hooked;

— Я для тебя что?! — Джисон вылетает из-за кухонного стола, как ошпаренный. Перепугавшийся сонный Чонин провожает его взглядом, а затем тем же взглядом встречается с Минхо, стоящим в дверном проёме. На Минхо тонкая футболка с неприлично глубоким вырезом, местами промокшая от влажного после душа тела, и шорты, короткие настолько, что полностью прячутся под той же блядской футболкой. Нормальная футболка, по факту. А по мнению Джисона — блядская. И как же она до чёртиков Минхо идёт, невыносимо просто. Минхо вообще много чего идёт. И все эти вещи волевым решением Хана именуются блядскими. В хорошем смысле, конечно же. Джисон не буйнопомешанный вообще-то, обычно так на шмотки не реагирует. У альфы в последнее время какое-то обострение случилось. Он от Минхо шарахается, как от прокаженного, при этом улыбаясь чуть по-больному. Хёнджин с альфы ржёт в голос. Чонину бедолагу жаль. Минхо тупо не парится. Ему, кажется, в кайф Хана доводить своими закидонами. У всех свои хобби, знаете ли. — Ну и чего ты в таком виде выперся? — Сынмин бровь приподнимает, оценивающе омегу разглядывая. — Настроение у меня такое, — Минхо задумался, макушку Чонина поглаживая. -…поблядить хочется. Хёнджин булькает смехом в чай ни то со слов старшего, ни то с выражения лица Чонина. — Сегодня вечером на сцене устрою секс, — не унимается омега и Чонин обреченно вздыхает. — Когда есть, чем устроить, почему бы и не устроить, — Хван подмигивает Минхо и младший снова вздыхает, ещё более обреченно. Минхо хихикает гаденько, пару раз тихонько похлопывает себя по попе, а затем опускает многообещающий взгляд на младшего омегу. — Ты свою тощую задницу в это даже не ввязывай, — Сынмин к младшему обращается. — Я больше тебя от извращенцев в интернете отбивать не буду. — Это что за разговоры? — Минхо возмущается наигранно. — Мелкий, не слушай, сегодня мы с тобой вдвоём всем такую вашу машу покажем, чтоб полегли. Сами справимся, раз уж Хёнджин у нас почти замужний. — Не слушай хёна! — почти в один голос гаркнули Хёнджин с Сынмином. Чонин заржал. Странное утро. Нормальных в этом доме не бывает, но это какое-то с особой ебанцой выходит. И всё бы ничего, но его то, Чонина, за что? — У меня нет такой жопы, как у тебя, хён, — Ян брыкается вяло, Минхо не проникся. — Так! — Командно рычит омега. — Секс не в жопе, секс в тебе. Но если ты так переживаешь, и раз уж ты опять ни черта не жрёшь, то собирайся. Мы идём качать тебе жопу. Гулкий хлопок от фейспалма Сынмина разбудил Криса, задремавшего возле окна за утренним кофе. — С добрым утром, — брякнул пробегающий мимо кухни Феликс. — Кто-нибудь знает, почему Джисон наверху орёт в подушку?

***

      Чонин у Сынмина во взгляде помощи ищет, поддержки какой-то что-ли. Омежку Минхо в оборот взял в последнее время. В танцевальный зал вместе с собой таскает, по вечерам приходит потусоваться, за шмотками по магазинам — вместе. После Академии на дополнительные по вокалу к Чонину приходит, якобы урок послушать, теперь вот и в качалку с собой утащил. Обычно всё это собой с лихвой бета компенсировал, а тут… сидит, на взгляд Чонина улыбкой двусмысленной отвечает. Ян понятия не имеет, о чём сейчас Сынмин думает. Смотрит ласково, как обычно, а в улыбке читается отчётливо: «Так тебе и надо, сам на Минхо нарвался — огребай теперь.» Лино Яну на руки сумки свешивает спортивные и выталкивает к выходу. Чонин на Сынмина смотрит до последнего — понять его правильно силится. Да только всё равно лишь один вывод в голову лезет. Позорный такой, прям не по-чониновски стрёмный: омега по Сынмину соскучился. Его в жизни как-то внезапно мало стало. Непривычно мало, не было такого никогда с самого дня знакомства.       Сынмин в последнее время всё сильнее в вокальный скилл впирает. У него с Чонином расписание теперь разное совершенно. Они вместе только по дороге в Академию и вечером дома, после всех дел по проекту группы. Танцевать Ким научился на уровне «Могу освоить общее хорео, но больше от меня не требуйте.» От него и не требуют.       Крис вообще открыто и с гордостью говорит всегда, что Сынмин — самородок в плане вокала. Его тембр уникален, голос приятен и одному богу известно, что из него преподаватели слепят к выпуску. С такими данными, у беты есть все шансы стать артистом народного уровня. Сынмин это, к счастью, понимает. Он свои данные трезво оценивает и знает, на что стоит сделать упор, а что для него — второстепенно. Проект SKZ — второстепенен. Он в семье, конечно, уходить не думает даже, но тем не менее — личные достижения в вокале идут прежде всего. Петь в том жанре, что делают 3RACHA, Сынмин не планирует в дальнейшем. Жанр хорош, как музыка для прослушивания, но для беты, как для исполнителя, слишком сильно ограничен в плане возможностей. Почему не оставить группу и не заняться сольной карьерой? Сынмин уже и не помнит, почему он всё ещё здесь. Просто в привычку вошло, пожалуй. В первое время с парнями просто было весело. Они просто странные, крутые, Сынмин к ним привыкал долго, а потом полюбил и стал считать семьёй. Ну и из-за Йенни, конечно. Куда же без Йенни… Чонин был тем, кто держал и держит Сынмина сперва в этом кругу общения, затем в этой семье, затем в общем музыкальном проекте.       Бета не планировал заниматься такой музыкой на серьёзных щах слишком долго, в этом он честен со всеми. Сколько Ким будет в проекте, парень не знает. Однако, для себя он наконец-то точно понял: он без Чонина никуда не пойдёт. Омега у него в мозгах и сердце прописан на пмж уже сильно давно. Вырвать его оттуда без летального исхода не получится точно. Сынмин пытался, честно. Когда Чонин с Юнхо во взрослые отношения играться начал — Сынмин искренне старался принять правила этой игры. Чонин занят. Чонин не может просто проводить время с другим парнем, пусть и с бетой. Чонин не обязан отменять свидание, чтобы попеть с Сынмином. Чонин Сынмину, как оказалось, вообще ничерта не обязан и обязан не был никогда.       Тогда это осознание ай как больно по бете шибануло. А затем ещё одно: у Сынмина, оказывается, есть поклонники. И даже немало. Парень их увидел правда только тогда, когда перестал фокусировать взгляд на одном конкретном человеке. Оказывается, вокруг есть люди. Оказывается, некоторые из них к Сынмину неравнодушны. Оказывается, Сынмин не невидимка вовсе. Оказывается, разговаривать с кем-то кроме Чонина — тоже весело. Оказывается, та девушка бета, что по Сынмину с первого курса с ума сходит, за пару лет стала вполне ничего. Оказывается, обменяться контактами и сходить на свидание несложно совсем. И не страшно. И в принципе, даже отвлекает.       Сынмин уже думал, что от зависимости избавиться получилось, а потом Чонин к нему ночевать в комнату пришел. Поговорить. Прореветься. Потому что омежку достало всё, а Сынмин — всё ещё самый близкий на свете.       Это бета от омеги отвыкать пытается. Это только в одну сторону движуха. Для Чонина Сынмин всё тот-же. Близкий, родной, как будто для него одного существующий.       Ким себя такой мразью ещё никогда не чувствовал. А как ещё назвать человека, который намеренно, старательно отдаляется от другого, даже не убедившись, что он тому больше не нужен?       По идее, таких называют людьми самодостаточными. Теми, кто сам свой круг общения определяет. Мол, если я тебе нужен, а ты мне нет — твои проблемы. Но Сынмин не самодостаточный. Он от Чонина зависим. Нихрена он блять не самодостаточный, вообще ни разу. Потому что Чонину стоит только взглядом Сынмина искать начать — бета всё на свете бросит. Потому что быть нужным Чонину — вполне себе смысл жизни.       Киму Джисона жаль чисто по-пацански. Сынмин его, пожалуй, как никто другой в этом доме понимает. Не только в том плане, что против Минхо переть сложно. А ещё в том, что жить спокойно, когда тебя выходками изводит единственный небезразличный человек — очень тяжко. Ким правда понимает. Вот честно-честно. По-пацански, ага. Вслух не говорит правда. Вслух он над Джисоном только ржёт. Над бедами товарища всегда посмеяться легко. Над собой выходит с трудом, потому что Чонин раз за разом перед Сынмином задницей крутит и уходит, куда вздумается. Бете только и остаётся, как полагается верному и преданному, сидеть и ждать, когда младший нагуляется, получит по вертлявой тощей заднице от жизни и вернётся к нему — плакаться. И тогда получится ещё какое-то время близко подружить, пока Яну скучно не станет снова. Так всегда бывает. Была-была тощая омежья задница рядом с Сынмином, а потом — раз — и нету. Её Минхо в зал утащил. Массу набирать. Сошлись же именно эти двое, ну что за сочетание? Чонин ведь, как губка, всё на свете впитывает в себя, что видит.       Внезапно осознание доходит, что если Чонин у Минхо манер понахватается — сладко не будет вообще никому. А пока что всё к тому и идёт. Сынмин вздыхает. Надо набраться сил. Если Минхо Чонину жопу раскачает, то чтобы убить Сынмна окончательно, характера Яну и не понадобится.

***

      Крис перебазировался дремать на диван в гостиной. Вообще-то, обычно это место Джисоном занято, но раз уж альфа наверху орёт в подушку — это точно займёт ещё какое-то время — можно и прилечь. Вечером шоукейс с записью, но до того, как паниковать и орать начнут все, ещё есть пара часов. Эти сладкие часы относительного спокойствия — очень счастливое время. Его все по максимуму используют: в своё удовольствие. Кто-то, как Чанбин, спит. Кто-то, как Хёнджин и Сынмин, тихонько оттачивают свои навыки — тихо мурлыкают мелодии под фортепиано или делают растяжку. Кто-то качает жопу, как Минхо и теперь Чонин. Кто-то из-за этого орёт в подушку. От этой мысли Крис не выдержал и снова тихо засмеялся, всё ещё пытаясь ухватить за хвост остатки дрёмы. Нет, не выходит. Мысли так просто не откинешь. Особенно о своих парнях. Вот, например, Джисон и Минхо, если задуматься, пиздец странные. Отличная мысль, Крис.       Альфа уже правда запутался в собственном понимании этих двоих. Он часто видит, как Минхо устраивает Джисону гормональный террор. Иногда видит то же самое в обратную сторону. Зрелище непривычное и сильное настолько, что дух захватывает.       Ещё иногда видит почти невесомую дымку той самой истинности. Когда перед таким-же, как сегодня, выступлением эти двое дремлют в кресле — одном на двоих. Переплетутся между собой конечностями в неподвластные человеческому разуму позы — и знай себе сопят. Если спит только Минхо, то Джисон его покой за собой прячет. Оберегает трепетно, волосы с личика омежьего убирает — чтобы не щекотали. Ладонями от света ламп глаза его прикрывает. Как умеет, так и бережёт, конечно. У него не то чтобы много практики было в этом. Но Минхо улыбается сквозь сон. Может и не спит вовсе — чёрт его только и знает.       Крис уверен, что эти отношения — пусть и больные на всю голову — обоих устраивают, и скорее всего, любовь. Как минимум — им нескучно. Сто процентов вообще не скучно. Сам Чан в таких отношениях бы сдался/сдулся очень быстро. В этом он тоже уверен на соточку. Такие омеги, как Минхо, (хоть таких ещё и поискать) — прямая причина преждевременной седины. Минхо чертовски обаятелен. Он по-настоящему сексуален и это знает. Он этим нагло пользуется, но правда в том, что ведёт он себя так лишь потому, что Джисон рядом. С Чанбином, Крисом, или наедине с любым другим человеком, Минхо скорее просто пугающе-ебанутый. Не от мира сего. С другой стороны, будь Лино хоть капельку адекватнее в общепринятом смысле этого слова, Хану было бы скучно. Нет, Хану адекватные точно не нужны. Ему нужно, чтобы каждый день как на пороховой бочке и лишь иногда перерывы на нежность — пока фитиль меняют.       Как угораздило в одной команде собрать две пары истинных? Бан ведь ни сном, ни духом. Он не знал, что так будет. Он просто хотел семью. Команду. Так ведь было какое-то время, те несколько лет в самом начале, пока они все ещё были подростками зелёными. Было проще. Гормонов было больше, чем сейчас, но было гораздо проще. И веселее. Но его парни выросли. И на игру в семью всё происходящее начинает походить всё меньше.       Бану без шуток интересно, чем это закончится однажды. А пока что сон идёт вроде. Затягивает. Крис тепло чувствует рядом с собой и сквозь дрёму бессознательно совершенно рукой нащупывает Феликса. Пришёл, маленький. К себе тянет, прижимаясь ко лбу беты губами. — Я хотел тебя разбудить, но ты так соблазнительно спишь, — Ликс смеётся тихо и Бан улыбается. — Я даже тоже захотел. — Спать? — почти беззвучно. — К тебе лечь просто, я только проснулся, — говорит куда-то в ключицы к Крису, но у альфы мурашки не от этого. С Феликсом просто всегда так.       Крис вроде всё-же засыпает. А может просто проваливается в очередной раз в собственные больные, позорные фантазии, где Феликс — его — Криса — предназначенный. Этот маленький мирок, в котором существует их истинность, очень тесный. Настолько, что реальному Феликсу там тоже нет места. Только самому Крису и то — давит очень сильно. То ли мирок мал совсем, то ли больно оттого, что в реальность вернуться придется. Крис мечтать боится. Просто лежать с Феликсом и мысленно его своим называть — боится. Хоть и делает это исподтишка, как преступник какой-то. Любить Феликса боится тоже, но любит ведь. Каждую секунду и с каждой секундой всё больше. Потому что с Феликсом, пусть и в разных мирах, очень правильно. С ним так, как должно быть и Крис с ним дома, где бы он ни был. От него пахнет солью океана и раскаленным песком пустынь. От него пахнет ночной прохладой, горячим летним дождём. От него пахнет ветром. Если задуматься, от Ликса пахнет всем миром. Тем самым, который Крис любит. Который Крису необходим и которого в суете будней так сильно не хватает.       Феликс засыпает первым.

***

А потом началась буря. Сильнее, чем когда-либо приходилось переносить.

      На тихие мгновения счастья никогда не обращаешь внимания. Их даже не ценишь особо, потому что плохого после — не ждёшь. Странно было бы думать, что за каждым затишьем последует буря. Наверное, если бы люди так думали, они вовсе не покидали бы своих убежищ.       Вечерний промоушен закончился распадом команды.       Принудительным и неотвратимым.       Сперва папарацци спалили метку Хёнджина, хоть тот и замазывал её всеми силами своей и чониновской косметички.       На следующий день все, даже самые крупные и пафосные новостные порталы пестрили яростными заголовками, почти напрямую обвиняющими Бан Кристофера то в надругательстве над национальной культурой, то в покрывательстве натурального содома. Со Чанбин, точнее отсутствие у этого альфы какой-либо морали, в этих заголовках и в текстах играли одну из важнейших ролей, разумеется.       Кто-то обвинял Хёнджина в излишней доступности, кто-то в простой человеческой тупости. Нельзя же было полагать, что твой пол не раскроется, правда? Ты ведь не думал, что так и проживёшь «бетой» до конца карьеры?       На Минхо накинулись с руганью за непозволительное поведение. Будучи официально заявленным в истинных отношениях, вести себя на сцене так вызывающе просто нельзя.

На вас смотрят.

На вас смотрят.

На вас все смотрят.

Вы же айдолы, хотите того, или нет.

Что за публичный дом устроил Крис?

Как он допустил такое поведение своих мемберов?

Как он вообще додумался позволить какие-либо отношения, кроме официальных, внутри команды?

Чем ты думаешь, идиот?

Ты правда веришь в свою пресловутую мечту о семье и команде?

Ты откровенно врёшь, прикидываешься, или правда настолько туп, Бан Чан?

Ты пытаешься выехать наверх за счёт скандалов?

Ты используешь грязную игру.

Ты ничто, как лидер.

Ты ничто.

***

      В этот же момент Феликсу приходит предложение о сотрудничестве. Именитый тайский дом элитной парфюмерии приглашает парня стать лицом их бренда. Безликий и многоликий одновременно — Феликс просто находка. Он сможет идеально представить как парфюмерные букеты для омег, так и для альф. Для бет, разумеется, тоже. Обещают много продвижения. Обещают разрешить рассказывать о своей группе. Обещают заплатить так, что Ликс сможет обеспечить себе и своей семье безбедное существование на десятки лет вперёд.       Феликс не уверен. Феликс беспомощно смотрит в красные от недосыпа и нервов глаза Криса. Феликс ищет поддержки. Стоит ли сейчас привлекать ещё больше внимания? Бете Крис нужен. Как никогда нужен. Скажи что-то, Крис, ты ведь всегда был для малыша Ликса главным ориентиром. Прими решение. Феликс никуда без твоего слова.       Но Крис молчит. Он просто смотрит на Феликса. Присланный менеджер тайской компании недвусмысленно кашляет, поторапливая. И отказ и согласие может стать огромной, просто непоправимой ошибкой.       Ещё несколько дней назад Ликс бы согласился, не думая.       Крис понимает, что всё кончено. Вся многолетняя работа восьмерых безмерно талантливых парней, все их мечты и планы на долгое и счастливое — совместное, разумеется — будущее. Всё это просто летит к чертям прямо сейчас. И он теряет Феликса.       Бета беспрекословно останется, если сейчас Бан скажет ему отказать в предложении. Но это ведь не необходимость. Это лишь эгоистичное желание Криса — держать Феликса при себе. Правда в том, что реальному положению дел команды Феликс никак не поможет. Если останется — утонет со всеми. С этим контрактом у беты хотя бы есть шанс не посрамить доверие своей семьи. Своей настоящей семьи. Стать всё-таки кем-то. Самому, без Криса. Без остальных.       Альфа не может держать его. Он не имеет права. Уничтожив репутацию целой группы, он не имеет права распоряжаться ещё и их жизнями. Не уходи.       Крис из последних сил улыбается и кивает в ответ на вопросительный взгляд беты. Видно, как Ликс растерян. Видно, как мысли роятся в его голове. И очень отчётливо понятно: именно сейчас он Крису не верит. Впервые сомневается в его решении. Крис собирает все силы и улыбается ярче, снова кивает. Делает вид, что счастлив, что у малыша всё так хорошо складывается. Не уходи.       Феликс смотрит в глаза альфы ещё несколько секунд, затем поворачивает чуть побледневшее личико к мужчине перед собой и кивает. Не уходи.       Феликс улетает в Тайланд через два дня. Контракт подписан. По нему — 4 месяца работы в Тай, затем либо разрыв, либо продление.       Сынмин обнимает бету на прощание и никто даже не думал, что Сынмин умеет так обнимать. Никто даже не думал, что Сынмин может плакать.       У Кима накипело. Весь кошмар, что творится сейчас вокруг них, напрямую бету не задевает. Сынмин единственный, кто остался относительно чист, помимо Феликса. Феликса пачкать нельзя. Он слишком драгоценен. Он слишком прекрасен для этой грязи. Ким обнимает так, будто прощается навсегда. Феликс смеётся, сам едва слёзы сдерживая, друга по плечу хлопает, обещает, что 4 месяца пронесутся, как неделя. Сынмин не верит. Никто не верит.       Минхо подаёт парню сумку и тот направляется к эскалатору аэропорта. Откуда-то сверху кричит, просит кормить Чонина хоть иногда. Это единственное, что вызвало пусть и болезненную улыбку на лицах провожающих.       По мере того, как бета терял под ногами землю — с каждой секундой Крис всё сильнее в неё врастал. Собственный вес становился для альфы всё невыносимее с каждым набранным самолётом метром вверх. Не уходи.

***

      Хёнджин пытался показывать зубы. Он получал удар за ударом, но всё равно пытался защищать Чанбина. Вчерашние обожатели сегодня кидали в омегу бету раскалёнными копьями. «Лжец.» «Лицемер.» «Мразь.» «Ты не должен был рождаться, если не можешь определиться, кем хочешь быть.» «Как ты мог играть эмоциями стольких людей?» «Ты не заслуживаешь доверия.» «И любви не заслуживаешь.» «Ты ничто.» «Ты ничто и никогда ничем не будешь.» «Доверия тебе больше нет.» «Ни одному твоему слову.»       Хёнджин давал официальные объяснения. Хёнджин выходил в эфиры, где честно читал и отвечал на каждый комментарий, включая все хейтерские и «ниже пояса». Хёнджин кричал всему миру. Кричал, просил о помощи. О понимании. Он кричал, что любит человека, оставившего ему метку. Омега едва голос не сорвал, крича всем, что Чанбин — лучшее, что случалось с ним и с ними всеми, если они хотя бы знают его имя. «Будь ты честен с самого начала, я был бы за вас очень счастлив. Но ты не достоин счастья. Ни тебя, ни эти отношения никогда не признает общество, смирись уже, фрик.»       Это было последнее, что прочитал вслух на трансляции Хёнджин. Омега не успел и воздуха набрать, как телефон из его рук выхватили и запустили в стену. Трансляция прервалась.       Чанбин был зол. Теперь он был зол по-настоящему. Раньше Хван своего альфу таким не видел. — Что ты делаешь?! — Чанбин впервые повысил на омегу голос. Хёнджин настолько испугался, что не нашёлся, что ответить.       Чанбин снова вовремя понимает, что лучше заткнуться и не пороть сгоряча. Альфа мог сказать лишнего. Лучшее решение — уйти. Просто уйти, чтобы остыть. А затем вернуться и донести Хёнджину, что все эти злорадствующие анонимы и мизинца его — омеги — не стоят. И незачем пытаться донести им то, что очевидно лишь предназначенным. Чанбин готов всё порвать. Всех. Но он не даст никому и пальцем тронуть своего омегу. Хотят крови? Пусть бьют Чанбина. Пусть по косточкам его разберут и обглодают, если хотят. Пусть альфа в глазах всех станет похотливым ублюдком, который настолько ревновал своего омегу, что держал при себе, выставил всем напоказ, как бету и один хер — пометил.       Пусть так. Пусть переиначивают, как хотят. Но блять пусть только посмеют — пусть только заикнутся о самом Хёнджине — Чанбин готов будет разрывать людей заживо. Не сметь.       Чанбин скажет это, только чуть мягче, когда успокоится. А пока что Хёнджин видит своего взбешенного альфу, который недоволен его поступком настолько, что уходит.

Хёнджин болезненно рушится.

***

«Уходи из группы, прошу тебя. Смотреть противно.» «Безголосый, какого чёрта вообще на сцену выперся?» «Только и может, что вытягивать лайвы натужным сексопилом. Кто-нибудь, скажите ему уже, что он посредственный, лол.»       Минхо моргает, чтобы слезы не мешали ему читать. Как можно тише старается. Половица тихо поскрипывает под нервно дергающейся ногой. Омега вытирает рукавом толстовки капли со столешницы и боязно оглядывается по сторонам, чтобы не было никого. В доме тихо. Все давно спят, или делают вид. Дома — дом. Правило лидера всё ещё в силе. Дома — никаких разговоров и мыслей о работе. Дом — это про отдых.       Минхо сам себя мазохистом чувствует, уже который раз перечитывая разгромную статью, посвященную своей персоне. Сама статья ни о чём — вяленько прям. Написавшему её журналисту явно маловато заплатили. Не сильно старался. Самое вкусное, как всегда, в комментариях. Огнём пусть горит тот, кто придумал анонимность в интернете. Анонимы всегда излишне жестоки. Или излишне правдивы — омега пока ещё не понял. Стирая с себя самое громкое — своё имя — люди направляют недостающий вес громкости в свои слова. Может быть, чтобы выделяться на фоне остальных. Кто сильнее укусит — тот выиграл. Минхо понимает всю абсурдность. Он не глуп. Но читать и перечитывать — больно по-настоящему, пусть и наизусть уже каждый комментарий знает. То, что прочёл только что — лишь подводка к самому для омеги жестокому. «Почему таким Альфам, как Хан Джисон, обязательно достаются такие, как Ли Минхо?» «Минхо его не достоин, ахах» «Бедный Джисон, иметь такую шлюшку в предназначенных, наверное очень больно…» «Лино держится в составе только из-за своего альфы. И при этом флиртует направо и налево, кривляется. Бельмо на глазу всей команды. У них один краше другого, я не понимаю, как они вообще могли стать популярны. Кучка клоунов.»       На этом Минхо каждый раз спотыкается. Мразотство. Парень выдыхает резко, силясь сдержать истерику, зажимает рот ладонью, чтобы не всхлипнуть и взглядом по потолку бегает. Но увы, там тоже не написано ни одной причины весомой для таких слов. «Пусть продолжает вести себя в том же духе. Может быть, за его услуги будут платить дорого, когда Джисон его всё-таки бросит.»       Дальше этого читать сил так ни разу и не нашлось. Это бред. Бред анонимов. Просто беспочвенная злость в интернете.       Люди, писавшие это, скорее всего уже и забыли про свои высказывания. А пока писали их — наверняка меланхолично жевали свой пресный ужин. Они и глазом не повели, выплёвывая сгустки яда. Так почему же Минхо так убивается? Не должно ли быть и ему всё равно? Это ведь ложь.       Джисон его любит. Минхо никогда не предавал его. Он один единственный раз совершил огромную ошибку. Он помнит её. Всё ещё не забыл и воспоминание свежо. Он больше никогда не даст Джисону в себе усомниться. Хан его любит. Очень любит.       Минхо кладёт смартфон экраном на стол и остервенело вытирает своё лицо промокшими уже рукавами. Затем вдыхает глубоко, жмурится, пытаясь собрать мысли в кучу. Джисон любит его. Всегда любил. С самой первой секунды и до этого. Ли встаёт из-за стола и умывается прямо в кухонной раковине. Снова вытирает лицо. Ноги подкашиваются предательски. Нервы отнимают куда больше сил, чем тренировки.       Минхо поднимается в спальное крыло и по привычке, на ощупь находит нужную дверь. Стоило бы, конечно, сперва к себе зайти — переодеться хотя бы и лицо в порядок привести. Но Хан его и не таким видел, в конце концов. Да и вряд ли ВВ-крем замажет опухшее от рыданий лицо.       Джисон спит, уткнувшись лбом в стену. Значит, перед сном много думал. И не об очень приятном. Омеге лишь надеяться остаётся, что не читал всё ту же статью. Позорно как-то. Ли толстовку с себя стягивает, тут же покрываясь мурашками от прохлады. Медлит пару секунд, потому что может и не время сейчас? Они ведь обо всей этой ситуации с альфой так и не говорили ни разу, может быть только сам Минхо полагает, что Хану плевать на репутацию омеги?       Стало отчего-то жутко больно. Верить не хотелось. Одно дело — читать текст с таким вариантом развития событий и совсем другое — самому осознать такую вероятность. Нет, нет. Тише. Джисон любит Минхо. Джисон любит его вне зависимости… нет. Омега снова поднимает взгляд и жмурится, не позволяя слезам катиться. Нет. Тысячи раз нет. Самое важное сейчас не это. Пока эмоции не взяли верх, Ли забирается под одеяло и жмётся торсом к спине своего альфы. Тот просыпается, кажется, потому что тёплая рука замёрзшую омежью накрывает. Хан не говорит ни слова. Не поворачивается. Минхо рвано выдыхает горячим воздухом и утыкается лбом между лопаток парня. Ладонью, насколько может, грудь его гладит. Внезапно для него мерно вздымающаяся грудная клетка альфы — главное успокоение. Внезапно для него Джисон — главная защита. Не мнимая, не игрушечная и не напоказ. А между ними. Тет-а-Тет. — Я больше не буду от тебя бегать, — шепчет Минхо и Хан настораживается, прислушиваясь. Те слова, что годами не давались, наружу просятся прямо сейчас. И осилив первые, дальше говорить проще стало. Естественней. Хлынули так, что удержать бы. Давно так надо было. — Слушай, я люблю тебя, ты же знаешь, да? Сильнее всех. Всего на свете, Хан Джисон. Ты же в курсе, да? Ты же мне не верил, когда я говорил, что ты балда? — Минхо прерывается на всхлипы. — Я тебя люблю. Люблю, честно. Больше жизни, родной. И всегда буду. — Ты же понимаешь, что я это утром не забуду? — в ответ слышит и понять не может, в шутку это альфа, или нет. Джисон не дожидается ответа и поворачивается к Минхо осторожно, но тот не даёт. На лопатки младшего укладывает и сам сверху ложится — щекой к груди. Туда, где сердце всё громче биться начинает. Не хватало ещё, чтобы Джисон его сейчас от соплей опухшего увидел. — Ты понял вообще, что ты сказал, Минхо хён? — Я сказал, что больше не буду от тебя бегать. И что я люблю тебя больше жизни. — Не играй со мной, — омеге показалось, или голос у альфы дрогнул. Ни то в сторону срыва, ни то в сторону рыка. Ли прислушался, пытаясь понять, жалеть ему Джисона, или следовало бы своего альфу испугаться сейчас? — Я не играю. Я просто хочу быть наконец-то честным.       Вслепую не получается ни черта. Омега приподнимается, на грудь Джисона опираясь, чтобы в глаза ему посмотреть и эмоцию понять. Видит перед собой затуманенный абсолютно взгляд, видит, что когда рот Хан открывает, чтобы сказать что-то в ответ, клычки сверкают едва заметно.       Минхо целует. Так целует, чтобы Джисону искренность омежья понятна была без дальнейшего диалога. Хан за голову хватается свою. Буквально. На вдохе. Но глаз не открывает и поцелуя не разрывает ни в коем случае. У него взрыв эмоциональный произошел только что, но плевать, он со всем этим потом разберётся.       Пока что его омега пришёл к нему. Сам. Он ищет поддержки. Он ищет тепла и любви. Он, кажется, Джисону наконец-то сдался. Во всяком случае, дважды пообещал.