Разукрась мою жизнь

То был один только понедельник, до того под завязку набитый событиями, что Штефан отходил от них вплоть до пятницы. Вторник выдался спокойным, практически безликим на фоне предшественника. Не отметился он даже присутствием Гейнзе, который сидел тише воды, ниже травы, стараясь лишний раз и головы не поднимать. Его работоспособности в этот день могли позавидовать все предыдущие годы вместе взятые. Фальк тоже молчал, хотя парочку косых взглядов на Бельца все же бросил и хитренько, но, как подумалось лишь погодя, далеко не гаденько улыбнулся — скорее как ребенок, знающий то, что знать ему не положено, а не заговорщик, собирающийся использовать информацию в своих коварных целях. Среда тоже прошла тихо. Днем, на работе, Алоис немного повздорил с Донхаузер в ее кабинете, но в остальном — привычная безмятежность. Весь вечер Штефан наедался до отвала, не беспокоясь о сохранности фигуры, и вместе с Дахом смотрел очередную лекцию по истории, пока Николь в соседней комнате, поклявшись, что уроки давно сделаны, сидела за игрой в приставку. В четверг все вместе возились с бисером. И пока Бельц мялся с привычной схемой, Алоис во всю осваивал новую технику: лежа с Николь на полу помогал ей собирать браслет из плотного жгута — плоское полотно из бисера скрученное и незаметно закрепленное посредине. Теперь украшений было столько, что каждое из них подходило ко всем комплектам повседневной одежды. Вот только Дах все равно практически не снимая таскал злосчастные ромашки. Пятница начиналась как обычно. Скучная работа, путь домой, обед, быстрый душ и такая же по скорости партия в игре, чтобы расслабиться. Только потом Штефан, вздохнув и надолго зависнув перед зеркалом, принялся собираться. Часть его вещей уже успела перекочевать сюда, в спальню Алоиса, так что походить из комнаты в комнату в раздумьях не вышло. До кафе шел пешком. По пути выкурил две сигареты и едва не потянулся за третьей, но вовремя себя одернул. Он совсем не продумал, что станет говорить. Ну, сначала, наверное, стоит завязать вежливый разговор со всеми вытекающими в виде вопросов о делах и настроении, а потом… Что? Штефан понятия не имел. Да столиков на террасе оставалось метров пятьдесят, когда телефон в кармане завибрировал. Бельц, думая, что это вернувшийся со спортзала Дах, которому он забыл повторить свои планы, принял звонок, так и не взглянув на экран. От этой ужасной привычки давно было пора избавляться. Желательно методами пожестче, чтоб неповадно было. — Привет. Спасибо, что не сбросил. Голос Корзе прозвучал странно, сдавленно, точно после длительных рыданий или, что вероятнее всего, сна. Хотя… спать в такое-то время? Может, напился или вроде того. Плевать было. И Альберт, будто поняв, что уже собираются класть трубку, затараторил, временами вынужденно останавливаясь и закашливаясь: — Я много думал о том, что ты сказал. Мы можем… снова встретиться? На твоих условиях, разумеется. Где угодно, ладно? Просто обсудим. Пожалуйста, Штефан, я понимаю, что ты наверняка не сочтешь это за аргумент, но… Мне это нужно. Очень. Хотя бы на пять минут, хорошо? Пожалуйста… Последнее слово он добавил уже слезливым шепотом, и сердце Бельца неминуемо оттаяло. Он всегда терялся от слез и всего того, что с ними связано. Знал, что соглашаться не нужно, что это гиблое дело, что высказал уже все, что мог, но… — Ладно, так и быть. Я перезвоню, как найду время. Возможно, это была самая большая глупость за последний год. Но пожалеет о ней он как-нибудь потом. Корзе выбил из головы Лауру, так что в кафе Штефан вошел с ясными мыслями и оттого растерялся, увидев Шваб за одним из столиков. Побыстрей бы с этим разобраться и уйти… — Выглядишь посвежевшим, — первым делом улыбнулась Лаура, заключая его в недолгие объятья. — Ты где там живешь, на курорте? Я тоже хочу. — Вроде того, да. — Бельц хохотнул скорее из вежливости и медленно осел на место. Ему почему-то стало жутко неловко. — Ты там от моих коробок еще не устала? — Да брось, ты ж не все запасы мне притащил. Стоят себе в углу, я их даже не замечаю. Если б ты не напомнил — вообще бы забыла. — Надо тебе, что ли, пару евро отстегнуть за передержку-то. — Ну… могу принять оплату кофе. Такую валюту поддерживаешь? — Еще бы. В этот раз улыбка вышла вполне себе искренней. Заказ долго себя ждать не заставил. Штефан, мелко хлебая горячий кофе, все вглядывался в лицо Шваб и не узнавал ту, с которой был знаком так тесно и долго. Перед ним будто сидел совсем чужой, не имеющий к нему никакого отношения человек, разговор с которым казался… неправильным? Другого слова подобрать не выходило. Лаура словно была из прошлой, а может даже и не его жизни. Бельцу казалось, что он всегда жил так, как сейчас — в просторной, светлой квартире с бесконечной зеленью и ароматами только-только приготовленной еды. Неужели он и впрямь когда-то жил так, без Алоиса и его вечных перепадов от подколок до нежных объятий? Глупость какая. Нет, это было явно не с ним. Тут какая-то ошибка, сбой. И Шваб — самое главное, значимое воплощение этого сбоя. Штефан видел в ней не девушку, а маленькую, серую квартирку со скрипучим матрацем и до того тесной кухней с заляпанными вековым жиром стенами, что становилось физически плохо от одной только мысли. Он видел в Лауре себя прошлого, всего зашуганного, забившегося в раковину, подобно раку-отшельнику, спрятавшемуся под слоем ила. В каждой ее черте — его собственная слабость и беспомощность. Бельц отвел взгляд. Нужно было заговорить, но он все молчал, нервно попивая кофе. Язык будто отмер, не желал шевелиться, сколько бы Штефан не пытался его заставить. Казалось, открой он рот, и раздался один лишь писк. А потому рот он и не открывал. — Что-то случилось? Конечно, она не могла не заметить. Было даже глупо надеяться. Он кивнул. Глотнул еще терпкого кипятка. Снова кивнул. — Ну, я… — Даже эти два слова вышли с трудом, как будто приходилось выдавливать их из себя прессом. — В общем… Бельц уставился в лакированную поверхность стола, незаметно сжал руки в кулак, ногтями впиваясь в ладонь до острого жжения, и, резко выдохнув, бегло проговорил, словно не желал заострять внимание на сказанном: — Я теперь, вроде как, в отношениях. Хотел сказать тебе, чтобы не… усложнять. Решил, что так будет честно по отношению к тебе. Вдруг ты… — Думала, что у нас все серьезно? Шваб на секунду нахмурилась, а затем чересчур громко рассмеялась, тут же смущенно прикрывая рот рукой и оглядываясь по сторонам. Хорошо, что никто не стал на них поворачиваться. Штефан же, перестав сверлить взглядом стол, в недоумении округлил глаза. — Правда? Не знаю, как реагировать… С какой-то стороны это даже мило. — Лаура покачала головой, не переставая улыбаться. — Мы просто спали, Штеф, не драматизируй. Ну… — она на секунду закатила глаза, дернула рукой и забавно скривилась, — ладно, когда-то я и думала, что у нас все выйдет «как у людей», но… Давай по-честному, внимания ко мне ты не проявлял. Я пострадала месяц-другой, нажралась с подругами в баре так, что потом поближе с местными клумбами познакомилась. Ну, как принято у девушек, знаешь, а потом… Потом поняла, что так удобней всего. Рано или поздно ты бы уехал, а я бы мучилась от неизвестности с разбитым сердцем. Так что я сама его себе разбила. Мужчины все равно делают это из рук вон плохо. Без обид. Первые секунд пять Бельц даже вдохнуть не мог от шока. А Лаура, как будто ничего и не было, принялась допивать кофе. Как-то слишком… просто? Походило на глупый розыгрыш. Или, может, Штефана вообще где-то по пути машина сбила, а это все — предсмертный бред на больничной койке. Но нет, вот он, вот Шваб, вот кофе, даже через толстый картон обжегший пальцы. Все по-настоящему. И все-таки мозг не мог смириться с тем, что хоть раз в жизни все вышло так легко, без надрыва, без трепания нервов на протяжении следующих лет пяти. Просто вот так, за минуту — щелк, и проблема испарилась. Вот бы с остальным так. Бельц нервно побарабанил пальцами по столу, прикусывая кончик языка резцами, чтобы окончательно привести себя в чувство. И так далеко не как самый умный выглядит, еще и сейчас молчать дураком точно не стоит. — Значит… — Он прочистил горло, избегая зрительного контакта. — Все, вроде как, в норме? — Ну, если ты перестанешь зажиматься, то да. — Лаура по-доброму усмехнулась и почти хитро глянула на него поверх стаканчика. — Да ладно тебе, Штеф, мы же взрослые люди. Ты думал, я тут сцену из индийских сериалов с рыданиями и плясками под грустную музыку устрою? — Ну, ради приличия бы и могла, знаешь ли. — Он все-таки позволил себе улыбку, прекращая вглядываться в мелкие царапины на лакировке. — Знаешь, хоть и странно, но я рад… Голова и так пухнет в последнее время. Последовавших за этим вопросов избежать не удалось, как бы он не пытался. Пришлось Штефану рассказать все и о Кларе, и о Корзе, особо не вдаваясь в подробности, чтобы совсем уж свою биографию здесь не вываливать. Советов он, конечно, не искал, но даже дружеская поддержка смогла сгладить острые углы и поднять настроение. Из кафе Бельц выходил уже без былого напряжения. Пожалуй, стоило бы как-нибудь еще встретиться с Лаурой, как время будет. А сейчас, пока Шваб, распрощавшись, убежала к очередному миллионному по счету другу, который «работает где-то здесь поблизости», зайти за оставшимися коробками. Ключ было сказано оставить под ковриком, в небольшой щели между порогом и полом. Штефан, понадеявшись, что способ это проверенный, аккуратно спустился по лестнице, выглядывая из-за угла составленных друг на друга коробок. На дверь своей некогда квартиры Бельц даже не посмотрел. Была б его воля — вообще бы забыл о ее существовании, как о страшном сне. Домой шел пешком, хотя вполне мог бы вызвонить Алоиса. К этому-то времени он наверняка уже вернулся с тренировки. Но стало почему-то неловко его беспокоить из-за такой глупости — идти-то… Даха Штефан застал в спальне за телепатическим испепелением собственного гардероба. Первый десяток секунд не отвлекал, наблюдая, привалившись к косяку, с легкой ухмылкой за тем, как Алоис то берет очередную вешалку в руки, то с тихим ругательством убирает ее назад и снова принимается перебирать рукава. — Твоя кожанка вполне подойдет, — весело усмехнулся Бельц, решая не затягивать эти муки выбора. — И футболку какую-нибудь под нее надень. На концертах все равно полутьма обычно. Ну, если прям совсем в образ хочешь влиться, то еще цепь ту свою нацепи. — Ты хоть понимаешь, насколько по-старперски я буду тогда выглядеть? — Дах фыркнул и закатил глаза, но совета-таки послушался, и перечисленное вскоре лежало на краю постели. — А можешь… надеть сейчас? — Тебе здесь что, подиум? — Ну пожалуйста! — Штефан в предвкушении наискось закусил нижнюю губу. Неожиданно созревший в голове план нравился ему все больше. — Я просто… Забрал коробки у Лауры, а там кое-что из ее вещей завалилось, хочу… попробовать. — Алоис замер, смерил его нечитаемым взглядом и принялся давить все просящуюся улыбку. — Ну давай свою шутку уже, а то задохнешься от напряжения. — Если это не вибратор… — Все, нет, я передумал, заткнись! — тут же перебил Бельц, по-детски скривившись, и выскользнул за дверь. В спину раздался издевательский смех. Он быстро отыскал нужное в еще не до конца разобранных коробках, с такой же скоростью вернулся и замер прямо в проходе, игнорируя громковатый хлопок. Дах еще не успел надеть футболку и теперь светил слишком уж отчетливым прессом. Срочно захотелось прикоснуться, ущипнуть, проверить на упругость и прочие непристойности, но Штефан стоически перенес это испытание, вертя в руках коротковатый карандаш. — Я это хоть смою потом? — Алоис как-то подозрительно быстро догадался о его предназначении и уселся на кровать, одергивая полы куртки. Бельц честно развел руками. — Ладно уж, давай. Но потом сразу выкинешь. Не потерплю это орудие пыток в моем доме. Он послушно подставил лицо остановившемуся рядом Штефану и позволил оттянуть бровь так, чтобы было легче провести карандашом по ресничному краю, а затем и по слизистой. От скорее необычных, нежели неприятных ощущений показательно шикал, каждый раз пугая Бельца тем, что больно. За злоупотребление получил пару шутливых подзатыльников. Пожалуй, было в этом что-то — сейчас, высунув кончик языка от усердия, Штефан вполне понимал девушек, которые тратят на подобные занятия часы. Похоже на рисование в младших классах — возюкаешь по холсту, толком и не понимая, что хочешь показать. Но интересно. Только вот в школе холст не возмущался и не пытался ткнуть тебя под ребра. — Ну глянь, ну рок-звезда, — хохотнул Бельц, демонстрируя смотрящемуся в зеркало Алоису итог. — Скорее уж подпитый престарелый завсегдатай гей-клуба, но… Опыт показывает, что в нашей стране художников лучше не обижать, так что, — он верхней фалангой указательного пальца растер и без того жирную линию в слизистой, вздохнул и, кажется, едва не рассмеялся, поворачиваясь к нему, — отличная работа, Штеф. А теперь смывай. — Не-а. — Штефан хитро улыбнулся, приподнялся на цыпочки, хватаясь за лацканы куртки, и притянул Даха поближе. Уже в губы ему выдохнул: — Сделаем вид, что ты только что отыграл классный концерт где-нибудь в Варшаве, а я увязавшийся за тобой до гримерки фанат. — А ты у нас, оказывается, охоч до ролевых. — Алоис изогнул брови, легко подхватил Бельца за талию, немного приподнимая над полом, и подтолкнул вперед, впечатывая в стену. — Какие еще сюрпризы будут? Губы прошлись по мочке уха, едва сжимая, и спустились ниже по шее, до самых ключиц, выглядывающих из-за широкого ворота растянутой домашней футболки. Штефан выдал что-то совершенно невнятное, скосился на дверь и, мысленно взмолившись всем высшим силам, не одернул Даха, когда тот, закончив издеваться над только-только зажившей кожей, опустился на колени. — Ты ломаешь сценарий, — через силу фыркнул Бельц, стараясь замаскировать сиплый стон, и вжался пальцами в жесткую ткань куртки на плечах. — Там должен быть я, разве нет? — Я не против буду потом поменяться, — усмехнулся Алоис, следом проводя языком по всей длине так медленно и чувственно, что у Штефана искры из глаз полетели. Он стукнулся затылком, зажмурился и спрятал лицо в ладонях, стараясь угомонить затрепыхавшееся за ребрами сердце. Выходило крайне дерьмово. Внизу живота невозможно жгло, пальцы то и дело цеплялись за волосы — то за собственные, то за чужие, — сжимали, оттягивали, впивались в кожу головы. Бельца придерживали за бедра, не давая толкаться самостоятельно, и даже не думали ускоряться. А он все не мог посмотреть туда, вниз, прямо в глаза, как подсказывало все его сознание, и с каждым новым спазмом кусал ребро ладони, чтобы не выдать лишних звуков. А Дах, казалось, над ним откровенно издевался: то брал полностью, упираясь небом, то выпускал изо рта вовсе, лаская лишь языком, а то и самым его кончиком. Хотелось как-то отомстить, показать, что магия такого уровня на него не действует, но Штефан не мог даже мысли свои во что-то внятное сконструировать, не то что двигаться. Тем более отстраняться. Это было чем-то за гранью фантастики. Все тело ломило от внезапной слабости, ноги подкашивались, маячащая впереди кровать казалась недостижимой. Всего-то пара шагов, но сейчас Бельц не смог бы сделать и их. — Ну хватит, — срывающимся на хрип голосом прошептал он, в очередной раз выгибаясь на стене и взъерошивая прилипшие ко лбу пряди. — Садист. Алоис, то ли фыркнув, то ли хмыкнув, рывком поднялся, небрежным движением утер губы, в рекордные сроки расправился с ремнем и притянул его так близко, что пришлось хвататься за плечи, чтобы не упасть. К члену прижался другой, а в губы впились жадным, напористым поцелуем. Хватило нескольких резких, уверенных движений, чтобы подвести к черте. Штефан не успел брыкнуться, не успел в запале шепнуть вертящиеся на языке до ужаса пошлые просьбы, как его в одно мгновение подхватили под бедра, даже, казалось, не напрягаясь, и бросили туда, где шанс свалиться был минимальный — на постель. Опомниться тоже не дали, сразу же прижав спиною к одеялу и нависнув сверху. Где-то сбоку зашуршала откинутая куртка. За головой опустились две безбожно помявшиеся футболки. Его рывком стянули вниз, чтобы быть на одном уровне, заставили еще шире развести ноги, снова нависли так низко, что перехватило дыхание, и толкнулись, имитируя фрикции. По оголенному животу Бельца проехался влажный член — дважды, трижды, пока не сместился к дрожащему от возбуждения его собственному, прижимаясь так тесно, что перед глазами виньетка — прямо как в старых кинофильмах — образовалась. Штефан рвано мыкнул, до скрипа сжал зубы, позволяя себе только шумно дышать и шипеть, хотя давно уже хотелось кричать во весь голос. Алоис тоже сдавленно сопел, и создавалось ощущение, что просто храбрился, не желая выдавать истинных эмоций. От этого было даже как-то… смешно? Бельц и впрямь улыбнулся — широко, обнажая зубы, — и крепче прежнего схватился за взмокшие у корней волосы на затылке, притягивая к себе, чтобы после долгого, вымученного поцелуя проговорить: — Можешь уже не строить из себя статую с острова Пасхи и застонать для приличия хоть разок. Даже на ощутимый шлепок по заднице не обиделся. Мелькнувшая на лице напротив досада того стоила. Дах, отбросив со лба прилипшие пряди и замедлившись, фыркнул: — Просто держу образ. Судя по цоканью, не поверили. Расстраиваться он все равно не стал — все-таки отомстить в его позиции было легче легкого. А вот Штефан за свои слова поплатился — в самый важный момент у основания члена сомкнулась широкая ладонь, не давая блаженству достигнуть своего пика. Ни беспорядочное метание по кровати, ни тихие, почти слезливые мольбы, ни щенячий взгляд не помогли. Алоис издевательски выгнул брови, давя злорадную ухмылку, и свободной рукой повел по всей длине, вынуждая мелко задрожать. Пальцы на ногах поджались, икры от напряжения свело спазмом, Бельц выгнулся на постели, врезаясь в него животом, и едва не захныкал, как какой-то малец. Его еле слышное из-за всхлипываний «пожалуйста», наверное, Дах станет припоминать всю следующую неделю. Но сейчас было плевать — именно оно и спасло. Отходил долго, запутавшись по пояс в тонком одеяле, пока Алоис приводил себя в порядок и собирал разбросанные вещи. Дыхание постепенно приходило в норму, легкие больше не жгло, сердце не пыталось пробить грудную клетку, а вот потрескавшимся, местами кровоточащим губам явно требовался какой-нибудь бальзам. — Пожалуй, мне стоит купить билеты и на следующий концерт, — обессиленно усмехнулся Бельц, переворачиваясь на бок. Дах, подавая ему салфетку, покачал головой, но украдкой все-таки улыбнулся. — Для знакомых проход бесплатный. А теперь все же сотри мне эту хрень с глаз, а то я на панду похож. Только еще минут через пять Штефан смог подняться, кое-как одеться, найти в ванной упаковку с ватными дисками и, сложив один из них пополам и смочив водой, худо-бедно стереть немного размазавшийся карандаш. Алоис, вопреки его собственным словам, мало походил на панду, а скорей уж и впрямь на самого настоящего рокера — такого, каким тот и должен быть после концерта: с размазавшимся гримом и усталостью во взгляде. Но опять, прямо как в первый раз, Бельцу не до конца верилось, что все произошедшее действительно было. В такие моменты Дах менялся, становился пародией на себя самого — с настоящими эмоциями, когда не пытался рисоваться, горящими истинно мужской нежностью глазами, каким-то… влюбленным? Тогда Штефан сказал, скорее даже предположил это в шутку, но теперь с каждым днем только убеждался в своей правоте. И все равно это как-то не вязалось с Алоисом. Он привык к нему другому, тому, каким тот был на работе и на людях. Сейчас, когда мысль об этом вновь завладела им целиком, Дах казался беззащитным на фоне собственной тени — не язвил, не пытался что-то доказать невесть кому, а просто лежал рядом, пялясь в отблески машинных фар на потолке, тихо дышал и приобнимал его за плечи, невесомо, самыми кончиками пальцев поглаживая веснушчатую кожу. Бельц нахмурился, вгляделся в темноту комнаты и прислушался к мерному стуку под ухом. Мог бы он предположить об этом еще с две недели назад?.. Звучало как бред. Пожалуй, вся его жизнь теперь так звучала. И в этом были свои плюсы. В какой-то мере он был благодарен Деницу за то, что тот выпнул его из хибары в новую реальность, где оставшееся после посеревших стен и скрипучих полов место заняли уют, запах свежеприготовленной еды и пролетающие за приставкой часы. Где вместо соседки, с которой спишь только потому, что так удобней всего, появился тот, каждая близость с которым вызывала трепет, присущий, казалось бы, только подросткам в совсем нежном возрасте. Штефан пытался осознать, переварить, вынести отдельной строкой все, что чувствовал. Он не помнил, каково это — влюбляться. Не помнил, что нужно ощущать, думать при этом. Но даже так, при полном обнулении былого опыта, до него постепенно доходило, что то щемящее чувство при виде Алоиса, любование каждым, даже самым незначительным его действием, так и просящаяся глупая улыбка при звуках его голоса — уже давно не обыкновенная симпатия. Сколько там нужно, чтобы полноценно влюбиться? Вот ему, кажется, хватило месяца.