Апрель. Месяц мерзопакостный абсолютно. Не только из-за переменчивой, непонятной погоды, а ещё и потому, что экзамены. Чонин в своих знаниях и навыках уверен, но сам факт сдачи неприятен, конечно же. Сынмин спокойным выглядит. Ему в аудиторию к преподавателю по вокалу заходить скоро, а он дышит ровно и моргает через раз. Не распевается, не меряет шагами зал ожидания, как многие другие. Чонин к Сынмину поближе садится, чтобы энергетикой спокойствия заразиться. Бета на младшего внимание обращает и молча кладёт свою ладонь на его пальцы. Вечно холодные, подрагивающие от волнения и от него же — поджатые в слабый кулачок.
— Хочу быстрее отстреляться, — говорит Чонин тихо и Сынмин от невозможности как-то с этим помочь губы поджимает.
— Какая разница, сейчас или через пол часа, — говорит будто исподтишка. — Через пять лет или через десять, наш макне он топ.
Сомнительная поддержка. Сынмин, впрочем, умением подбодрить никогда не отличался. Звучит нелепо в очередной раз, но Чонин веселеет и даже улыбается. Ким замечает улыбку и отзеркаливает её на своём лице.
— Ким Сынмин, проходите, — зовёт преподаватель, приоткрыв дверь и бета поднимается с места. Чонин успевает свободной рукой ладонь парня сжать покрепче и взглядом провожает до последнего.
Бета в кабинете пропадает довольно надолго. Чонин уже даже сам нервничать начинает: неужели голос подвёл? Или заразился болезнью Хана и внезапно забыл текст? Омега то к двери подойдёт прислушается, то обратно к своему месту на скамейке. В зал ожидания тихонько пробрался Феликс, а за ним — на цыпочках почти — Хёнджин.
— Почему все орут? — спрашивает Ликс шепотом у младшего, осматривая остальных студентов.
— Не орут, а распеваются, это же экзамен на вокальном отделении, бро, — наигранно-раздраженным шепотом отвечает Хван вместо закатившего глаза, смеющегося Чонина. А ведь если задуматься, и правда просто орут ходят…
Вообще-то, в этом весь Феликс. Чонин с него помирает постоянно — как можно оставаться настолько очаровательным, будучи прямым, как рельса?
И даже не скажешь ведь наверняка: это особенность характера Феликса или всё ещё несовершенное знание Корейского языка. Мысли бета формулирует топорно: действие + объект действия. Иногда, если Феликса не знать достаточно близко, получается и вовсе слишком обидно. Вуалировать, углы сглаживать — это что? Время от времени реплики беты настолько обескураживают оппонента, что на них разговор заканчивается.
— Вы зачем припёрлись? — Ян переводит взгляд на друзей и те переглядываются.
— Поддержать своих маленьких булочек, конечно же, — почти возмущенно отвечает Хван. — Мы сдали уже, вас дождёмся и надо домой сразу ехать.
— О! — Феликса озаряет в очередной раз. — Точно, я зачем пришёл-то, — ждёт терпеливо, дуя губки бантиком, пока Чонина отпустит очередной фейспалм. Затем только сообщает. — Крис вернулся.
С лица омеги пропадают какие-либо эмоции на несколько секунд.
— Как вернулся? Когда? — говорит громче, чем стоило бы, привлекает внимание ненужное, Хёнджин палец к губам прижимает.
— Его сейчас Чанбин с Ханом в аэропорту встречают, рейс через час, — дополняет Ликс и улыбается подошедшему Сынмину.
— Ну? — нетерпеливо, не спрятав эмоционального возбуждения спрашивает Ян. Сынмин просто кивает и подталкивает омегу в плечо в сторону кабинета.
— Иди, я попросил преподавателя, чтобы тебя следующим прослушали, торопиться надо.
— Ты знал?! — Яна окончательно из равновесия выбили. Ещё и перед самой сдачей.
— Все знают, — бурчит Сынмин вслед. — Нехрен уведомления на домашний чат выключать.
***
Крис уже и не верил, что поток вопросов Хана когда-нибудь закончится. Гордая попытка Чанбина немного пыл младшего альфы осадить, запихав парня в седан на самое дальнее сидение, провалилась. Хан всё равно перелез поближе к передним, потому что в смысле — его не слышно и они потом поговорят? Никаких потом.
Чанбин периферийным зрением замечает теплую, усталую улыбку Криса, разглядывающего дорогу перед собой.
— Нет, бро, — всё-таки снова заговорил Джисон. — Неприлично быть таким загорелым в Корее в начале апреля.
Бан засмеялся вместо ответа и обернулся, Хану подмигивая. Затем на Чанбина посмотрел, наклонился к нему немного и заискивающе поинтересовался:
— Как там Хёнджин?
Чанбин глаза округлил и с максимально невинным выражением лица булькнул: “ А что Хёнджин?»
Крис снова заржал, на этот раз вместе с Джисоном.
— Я всё-ё знаю, — погрозил Бан пальцем и Чанбин сдался
сдулся, начиная смеяться и головой покачивая.
— О том, что ты педик, все в нашем доме знают, — зарядил Джисон, пользуясь тем, что Чанбину руль бросить нельзя. — Так что даже не думай отбрыкиваться от своих педиковских мыслишек, педик.
— Не начинай, — предупреждает Чанбин, морща нос от смеха. Крис по сидению, если бы мог, вниз бы скатываться начал. Этих двоих не переделать.
— И что ты мне сделаешь, педик? — с прищуром говорит Хан, тут же получая в лицо струю воды из маленького водяного пистолета, метко выпущенную Чанбином. Криса на пару секунд очень громко порвало и пока не ожидавший Хан отплёвывался от воды, Бан вжался в сиденье, наблюдая, как Со с мягкой улыбкой, не торопясь, убирал одной рукой пистолет куда-то под водительское сидение.
— И как давно у тебя противобеличьи снаряды в машине припрятаны? — спросил аккуратно, тихонько булькая новым приступом смеха. Чанбин не отвечал. Он вообще с дороги всё это время глаз не сводил и даже не моргал, похоже. Улыбался просто.
Когда авто остановилось у ворот дома, мокрый, но гордый Джисон помог Крису выгрузить чемоданы, а затем все трое замерли, прислушиваясь. Вроде, тишина. Дверь закрыта, из окон не хлещет пламя, крыша на месте.
Криса изнутри распирало почти. Он думал, что на месте, как ребенок запрыгает, когда альф увидел, а теперь ещё и малышню увидит — через минутку буквально, Минхо увидит, Феликса, Чонина. Он по всем ним так соскучился невыносимо. Настолько, что альфа и думать забыл о том, насколько он устал и какой тяжелый перелёт был. Ноги как-то сами несли. Даже было предчувствие, что парни ему сюрприз подготовили, затаились и ждут. Иначе тишину в этом доме было просто никак не объяснить.
Стоило Бану об этом подумать, в окне нарисовалась улыбчивая мордашка Хёнджина. Парень увидел троицу альф и заулыбался ещё ярче, говоря что-то кому-то позади себя. Сразу после этого послышался боевой клич Минхо.
Крис больше не в силах ждать был — часть сумок взял и направился в дом, оставив Джисона стоять с только подкурившим сигарету Чанбином на улице.
***
Парни обнаружились на кухне, коллективными усилиями придавая праздничному столу максимальную красоту.
Стоило альфе только на пороге объявиться — его едва с ног не сшибли Минхо с Хёнджином. Крис впервые в жизни пожалел о том, что у него всего две руки для объятий. Последним из троих до альфы дорвался Феликс. Подошёл, прям напротив встал и улыбнулся по-кошачьи довольно. Крис его почему-то не узнал даже. Смотрел, как впервые в жизни видит. Ликс как-то изменился. Веснушки на месте, носик-курносик на месте. Волосы отросли немного и... Ликс одет в вещи обтягивающие. Бан его в шмотках по фигуре впервые видит. Вот в чём дело. Феликса даже обнимать страшно — настолько хрупкий весь, как куколка фарфоровая.
Так бете прямым текстом и сообщает. Сообщает по-английски, так что Минхо с Хёнджином не всё поняли, а вот Феликс заулыбался ослепительно и наконец-то Крису в руки, открытые для объятий, прыгнул буквально. Ликс альфе настроение поднимал всё время в отъезде. Фото со сковородкой до сих пор на обоях в телефоне и менять его Бан не собирается. Милый. Милый и родной кроха Феликс.
Минхо возмущается громко, что Сынмина только за смертью посылать и Чонин не лучше. Ушились в магазин вместе и уже сорок минут пропадают. Сынмин, как раз на кухню с пакетами зашедший, отбивает наезд:
— Потому что надо было в чат написать и я бы по дороге домой всё купил, но ты дождался, пока мы вернёмся из академии, разденемся, и только после вспомнил, что тебе в магазин надо, — бета тарахтел на эмоциях, затем, сменив гнев на милость, пошёл обнимать светящегося счастьем Бан Чана.
— Крис хён, — тихо позвал Чонин и за рукав толстовки альфы зацепился, моментально всё внимание на себя переключая, как обычно. — Привет, с возвращением, — как-то сжато, неуверенно и Крис эту неуверенность понимает прекрасно. Он бы малыша сейчас истрепал всего за щёчки и за носик и вообще всего. Но не позволяет себе конечно же. Чонин не ребёнок уже и, в конце концов, не сынуля Криса. Не сдерживаются оба дольше нескольких секунд взгляда в глаза друг другу. Обнимаются крепко и тепло. Крис Чонина с пола оторвать пытается и с удивлением отмечает для себя, что младший подрос ощутимо. Такое могло за 4 месяца случиться?
— Вот я так и думал, что ты опять на малого залипнешь, — нарочито-громко ляпнул вошедший Хан. — Оставь. Ребёнка. В покое.
— Ты опять что ли в сугроб рогом воткнулся? — Минхо взглядом альфу мокрого окидывает и тот уже воздуха набирает, чтобы ответить, но не успевает:
— Спасибо за пистолет, хён, пригодился, — Чанбин, мимо проходящий, смеющегося омегу по плечу легко похлопывает. Хан от возмущения аж воздухом давится.
***
Разговоров не переговорить. Историй не перерассказать и вопросы не заканчиваются. Никто даже не пытается. Всему своё время. Всё постепенно спросится и расскажется. Крис всё ещё — с дороги. Ужин готов. Фильм загружен. Семья в сборе наконец-то. В этот вечер и о делах говорить не хочется как-то, об учёбе и музыке тоже. И вообще говорить — как можно меньше. Просто посидеть. Почувствовать то, что забыться не успело слишком сильно, но по чему наскучались все.
Дома. Они все дома. В этом небольшом мире в четырёх стенах, защищающих восьмерых парней от слухов и пересудов. Защищающими от неизвестного будущего и жестокого настоящего. Дома выдыхаешь и забываешь обо всём. Потому что рядом семья. Не та, в которой случилось родиться, а та, которую каждый из восьмерых
для себя сам выбрал.
Крису хорошо наконец-то. Спокойно. Без иллюзорных эмоциональных встрясок, без нервной спешки. Он после фильма Хёнджину, насколько может, убраться помогает и на кухне один на один с парнем оставшись, говорит:
— Ты хорошеешь.
Хёнджин сперва не понимает, потом улыбается, взглядом одним уточняя смысл услышанного.
— Ты хорошеешь, — повторяется Бан и улыбается многозначительно. — Я не только про цвет волос. Ты наконец-то в себя превращаешься обратно, не прекращай пожалуйста, — договаривает уже тише и недопонимание рассеивается. Хван понимает, что альфа говорит о вещах, в которых понимает куда глубже, чем кажется. Крис, кажется, знает больше, чем Хёнджин о себе большинству знать позволяет. Но самое странное — омегу это не пугает. Это даже не смутило — только от осознания разрушенной тайны один раз подтряхнуло. Хван альфе улыбается чуть заговорчески, смелости на себя нагоняя:
— Слишком палевно?
— Да, — с придыханием и улыбкой честно отвечает Крис. — Вы двое когда рядом, ваши сущности противоположными полюсами аж светятся.
По Хвану видно, как его терзает. Он рад слышать то, что Крис говорит и в то же время, ровно эти же слова его ранят. Хёнджин эмоции скрывает плохо, а в силу характера, те чувства, что испытывает — показывает через излишнюю порой драматичность. Парень что-то ещё хотел сказать или спросить, но на кухню Феликс забежал, затормозил неаккуратно, поехав носочками по паркету и за Криса зацепился. Альфа на Ли отвлёкся, поймал, и пока взгляд обратно на Хёнджина перевёл — парня уже и след простыл. Значит, ещё не готов. Или уже слишком сильно запутался.
Минхо Крису проболтался о Хёнджине случайно совершенно, когда по видеосвязи говорили в очередной раз ночью глубокой. У Бана даже в голове эта информация не сразу уложилась, потому что звучит, как идиотизм. Как такой человек, как Хёнджин, мог поступить подобным образом? Ну это ж додуматься нужно было ещё? Чан дал Лино обещание, что не будет трепаться и согласился с мнением омеги, что Хёнджин и Чанбин должны во всём сами разобраться. Знать об этом остальные должны не все и те — только для того, чтобы крайностей, в случае чего, не допустить.
Из головы всё это не выходило пару дней. Крис сперва подумал, что мнение о Хёнджине у него испортилось. Потом парня стало жаль очень. Потом снова не жаль — сам виноват. А потом дошло наконец, что Хёнджину на момент принятия идиотического решения было от силы лет 14-15. Природная склонность к драматизму, наложившаяся на подростковый максимализм и истинный альфа, встретившийся так рано. С собой не покончил — и на том спасибо.
Крису кажется, что лучше не ждать. Хёнджин очевидно жалеет обо всём — собственная ошибка фатальная его убивает и с каждым днём всё хуже. С каждым днём они с Чанбином всё ближе и оттого — Хван всё дальше от признания. С каждым днём узнать правду о предательстве альфе будет всё больнее. А дни идут. Ох как быстро.
Крис видит, что Хёнджин не справляется. Он мечется, пытаясь жить двумя жизнями. Но так не бывает. Не может он для всех быть бетой, а для самого себя — счастливым омегой. Не может. И Хвана спасать надо. Иначе до тех самых «крайностей», о которых Минхо говорил, не далеко совсем.
Крис думает обо всём этом снова, сидя на подоконнике и наблюдая, как Феликс по кухне носится, распихивая по шкафам свои кулинарные приблуды.
— Как ты понял, гусь сгорел, — торжественно сообщает бета, выдёргивая Бана из мыслей.
— Что? Какой гусь? У нас на столе был гусь?
— Н-нет, — плечами пожимает, затем открывает духовку и показывает альфе противень с обуглившимся и остывшим уже давно гусем. — Это слишком высокая кухня для плебеев типа нас, — говорит серъёзно, но глазки улыбающиеся выдают. Крис изо всех сил смех сдерживает, глядя то на гуся, то на Феликса. Ну как можно было так сильно упороться в кулинарию, если ты в ней
практически всегда очевидный провал? Хобби есть хобби. Сердцу не прикажешь. И, откровенно говоря, Феликс в последние полгода делает успехи.
Бета из пальцев складывает любимый жест Криса и тихонько проговаривает:
— Cooking like a chef.
Бан не выдерживает.
— Иди сюда, мелкий, — тянет руки и Ликс с деловитым видом духовку захлопывает. Сдается и смеяться начинает только тогда, когда уже к Крису почти подходит.
Обнимать Феликса приятно. Он как будто своей энергией солнечной всё говно, вокруг происходящее, отгоняет. В его ауре будто плохим вещам места нет и быть не может. И веснушки до кучи милые эти.
Крис дома. Крис снова счастлив. Душу тянуть продолжает только с младшим разговор. Ну, может завтра.
«Завтра» опять наступает сегодня. Крис заканчивает расставлять аппаратуру в студии и выходит, чтобы взять воды и пойти спать, но в гостиной телевизор включен. Не спится кому-то что-ли?
Чонин на звук шагов оборачивается и Крис к нему подходит.
— Есть пара минут? — спрашивает омега и Крису неловко. Ему рядом с Чонином, пожалуй, впервые в жизни неловко.
У омеги было время подумать и расставить для себя по местам всё. Все эмоции, что он к Крису испытывает — не перечислить. Не пересчитать их, а потому лучше закопать и забыть. Крис для Чонина — не любовь всей жизни. Он не его альфа, но однозначно он — альфа, который стал собирательным образом в формирующемся сознании юного омеги.
Крис сейчас на него смотрит не так, как раньше. Уже нет во взгляде того слепого обожания и никакого юмористического подтекста и излишних объятий. Никакого физического контакта, который повзрослевший омега может принять за оскорбление или домогательство. Звучит, как бред. Но ведь по факту — они теперь оба — взрослые, но всё ещё молодые, абсолютно чужие друг другу альфа и омега. Было бы странно, как в детстве, друг на друга липнуть. Это уже не игра в «папочки-сыночки», это уже не смешно и не мило. Это уже странно по-настоящему. Крис просто это понял чуть раньше, чем Чонин. Жаль обоим, что всё так.
— Сначала мне было обидно, что ты просто отдалился, — Чонин вертит в руках телефон и смотрит вниз куда-то, пока Бан его самого разглядывает, будто запоминая заново. — Я не понимал, почему ты так со мной, что я сделал не так. И что я вообще к тебе испытываю, хён.
— Я в какой-то момент тоже запутался, — вставил Крис едва слышно и омега всё-таки не услышал, похоже, продолжая:
— Мне было так обидно, я думал:
» Хён, зачем ты лепишь во мне образ идеального альфы, по самому себе, а затем просто бросаешь меня, как игрушку». Знаешь, ты сперва показал мне на своём примере, каким должен быть достойный меня альфа, а затем в один день дал понять, что ты такой один, а я тебе, как омега, не нужен. Зачем ты влюблял меня в себя, Бан Чан? — омега впервые в глаза Крису смотрит. Сперва серьёзно, а затем выдыхает и улыбаться начинает привычно, очаровательно, по-лисьи. — Сейчас я понимаю, что сам виноват. Я понял, где ошибался.
— Видимо, я себе позволял слишком много, — Крис говорит несмело, потому что осознание и до него доходить начинает. Как же сильно он заставил страдать своего малыша? Как это произойти вообще могло, куда альфа смотрел-то вообще? Неужели его эгоистичное желание заботиться о милом ребенке могло этому ребенку жизнь сломать? Будь только Чонин поглупее — сломало бы, однозначно. Если бы он мыслить здраво не умел, если бы отдался с головой первой влюблённости — он бы разбит был сейчас. Необратимо совершенно. А альфа мог так и не догадаться ни о чём.
— Малыш, прости, — Бан искренне это говорит, он просто не знает, что ещё сказать. — Прости меня, я правда не хотел, я думал что ты понимал, что мы просто игр…
— Всё нормально, хён, — Чонин улыбается и даже не натянуто вроде бы. — В конце концов, благодаря тебе, у меня теперь к альфам крайне завышенные требования, на кого попало не клюну, — даже шутить пытается. Крису забавно, но не весело.
— Как я могу извиниться? Я, — Крис мнется пару секунд. — Я не вынесу, если мы перестанем общаться, Чонин.
— Мы не перестанем, — Чонин поворачивается к Крису и улыбку сменяет мягкой такой, ласковой, будто успокаивает. — Я без тебя и без вас всех тоже не смогу. Хочешь извиниться, хён?
Поцелуй меня.
У Криса по телу волна горячая прошла, он на младшего перед собой смотрит сейчас и видит нереальное что-то: когда Чонин стал таким? Он стал просто неземным и если бы они познакомились сейчас — Крис бы голову потерял, наверное. Просьба о поцелуе выбила из колеи окончательно.
— Ты уверен, что тебе это нужно? — Бан говорить себя заставляет буквально. — Ты разве не встречаешься с Юнхо?
— А ты разве не встречаешься с Бомгю, хён? — с вызовом и усмешкой говорит, затем поясняет, уже мягко. — Их это не касается, это до них должно было решиться. Я столько лет берег для тебя свой первый поцелуй, не хочу, чтобы он пропал. Это будет искуплением и закрытием недопонимания. И это
никогда не повторится.
Крису каждое слово — как ножом куда-то под дых. Каждое слово — рана через всё сердце, кровоточащая, которая расходиться будет при каждом биении — она не заживёт. Она даже шрамом не возьмётся. Альфа чувствует, как слёзы душить начинают. У омеги глаза тоже на мокром месте. Младший к Крису тянется первый, но Бан становится тем, кто расстояние небольшое сокращает окончательно. Губы Чонина мягкие, дрожат. Крис целует почти невинно, так, как Чонин заслуживает. Он в поцелуй вкладывает своё огромное
«прости» за всё. Чувствует, как пальчики холодные его шею трогают и ладонью их прижимает к себе — согреть.
«Прости»
Долго. Слишком эмоционально. Поцелуя даже не углубив, оба друг от друга оторваться не в силах — первым никто не решается. Потому что оба понимают. То что было раньше между ними — в прошлом. Это не повторится. Ни те отношения, ни те эмоции, ни этот поцелуй. Он
точкой становится.
Извинением.
Благодарностью.
Прощанием. 
