Разукрась мою жизнь

Всю субботу Штефан возился дома — убирался, поливал цветы, протирал пыль, реорганизовывал хранение вещей, готовил, снова убирался и снова готовил. Пожалуй, Алоис был прав, говоря, что это успокаивает. В случае Бельца еще и отвлекало. Сам Дах, не забыв отсыпать порцию ехидных комментариев по поводу такой активности, споро уехал, а Николь, проведя пару часов за чтением и бисером, отпросилась гулять. Дела тоже вскоре кончились. К вечеру Штефан плюхнулся на диван, прикрыл глаза и пару десятков минут созерцал приятную темноту по обратную сторону век, задремав. А потом из фрустрации вывела телефонная трель. В этот раз он вспомнил, что нужно посмотреть, прежде чем отвечать. А потому к ленивому говору Клары на том конце был готов. — Ну так что? Подумалось, что она наверняка накрутила прядь волос на палец и закатила глаза, чуть съезжая вниз по огромному кожаному креслу. Конечно, приветствия ведь отменили на законодательном уровне, так? — Мой ответ не поменялся. Она громко, будто бы показательно цокнула языком и следом шумно выдохнула через рот. Теперь глаза закатывал уже Бельц. — Слушай, это правда важно. Всего неделя, ладно, не две. Семь дней, Штеф, никто за это время не умрет. Серьезно. Всего-ничего. Прекращай играть в святую невинность. — Мне повторить еще раз? — Да господи, будто тебе самому от нее отдохнуть не хочется! Клара теряла терпение, злилась, возможно, царапнула в порыве ярости обивку на подлокотнике и поджала губы, как делала то обычно, когда была недовольна. Штефан фыркнул и опустился в кресло, забрасывая ногу на ногу и кладя поверх подушку, которая в случае чего приняла бы весь гнев на себя. — Хорошо, ладно. — Клара вновь тяжко вздохнула и, явно приняв решение о срочной смене тактики, с нескрываемым раздражением в голосе затараторила: — Я заплачу. Так сойдет? Тебе же нужны сейчас деньги. Вот я тебе и заплачу. Сколько ты хочешь? Пару тысяч? Все будет. Просто отправь ее уже мне, дело срочное. До этого вертевшиеся на языке оскорбления разом пропали. Нет, не из-за упоминания такой суммы, а… Боже, Штефан просто поверить не мог: как человек — мать! — может подобным образом выражаться о собственном ребенке? Она же даже ее по имени ни разу не назвала. «Она», «ее», точно Николь была чем-то безличным, картонкой на фоне. Гнев, непонимание, желчь отошли на второй план. Бельц лишь протяжно, тяжело вздохнул и нажал на отбой. Он не хотел это слушать, не хотел видеть Клару, даже знать о ней не хотел. Она и до этого наличием сообразительности не отличалась, но это совсем уже за гранью. Только день испоганила. Опять. Штефан отбросил телефон, с несколько минут посверлил непроницаемым взглядом стену, игнорируя повторную трель, и все-таки поднялся. Ладно, раз здесь явно намечается очередной конфликт, стоит закрыть хотя бы один из гештальтов. Тем более эта короткая стычка придала так необходимых в этом деле сил и уверенности. Сбросив новый звонок от Клары, он сам набрал нужный номер. Ответили не сразу. Пришлось выслушивать протяжные, режущие по уху гудки. А затем, после короткого щелчка, несколько нервно прошептали: — Я немного занят. Что-то срочное? — Ты предлагал встретиться. Я согласен. Через два часа в том твоем отеле. Ты будешь свободен? Штефан выдал это на одном дыхании, боясь, что сам передумает раньше, чем закончит. Корзе молчал едва ли долю секунды. — Да… да. К тому времени буду уже свободен. Послать за тобой машину? — Сам доберусь. И еще — разговор ведем только в холле. Никаких номеров. Он, зажмуриваясь до флуоресцентных цветов перед глазами, отнял телефон от уха и вновь упал в кресло. Казалось, что этот короткий обмен репликами высосал все силы. Выпить, что ли, перед встречей, чтоб не передумать по пути. Эту историю ведь и впрямь пора было заканчивать. Да, его гневный монолог определенно произвел на Альберта впечатление, но точку в конце так и не поставил. Все-таки взрослые люди, да и век-то на дворе уже какой, нужно обговорить спокойно, без стычек. Теперь, когда в серьезности его намерений нет и быть не может никаких сомнений, Корзе вряд ли станет прикидываться дурачком и делать вид, будто Бельц лишь шутит со своими вечными отказами. Есть перед выходом не стал, хотя еды было навалом. Только с грустью на нее посмотрел, повздыхал и убрал в холодильник, все-таки глотнув открытого еще вчера на ужин вина прямо с горла, чтобы взбодриться. Предупредив Николь, зашагал по направлению к остановке, где проторчал минут десять, не решаясь сесть в каждый из подъезжающих автобусов. Только подмерзшие из-за усилившегося ветра колени в рваных джинсах заставили собраться с духом. Ехать было чертовски долго. Да и Тиргартен в самом начале пейзажами не радовал. Но Штефан все равно заставлял себя разглядывать многочисленные деревья, гуляющих людей и фонарные столбы, только чтобы не думать, не слышать ехидный голосок внутри, твердящий о том, что он в который раз сглупил, что нужно было оставить все как есть тогда, на последней встрече. Может, он и был прав. Может, его поспешное, импульсивное решение выльется во что-то совершенно ужасное. Но незавершенность Бельц ненавидел больше всего на свете. А потому возвращаться, пусть его бы стали убеждать сразу десять таких премерзких голосков, не подумал бы. Мелькнули Вагнер, посольство, филармония. Внутри все сжалось в тугой ком, где-то у сердца заухало. Ощущение, будто стоя на краю обрыва взглянул в пасть гигантской пропасти с каменными клыками. По инерции едва не отбросило вперед. Отель по-прежнему стоял недвижимой монолитной колонной — холодной и отчужденной. Штефан чуть не врезался в какого-то парня на входе, затем запутался в собственных ногах, прошел пару шагов спиной вперед, силясь разглядеть время на висящих над автоматическими дверями часах, и, наконец, практически упал в первое попавшееся кресло. Вокруг бурлила жизнь — кто-то стоял с чемоданами у стойки регистрации, кто-то с неспешно выходил с ними же из лифта, кто-то ругался, а кто-то мирился; изредка долетали отголоски чьих-то бесед на разных языках мира, половина из которых казалась Бельцу сплошным набором звуков. Но все-таки именно в этом, в суматохе и чуждой ему спешке он нашел успокоение. И пять минут ожидания не показались такими уж долгими. Корзе появился из ниоткуда. Просто возник на горизонте — в деловом костюме, с телефоном у уха и выражением крайней напряженности на лице. Подумалось, что при таких внешних данных он, пожалуй, смог бы — даже если не брать в расчет огромное состояние — по мановению руки отыскать себе кого-нибудь на замену Штефану. Но крутился почему-то именно вокруг него. Штефан не сомневался, что у Альберта помимо него были и любовники, и любовницы в неограниченном количестве и любого типажа, как у всякого нормального миллионера, но загадку собственного особого положения он все никак не мог объяснить. Тут и типичные недоступность и недосказанность, которые так ненавидят мужчины, не подходили — все уже было, цель достигнута, Рубикон пройден и прочее из той же оперы. И впрямь тайна какая-то. Он уже не чувствовал ни страха, ни отвращения при виде Корзе, остались только жалость и желание побыстрее все закончить. А потому Штефан даже подниматься с места не стал, быстро, небрежно пожал руку в приветствии, кивнул и, дождавшись, пока Альберт усядется в кресло напротив, заговорил: — Я надеюсь, ты не станешь меня переубеждать. — Не думаю, что в этом есть смысл. — Корзе прочистил горло, вежливо улыбнулся и принялся теребить в руках телефон, то снимая, то вновь надевая на него чехол. — Ты вполне ясно выразился. Я просто хотел, скажем, уточнить. — Могу выслать тебе десятистраничное эссе. — Бельц фыркнул. Срочно захотелось еще выпить. — Что именно уточнить, Берт? Почему мы не можем быть вместе? Почему я не соглашался ни на одно из твоих приглашений? Ну ты б еще школьную анкетку мне подсунул. Просто «нет» не устраивает? Незримая фигура Даха за спиной у Альберта одобрительно кивнула. Штефан почти загордился. А вот Корзе, похоже, потерялся от такого потока слов. Наверняка ему кажется, что Бельца где-то подменили за долгое время его отсутствия в Германии. Но вечно молчать он не мог. — Да нет, я… Ладно, первый вопрос был верным. Почему? Что изменилось за это лето? Ты раньше был… — Другим? — перебил Штефан, шикая. — Нет, Берт, я таким и был. Всегда. Просто ты не давал мне и шанса раскрыться. Да никто не давал… — Но? — Но я встретил нужного человека. Ну точнее… Не важно. Как видишь, в общем, встреча эта пошла мне на пользу. — Значит… — Желваки на загорелом лице чуть дрогнули. — Ты теперь в отношениях? — Да. — И поэтому меня отшил? — Да черт… — Бельц закатил глаза и впился ногтями в ладонь, не давая себе опровергнуть эти слова. Хрен с ним, пусть думает именно так. — Да. Да, поэтому. Что-то еще? Корзе, сжав губы так, что те превратились в одну сплошную бесцветную линию, с секунд пять напряженно молчал, разглядывая его лицо непроницаемым взглядом с таким усердием, будто хотел просверлить дыру в переносице, а затем, то ли шикнув, то ли рыкнув тебе под нос, по-птичьи наклонил голову и лязгающим голосом спросил: — Это тот варвар, который нож мне к горлу приставлял? Я видел, как он на тебя смотрел, но… Не думал, что у тебя настолько… un gusto terribile {1}. — Альберт, досадно взмахнув рукой, откинулся на спинку кресла и стал тереть указательный палец о большой, выдавая нервозность. — Это даже оскорбительно! Ты мог бы выбрать кого-нибудь получше! — Тебя, например? — Штефан почти расхохотался ему в лицо, качая головой. — Я выбрал того, Берт, с кем мне комфортней всего. А ты даже до отметки «нормально» в этой оси координат не дотягиваешь, знаешь ли. — Я?! Он от шока аж вперед подался, звонко хлопая ладонью по подлокотнику. Черты лица его еще больше обострились, стали какими-то болезненными. Где-то на задворках раздался звон разбитого эго. Жестикуляция только усилилась. — А сможет ли этот дикарь оплатить тебе отпуск на личной вилле на Мальдивах? Сможет он водить тебя в нормальные рестораны, а не в плешивые забегаловки каждые выходные? Купит тебе машину, чтоб ты новые мозоли на ногах не зарабатывал? Ты не в том ищешь комфорт, Штефан. — Серьезно? — Бельц надавил на веки, силясь сбавить нарастающую пульсацию в висках. Сюр. — Нет уж, Берт, это для тебя комфорт — это Мальдивы и устрицы, а для меня — пицца и глупый фильм по телевизору. Ты на такое не способен, а я не хочу каждую минуту думать о том, как бы мне не опозориться перед твоими друзьями, взяв не ту вилку к салату или не так отпив вина. — Курсы этикета никто не отменял. А хорошего сомелье сейчас найти совершенно не… — Да я просто в пример это привел. Ты меня понял. Мы на разных уровнях, ясно? И выравниваться я не собираюсь. Этот вопрос все равно закрыт. Я занят. Все, окончательно. Переманить не получится. Найди себе новое увлечение. Желательно подальше от меня. Они уставились друг на друга, как два готовых подраться за кусок мяса волка. Штефан изо всех сил выдерживал эту немую, почти телепатическую конфронтацию, убеждая себя, что сказал все по делу, а значит прав. Корзе, разумеется, этого никогда не признает. Пусть лучше думает, что да, отвратительный вкус, типичная исключительно для девушек падкость на «плохих парней» и все прочее, лишь бы не продолжал этот бессмысленный спор. Бельц не станет его переубеждать — банальная трата времени и сил, да и Альберту, наверное, будет тяжелей смириться с положением, останься он по итогу в проигравших. Так себя и успокоив, Штефан первым отвел взгляд, устраиваясь в кресле поудобней. Корзе, еще недолго поизображав из себя каменную статую, тоже выдохнул и вновь откинулся на спинку. Напряженная пауза длилась куда больше предполагаемого. — Ты не передумаешь? — сухо поинтересовался Альберт по итогу, поджимая губы. — Нет. Одной лишь приподнятой бровью он спросил так и витающее в воздухе «точно?» и, получив в ответ уверенный кивок, сжал челюсть еще сильней, отчего желваки выступили на лице болезненными припухлостями. Шумно выдохнув через нос, произнес: — Хорошо. Твоя взяла. — Правда? Ехидное удивление скрыть не удалось. Да, нынешняя ситуация мало напоминала все предыдущие, когда Бельц пытался его отшить, но все равно не верилось, что Корзе готов отступить, а не уйти в тень, затаиться на время и ударить по нервам с новой силой. Он был готов хоть на крови его поклясться заставить, лишь бы убедиться окончательно. — Да. — Альберт нервно дернул щекой. — Хотя не удивлюсь потом, если прочитаю в новостях о твоей безвременной кончине от ножевых. Штефан прикусил язык, чтобы не парировать колкостью. Лучше испепелит Корзе взглядом — да, удовлетворение получит не совсем такое, но зато сэкономит кучу времени на неминуемых спорах. — Ладно, я… — Альберт устало потер переносицу, в одно мгновение становясь похожим на типичного представителя бизнес-среды. Под копирку их там делают, что ли. — Хочешь выпить? Тут отличный местный бар. — Нет, спасибо. Предполагаю, один бокал любого из вин обойдется в две-три сотни, а мне еще жить на что-то надо. Корзе со вздохом поднялся, покачал головой и что-то быстро нашарил во внутреннем кармане пиджака. Бельц непонимающе нахмурился, но вставать следом не спешил, наблюдая за тем, как вскоре в пальцах мигнула серебристая кредитная карточка. — Держи. Можешь сходить и выбрать себе любое. Считай прощальным подарком. Только варвару тому не давай, он все равно не оценит; для него, наверное, верх изысканности в алкоголе — это водка без закуски. Снова пришлось кусать себя за язык, чтобы не сорваться. Но от карточки отказываться не стал. Выпить и впрямь хотелось, а раз уж подвернулась возможность… — Я пока вызову тебе такси, а то… На чем ты там приехал? На автобусе, наверное, да? Не хочу, в общем, чтобы ты через полгорода на нем еще раз ехал. Они же практически все разваливаются прямо на ходу. Интересно, а он сам-то когда последний раз на автобусах ездил, чтоб такими словами разбрасываться? Этот вопрос Штефан благоразумно задавать не стал, только украдкой закатил глаза и, вертя кредитку в руках, зашагал в указанном направлении, пока Альберт, опустившись обратно в кресло, что-то набирал в телефоне. Иронично, но людей в баре было в разы больше, чем в вестибюле. Едва удалось выцепить официантку, объяснить ей ситуацию, а затем протиснуться к стойке так, чтобы не врезаться в многочисленные столы. Бельц даже от скуки их считать стал, коротая время. Как овечек перед сном, ей-богу. Откуда-то с потолка играла тихая ненавязчивая музыка, настраивающая на долгие часы в компании бутылки и — если повезет — интересных, но таких же пьяных, как и ты, людей. Штефан потер виски, оглядываясь. Было бы неплохо здесь посидеть с Алоисом, ему бы наверняка понравился интерьер — много растений и мало цвета. А вот посетители… Нет, послушать ядовитые комментарии он никогда не прочь, конечно, но сохранность Даха в случае чего никто гарантировать не мог. Тихо пикнул вытащенный из-под стойки аппарат. Со счета Корзе списалось четверть зарплаты Бельца. Утонченная, похожая на хрустальную вазу бутылка легла приятной тяжестью в руку. Штефан, не сдержав довольной улыбки, развернулся, не в силах перестать любоваться тем, как приглушенный свет ламп играет на стекле, и замер буквально на мгновение. А потом, подняв голову, столкнулся с самым настоящим миражом. Вот только вокруг почему-то была не пустыня. Он проморгался, потер глаза свободной рукой, но видение не исчезло. Либо он окончательно сошел с ума, либо за столом прямо у выхода сидела Клара. Она была именно такой, какой он ее запомнил: с ровной, словно палка, спиною, до невозможности острыми скулами, делающими аристократически бледное лицо похожим на вытянутый треугольник, убранными в аккуратную прическу черными волосами и с презрительным ко всему на свете взглядом. Казалось, что картинку из его головы скопировали и вставили сюда, чтобы поиздеваться. Он сглотнул, приложил ладонь к задергавшемуся кадыку, точно захотел придушить самого себя, и, наконец, сдвинулся с места, едва не запутавшись в ногах. Нет, он же только сегодня с ней разговаривал, быть не может, что это она. Здесь какая-то ошибка. Просто похожа… Но ведь так не бывает! И этот крик сознания игнорировать не получалось. И правда не бывает. Нет двух совершенно одинаковых людей. Эта женщина держалась так же — подхватывала бокал за самое основание ножки, пила, не касаясь губами бортиков, после каждого глотка отставляла алкоголь и чопорно откидывалась на спинку стула. Штефан присмотрелся. Нет, все-таки было одно отличие — в нынешней Кларе изыск не раскусывался с первых же секунд, не выглядел напускным. Она и впрямь ввела это себе в привычку, сделала это своей частью, а не вспоминала об этикете в попытке казаться лучше на людях. Вот что, значит, делает с тобой брак с миллионером. Корзе, подумалось, счел бы это плюсом. Бельцу хотелось плеваться. Он сделал шаг, затем еще один, два, три, едва не врезался в чью-то спину и, петляя меж столов, двинулся к выходу, как произошло то, чего хотелось бы избежать больше всего на свете. Он-таки впечатался в стул, так коварно выдвинутый ближе к арке. Именно тот стул, напротив которого сидела Клара. Немая сцена. Занавес. Хотелось бежать, но ноги приросли к полу, а взгляд — к чужой переносице. Клара нахмурилась, до скрипа сжала бокал и чуть втянула щеки, отчего скулы выделились четче прежнего. Теперь она была похожа на угрожающий силуэт черепа. И это, думалось, ей прекрасно подходило. — Что ты здесь делаешь? — А ты? Они спросили почти одновременно: Клара неспешно, с легким южным акцентом, а Штефан бегло, точно только этого и ждал. Короткий пасс рукой. Пришлось приземлиться на все тот же злосчастный стул и отставить бутылку. — Я прилетела утром. — Клара, почти театрально вздохнув, сложила руки на животе, едва задевая тонкий ремешок с блестящими по периметру явно драгоценными камнями. — Решила, что при личной встрече уговорить тебя будет легче. — Ошиблась. — Бельц ехидно усмехнулся и показательно скопировал ее позу, откидываясь на спинку. Все-таки от боли в лопатках мучиться не хотелось. — Ну ладно, с кем не бывает, да? Можешь улетать. — Ну уж нет. — Ее лицо на долю секунды перекосилось. Брови дернулись. Лоб же остался без движения. — Я не для того терпела все эти столичные пробки. Обсудим еще раз, Штефан. С самого начала. Итак, я… — Слушай, — перебил он, цокая, и указал большим пальцем в сторону арки, — я отошел буквально на десять минут. Меня ждут. — Кто тебя может ждать? — Фырканье вышло до того саркастичным, что даже обидно стало. — Такси, например. Давай так: сделаем вид, что ты по второму кругу мне все рассказала, я тебя внимательно выслушал и все такое, а теперь ответ. — Он сделал небольшую паузу для драматизма, поднимаясь. — Нет! Все. Дискуссия окончена, я пошел. — Штефан! — Прости, ничего не слышу, тут шумно. Он расплылся в издевательской улыбке и с вином в руках скользнул к выходу, слыша за спиной отчетливый хлопок по столу. Конечно, потом придется поговорить, Клара покоя же ему не даст. Но сейчас, именно в это мгновение, он чувствовал себя… прекрасно? Гневное выражение ее лица перекрывало все недостатки этой встречи. Альберт спокойно ждал на том же месте, продолжая набирать что-то в телефоне. Штефан сунул ему кредитку, спросил про такси и, коротко и холодно попрощавшись, вышел из отеля. Оставалось только доехать до дома и не вылакать по пути всю бутылку. Уже смеркалось. Поток машин усилился. На тротуарах было не протолкнуться. Бельц наблюдал за людьми из окна, невольно качая головой под громче положенного включенного музыку водителя. По-хорошему нужно было его одернуть, сделать замечание, но песня оказалась такой заразительной, что даже захотелось название спросить. Телефон, брошенный рядом на сиденье, заходился в беззвучных звонках. Штефан даже вибрацию отключил, чтобы вообще внимание не привлекал. Пьяная Клара явно не будет столь мила — а то ее состояние являлось именно таким — с ним, выльет ушат отборных словесных помоев и не забрызгается. А потому тактика игнорирования считалась самой лучшей. Бельц в порыве приподнятого настроения на скорую руку приготовил карбонару к ужину, сунул вино охлаждаться и, по пути в душ чмокнув читающую в кресле Николь в макушку, забросил телефон подальше. Алоиса все еще не было, хотя время неумолимо приближалось к десяти вечера. Штефан от скуки сыграл с дочерью две партии, досмотрел заброшенный еще с прошлой недели документальный фильм про Великую войну, скурил три сигареты, протер листья всем растениям, помог расфасовать новый бисер и сделать заданные аж на вторник уроки. Желание позвонить приходилось глушить бесцельным хождением по дому. Бельц то включал телевизор, то торкал бедную дверцу холодильника, сверля взглядом продукты в надежде увидеть что-то новое, то смотрел видео из рекомендаций, лишь бы заполнить чем-нибудь время. А потом, когда телефон окончательно и стопроцентно угомонился, стал листать ленту с той же целью, что и на кухне. Каждый, даже самый тихий звук мотора за окнами привлекал внимание практически мгновенно. Штефан чувствовал себя ждущим хозяина псом, пытаясь отыскать на дороге знакомую машину. На раз двадцатый повезло, но он, точно это было ему совершенно безынтересно, быстро лег на диван и открыл первое попавшееся приложение. Нет уж, может, на деле и впрямь как пес, но хотя бы внешне достоинство сохранит. На шум открывающейся двери вышла и Николь, даже не думавшая ложиться спать. Выходные, в конце концов, были для всех, так что Бельц ее не журил. Первым в квартиру буквально ввалился Рихард, бросивший на обувную полку куртку и плюхнувшийся в кресло с радостным возгласом. Дах поступил цивильней — свою верхнюю одежду повесил на крючок, не забыл разуться и только потом, щелкнув выключателем, чтобы не сидеть в полутьме, устало привалился к стене, глупо улыбаясь. Резко запахло дешевым пивом, перемешавшимся со всем подряд парфюмом и, что удивительно, морозом. Штефан приподнялся, повнимательней глянул на, казалось, задремавшего с выражением крайней радости на лице Рихарда, и на Алоиса, пытающегося привести вздыбившиеся волосы в порядок. Николь тоже притихла, разглядывая в основном незнакомого ей постороннего. — Ну, я смотрю, не пожалел, — усмехнулся Бельц, поднимаясь и помогая Даху дойти до стола без эксцессов. — Ты что, пьяным вел машину? — Да никто не заметил. — Алоис, закатив глаза, отмахнулся. — Я и выпил-то чуть-чуть. — Две банки, вообще-то! — подал голос Рихард, поднимая вверх указательный палец, и не сдержал смешка. — Мы по дороге чуть мусорный бак не снесли. — Это неправда. — Дах понизил голос до шепота, пару раз проводя ладонью у горла. — Я всегда аккуратно вожу. Даже когда пьяный. Ладно, черт с ним. — И, хлопнув по столу, резко поднялся, удивительным образом даже не пошатнувшись. — Все же живы. Ты тут не скучал? Он по-собственнически приобнял одной рукой Штефана за плечи, быстро целуя в губы. Со стороны двери послышался тихий возглас недовольства. Бельц и среагировать не успел. — Скучал. Я приготовил ужин, если хочешь. — Ой, нет, во мне столько пива, что ничего больше не влезет. Но спасибо, будет, чем позавтракать. Алоис пьяно ухмыльнулся, взъерошивая ему волосы на затылке. Штефан шутливо вывернулся, фыркнул и отошел к Николь, подхватывая ее на руки и занося обратно в комнату. — Не пугайся того парня. — Он невесомо щелкнул ее по носу. — Это Рихард, сын Ала. Я бы вас познакомил, но… — Но они пьяные, — с понимающей полуулыбкой закончила Николь, забираясь под одеяло и нащупывая пульт от телевизора. — А почему сын герра Даха такой взрослый? — Потому что герр Дах тоже взрослый. Фамилия Алоиса приятно прокатилась по языку. Штефан немного смутился. В последний раз он произносил ее в первый день своей работы в офисе, когда начальство отправило самостоятельно выбрать стол, а он, как истинный интроверт, отошел в самый конец помещения, думая, что соседей не будет. А опоздавший из-за — вот совпадение! — вчерашней пьянки Дах подло нарушил его планы. С тех пор, казалось, вечность, если не больше, прошла. — Да? — Николь округлила глаза и следом нахмурилась. — Я думала, что ему тридцать. — Ну, ошиблась всего-то на шестнадцать лет, — хохотнул Бельц, усаживаясь на край постели. — Из-за его роста морщин не замечала, что ли? Николь, обиженно замычав, сложила руки на груди и показательно отвернулась к телевизору. Штефан же, засмеявшись, пожал плечами: — Ладно, не издеваюсь. Ему, думаю, даже польстит. — И, поднявшись, растрепал дочери волосы, уворачиваясь от неумелой попытки отомстить. — Долго не сиди так, до часу чтоб спала. Я проверю. Он грозно — ну, с натяжкой, но как получалось — потряс пальцем и выскользнул в гостиную, где Рихард уже, завернувшись в плед, спал на диване. Алоис, судя по всему, ушел в комнату — тонкой каемкой у двери горел свет, и слышались тихие шорохи. Штефан же, вздохнув, принялся проворачивать подсмотренный у самого же Даха рецепт безболезненного утра — достал минералку и таблетки от головной боли. Подросткам, наверное, такое уж сильное похмелье не грозило, но перестраховаться никогда не вредно. Алоис в одних только брюках сидел на краю постели и что-то заторможенно печатал. Бельц, поставив бутылку с таблетками на тумбочку с его стороны, подошел ближе, беспрепятственно выхватил телефон из рук и самостоятельно набрал сообщение Брит о том, что ее сын останется у отца на ночь. От его лица, разумеется. Заодно и четыре ошибки в трех суммарно набранных за это время словах исправил. — Господи, ты что, выпил еще? — Он, не сдержавшись, закатил глаза, отпихивая пустую бутылку из-под пива. Когда только успел?.. — Знаешь, я разбужу тебя в семь утра, чтоб неповадно было. — Ой, блять, вот я весь концерт ведь стоял и думал: как жаль, что Штефана нет, некому на ухо погундеть. Неврастеник. Дах, не найдя рядом подушки, которую можно было бы в него запульнуть, фыркнул, упал на спину и спрятал лицо в ладонях, выдавая неясный, похожий на плаксивый стон звук. Бельц постарался проигнорировать болезненный укол обиды и, поджав губы, спихнул его вбок, к своему месту. И так утром перегар его терпеть, так еще и выделывается тут… — Заканчивай суетиться, ложись уже. Алоис и брюки стягивать поленился, а забрался под одеяло так, в них, и даже, кажется, не заметил. Штефан же, нервно дернув головой, нашарил в полутьме пачку сигарет и ушел в ванную. Тихо чиркнула зажигалка. Он не знал причины, но почему-то вполне безобидные слова Даха задели так, что в грудине до сих пор жгло. Может, из-за ситуации в целом, может, из-за тона, которым он это произнес… Черт, или Бельц просто себя накрутил. Наверняка тот утром даже и не вспомнит, что говорил такое. Как же глупо… И все-таки он почти обжег пальцы сигаретой, делая очередной затяг. Окурок смыл в унитаз. Спать лег на самый край, подальше от разлегшегося на полпостели Алоиса. Еще долго вслушивался в совсем-совсем тихие отзвуки телевизора в соседней комнате. Снилась всякая ересь: мутная и пугающая, заставляющая просыпаться среди ночи и подолгу вертеться, едва не падая на пол. Дах то приглушенно храпел, то даже дышал бесшумно. Пару раз пытался его обнять, но Штефан умело выбирался из рук и возвращался к краю. Вел себя, как ребенок, которому не купили игрушку в магазине, но прекратить не мог. Проснулся с ощущением, будто и не спал вовсе. Обещал разбудить Алоиса в семь, а в итоге сам встал в девятом часу. Даже холодный душ не помог прийти в себя. Завтрак — тоже. Короткая прогулка до магазина и обратно и то не справилась. Вторым поднялся Рихард, вылакал всю бутылку минералки практически залпом и еще долго глядел в стену, прежде чем осознать себя в пространстве. Доковылял до стола с приготовленными заранее контейнерами. Поел. Снова посверлил взглядом поверхность — в этот раз стол. Затем, откашлявшись, неожиданно спросил: — Папа еще не проснулся? Штефан вздрогнул и, продолжив расфасовывать еду, покачал головой. Рихард хмыкнул. — С возрастом похмелье не так легко дается. Ты подожди, он сначала проснется, а потом еще час пролежит с головной болью. Улыбка вышла не такой уж и натянутой. Рихард понимающе усмехнулся в ответ и поднялся мыть посуду, немного нервно поглядывая на Бельца. Тот же, делая вид, что не замечает, отошел поправлять свернутые подушки на диване. Тишина стала какой-то гнетущей. Рихард явно хотел что-то спросить, но все никак не решался, то теребя край помявшейся футболки, то выкручивая собственные пальцы. Штефан терпеливо ждал, уже понимая, о чем пойдет речь. Все-таки не заметить было невозможно. — Можно… — Рихард прочистил горло и, избегая зрительного контакта, вскинул голову. — Можно вопрос задать? — Конечно. — Бельц пожал плечами, складывая плед. Наверняка такое его спокойствие нервировало еще больше. — У вас с отцом… Ну… — Он опять закашлялся, взъерошивая пятерней и без того запутавшиеся волосы. — Ну типа… Вот это вот? — «Вот это вот» — это что? Штефан изогнул брови, а Рихард, считав в этом жесте издевательство, насупился и впервые за весь день взглянул ему в глаза — до того нагло, с нескрываемым раздражением, полностью перекрывшим былую неуверенность, что параллель провести просто не получилось. — Вы типа вместе? — наконец выдал он, прекратив недовольно сопеть. — Типа да. — Бельц снисходительно улыбнулся лишь одним уголком губ. — Это тебя тревожит? — Да не особо, просто… Не знаю, как-то странно. Мне казалось, он… Рихард запнулся на полуслове и нервно дернул головой, принимаясь разглядывать стену впереди. Штефан скрипнул зубами и бросил плед на самый край дивана. Нормальный. Там должно было быть именно это слово. Вновь неприятно царапнуло в грудине — как будто кто-то запредельно близко поднес свечу, и та подпалила кожу. Только изнутри. Слишком хорошо он был знаком с этим чувством. А потому и научился справляться — ни один мускул на лице не дрогнул. Рихарда понять можно, да и в интонации его не было ничего едкого. Никакого намека на попытку поддеть. А убеждения — дело поправимое. Но это уже забота Алоиса, а не Штефана. — Поговори с ним об этом, если хочешь, — проговорил он, разминая шею. — Думаю, он с радостью объяснит. — Да, но вот вы, например… — Рихард подался вперед, хватаясь за спинку кресла. Бельц, только хотевший уйти обратно в комнату, был вынужден замереть. — Как так получилось? Я имею в виду… У вас же дочь, значит, когда-то вам нравились женщины. Как вышло, что теперь… нет? — Это немного не так работает. Ну, в моем случае, конечно. Он тяжело вздохнул и, жалостливо обернувшись на едва приоткрытую дверь, опустился на диван, приглашающе указывая на место рядом. Рихард, помявшись буквально с секунду, послушно сел, готовясь слушать. Только-только проявившаяся в нем колючесть испарилась. — Мне всегда нравились и девушки, и парни. Просто так выходило, что я либо был с девушками и ходил с целым лицом, либо… Штефан развел руками, невесело усмехаясь. Рихард нахмурился, и лицо его мгновенно погрубело, еще больше напоминая отцовское. — Вас… типа били? — Во-первых, избавляйся от привычки говорить «типа», — Бельц только рассмеялся на показательное закатывание глаз, — во-вторых… нет. Грозились, конечно, но не били. — А родители? — Нормально отреагировали. Ну, то есть… расстроились, да, может, говорили что-то не так и неосознанно обижали, но… У людей бывает и хуже, знаешь. Жаловаться не могу. В общем, — он коротко кашлянул, — я тут не историю семьи собрался рассказывать, а прояснить — иногда, даже будучи бисексуалом, осознанно выбираешь одну — грубо говоря — из сторон, понимая, что так будет… не знаю, безопаснее, скажем. А потом появляется токсичный дед с работы, и все рушится. В этот раз рассмеялся и Рихард, тут же ойкнув и прикрыв рот ладонью — побоялся, что кого-нибудь так разбудит. Штефан тоже украдкой улыбнулся и потер немного порозовевшую скулу. Теперь ему стало стыдно за то, что он был так груб в начале. — А вы давно вместе? — Не больше месяца. Надеюсь, всю историю целиком пересказывать не заставишь. Рихард несколько стушевался, покачал головой и задал еще парочку вежливых вопросов, прежде чем Бельц смог наконец уйти, оставив его отчитываться за столь долгое отсутствие перед матерью. Алоиса в постели не было. Бардака — тоже. Штефан даже удивился, проводя рукой по ровно застеленному одеялу, и пошел прямиком в ванную, где стояла легкая завеса из клубившегося под потолком пара. — Давно встал? Он привалился спиною к двери, разглядывая голую спину с мгновенно напрягшимися мышцами. Дах, сполоснув бритву, неясно пожал плечами. — Вроде того. Как там Рихард урок житейской мудрости перенес? — Так ты слышал? — Ну, а ты в следующий раз дверь вообще нараспашку оставь, а то иногда слова плохо различал. — Он цыкнул, умылся и, выключив воду, уставился на собственное отражение в зеркале, вздыхая. — Ладно, я… Молодец, что с ним поговорил. Думаю, от стороннего человека было даже легче такую информацию воспринимать. — Тебе все равно придется с ним это обсудить. Штефан, ненадолго втянув щеки так, чтобы их прикусить, прошелся вперед и привалился поясницей к тумбе у раковины, складывая руки на груди. Алоис будто нехотя повернулся. — Да-да, я понял. Но, знаешь ли, моя история пожалостливей твоей будет. — Немая конфронтация закончилась поражением для обоих. — Что? — И в чем отличие? Мне теперь тоже интересно. — Я не собираюсь разводить здесь мелодраму. Он фыркнул, почесал бровь, пригладил волосы, убирая с них остатки влаги, и откровенно замялся, поняв, что отступать не собираются. Бельц швыркнул носом, чуть нахмурился и закусил губу. Ему совершенно не нравилась эта возникшая между ними еще вчера напряженность. — Извини, — выдал наконец Алоис, делая неясный пасс рукой. — Ты ведь это хотел услышать? Я не так много выпил, Штеф, чтобы не замечать. Я был грубоват, признаю. Но у меня была причина. Даже две, вообще-то: я на концерте чуть не подрался с каким-то мужиком, а потом был в аффекте. Серьезно, больше ничего подобного — атмосфера там такая, что в животное со временем превращаешься, будь ты хоть сто раз интеллигент. Он отлип от раковины и, не обращая внимания на вялые протесты, притянул Бельца ближе, в одно движение развернул его к себе спиной и поставил у зеркала, через него смотря прямо в глаза так, что обижаться больше не получалось. Вокруг талии обвились крепкие руки, не давая сдвинуться с места. Хотя Штефан и пытаться не собирался. — Разрешаю тебе в следующий раз дать мне по лицу. — Вдоль позвоночника прошлись быстрыми поцелуями, оттягивая ворот футболки. — Все? Конфликт исчерпан? — Посмотрим на твое поведение. — Бельц фыркнул, царапая пальцы у живота, и послушно наклонил голову, позволяя дотянуться зубами до мочки уха. — А теперь все-таки… чего у тебя такого грустного в жизни было, что аж на мелодраму тянет? — Ну, как минимум, родители были не такими уж милыми, как у тебя. — Алоис совершенно не весело усмехнулся и отвел взгляд от зеркала, устраивая подбородок на чужом плече. — Накричали, когда признался? — Нет, отец никогда не кричал. Он просто разбил мне губу и молча ушел в соседнюю комнату досматривать матч. Новая усмешка вышла жестокой. Дах крепче прижал Штефана к себе с рваным вздохом, прикрыл глаза, точно не хотел видеть вставшую перед ними картину из прошлого. Бельц коротко вздрогнул, мысленно давая себе подзатыльник за то, что спросил. Ясно же было, что это не история с пони и радугой. — Прости. — Да ладно, это ж было тысячу лет назад. Он, чуть толкнув Алоиса плечом, развернулся, слабо улыбнулся, желая поддержать, и прижался в новых, более правильных объятиях, слыша, как мерно стучит сердце за ребрами. Тишина оказалась успокоением. Нехотя, но Штефан задал так и витающий в воздухе вопрос: — А… а мать что? — Ее к тому времени уже не было. — Ладно, ты прав, твоя история слезливей. Он нервно хохотнул, приподнял руку, потрепал Даха по еще влажному затылку и утер лицо, точно только что плакал. В ответ, забавно наморщив нос, только быстро поцеловали в губы и отстранились. — Я ж говорил. — Он неясно хмыкнул и оттянул щеку языком, разглядывая стык двух плиток на стене. — Теперь из-за тебя опять к ночи напьюсь, а то кошмары сниться будут. Алоис, выпутавшись из рук, отошел к оставленной на стиральной машине стопке вещей и принялся одеваться. Штефан же, отвесив шутовской поклон, проговорил: — Искренне прощу прощения у твоей печени. Или опять скажешь, что цирроз — это хорошо, потому что хочешь пораньше умереть? — Ну… сейчас уже не так уж и хочу. — Ого. И что же поменялось? Дах широко улыбнулся, одернул полы футболки, вернулся на место и с легкостью развернул Бельца обратно к зеркалу, указывая пальцем на его же разом повеселевшее лицо. — А вон видишь того парня? Он же со скуки вздернется, если я ему нервы трепать не буду. Штефан постарался не слишком уж громко смеяться, когда в ухо нагло дунули и отскочили в сторону, не давая отомстить. Своеобразная перепалка постепенно перетекла в спальню. И к лучшему — в туалете становилось душновато. Вытяжка, видно, работала плохо. — Какой ты благородный, конечно… Алоис отмахнулся, нашарил на комоде расческу и несколькими быстрыми движениями привел волосы в порядок. Только потом, кивнув на лежащий рядом телефон, как бы невзначай бросил: — Тебе там звонили, кстати. Я ответил. Ну, с похмелья подумал, что телефон мой. Клара — это та твоя шкура, да? — Ты когда-нибудь прекратишь оскорблять девушек на ровном месте? — Бельц сердито цыкнул и легко припечатал его ладонью по плечу. — Такие слова… — Да-да, недопустимы, нетолерантны, да и вообще меня за них на улице побьют. — Алоис скорчил недовольное лицо и нахохлился. — Это я понял. Принимать, к слову, не собираюсь. Так она или нет? — После кивка нетерпеливо развел руками. — Тогда тем более не понимаю, чего ты так возмущаешься. Ну, если не устраивает «шкура», то поправлюсь — сука. Так нормально? — Ну более-менее. О чем вы с ней говорили-то? — Первые минуты полторы — о том, кто она такая, кто такой я и какого хера мы вообще сейчас разговариваем. Потом о тебе. Потом о том, почему мы говорим о тебе. Потом о том, что… э-э, цитата: «в случае отказа придется ближе знакомиться с адвокатами». Отказа от чего и где я так и не понял, так что встречный вопрос: какого черта произошло, пока я тут пытался поспать? Штефана как холодной водой окатили. Он качнулся вперед, назад, замер, напряженно вгляделся в пол. Адвокат? Она это серьезно? Нет, быть не может. Клара не настолько поехавшая. С другой стороны… Если да, если она все-таки решила выбить у него согласия черт-те на что через суд, то шансов не оставалось. Система всегда встает на сторону матери — это константа. Ужасная, несправедливая, предвзятая, но константа. А с ее амбициями, связями и возможностями… Бельц тяжело опустился на постель, роняя голову на руки. Черт, ведь согласится — места себе не найдет. Да и сама Николь ему не простит. А надеяться на шутку, неумелый маневр, запугивание — глупость несусветная. Клара, если поймет, что ее план рушится, разозлится и уже в таком состоянии вполне сможет пойти на крайние меры. Дах, недолго помявшись в недоумении, сел рядом, приобнимая Штефана за плечи. Еще и ему объяснять… Про Корзе тоже умолчать не получится. Вот же дерьмо. — Какого черта ты вообще туда поперся? Вопрос был ожидаем. Бельц, переведя дух после долгого монолога, пожал плечами, следя за непрерывно курсирующим по комнате Алоисом. Казалось, еще чуть-чуть, и он начнет в гневе размахивать руками. — Ты спрашивал, зачем она хочет забрать Николь? — Нет. Какой смысл, если ответ все равно будет полнейшим бредом? Она не виделась с ней столько лет, а теперь вдруг начала проявлять интерес. Тем более Никки сама не хочет! Так что плевать мне, какая у нее там причина. Он взъерошил волосы, оттянул назад, к затылку, отросшие пряди, точно хотел вырвать их с корнем, чтобы физической болью перебить душевные метания, и опять уставился в пол, смаргивая слезливую пленку. Нет, плакать он уж точно не станет. Клара того не достойна. Да и Дах, подумалось с какой-то веселой горечью, засмеет. — Прости, я… — Штефан прочистил горло, где отчего-то встал премерзкий ком, сгорбился и принялся тереть виски. — Я сам с этим разберусь. Придется остаться у тебя чуть дольше, нанять себе адвоката подешевле и… Ну вот это все. Черт. Одни проблемы от меня. Но… Я не могу ее просто отдать, понимаешь? — Он вскинул голову, бросая жалостливый, почти щенячий взгляд на Алоиса. — Это будет нечестно. Она же не вещь какая-нибудь. Дах выругался себе под нос, описал еще пару незаконченных кругов у постели и остановился ровно напротив Бельца, присаживаясь на корточки, чтобы быть с ним на одном уровне. Одну из плетьми лежащих на коленях рук аккуратно сжали теплыми, немного шершавыми от сухости ладонями и мимолетно коснулись губами в успокаивающем жесте. — А Николь не может сказать в суде, что… не знаю, не согласна и хочет остаться с тобой? — Нет, она еще слишком маленькая, ее слова могут повлиять максимум на присяжных, если они вообще будут. Штефан невесело фыркнул, покачал головой и второй рукой накрыл ладонь Алоиса, оглаживая отчетливые контуры светло-бирюзовых вен. Нужно было сосредоточиться на чем-то стороннем. — На деле станут смотреть… как бы это… по характеристикам. И я тут проигрываю по всем фронтам. — Он, последний раз дотронувшись до костяшек, стал меланхолично загибать пальцы: — Я не в браке, а значит не могу дать ей полноценную семью, имею едва дотягивающий до среднего доход, слишком много часов в неделю на работе и де-юре бездомный. Я проиграю, Ал. — Голос сорвался на шепот. Нижняя губа, сжатая передними зубами, начала кровоточить, наполняя рот отвратительным металлическим привкусом. — А она не отступится, даже если Никки ей нужна только для того, чтобы цветочки в личной оранжерее по выходным поливать. Его теперь пустой, лишенный всякой разумной мысли взгляд пугал, казался искусственным, точно у манекена в торговом центре. И Бельц, прекрасно это осознавая, старался не смотреть Алоису в лицо, не пугать. И так столько потрепанных нервов за утро… Дах же, вновь выругавшись и рвано то ли фыркнув, то ли цыкнув, едва шатаясь поднялся, последний раз коснулся его ладони губами и решительно отошел к тумбочке. Штефан, подняв голову только через долгих пять секунд, горько усмехнулся: — Что, решил отпоить меня минералкой? Тут лучше бы коньяк подошел. Алоис нетерпеливо отмахнулся, открутил у бутылки пробку, несколькими нервными движениями поддел ногтем защитное кольцо и, сжав его в кулаке, так и замер, разглядывая стену. Бельц же смотрел на спину, где даже под футболкой проглядывались очертания напряженных лопаток. Стало до жути интересно, о чем таком думает Дах, зачем вообще провернул этот странный маневр. Спросить не успел — он, в очередной раз ругнувшись, резко развернулся, пуще прежнего стиснул кулак, наверняка вонзаясь зубцами в ладонь, и смерил Штефана неясным, не предвещающим ничего хорошего взглядом. Признаться, чего бы там не добивался Алоис, это сработало — из головы все мысли вылетели в мгновение ока. Даже подкатившие к глазам слезы незаметно отступили, а душащий ком в горле будто бы уменьшился. Бельц по-детски нахмурился, задрал голову, вглядываясь в обострившиеся черты, оттенившиеся больше привычного скулы и заходившие ходуном желваки. Он почти видел, как крутились шестеренки в чужом мозгу; это читалось в потемневших, заблестевших потаенным огнем глазах, в пролегшей поперек лба морщине, в поджатых губах и попеременно дергающейся щеке. Издали бы, наверное, показалось, что Дах пытается ментально его убить, но Штефан вдруг почему-то понял, что совсем наоборот. Их рваные вздохи наслоились друг на друга. Последовавшие за этим смешки — тоже. Лицо Алоиса немного просветлело; он решительно подался вперед, ослабляя хватку, и плюхнулся на кровать рядом, поворачивая Бельца к себе коротким прикосновением к подбородку. Помедлив, ненадолго отведя взгляд и пооткрывав рот, как выброшенная на берег рыба, наконец горячо и споро, будто боялся передумать, проговорил: — Видит бог, ситуацию выбрал дерьмовую, да и не дотянул года полтора, но раз такой случай… В общем, я знаю, как исправить минимум два пункта в твоем перечне. Ну, даже три, если формально. — Убьем Клару? — заговорщическим шепотом уточнил Штефан, давя немного нервную улыбку. Дах шутливо замахнулся, точно собирался зарядить ему оплеуху, и шикнул, прерывая любые дальнейшие словесные поползновения. Бельц театрально ахнул, насупился, но вопросов больше задавать не стал. И все-таки выпад его сбил былой настрой решимости. Алоис вновь замялся, постарался унять ставшую слишком заметной дрожь в кулаке и шумно сглотнул, свободной ладонью надавливая на веки. — Дай руку. — Пришлось прокашляться, чтобы перейти с шепота на нормальный тон. Штефан послушался. — Да не эту, левую. Хорошо. Короче… Он еще раз прочистил горло, пожевал нижнюю губу, стукнул себя по щеке, приводя в чувство и еще крепче стиснул протянутую ладонь. — Ладно, тушуюсь тут, как будто все по-настоящему. — После нервного смешка глянул Бельцу прямо в глаза и, последний раз дрогнув, разжал кулак. — Я такого никогда не делал, так что не смейся, ладно? — Знать бы еще, над чем смеяться, — справедливо заметил Штефан, косясь на споро вывернутые наружу заостренные зубцы и красные следы от них на коже. — И то верно. Я… в общем, мирт в венках и замок Шарлоттенбург на двое суток не обещаю, но… Блять. Дах на секунду до боли зажмурился и обессиленно саданул рукой по постели. Бельц не смог сдержать улыбки. Было что-то до ужаса милое в том, как взрослый мужчина смущался, словно неопытный юнец. — Хер с ним. — Он быстрым, небрежным движением утер лицо, будто стараясь стереть с него выступившие от нервов алые пятна, и затараторил, боясь вновь растерять запал: — Штефан, как бы глупо это не звучало, но… Ты выйдешь за меня? Нормального кольца, как видишь, у меня нет, так что… Будь ситуация другой, тут бы за окном был ночной Берлин, — он махнул в сторону подоконника, — а у меня — коробочка с хотя бы одним драгоценным камнем внутри. Ну и выхлебанная бутылка виски для храбрости. И заготовленный текст, чтобы не материться и романтику не портить. И, пожалуй, костюм получше. Ну и, разумеется, все это без злобной бывшей с лезвием у твоих яиц. Но что имеем… — Ты хочешь сказать, что мы… — Вопрос этот удалось прочитать только по губам, потому что язык перестал слушаться. — Поженимся. Да. Формально, конечно. И если совсем уж прижмет. Но у тебя будет жилплощадь на бумагах, а у Николь — полноценная семья. К тому же представляешь, как удобно будет давить на нетолерантность? Хоть в чем-то плюс нынешней общественной шизофрении. — Дах хохотнул, повертел синий пластмассовый кружок и аккуратно нацепил его на безымянный палец все еще лежащей у него в ладонях руки. — Ну, вот, короче, кольцо. Потом найду нормальное, конечно, но пока так, чтоб хоть какой-то символизм присутствовал. — Надеюсь, размер получше подберешь. Это все, на что хватило сил. Короткая шутливая реплика хрипящим голосом, и Штефан, согнув пальцы, чтобы импровизированное кольцо не слетело в первые же секунды, ринулся вперед, сгребая Алоиса в крепкие, не дающие даже вдохнуть объятия. Да, формальность. Да, вынужденно. Но черт… Черт, черт, черт, сердце в пятки ушло, когда он сказал те самые слова. Интересно, у девушек тоже так? Вся эта ухающая легкость в груди, лава за и между ребер, колотящееся сердце? За окном был не ночной Берлин, а полупустая улица с утренним солнцем; на Дахе — футболка, даже не рубашка; в качестве алкогольной подпитки — остатки вчерашнего пива в крови, но ощущения именно такие, какие были бы там. Какая разница, какой интерьер, когда… Бельц все-таки всплакнул — так, для приличия, уронил пару слезинок и тут же их стер, чтобы не нарваться на едкие шутки. Все равно выдал себя швырканьем. А Алоис, будто считав его опасения, отделался одной лишь многозначительной улыбкой. — Ты сказал, что не дотянул полтора года… Что ты?.. Договаривать не требовалось. Дах быстро уловил суть. — Я же говорил, Штефан, что хрен тебя теперь отпущу. Я бы задал свой вопрос позже, выждав более-менее принятый у людей срок. Надеюсь, ответ был бы тем же. Он горько усмехнулся и отстранился, разглядывая забавно торчащие зубцы на пальце. Вновь надавив на веки, чтобы снять напряжение, продолжил: — Прости, для тебя это, наверное, странно. Ты-то начал обращать на меня внимание меньше месяца назад, а я… — А ты? — Запал на тебя еще в первую неделю. — Алоис снова почти рассмеялся, качая головой. — Потом по глупости сдружился. Ты начал нравиться мне еще сильней. А чуть больше года назад я окончательно влюбился. Он сделал паузу, утер рот, точно хотел забыть собственные слова, и сморгнул дымку перед глазами. Штефан же даже вздохнуть не смел. — Я это говорю не для того, чтобы сопли развести, не подумай. Я говорю это для того, чтобы ты понял, что для меня это значит… не знаю, больше, пожалуй. Ну вот, теперь я тоже четырнадцатилетняя девчонка. Он отвернулся, разглядывая свалку на комоде, лишь бы не смотреть в сторону замершего в нерешительности Бельца. Вертящиеся до этого в голове сотни слов разом перестали складываться в предложения. Он смог только тихо, будто бы слезливо мыкнуть и нерешительно приластиться ближе, точно уличный кот. Мог бы он ответить ему тем же? Сказать то же самое, чтобы Алоис не чувствовал себя настолько паршиво? Пожалуй, да. Мог бы. Но из-за сумбура утра, из-за осознания собственной бесполезности, из-за чувства вины за все доставленные проблемы не решался. Язык его, мертвым пластом лежащий рядом с плотно сжатыми зубами, просто-напросто не поворачивался. Штефан ткнулся носом в шею, нащупал щекой артерию и притих, вслушиваясь в постепенно замедляющийся ритм сердца. Момент был упущен. Теперь Дах снова нацепит на себя каменную маску шутливого безразличия и станет делать вид, что ничего подобного не говорил вовсе. — Позвони ей, — откашлявшись, выдал он бесцветным голосом и поднялся, дергая плечом, чтобы сбросить Бельца. — Обсудите нормально. Может, какой-никакой компромисс найдете, в конце концов. Громче обычного хлопнула дверь. Штефан в последний момент успел заметить на диване Рихарда и Николь с джойстиками в руках. Смогли-таки, получается, найти общий язык хоть в чем-то. Вторая хорошая вещь за день. Он покрутил чуть царапающийся кругляшок, улыбнулся и, чувствуя, как сердце пропустило удар, стянул его с пальца, устраивая рядом с лампой на тумбочке, словно бы собирался надеть потом. На руке осталась непривычная легкость. В голове промелькнули варианты настоящих мужских колец. Черт, с каждым разом только убеждался, что Алоис был прав в своем выводе — совсем уж ребячество какое-то. Еще бы фотографии красивых костюмов распечатал и на стену повесил, ей-богу. А еще Дах был прав в том, что нужно позвонить Кларе. Стало неожиданно жарко и душно. Штефан рывком поднялся, уперся руками в комод, чтобы не свалиться на пол и, переведя дыхание, нашарил пачку сигарет. Курил у окна, разглядывая немногочисленных прохожих, и в затяг — так, что легкие и ноздри жгло от едкого дыма. Удивительно, что не закашлялся. Черное зеркало экрана издевательски отражало его побледневшее лицо. Опять веснушки похожие на подростковые прыщи, опять загнанность во взгляде. Бельц резко стал себе противен — сидит, мнется тут, надеется, видно, на помощь божию. Позорище, а не мужчина. С каждым новым гудком желание бросить телефон в стену все нарастало. Клара что, умерла там за эти полчаса? Или выжидает, чтобы нервов побольше вытрепать? С нее станется… Короткий хруст. Приглушенный мужской голос на фоне. Звон, похожий на перекладывание тарелок. Только потом — спокойный, почти томный вопрос Клары: — Штефан или Алоис? — А кого бы ты предпочла услышать? Она раздраженно фыркнула, вполне ясно ответив этим на вопрос. Бельц злорадно усмехнулся. Интересно, что такого ей наговорил Дах в первый раз, что она аж своему любимому язвительному тону изменила? — Надеюсь, он тебе уже все передал. Так… когда сможем встретиться? У меня самолет завтра утром, хотелось бы разобраться побыстрее. — Сначала нормально объясни, для чего тебе вообще так резко понадобилась дочь? — Ого, на черт-те какой раз ты додумался до этого вопроса, браво! А… или стой, Алоис подсказал, да? Боже, Штефан, ты хоть что-нибудь сам можешь? Она издевательски звонко рассмеялась, наверняка закатывая глаза. Бельц стиснул зубы, царапнул себя по ладони, но лишнего не сболтнул, понимая, что перепалка сейчас ни к чему хорошему не приведет. Ситуация и так патовая, незачем усложнять. — Ладно, — Клара цокнула языком, — хрен с ним, я расскажу при личной встрече, идет? Где ты там сейчас живешь? Я подъеду, мы обсудим, Николь как раз за это время успеет собраться. — Я не сказал, что согласен, если ты не заметила. — Да-да, конечно. Адрес скинуть не забудь. И в ухо клаксоном ударил завершительный гудок. Штефан, не глядя отбросив телефон в сторону кровати, потянулся за новой сигаретой. Скурил в итоге две, едва одернув себя от третьей. И так табаком весь провонял, хоть легкие пожалеет. С трудом набранное сообщение с адресом прочли мгновенно. Отсчет пошел.