You set my soul alight

Неделя выдалась отвратительной — самоубиться хотелось, правда, всего шесть дней из семи, но что-то подсказывало, что не время умирать. Данное родителям на прошлое Рождество честное слово о том, что единственный продолжатель гордой фамилии Нильсен всё же закончит обучение без «хвостов» и очередного академического отпуска, тонкой иголкой совести кололо изнутри. И если бы всё было так просто: учись, проглатывай знания, перемалывая в своих жерновах высокой нравственности и интеллекта, но нет же — вечеринка у бассейна всегда привлекала Алекса чуточку больше, чем изучение нравов и права Древнего Рима. Хотя, эти предки макаронников знали толк в развлечениях: оргии и философские посиделки с полуголым задом, укутанным в простынь, на скамьях были неплохой альтернативой. Впереди невесело маячила череда бесконечных зачётов, а вишенкой на этом скучном кремовом торте должна была стать тусовка, организованная администрацией университета — новогодний бал-маскарад для всех учащихся и преподавателей. Ежегодно лучшие из лучших собирались в большом зале, который каким-то магическим образом получался из привычного холла главного корпуса. Конечно, Нильсена было сложно назвать самым усердным и старательным студентом, но тот факт, что иногда он помогал некоторым преподавателям расслабиться и доставал запрещённую травку по приятной цене, делали его самым желанным гостем на любом университетском мероприятии. Каждый день после нудных пар, темы которых он знал уже досконально, Алекс вваливался в собственную комнату в надежде, что Ананасик всё же вернётся на своё прежнее место, и он сможет хотя бы с ней поговорить. Но после того, что она ему устроила, одного разговора было бы преступно мало. Тем временем поиски незнакомки среди студенток, мало-мальски подходящих под описание, не принесли никаких результатов. Даже вопреки тому, что каналы Нильсена позволяли ему найти хоть чёрта лысого и вытащить его из-за границы. Но с этой красоткой всё было куда сложнее. А Алекс любил, нет, просто обожал трудности и головоломки, поэтому найти рыжую — стало настоящей идеей фикс до Нового года. Она не появлялась в сети с того самого злополучного дня, когда он какого-то хрена решил показать своё лицо, а не член, что было бы логичнее, учитывая факт их знакомства на порносайте. Девчонка прокололась, выдав самую первую и яркую реакцию, назвав его по фамилии, и это было неспроста. Она здесь, рядом, в стенах Альма-матер, нужно только подумать, где он мог с ней пересечься. При том, что Ананасик хороша собой, ещё оставался открытым вопрос, почему она не прошла через его постель, ведь он бы запомнил. Наверное. Нет, определённо, её бы он запомнил: кулон со львом, огненно-рыжие волнистые волосы и родинка на левой груди, прямо над розовым манящим соском. От одной мысли, что он мог наслаждаться этими сосками прямо сейчас, тело пробрала неприятная дрожь, которую Алекс быстро стряхнул с себя, словно снег. До Новогоднего маскарада оставалась пара дней, а Нильсен уже проклинал свою совесть, которая у него все ещё имелась, к сожалению. Зачёты выжимали все силы, поэтому он, расставив приоритеты, впервые в своей жизни, решил, что займется поиском девчонки на каникулах. Тем более, Макото — его восточный приятель — все уши прожужжал про молодую преподшу, которая принимала зачёт в его группе на минувшей неделе. — Если она будет на балу, то обязательно приглашу её на танец, — японец мечтательно закатывал карие глаза и мысленно уже плясал свои танцы ниндзя. — Мне иногда кажется, что ты из прошлого века, — Алекс издевательски хмыкнул, подняв край чёрных классических брюк друга, и заглянул вниз, будто что-то особенное искал. — Снова твои радужные подкаты? — Сэм с громким хлопком ударил по наглой шведской ладони, отсаживаясь чуть дальше и подвигая свой обед ближе к себе. — Нет, искал у тебя на ногах эти деревянные смешные тапочки на каблуках, ну ваши эти, ты понял, — Нильсен улыбнулся, откинувшись на спинку стула и скрещивая руки на груди. — Называется гэта и это сандалии, а не тапочки, северный ты олень, — Сэм самозабвенно закидывал в себя картошку фри, игнорируя издевательскую ухмылку напротив. — Так вот, о важном. — Наконец, скажешь своим родителям, что ты гей и любишь меня? — Нильсен, я сейчас тебе эту картошку знаешь, куда запихну? — Туда, куда хотел бы свою катану? — Александр уже отбивался руками от летевшей в него еды и ярости японского самурая. — Всё, я понял, понял, убивашка, угомонись, — стряхивая с одежды крошки и вытаскивая из волос кусок картошки, он решил выслушать друга. — Она чудесная, умная, коренная англичанка, — Сэм подпёр подбородок кулаком, продолжая смотреть куда-то мимо собеседника. — Она случайно не в Букингемском дворце живёт? — встретив злобный блеск карих глаз, он всё же решил заткнуться и дать парню высказаться, поднимая руки вверх, будто сдаваясь. — Нет. Она живёт в университетском городке. И она преподаватель. Симпатичный, фигуристый такой преподаватель. — Даватель, — Нильсен шепнул куда-то в сторону, издав нервный смешок. — Так я правильно понял, Ромео, ты хочешь предложить ей танец и себя. А сколько ей, кстати? — Молоденькая, только после аспирантуры. — А вот это уже интересно, — Алекс упёрся локтями в стол, гнусно улыбаясь Макото. — Не смей! — длинный палец чуть дырку не пробил в глазнице шведа, но тот вовремя отпрянул назад, весело рассмеявшись. — Не ревнуй, Мулан, у меня есть другая цель на эти праздники. Покончив с обедом, двое друзей вышли из просторной студенческой столовой, продолжив обсуждать грядущий праздник. Вечером, когда все приготовления были завершены, а классический парадный смокинг одиноко висел на вешалке, Алекс всё никак не мог перестать думать о том, что возможно, удача улыбнётся ему именно сегодня и столкнёт с Ананасиком. В то же время, даже если они встретятся, то, что он хочет ей сказать? Классный концерт за десять евро? У тебя красивые соски и родинка на груди? А давно ты на порнхаб? Ситуация, которая выглядела по-идиотски под любым углом, слегка угнетала сознание, и Нильсен начал нервничать — неожиданно даже для самого себя. Неужели ему захотелось действительно познакомиться с девушкой, а не только залезть в трусики? Да ну, бред какой-то. Это всё не про него: отношения, привязанность, что-то с приставкой «надолго» и «постоянно». Но ведь, если быть совсем честным, то они всё это время просто болтали, узнавали друг друга, точнее, она говорила, а Нильсен жадно впитывал каждое её слово, слетавшее с пухлых губ. Она рассказывала о своём придурке — дяде, о том, как переживала потерю любимого человека — родной тётушки, о сводных брате и сестре. И Алекс готов был весь превратиться в слух, лишь бы она не прекращала говорить. Рыжая запала ему в душу по самые помидоры, которые он с детства ненавидел. Согнав с себя дурацкое наваждение, он просто вышел из комнаты, бегло осмотрев своё отражение в стекле окна над письменным столом. Смокинг сидел идеально, подчёркивая истинную породу и сущность не мальчика, но мужчины. Нильсен ухмыльнулся, подумав, что сказал бы отец, увидев его при полном параде. Наверняка, гордился бы. Встретившись с Сэмом у самого порога главного корпуса университета, Алекс присвистнул от удивления. Макото принарядился, да так, что от его замашек стритрейсера не осталось и следа, даже серьгу из уха вынул. — Только попробуй что-то сказать, Нильсен, — Сэмюэль предостерегающе поднял указательный палец вверх. — Ты роскошен, мой унаги маки! — Алекс не смог спрятать искреннюю улыбку, за что получил лёгкую затрещину от друга. Толкнув массивные двери, они очутились будто бы на другой планете, в другом измерении и времени: по стенам горели одетые в позолоту канделябры, музыка струилась по воздуху, завораживая звучанием и мелодиями прошлых лет. Прямо у входа стояли два стеклянных куба, на которых извивались и совершенно потрясающе проявляли чудеса пластики две гимнастки в сверкающих костюмах. Улыбаясь, они замерли в мостике, идеально балансируя, и протянули парням две маскарадные макси. Сэму досталась закрывающая добрую половину его экзотической и привлекательной физиономии, и походила на ту, что была у Призрака Оперы. Нильсену же вручили чёрную бархатную маску, плотно прилегающую к лицу, закрывая его до самых скул. Довольно переглянувшись, двое друзей направились изучать это мероприятие дальше. Чем глубже они проходили к центру необъятного холла, тем больше по рецепторам бил аромат женских и мужских духов, отовсюду доносились смех и звон фужеров. Сэм снова что-то тарахтел про свою преподавательницу, которую он точно увидит и удивит своими танцевальными способностями, в то время, как голова Алекса крутилась чуть ли на все триста шестьдесят градусов в поисках заветных рыжих кудряшек. Протоптавшись добрые двадцать минут, парни-таки отыскали небольшую зону, отведённую под бар, где Нильсен с облегчением обнаружил свой любимый виски. Внутри всё клокотало, а ком в горле заставлял дышать активнее, при этом, не подавая вида, что он в тихой панике. Он растерян и разочарован, что вот уже столько времени не видит даже блёклого подобия той самой девчонки, укравшей его мысли. Что он помнил о ней? Кулон, цвет волос и родинка на декольте. Не так уж много для поисков, но хотя бы что-то. Пока Алекс самозабвенно копошился в чертогах разума, пытаясь логически рассуждать на предмет того, как же всё-таки ему найти свою незнакомку, как Сэм сорвался с места, и буркнув: «Вот и она», — помчался галопом в сторону широченной лестницы, которой сегодня была отведена роль сцены и площадки для объявлений. Нильсен мельком глянул на предмет воздыхания товарища, с облегчением осознав, что эта фигуристая блондинка — точно не то, что он ищет. Хотя, стоит отдать должное — в этот раз вкус Макото не подвёл — длинные ноги, обутые в туфли на высоченной шпильке, отчего подъём стопы выглядел более, чем соблазнительно. Пепельно-русые волосы убраны в высокий хвост, вздёрнутый кончик носа, по которому мило рассыпались поцелуи солнца — конопушки — делали её лицо слишком кукольным, как и пухлые губы бантиком. Чёрное закрытое платье в пол, на котором самой откровенной деталью был разрез от середины бедра до самого подола. Лицо украшала небольшая чёрная с золотом маска, закрывающая лишь глаза. Милая, но зачем так вытравливать прекрасный медный цвет волос? Ведь, в понимании Алекса, рыжие люди автоматически награждались пресловутыми конопушками. Его размышления прервал голос ведущего, который объявил о начале бала и предложил всем мужчинам в зале пригласить дам на первый танец Новогоднего маскарада. Алекс, лениво допивая свой виски, поставил стакан на стол и подошёл к первой попавшейся особи женского пола, которой на его удачу оказалась старший преподаватель кафедры иностранных языков. Эта чудесная женщина средних лет, чьи каштановые волосы чуть тронулись серебром на паре прядок у лба, души в нём не чаяла и всегда ратовала за то, чтобы «такой активный мальчик не был отчислен. Он исправится и возьмётся за ум». — Мисс Попович, разрешите вас пригласить на танец? — Нильсен улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой из имеющегося арсенала и протянул руку в белоснежной перчатке. — Александр! С удовольствием, — её всё ещё звонкий голос прозвучал мягко и доброжелательно, а сама она подалась навстречу. Он уверенно вёл в танце, вызывая восторженные вдохи преподавателя, вспоминая всё то, чему столько лет его муштровали в Швеции. Вальс — ничего сложного — повторяющаяся схема шагов в равный такт, но на женщин действовало безотказно. Алекс уже и не помнил, когда в последний раз танцевал хоть что-то приличное и не на барной стойке полуголым. Стоит заметить, сейчас он чувствовал себя не менее уверенным, чем когда-либо. Они кружились в танце, а вокруг сияли сверкающие женские украшения, пламя свечей плясало по стенам, вырисовывая замысловатые узоры и тени, звуки оркестра — всё это определённо настраивало на романтический лад. И только Нильсен позволил мыслям уйти своей тропой, путешествуя по подсознанию, как музыка изменилась, а ведущий объявил о том, что необходимо сменить партнёров. На удачу, слева оказалась знакомая темноволосая макушка Макото. Недолго думая, со словами: «Давай меняться», они закружили своих дам так, что произвели самый эффектный обмен на этом импровизированном танцполе. В его руках тут же очутилась та невысокая блондинка, от которой пахло карамелью и корицей, будто она не женщина, а конфета. Признаться, от этого запаха действительно текли слюнки, как и от вида её распахнутых зелёных глаз и приоткрытых губ. Она часто дышала, отчего приличных размеров бюст поднимался и опускался, мягко потираясь о рубашку Алекса. Девушка внимательно глядела на него снизу верх, будто бы прощупывая изнутри. — Мы знакомы? — Нильсен чуть сощурил глаза, пытаясь понять причину, по которой его так старательно изучают, словно бабочку в ботаническом саду. — Не думаю, — голос незнакомки дрогнул, окрасившись в истерично-высокие нотки. И не успел Алекс задать следующий вопрос, как раздалась музыка, напоминавшая чёртово танго. Да, это определённо было оно. Девушка уверенным взмахом подняла одну его руку в сторону, а вторую водрузила себе под лопатки, вызвав искреннее удивление в голубых глазах. — Надеюсь, ты умеешь танцевать танго, — голос стал ниже, бархатнее, но был всё так же напряжён, как и её тело, что вытянулось, будто струна. — Я и в этом лучший, каттен, — ехидная ухмылка чуть тронула уголки губ. Они начали двигаться, плотнее прижимаясь друг к другу, музыка переходила в крещендо, а их тела, словно вторя ей, то отталкивались, оставляя между ними звенящий холод, то возвращались так страстно, будто желали прорасти в своего партнёра. Алекс умело вёл девушку, закручивая ту вокруг своей оси по гранитному полу, наклонял, заставляя прогнуться в пояснице, и снова возвращая себе приторно-сладкий дурман её духов, окутывающий все его рецепторы. Спустя несколько минут, он ощутил, как тело её расслабилось и уже отзывалось на каждое движение, которое становилось откровеннее предыдущего. Когда пара была в самом центре зала, Алекс поддался секундному порыву, закидывая стройную ногу себе на бедро, наклоняясь в сторону. Их взгляды встретились, прожигая дыру в друг друге. Музыка так же внезапно прекратилась, или же у Нильсена заложило уши, потому что он не слышал больше ничего, кроме гулко ухающего за ребрами сердца. Они оба тяжело дышали, но краешком губ улыбались этой небольшой шалости и устроенному представлению. Никто из них не стремился или не решался прекратить перестрелку взглядами, и что-то внутри Алекса ёкнуло, смешивая все карты и заставляя почти на выдохе выпалить: «Танец окончен, и я хочу твои губы». Его дыхание уже смешивалось с её, а желанная награда была в миллиметре. — Второй этаж, первая дверь налево.Через пять минут после меня, — шёпот на грани слышимости возле уха, отчего кожа покрылась мурашками.