***
Сынмин идёт на полшага позади Чонина и не знает, с чего разговор начать. Бутерброд, который Лино впихнул младшему утром, тот до сих пор нёс в руке. — Почему не ешь? — бета знает причину, конечно. Интересно только, как сам Чонин её позиционирует. — Не хочу, — сухо отвечает младший и протягивает Киму бутер. — Будешь? — Фу, малой, ты же его обслюнявил, — Сынмин морщится и смеётся. — Можно подумать, что ты мной брезгуешь, — полу-возмущенно. — Да, обслюнявил, в своё оправдание могу сказать, что не специально. — Серьёзно, Йенни, ты должен позавтракать, — бета не может больше сдерживать волнение в голосе. — Я тобой не брезгую, я тебя очень хорошо знаю и знаю, что ты ел в последний раз вчера в обед. Это не нормально, Чонин-а, — Сынмину самому противно от того, насколько жалостливо он звучит. К тому же, он понимает, что скорее всего это бесполезно всё. Чонин на него не смотрит даже, а во взгляде, вперёд направленном, читается разве что раздражение. — Не твоё дело, — шипит почти, но смягчается, когда понимает, с кем разговаривает. — Извини, Сынмин-а, я сам разберусь. Чонину диалог этот надоел. Сынмин причины не знает и не надо ему знать. Чонин ускоряется и заходит в свой учебный класс, тут же извиняясь за опоздание перед преподавателем, с виноватой улыбкой на лице и в голосе, как будто не злился только что. Ким его взглядом провожает и направляется в сторону своей аудитории. Так всегда. Чонин всегда такой. Он решает что-то сам для себя, действует, ни с кем не посоветовавшись. Потом гордо в одного гребёт последствия. Чонин гордый. Но гордый не в самом лучшем смысле слова. Гордыня — главный бич этого омеги. И Сынмину без шуток интересно, как сильно младшего наебнуть должно, чтобы он попросил его, бету, о помощи. У них всё как раньше, вроде. Чонин живёт своей жизнью, копается в своих заморочках, иногда находит время дружить с Сынмином. Сынмин жертвенно дружит с Чонином, иногда отвлекается от физической дружбы, чтобы погрустить и подумать о том, что же он, глупый маленький омежка, со своей жизнью делает. Об отношениях Чонина и Юнхо узнали поклонники группы. Чонин, в отличии от Сынмина, не переживал, а следовало бы. Он искренне верит до сих пор, что у них с Юнхо всё так тихо и спокойно — и дальше так будет, пока Чонину не надоест. Так уже несколько лет происходит, Юнхо после первого затребованного Чонином перерыва в отношениях, выводы сделал, перестал наседать на омегу со своим вниманием так, как раньше. Видятся теперь чуть реже, оттого Чонин (то ли привык, то ли правда стерпелось-слюбилось) по нему скучать в моменты разлуки начал. Всё было хорошо, поклонники Чонина омегу защитили перед злоязычными. Малыш имеет право на счастье и вообще, с каких это пор SKZ соблюдают стандарты айдолов? Неудивительно, что у участников есть отношения. Подобные скандалы в их стиле. Сынмин правда не понимает, почему просто нельзя быть аккуратнее и не привлекать внимание. Чёрт с ним — со скандалом об отношениях. Бета смирился с тем, что больше вряд ли удастся приблизиться к Чонину как-то по-особенному хотя бы в глазах поклонников. Теперь — напротив — избегать надо, он же в конце-то концов не свободен. А Сынмин не сволочь. Поклонникам о том, что Чонин частенько с Сынмином вместе спит, знать не надо. В последние пару недель Чонин чернее тучи ходит. Улыбается так же, как всегда, делами группы занимается, на учёбе преуспевает, но Сынмин видит потухший взгляд. Ещё и приколы эти с практически полным отказом от еды. Причина может быть только одна и она подтверждается: Юнхо не приезжал к ним уже больше недели. Чонин к Юнхо тоже не ездил. Омега другу ничего не рассказывает. Никому ничего не рассказывает, если точнее. Бета у Хёнджина выпытывать пробовал — тот не в курсе, а если не в курсе Хван — других и спрашивать не стоит. Только панику разводить. В какой-то момент Сынмин устал переживать. Сделал вывод, что двое просто поссорились и рано или поздно что-то подобное всё равно бы случилось. А потом нашёл в Инстаграме, на одной из фанатских страниц, информацию о том, что кто-то видел Юнхо, сопровождающего другого омегу. Не Чонина. И фото прилагалось, пусть и нечеткое. Юнхо на этом фото до безобразия радостный, смеётся и пальцами цепляется за руку очень красивого парня. Насколько Сынмин мог рассмотреть — парень ему был незнаком. И да — очень красив. Даже в профиль. Может, Чонин тоже видел эту завирусившуюся фотку? Может, он из-за этого так переживает? Чонин вроде не из тех припизднутых омег, что делают выводы и сами на них же обижаются. Он бы с Юнхо поговорил. Или с Сынмином на крайняк. Откровенно, бете на Юнхо плевать. Он воспринимает его как дорогую игрушку Чонина. Пока Чонин ценит Юнхо — Сынмин будет обращать на него внимание. Сейчас, например, когда Чонин разговоров об альфе всеми путями избегает, бете стало абсолютно похрен, настоящее то фото, или нет. А на то, что об этой ссоре думает сам Юнхо — похер и подавно. Важнее то, что Чонин перестал есть. Наглухо. Если он перекусывает чем-то совершенно бесполезным хотя бы раз в день — большая удача. Омега не выглядит сильно переживающим, он просто внезапно отказался от еды. Едва ли чтобы похудеть. Чонин и так худой, как щепка. Его косточки почти глазами просматриваются, а на ощупь весь скелет пальцами пройти можно. Сынмин это точно знает. Потому что где бы не прикоснулся к Чонину — кожа да косточки. Чонину и так — от природы — поправиться кило на 10 не мешало бы. А он своими руками себя убивает. Сынмин не беспокоится. Ему страшно. Страшно от того факта, что он просто не знает, что с младшим делать и как с ним разговаривать. Чонин ведь на него психует. Прям натурально злится, если бета эту тему поднимает. Омега даже на овощные салаты смотрит так, будто перед ним чашка растопленного свиного жира. Морщится и говорит, что не голоден. Раз за разом. А если Крис надавит и всё же заставит съесть хоть что-то — Сынмин с ужасом вспоминает тот случай — младший как можно быстрее после приёма пищи бежит в уборную, чтобы очистить свой желудок. Насильственным способом, разумеется. Это не здорово. Это совсем не здорово. Но такое чувство, что кроме Сынмина этого вообще никого не заботит. Нет, не совсем так. Кроме Сынмина этого будто никто не замечает. И при том, что к Чонину всегда внимание повышенное — это очень странно. И кто тут свихнулся? Чонин или Сынмин?***
— Поел? — спрашивает Минхо сразу же, как Чанбин зашёл в дом. Тот отрицательно махнул головой, вспоминая, как Чонин достал изо рта бутерброд сразу же, как сел в машину. Чанбин поглядывал в зеркало заднего вида по дороге. Раньше младшие часто хомячили в машине. Настолько часто и с удовольствием, что Чанбин на них ругался пару раз за крошки в салоне. Теперь же сидели, отвернувшись каждый к своему окну. Минхо вздохнул и поджал губы. — Да что ты будешь делать, ну не в психушку же его везти? — Слушай, у Чонина в отношениях не настолько проблемы, чтобы до психушки дело дошло, — Джисон сидел на подоконнике в гостиной. — Йенни не глупый мальчик. — Да при чём тут отношения? — выпалил омега. — Он после еды блюёт лет с семнадцати, а теперь ещё и жрать перестал. Это анорексия, а не любовные переживания. Это психологическая болезнь. Ситуация с Юнхо только катализатором послужила. Для Джисона услышанное, судя по выражению лица, стало новостью. Сначала альфа был в шоке, потом не поверил, потом увидел искренние переживания своего омеги, поверил и снова был в шоке. Потом никак не мог сопоставить такую страшную болезнь с Чонином, а ещё позже стало пиздец, как стыдно, что он сам ничего не замечал. — Я не знаю, стоит ли с Юнхо разговаривать, — Чанбин не спешил подниматься в комнату, так и замерев на лестнице. — От тебя-то что толку, надо чтобы Юнхо с Чонином поговорил, а не с тобой, — Минхо понимал, что Чанбин именно это и имел в виду, но не съязвить не мог из-за нервов. Омегу и раньше напрягала эта игра Чонина в «не дай ужину перевариться», но он хотя бы регулярно кушал, пусть и старался изо всех сил скрывать своё пищеблядство. Теперь же всё стало настолько очевидно, что дальше некуда. Чонин и так по жизни слишком много стрессует и нервничает, теперь же для этого ещё и повод реальный есть. — Так они расстались? — вдруг спрашивает Джисон, задницей предчувствуя ещё один крупный скандал, что вот-вот ударит по имиджу группы. Чанбин отвечать не спешил, потому что не мог быть уверен до конца. Он со своим-то омегой не всегда знает, что делать. А тут ещё с Чонином разбираться. Чанбин правда не знал, о чём они с Юнхо так долго говорили возле ворот Академии, когда виделись в последний раз. Не знает, на чём сошлись. Знает только, что Юнхо Чонину всё рассказал и с тех пор Чонина будто подменили. Минхо не зря беспокоится, конечно. Определённо не зря. Со в комнату поднимается всё-таки, заходит тихонько, потому что сегодня тот редкий день, когда никуда не надо и Хёнджину поспать всласть можно. Не разбудить бы лапочку. Альфа в душ идёт, потому что самому спать уже не хочется. Мысли в голове вертятся. В этой ситуации между Чонином и Юнхо занимать чью-то позицию болезненно сложно. Один из ближайших друзей и… Чонин. Родной, вечный крошка-омежка, который Чанбину не то как младший брат, не то — собственный ребёнок. И он же — прекрасный омега, обижать которого Чанбин никому не позволит, даже близкому другу. Хонджуна в этой ситуации тоже жаль. Но того, скорее, с иронией так жаль — чисто по пацански неудачу словил чувак. У него тоже с омегами отношения странные. Вроде и популярен и взять может любого, но не особо торопится. Чанбин вывод для себя сделал, что Хонджун моногамен, оттого чувства растрачивать не спешит, хоть и выглядит так, будто омег меняет через день. Хонджун не так давно отдыхал в Америке с друзьями, там познакомился с омегой, который этот принцип, видимо, знатно пошатнул. Альфа в него с головой ёбнулся, да так уверенно, что после, домой вернувшись, полгода поддерживал с ним связь по фейстайму, как больной абсолютно. Ночами не спал, лишь бы со своей пассией в удобном для того часовом поясе поговорить. Общение ладилось, а после Хонджуну даже удалось уговорить его приехать в Корею. Омега прилетел на ближайшем самолёте. Его Хонджун с Юнхо встретили в аэропорту. Хонджуна редко кто-то по-настоящему счастливым видел, но в тот раз — хоть на видео снимай — был бы хвостик — альфа бы им все бока себе отбил. Омега с трапа сошёл и сразу озарил сеульскую ночь своей улыбкой. Потом подошёл к альфам. Потом Хонджун его обнимал долго, а улыбка с лица омеги пропадала с каждой секундой. Парня трясти начинало. Потому что предназначенного своего чувствует, видит его. И это был не Хонджун. Юнхо стоял бледнее смерти. Смотрел на своего омегу в объятиях друга и пошелохнуться не мог. Какой-же он красивый Как же так вышло Да какого чёрта именно ты? Почему именно сейчас? Какой ты невероятный Не может так быть, почему так вышло? А как же Чонин? Где Чонин? Что делать? Как тебя зовут? Провалиться бы куда-нибудь… Провалиться бы. Хонджун омегу представляет другу, говорит, зовут Сонхва. И ещё говорит, что Сонхва — самое прекрасное создание, которое могло случиться с этим миром. Юнхо ничего не отвечает. Он это и сам видит. С Хонджуном-то как объясняться теперь? А с Чонином? Чанбин из душа выходит, видит, что Хёнджин спит всё ещё. Альфа на постель рядом садится, волосы омеги отросшие каштановые трогает, гладит кончиками пальцев и спрашивает тихим шёпотом: — Да что ж вы с нами делаете? — в виду имея Омег и Альф. Чанбину тоже не вполне понятно, какого чёрта жизнь так судьбами распоряжается. Самым что ни на есть блядским образом. Так, как вздумается. Альфы и омеги, что ищут друг друга — годами не находят по всему миру. Те, которым предназначенность не впёрлась, или те, которые влюбляются без истинности — своих находят тут же. Обидно. Как-то совсем нечестно.***
— Истинный, значит? — Чонин пытался улыбку на лице держать, но не получалось. В глазах чёрных осколки здоровенной разбитой части души виднелись. — Прости, малыш, — Юнхо не мог слов найти. Хоть по дороге и репетировал мысленно сотни раз. — Я не искал его, но я ничего не могу поделать, он же… — Я понимаю, — Ян смотрел под ноги куда-то, чтобы альфа не видел, если омега слёз всё-таки не сдержит. — Мы же были к этому готовы, да? Юнхо не отвечал. У него самого в душе ураган вот-вот наружу вырваться готов. Как же так? Почему именно Чонин? Почему именно сейчас? Чем это солнышко такое заслужило? — Я ничего не могу поделать, — только тихо повторил альфа спустя время. На этот раз ничего не ответил Чонин. Дождался, пока предательская слезинка капнет из глаза напрямую на асфальт и посмотрел на Юнхо в последний раз. Улыбнулся, как умеет, ярко и нежно. Вроде даже искренне. Он за Юнхо счастлив, правда. Истинный — это ведь так замечательно. Это ведь счастье и удача огромные. Так ведь должно быть, Чонин Юнхо любит — полюбил за эти годы. Он ему счастья желал всегда, желает и будет желать. Чонин на слова Юнхо кивает, разворачивается и направляется обратно в академию. Юнхо его взглядом провожает, чувствуя то ли свалившийся с плеч камень, то ли взрыв. Горло сжимают попытки сдержать слёзы. Чонин никогда не уходил вот так — молча. Будто они и не знакомы вовсе, но своей улыбкой он достаточно сказал. Юнхо легче. На него не в обиде. Чонин в академию уже не вернулся. Взял сумку, сказал Сынмину, что должен идти по делам, проигнорировал все вопросы и ушёл шататься по городу. День был отвратительно солнечным. До тошнотворного прекрасная погода. Омега в тот день, кажется, лишился огромного куска себя. Он не отвечал на звонки. Проигнорировал даже Криса. На него будут ругаться. О нём беспокоятся прямо сейчас, ведь уже стемнело и надо бы как-то двигать в сторону дома. Но Чонин этого факта почти боялся. Такое чувство, будто его там будут об этой ситуации допрашивать, хоть никто и не в курсе, скорее всего. Омеге казалось, что о его позорном расставании весь мир знает и обсуждает это. А дома парни его утешать будут пытаться. Обнимать, говорить, что всё у него, такого замечательного, только впереди. Не хотелось. До блевоты не хотелось. Вообще ничего не хочется. Никого. Чонин пальцами тощими в поручень пешеходного виадука вцепился и смотрел на пути железнодорожные, уже не стесняясь в голос реветь. Гудки отъезжающих поездов всё прятали, к счастью. Омега не знал, на что злился. Не знал, что он чувствует: обижается ли, рад ли закончившимся душным отношениям, чувствует ли себя преданным. Он понимал в очередной раз только то, что его все вокруг достали. Всё внимание к нему пожизненное — достало. Надоело. Чонин хотел спрятаться, чтобы его не видели, не трогали, в покое оставили. Чонин хотел исчезнуть, раствориться. Стать настолько серым и незаметным, чтобы прямо на него глядя — его люди не замечали. Было бы великолепно. От этого всем было бы легче. Беспокоиться о гуляющем где-то младшем тоже бы не пришлось. Крис звонил, по счёту, раз двадцатый. Чонин ответил, когда проплакался и голос восстановил немного. Не потому что боялся альфы. Потому что звонки тоже достали. Ответить уже и пусть отъебутся. «Да, хён. Всё хорошо, хён. Я скоро приду, хён. Не переживай, хён. Прости, хён. Я не хочу об этом говорить, хён.» В этих словах ни капли участливости. Чонин, как и хотел, терялся из этого мира. Он уже начал. Прямо в этот момент.