиниваться в только-только налаживающиеся семейные узы, так что покачал головой и на всякий случай виновато улыбнулся. — Мне нужно сидеть с дочерью. Да и дела имеются. — Ты ж только и делаешь, что по квартире слоняешься и в приставку рубишься. — Алоис даже не шикнул на пинок по ноге, но ухмылки сдержать не смог. — Ладно, еще иногда и книги у честных людей отбираешь. — Ну хотя бы пьяным в ванне не засыпаю, знаешь ли. — Штефан фыркнул, закатил глаза и едва подавил по-ребячески показать ему язык. — Да я вообще-то душ принимал. — Да-да, в одежде и без воды. Ты где такую технику изучил? В Шаолине? — Десять лет практики в Тибете, между прочим. — Дах с важным видом отставил указательный палец, напуская на себя менторский вид. Рихард, прикрыв рот ладонью, совсем тихо хохотнул. — Ладно уж, всех накормил, пора и по домам развозить. Идем? — Я могу дойти пешком, не напрягайся. Тем более еще струны по дороге нужно купить, а то я забыл вчера. Все, точно по договоренности, поднялись, и Штефан, сам не веря своим глазам, уставился на то, как Рихард беспрепятственно, пусть и с неким стеснением, обнял замершего на мгновение Алоиса, едва не забывшего, что ответить на подобный выпад все же стоит. — Спасибо. Было классно провести с тобой время. Я напишу, как придумаю, куда еще сходить. Или ты напиши. Можешь даже просто так написать. Я… В общем… — Рихард вновь смутился, потер порозовевшую скулу и, едва не запутавшись в собственных ногах, спиною двинулся к выходу. — До встречи, па. Хлопнула дверь, и Алоис, порой забывая моргать, повернулся обратно, принимаясь пустым взглядом сверлить стол. Бельц едва не расхохотался, но вовремя спохватился и позволил себе лишь небольшой укол в его сторону: — И как ощущения? Дах, вздрогнув, точно только что пришел в себя после продолжительного сна, непонимающе нахмурился. — В смысле? — Твой ребенок только что сказал впервые «папа». Еще немного и ходить начнет. Повезло, что под руку ему попалась только пустая коробка из-под сока. Штефан мастерски увернулся, все же рассмеялся и, схватив по пути стукнувшееся об пол неудачное орудие для явно преднамеренного убийства, двинулся к мусорному ведру. — Значит, все и впрямь хорошо прошло? — Ну вроде. — Дах хмыкнул, взял тарелки, на половине пути перехваченные Штефаном, и, не найдя больше занятий, привалился к тумбе. — Не знаю, я себя как-то странно чувствую. — Не можешь привыкнуть к роли отца? — Да наоборот. Я… я как будто его сто лет уже знаю. — Он устало потер переносицу и протяжно вздохнул. — Понятия не имею, как объяснить. Он так похож на меня… Ну, это, думаю, ты и так заметил, но… Знал бы масштаб! Мне даже страшно местами становилось. — А ты… — Бельц кашлянул, отложил вымытую посуду и повернулся к Алоису, копируя его позу. — Ты ему ответил на тот вопрос? — Да, чего в тайну-то играть. — Он пожал плечами. — Вряд ли он его устроил, но как минимум не разочаровал. Он-то думал, что я сбежал, потому что новой телкой увлекся, как ему мать говорила. Не могу ее судить, конечно, папаша-изменник явно куда лучше труса, так что… Имела право. Штефан смертельно захотел переубедить его, что трусости в нем нет ни на йоту, но и сам прекрасно знал, что затея эта тут же провалится с треском. Так что он, немного подумав, не очень уверенно подался вперед и, помявшись, положил обе руки на чужую талию, еще более неловко прижимаясь ближе. Прямо над ухом усмехнулись. Едва удалось подавить порыв мгновенно отстраниться. — Я договорился встретиться с Лаурой на неделе, — тихо проговорил он, в задумчивости принимаясь жевать нижнюю губу. — Хочу сказать, что наш соседский вроде-как-роман пора завязывать. — Не хочешь тратить сорок минут на дорогу туда и обратно? — Да нет, я… — Бельц замялся, понимая, что сам случайно подвел к тому, чем терзался совсем недавно. Но начинать этот разговор первым так не хотелось… — Это же будет правильно, разве нет? — Ну, если тебе так кажется. — Алоис, чуть помедлив, тоже обвил руку вокруг его талии, притягивая ближе. — Тут, кстати, в соседней парадной есть одна симпатичная девушка, если вдруг захочешь сменить. — Нет уж, спасибо, мне вполне хватает симпатичного соседа. Он та еще язва, конечно, но иногда вполне себе милый. — Иногда? Да я ж всегда милый. — А кто сказал, что я про тебя? Штефан, усмехнувшись, немного отстранился, позволяя подтолкнуть себя к противоположной тумбе, и задрал голову, чтобы не упустить ни одну эмоцию на лице Даха, который, состроив обиду, перекрыл ему путь со всех сторон, упираясь руками по бокам и нависая сверху. Поцелуй вышел почти таким же, как тогда в бассейне — жадным и долгим, заставляющим задыхаться и тянуться за продолжением вновь и вновь. Бельц порой не успевал сделать вдох, беспорядочно возя руками по широкой спине и задирая футболку. Его самого гладили по бедру, иногда настойчиво приподнимая ногу выше, точно пытались усадить на тумбу. Ну, или на себя. — Так мы… — Штефан, стараясь успокоить трепещущее за ребрами сердце, уперся руками в грудь Даха, вынуждая прерваться. — Ну… Вот это вот, как принято? — А ты хочешь? — Он приподнял его за подбородок двумя пальцами и вперил внимательный взгляд прямо в лицо. Бельц, стушевавшись, пожал плечами. — Давай тогда определишься, а потом решим. — А ты бы хотел? Не очень горю желанием, знаешь ли, потом в дураках ходить. Алоис почти насмешливо улыбнулся и покачал головой, смещая пальцы на скулы и очерчивая линию лица. Штефан подался следом, словно кот подставляясь под поглаживания за ухом и на загривке. Показалось, что сейчас обязательно откажутся или отделаются очередной шуткой, но Дах, разом приняв непривычный для себя серьезный вид, тише обычного произнес: — Да. И отвел взгляд, точно зрительный контакт сейчас окончательно выбил бы почву у него из-под ног. Бельц затаил дыхание, всматриваясь в смягчившиеся черты и по-особенному заблестевшие глаза без намека на усмешку. Наверняка потом отыграется за эту минуту слабости. Но сейчас, в это короткое мгновение, Алоис выглядел совершенно иначе, и осознание этого собиралось тугим узлом в солнечном сплетении и выше, за грудью. Штефан выдавил из себя теплую улыбку, опустил ладони на твердые плечи и вместо ответа поцеловал его в самый краешек рта, мимолетно отстранился и прижался в очередных объятиях. Слова застряли в горле, но он почти силой смог из себя выдавить так необходимую сейчас фразу: — Я тоже. Теперь в голове все, казалось, встало на свои места. Бельц прикрыл глаза, стараясь не думать о том, что со стороны такое решение выглядит слишком уж поспешным. Жизнь, в конце концов, у всех одна, глупо заморачиваться из-за отчего-то принятых всеми норм: поцелуи только после второго свидания, отношения через месяцы знакомств и секс исключительно после свадьбы. Даже смешно. И к тому же… Разве они с Дахом не знакомы черт-те сколько лет? Разве те немногочисленные вылазки куда-нибудь вдвоем нельзя наречь свиданиями? Разве за сожительством не закрепилось понятие «гражданский брак»? Возразить можно было разве что сумбуром, но Штефан его вовсе не замечал. У него впервые за столько времени пазл сложился во что-то внятное, в картинку, которую хотелось положить под стекло и повесить на стену, как напоминание. Так что он просто наслаждался моментом, вслушиваясь в приглушенный стук под ухом и чужое размеренное дыхание. Алоис обвил его руками, уткнулся носом в макушку и перестал двигаться, будто тоже старался запечатлеть эти секунды в вечности. Бельц не знал и даже боялся предполагать, каково было ему все это время, когда он вечно маячил где-то рядом, как символ собственной слабости. Хотя бы поэтому язык не поворачивался назвать его трусом. Был бы им — уволился или перевелся в другой офис и знать бы о нем забыл. А Штефан, думалось сейчас, вполне мог обратить на него не только дружеское внимание раньше. Дах еще с первого рабочего дня казался ему очень симпатичным, но все остальные мысли в этом направлении перекрывались Альбертом, заронившим в него каплю сомнения. Может, и не было никакой бисексуальности, а он это все просто выдумал, чтобы скуку развеять? Это было барьером, берлинской, если можно так сравнить, стеной, сплошь сотканной из страха наступить на те же грабли и обжечься сильней прежнего, о которую разбивались здравый смысл и зачатки симпатии. Но сослагательные наклонения, как известно… Теперь то, что годами терялось подо льдом из собственных предрассудков, цвело пышным цветом. И Штефан вовсе не собирался сопротивляться. Он и забыл то чувство, что до́лжно испытывать нормальным людям при поцелуях: трепет, всеобъемлющую нежность и желание продлить, а не закончить все поскорей, разгрузиться и уйти домой спать. Не ненависть, которую даже не можешь выразить — все время боишься, что мелькнет не та эмоция, вырвется не то слово, и все это до каждой секунды впечатается в память ребенка, привыкшего брать пример с родительского поведения. Бельц нервно выдохнул, распахнул глаза и нехотя отодвинулся. Алоис напоследок потрепал его по волосам и коротко поцеловал в лоб. Подумалось, что продлилось все это час или два, когда в самом деле прошла едва ли минута. Полнейшей глупостью казалось сейчас возвращение к обычным домашним делам. Но вот Дах потянулся к холодильнику, собираясь заранее приготовить что-то на ужин, а Штефан, последний раз окинув взглядом рослую фигуру, поплелся в комнату за книгой. По пути почудилось, будто дверь в квартиру была слегка приоткрыта, хотя он точно помнил, что Рихард закрывал ее перед уходом. Зацикливаться на этом все равно не стал, да и из головы вылетело мгновенно. Бельц с ногами забрался на диван и погрузился в чтение, иногда закладывая меж страниц палец и подолгу наблюдая за тем, как Алоис возится на кухне: что-то перекладывает, нарезает, поджаривает и мешает. Подумалось, что это его собственный способ отвлечься, и мысль эта осталась легкой улыбкой на губах. Штефан переворачивал страницу за страницей, порой полностью теряя смысл происходящего и по пять раз перечитывая один и тот же абзац. Подсознание все норовило подсунуть воспоминания, новую тему для рассуждений, точно небольшая передышка приходилась ему не по вкусу. Вскоре вернулась Николь и, едва слышно поздоровавшись, надолго засела в комнате с браслетом, отказавшись от обеда и даже от печенья с соком. Вот тут-то у Бельца и возникли первые подозрения. Он еле как дочитал до конца главы, отложил книгу и несколько раз прошелся по гостиной, отмахиваясь от насмешливых выпадов Алоиса. Затем, пожевав нижнюю губу, двинулся к двери. Закрыто. Отошел к столу, повернулся боком, глянул так, мимоходом. Нет, спутать бы вряд ли вышло. — Ты там что за эксперименты удумал? — фыркнул Дах, облокачиваясь о тумбу. — Да я… Рихард же закрывал дверь? Вот и я помню, что закрывал. Она у тебя случаем сама не открывается? — Не должна. Я ж ее совсем недавно поставил, прошлая гнила на ходу. Но можешь петли проверить, мало ли. Хоть это и было явной издевкой, Штефан все рано внимательно оглядел и их, и косяк, и пришел к выводу, что сама дверь открыться точно не могла. А тогда вариант оставался один: это Николь зашла, а затем почему-то вышла. Да и сейчас ведет себя странно… Бельц почти подавился следующим вдохом. Ну конечно, он опять идиот! Это же так логично, господи: она, значит, зашла, увидела, как они тут обжимаются, черт-те что подумала и убежала. Только вот вопрос — а какой именно момент она застала? Очень бы хотелось думать, что последний, а не… Черт, хрен с ним. Не до конца жизни ее от реалий уберегать, верно? Нужно просто поговорить, разъяснить ситуацию, тем более частично Николь и так все понимала, пусть это пока и не складывалось у нее в единую картинку. — Так какой вывод-то? А то заинтриговал и убежал, — послышалось в спину, но Штефан лишь отмахнулся, прикрывая за собой дверь в комнату. Николь сидела на полу у изножья кровати и доделывала браслет, краем глаза смотря по телевизору какой-то мультик. Бельц, замявшись, приземлился рядом и долго молчал, наблюдая за выверенными движениями пальцев по бисеру, а потом, откашлявшись, спросил: — Как прогулка прошла? — Нормально. — Николь пожала плечами. — С Йоахимом всегда весело. — Йоахим это тот мальчик? Она кивнула. Штефан шумно выдохнул, не зная, как свернуть к нужной теме. Наверное, следовало перенять манеру Алоиса и говорить напрямик. Но подумать было куда легче, чем сделать. — Знаешь, ты вчера… — Он откашлялся и принялся щелкать суставами на пальцах. — В общем, мы с Алоисом поговорили и… Кажется, теперь кровать полностью твоя. Бельц постарался придать голосу веселости и совсем легонько толкнул плечом Николь. Та, замерев, нахмурилась, прокрутила в руках одну из ежевик и тихо спросила, не поднимая на него взгляда: — А как же Лаура? Ответ на этот вопрос пришлось подбирать долго. Штефан прикусил кончик языка, думая, как бы выразиться помягче, да не ляпнуть лишнего. Подробности здесь совершенно не обязательны. — Понимаешь, не всегда так выходит, что люди… ну, сходятся. Тем более… мы с Лаурой и не планировали. Просто жили рядом. Это удобно, понимаешь? — Значит, теперь удобно с герром Дахом? Бельц стушевался окончательно. Особенно когда Николь на него-таки посмотрела. И пусть взгляд этот был открытым, по-детски заинтересованным, без подтекста, он все равно покраснел, потому что со стороны ведь так и выглядело… — Нет, ну то есть… Я же не… Дело не только в этом, милая. Лаура мне не нравится. А Алоис — да. — А почему? Опять возникла немая пауза. Захотелось закричать «занавес» и взять тайм-аут хотя бы минут на пять, чтобы перестать заикаться через слово. Штефан вновь забоялся сказать что-то не то и показаться даже самому себе хреновым родителем. Потом же совесть загрызет, что не смог доходчиво разложить все по полочкам сразу. — Сам не знаю. — Он пожал плечами и потер постепенно бледнеющую щеку. — Мы это не выбираем. Просто в какой-то момент щелкает — и все, не отвертишься. Николь с важным видом кивнула, точно в действительности все поняла и, состроив задумчивую мордашку и изогнув брови, задала совершенно неожиданный вопрос, ставя только выдохнувшего отца в новый тупик: — А мама поэтому уехала? Штефан откровенно завис, потому что нейроны в мозгу просто перестали во что-либо складываться. Пришлось проморгаться, потереть лицо и вновь пощелкать суставами, прежде чем смысл дошел до него окончательно. — …Да, пожалуй. — Но ты все равно на нее злишься? Бельц нахмурился, не понимая, к чему Николь ведет. Но увиливать не стал. Да и раз уж на то пошло… — Я не осуждаю ее за то, что она влюбилась. Это было бы глупо. Но она же оставила не только меня. Я злюсь за тебя. — Но ведь и за себя тоже? — Когда-то злился. Сейчас уже нет. Это проходит со временем. Просто отвыкаешь от человека и все. Даже если когда-то думал, что весь смысл жизни в нем. — Значит, все от всего отвыкают? — Николь отложила браслет и придвинулась ближе, укладывая подбородок Штефану на руку. — И ты от меня тоже отвыкнешь? — Нет, конечно, нет, милая. — Он даже усмехнулся, качая головой и хмуря брови. — С детьми это не работает. Вот есть «смысл жизни», а дети — это и есть жизнь. — И слегка нажал на кончик ее носа, заставляя забавно поморщиться. Он помог Николь вскарабкаться на себя и приобнял, когда она, уложив голову ему на грудь, спросила: — А родители? — Ну… со временем, конечно, приходится от них отдалиться, чтобы, как там обычно говорят, вылететь из гнезда, но их тоже никогда не забываешь. — Никогда-никогда? — Исключения, разумеется, есть. Ну, понятные, думаю: если родители не очень и все прочее. А что? Я где-то не заметил намек на себя? — Нет. — Она коротко рассмеялась и несильно шлепнула его ладошкой. — Я про маму. Я тоже хочу на нее злиться. — Даже не знаю — радоваться или плакать. — Штефан смешливо цыкнул и следом шмыгнул носом, проводя рукой по рассыпавшимся прядям и заправляя их за ухо. — В любом случае… она того не стоит, милая, только нервы тратить. Относись лучше со снисхождением, это подходит ей куда лучше. Или вообще никак не относись. Это будет честнее всего. Николь согласно хмыкнула и прикрыла глаза. Бельц последовал ее примеру, успокаивая себя, что все позади и нигде он все-таки не облажался. Ну, может, лишь самую малость, а в остальном держался на удивление спокойно. Даже не верилось. Тихо открылась дверь. Возникший в проходе Алоис, немного помолчал, оглянулся куда-то назад и, кашлянув, чтобы привлечь к себе внимание, произнес: — Если хотите есть — идите сейчас, пока не остыло. Штефан, недолго подумав, легко поднялся, подхватывая дочь на руки. Николь с показным недовольством скуксилась, завозмущалась, но слезать не спешила, позволяя донести себя прямиком до стола. Только усаживаясь на стул спросила: — А прям вся-вся кровать теперь моя? Устроившийся на диване пить чай Дах поперхнулся и, судя по выражению лица, теперь тоже с интересом ждал ответа. Бельц немного смутился, но, подумав, что такой вопрос — еще не самый худший из раскладов, с легкой улыбкой кивнул. Хорошо, что Николь не стала развивать эту тему, а только радостно заболтала ногами и взялась за еду. — Ты теперь и комнату мою аннексируешь? — шикнул Алоис, когда Штефан, подхватив джойстики, уселся рядом. — А ты разве против? — Он усмехнулся, выгибая бровь. — Да и не всю комнату, а только кровать. Если все-таки против — составь жалобу в письменном виде, может, я ее даже рассмотрю. — Знаешь, иногда я хочу, чтобы ты вернулся к заводским настройкам. Дах, отставив кружку, отобрал джойстик и сам выбрал игру. Штефан не стал говорить, что именно ту, что он и планировал изначально. Гонки вполне заменили Николь телевизор за ужином — она даже поставила новый браслет на то, что победит Алоис. Бельц же показательно оскорбился и специально весь заезд подрезал его машину, чтобы та улетела в кювет. В итоге все равно проиграл. — Ну все, буду хвастаться Дитриху обновкой, — через пару-тройку часов хохотнул Дах, внимательней рассматривая крупные шарики ежевики на запястье рядом с ромашками. Николь же, торжественно вручив презент, пообещала отцу дочитать главу отданной ей Йоахимом книжки и без промедлений лечь спать. — Чтоб ты знал, он до сих пор цепляется к твоей фенечке. — Это он еще твоих радиоактивных фламинго не видел. — Штефан широко улыбнулся, прикрыл за дочерью дверь и привалился к ней спиной, не зная, куда себя девать. — Так… я вроде как сплю сегодня здесь? — Ну раз уж пообещал. Алоис толкнул ногой вешалку и протиснулся к комоду, ища там зарядку для телефона. Бельц с места не сдвинулся. Впервые за вечер накатило смущение. Вдруг и впрямь не стоило так говорить про кровать-то? Может, Дах не любит ночевать с кем-то. Пришлось заговаривать на отвлеченную тему, чтобы хоть немного раскрепоститься. — Ты придумал, куда поведешь Рихарда в следующий раз? — Нет. — Он пожал плечами. — Я понятия не имею, что обычно интересно подросткам. Не в приставку же я с ним играть сяду. Штефан понимающе покачал головой, а затем его вдруг осенило — он же видел, когда они только въезжали на Бугенхагенштрассе, да и сегодня тоже, афишу на том круглом стенде. Реклама концерта какой-то группы. Он попытался вспомнить и название, которое следом вспыхнуло не буквами на плакате, а изображением на футболке. Хоть что-то дельное за день! — Своди его на концерт! — Он даже вперед подался — настолько загорелся идеей. — У Рихарда на футболке было… Сейчас, как же… короче, неправильно произнесу, наверное, так что… Бельц полез в карман за телефоном и, быстро вбив слово в поисковик, повернул экран Алоису. Тот заинтересованно вытянул шею. Как произносить невнятный набор буков в виде «Oomph!» даже он не знал. — Думаешь, ему понравится? — Ему ж пятнадцать, Ал, подростки в таком возрасте лучше удавятся, чем будут носить то, что им не нравится. Дах задумчиво потер подбородок, аккуратно забрал из рук Бельца телефон и, листая, уселся на край постели. Штефан остался мяться рядом, пытаясь сверху разглядеть то, что так упорно читал Алоис. — Тут… — Он забавно хмыкнул, ненадолго поворачивая экран. — Вокалиста как тебя зовут. — Я уж думал ты там билеты смотришь, а ты состав проверяешь. И сдалось тебе это? — Бельц уселся чуть позади, умостил подбородок на его плече и самостоятельно ткнул на верхнюю ссылку. — Смотри, в выходные концерты есть. А на следующих уже в Мюнхен уедут, не успеете. Удачно же все сложилось. Бери. — Ладно, надеюсь, уши у меня не отсохнут. Алоис вздохнул, принимая поражение, и поднялся за кредиткой для оплаты. Штефан тоже встал, зажег ночник на прикроватной тумбе и погасил верхний свет. Глаза уже болели от напряжения, хотелось создать приятную полутьму, чтобы немного расслабиться. Бельц прислушался, стараясь вычленить возню в соседней комнате, но стояла практически абсолютная тишина, нарушаемая лишь дыханием Даха и клацаньем по экрану. Даже из-за приоткрытого окна не доносилось ни звука. Штефан остановился у подоконника, высматривая в соседних окнах хоть что-нибудь, и невольно улыбнулся, подумав, что Николь, наверное, уже легла спать. Проверить все же стоило. Он оказался прав — в комнате не горел свет, телевизор был выключен, а под одеялом проглядывался силуэт. Приоткрывать дверь еще больше Бельц не стал и удовлетворенный увиденным вернулся обратно. Алоис к тому времени с кем-то переписывался уже со своего телефона. — И как? — Ну, судя по набору смайликов, он вполне себе рад. Дах, немного смущенно улыбнувшись, отложил телефон. Спать, пожалуй, было еще рано, но атмосферу Штефан невольно создал такую, что больше ничего и не оставалось. — Идете на выходных? — Он кивнул. — Рад за вас. Расскажешь потом, если тебя, конечно, во время рейва не придавят. Рейв — это… — Я знаю, Штеф, я был подростком и бывал на концертах. — Алоис насмешливо изогнул брови и слегка пихнулся. — Справедливости ради, не на всякой херне, а на нормальных рок-группах. — «Rammstein» в начале карьеры еще, поди, застал, да? — Бельц мастерски увернулся от нового тычка и, отходя, врезался поясницей в подоконник. — Да ладно тебе, они когда, в девяносто четвертом собрались? Как раз на твою молодость выпало. — Мне тогда было столько же, сколько и тебе сейчас, вообще-то. К тому времени дела поважней были. В этот раз места для маневра не нашлось. Штефан ойкнул, хватаясь за ребра, и закатил глаза. Пусть и такими окольными путями, но смог более-менее подвести ситуацию к тому, чего хотел изначально. Алоис, нахохлившись, остановился совсем рядом, почти вдавливая его в подоконник. — Ладно, верю. — Бельц хитро улыбнулся. — Так ложимся спать? — Ну, можем еще раз сыграть или… — И все? — Он подался вперед, мазнув дыханием по чужим губам. — Ничего поинтересней предложить не можешь? Даху потребовалось несколько секунд, чтобы обработать произошедшее, но ожидание того стоило. Штефана тут же поцеловали и, не дав до конца насладиться моментом, развернули лицом к окну. — Мог бы и сразу сказать, зря только время теряли, — ухмыльнулся Алоис в самое ухо. Снова секундное промедление. Прыти несколько поубавилось. Бельц даже успел подумать, что Даха там где-то подменили за это время. Потому что в следующее мгновение он коснулся его так, точно до сих пор не верил, что такое возможно: аккуратно, бережно провел костяшкой указательного пальца вверх по спине, невольно вызывая табун мурашек следом и заставляя коротко вздрогнуть, дотронулся губами до плеча, рисуя невидимую пунктирную линию до четко выделяющегося под светлой веснушчатой кожей позвонка на шее, зарылся носом в отросшие волосы на затылке. Штефан тихо вздохнул, подался назад, прильнув спиною к крепкой груди, чуть наклонил голову, позволяя устроить подбородок на ключицах, и сплел свои пальцы с чужими, самостоятельно кладя руку Даха на живот и направляя вверх. Тело вновь задрожало против его воли, когда теплые пальцы задели ребра, тщательно пересчитав все двадцать четыре. Большой палец медленно огладил сосок — тоже аккуратно, без резкости, прошелся вокруг ареолы, едва надавил, двинулся ко второй. Пара коротких поцелуев пришлись в шею, и Штефану подумалось, что наверняка Алоис так смог прощупать его пульс — сердце колотилось как бешеное, и теряющаяся под мочкой уха вена передавала это сполна. Практически беззвучно брякнула бляха выдернутого из брюк ремня. Зашуршала ткань. Бельца раздевали, как нечто ценное, хрупкое, то, что могло улизнуть в любую секунду. Казалось бы — действуй быстрее, раз скоро исчезнет, медлить незачем, но… Но он и сам понимал: боятся что-то сделать не так в спешке, не позаботиться достаточно хорошо, разочаровать. Удивительно было осознавать, что такая забота достается именно ему. Да еще от кого… От Алоиса, не умеющего быть по-настоящему серьезным и собранным даже при выволочках от начальства и сыплющего оскорбительными шуточками во все стороны при любой удобной и не очень возможности. От человека, нетерпящего чужих лишних прикосновений. Хотя и тут ему, Штефану, всегда позволялось больше всех. Нужно было догадаться раньше. Мягкое, взбитое одеяло приятно дотронулось до спины. Он затаил дыхание, когда руки, избавившись от упавшей где-то за головой футболки, пропали с талии и заскользили ниже, поддевая резинку белья и стягивая его вниз. Алоис уперся коленом в место, где матрас плавно переходил в корпус, быстрыми, нервными движениями выдернул пуговицы из прорезей, откинул домашнюю рубашку куда-то в сторону и, с придыханием прошептав что-то совершенно неразборчивое, уперся ладонями по бокам от головы, полностью заслоняя собой холодно-синий свет из окна и контрастный теплый — от лампы. Штефан и забыл, что он настолько высокий… Ногу перехватили под низом, чуть отвели в сторону, заставляя согнуть колено, и пальцы коснулись внутренней части бедра, медленно поднимаясь выше. Под кожей в который раз прошлись мурашки, показавшиеся лавой: горячие, вынуждающие мелко задрожать. Все внизу заныло от такой невыносимой близости, пальцы на ногах поджались. Штефан выгнулся навстречу, невольно поднимая руку и кладя ладонь на взъерошенный затылок. Алоис улыбнулся, сверкнув глазами в темноте, и подался вперед, накрывая чужие губы своими и окончательно смещаясь выше. Бельц инстинктивно попытался свести колени, когда член обхватили у основания и ужасно медленно повели вверх, точно издеваясь. Из груди вырвался протяжный, неумело приглушенный стон, потонувший в череде новых поцелуев, и исчезло всякое желание возмущаться. Раньше, что с Бертом, что с Кларой, что Лаурой, все происходило быстро, без лишней мысли о нежности и прочей чепухе, потому что секс был самым простым и действенным способом снять стресс, но тут… Даха торопить не хотелось — он точно знал, что делает, будто у него был тщательно продуманный, выверенный до деталей план. Ох, и если бы Штефан только знал, насколько это близко к правде… Новое движение внизу, и он схватился за лицо, закрывая рот обеими руками так сильно, как только мог, чтобы не выдать лишних звуков. Алоис тихо усмехнулся, коснулся губами суставов на пальцах, ненадолго прикусил кожу и все это — не разрывая зрительного контакта. Бельц почти задохнулся, хотя нос ему никто не зажимал. Он думал, что сейчас все кончится, потому что стало слишком уж хорошо — просто от осознания, теплоты и тихого шепота на ухо. А затем, точно издеваясь, Дах пропал из поля зрения. На внутренней стороне губ остался детальный отпечаток зубов, когда он, игнорируя хаотичные всхлипывания, провел языком по всей длине, вычерчивая контур вен и задевая уретру, и прижал головку к небу, беря в рот осторожно, будто нарочито медленно. Через пальцы все же вырвался сдавленный стон, больше похожий на писк. Штефан уперся ногами о спину, выгнулся, едва не заметался по кровати, подмахивая бедрами. Алоис, не желая мучить его еще больше, ускорил темп — совсем немного, чтобы не подводить к черте — и мельком, через полуприкрытые веки взглянул в лицо, будто стараясь запомнить каждую деталь, мгновение, движение и отблеск светлых глаз. А затем, одной ладонью беря чужие запястья и сводя их за головой, заменил рот рукой. Бельц захотел возмутиться, дернуть его назад, но пальцы, задев мошонку, сместились ниже, дотрагиваясь так, что вышел один лишь хриплый стон. Забрякали ящики тумбочки. На секунду стало холодно. В губы, чтоб отвлечь, пришелся долгий жадный поцелуй. Штефан, освободив одну руку из не такой уж и крепкой хватки, сжал зубами кожу на запястье, чтобы не шуметь, когда внутри оказался уже второй палец. Алоис растягивал его невыносимо медленно, аккуратно, стараясь перекрыть неприятные ощущения бесконечными поцелуями в губы, щеки, шею и ключицы — везде, куда доставал и где еще не распускались бордовым цветом бутоны будущих отметин. В конце концов Бельц сам толкнулся бедрами, стараясь насадиться глубже, но темп нарастить не дали. Дах одним лишь взглядом велел прекратить. Явно до чертиков боялся хоть как-то навредить. — Ну пожалуйста. Штефан подался вперед, привлекая его за плечо, и ткнулся лбом в шею, царапая по затылку. Алоис, еще немного помедлив, все-таки послушался. Тихо хрустнула упаковка презерватива. Внутри опять оказались пальцы, а затем Бельца аккуратно перевернули на живот. В и без того истерзанных руках отпала надобность — теперь можно было глушить стоны комком одеяла. Ко входу приставили головку, осторожно толкнулись — сначала один раз, затем еще и еще. Вошли почти наполовину, медленно наращивая темп. Алоис, сдавленно дыша, то и дело останавливался, давая привыкнуть им обоим, чтобы боль окончательно отошла на второй план. Штефан насадился сам, изо всех сил показывая, что готов. Под грудью перехватили, вынуждая выгнуться, отлипнуть от одеяла, уперевшись руками, и повернуть голову. Поцелуй получился смазанным и коротким, но останавливаться на одном не стали. — Обязательно скажи, если будет что-то не так, хорошо? — будто не своим голосом прошептал Дах, толкаясь глубже и притягивая ближе. Бельц нашел в себе силы только на кивок. Одну его ногу отвели в сторону, меняя угол. Зубы почти сомкнулись повыше сонной артерии, вынуждая опять всеми силами глушить так и рвущиеся наружу стоны. Теперь еще активней — все-таки смена позиции пошла только на пользу. Штефан старался не думать о том, как выглядит со стороны — с искусанными, потрескавшимися и раскрасневшимися губами, с зажатой в кулаке простыней и следами по всей веснушчатой коже. Да еще такой раскрытый… Наверняка до ужаса пошло. И опять Алоис оказался прав — ему бы мышиную возню под одеялом и в миссионерской. Его неожиданно перевернули на спину, развели ноги так, что на секунду внутреннюю часть бедер свело спазмом, и толкнулись сильней прежнего, вдавливая в постель. Дах, игнорируя совсем сбившееся дыхание, навис сверху так низко, что Штефан в любой момент мог потянуться за поцелуем. Грех было упускать возможность. Он забыл даже вовремя дышать, когда собственный член в руках крупно вздрогнул в последний раз, а меж животов расплескался невыносимый жар. Алоис толкнулся еще пару раз и, тоже задрожав, уткнулся носом куда-то в шею, широкой ладонью в два счета помогая выжать последнее. В себя приходили куда дольше положенного. Дах, позволив Бельцу устроить голову у себя на груди, перекатился на спину и растянувшиеся в, казалось, часы мгновения пялился в потолок. Штефан же, сосредоточившись на все вздымающимся животе, прикрыл глаза. Прошло едва ли минут пять, а все это уже казалось выдумкой. Хотя вот они, доказательства — отброшенные в сторону испачканные салфетки и презерватив. Да и сам Алоис рядом. — Я думал, ты в этом плане погрубее, — попытался сострить Бельц, переворачиваясь набок, чтобы видеть его лицо. — Если в следующий раз попросишь погрубее — буду. У него тоже не очень вышло скрыть истинные эмоции под усмешкой. Дах отзеркалил его позу и, погладив по щеке, решил больше не актерствовать. В глазах же явно читалось — тоже не до конца мог осознать, что это действительно случилось. — Нужно прибраться, наверное. Он шумно вздохнул, поднялся, нашарил по полу белье, бросил Штефану его и неспешно оделся сам. Вернулся в постель минуты через три, когда закончил возиться в ванной. Погасил свет. Тихо опустился на противоположной стороне. Бельцу показалось, что они тут каким-то образом успели рассориться, а он и проворонил. От объятий, тем не менее, отказываться не стали, даже сплели с ним пальцы, легонько касаясь костяшек губами. Штефан не заговаривал, хотя очень хотелось — понимал, что Алоису нужно обдумать. Для него это куда серьезней, чем для Бельца. Да и он сам, пожалуй, назавтра надолго зависнет, когда все рассыпавшиеся в труху мысли соберутся вновь. А пока хотелось лишь спать. И сон, благо, долго себя ждать не заставил.