***
Криса и самого откровенно бесят вездесущие фотографы Диспатч. Самое мерзкое, что если бы это были чуваки с камерами — их хотя бы можно было заметить. Проблем у многих медиа-персон было бы меньше. Но ведь Диспатч щедро платит «фрилансерам». Стаффу, например, который может максимально незаметно щёлкнуть пару кадров на телефон и слить в редакцию компромат на какого-либо айдола. После этого — можно считать — айдол принадлежит Диспатчу. Во всяком случае, его репутация. Мерзко, куда ни плюнь. Вся эта сфера деятельности мерзкая. Скользкая, гнилая, как рыбьи потроха. Сам Чан недавно видел подобное фото: поцелуй Джисона и Минхо на вокзале, запечатленный каким-то неравнодушным пронырой. Фотка милая. Факт фотки — зашкварный. Хотя Хану и Лино на это срать глубоко — даже не моргнули. Они предназначенные. Об этом все знают. Хотят — целуются. Их дело и попробуй хоть слово вякни против — Хан язык запросто вырвет. Лучше бы Крис спалился с сигаретой такому вот фрилансеру. Да хоть самому главному фотографу Диспатча. Хоть троим сразу — пожалуйста. Лучше бы так, чем тот тихий разговор, что услышал сам альфа. Случайно совершенно ведь — Крис даже не планировал сворачивать на эту пожарную лестницу. Она ему без надобности — выход на крышу в декабре всё равно закрыт. То ли ноги сами понесли, то ли пошёл на звуки знакомых голосов. Чанбин сидел на металлических ступенях рядом с ревущим Хёнджином и говорил ему на ухо что-то. Альфе очень непросто слова давались, Крис это по напряженным плечам видел, по тому, как дрожит его ладонь на плечах омеги. Хёнджин на слова Чанбина лишь головой мотал отрицательно, иногда сбивчиво говорил что-то из разряда: » Я не могу так», “ Я не хочу быть здесь больше» И тогда Чанбин сказал то, от чего у Криса волна онемения по телу прошла: «Значит мы уходим. Сейчас.» Чанбин Хёнджина на ноги поднял и когда обернулся — не увидел уже никого. Но точно знал, что Крис здесь был — по запаху, по звуку удаляющихся шагов. С Крисом — потом. С Крисом Со позже объяснится. Хотя сам Чанбин считал искренне, что и объяснять здесь нечего. Он готов был поддерживать всё это говно по нечестным правилам, пока всем восьмерым было ок. Им уже не ок. Очень давно не ок. И Чанбин понимал прекрасно, что сегодняшнее фиаско — та самая черта, за которую переходить уже нельзя. Команда и так избита и истерзана. Все их попытки, вся их спесь и смелость сейчас уже куда больше напоминает предсмертный рывок. Самый сильный и отчаянный, но последний, увы. И также Со знал, что Крис слышал его слова и понял их правильно. Говоря о немедленном уходе, Чанбин говорил не о лестнице и не об этом здании. Чанбин говорил о команде.***
Крис закашлялся до приступов рвоты уже от первой же затяжки. Сигарета и правда показалась ему самой крепкой в его жизни, а может просто не стоило задерживать дым так надолго. В голове не укладывалось. Просто не укладывалось, Крис не мог поверить услышанному от Чанбина. Со никогда не был тем, кто может вот так всё бросить. Он — последний из всех, кто мог бы, если подумать. Бан никогда не размышлял об этом всерьёз — запрещал себе. Но правда в том, что когда берёшь на себя ответственность за команду — так или иначе начинаешь просчитывать наперёд и продумывать все варианты развития событий, даже самые негативные. О том, что кто-то из парней просто уйдёт, не выдержав неравной борьбы с индустрией, Крис старался не думать. Их ведь связывает больше, чем музыка. Они за столько лет стали семьёй, Крис сам себя без них всех уже не представляет, он даже Феликса сейчас чувствует за сотни тысяч километров так, будто тот рядом стоит и альфу по спине хлопает тихонько — чтоб прокашлялся уже. Но по правде говоря — старался не думать, но думал всё равно. Нет ничего плохого в том, чтобы покинуть команду. Камон, они ведь не айдолы. У них нет контракта, нет агентства, которое за своих артистов будет впрягаться и вытягивать их из скандалов. Нет тех, кто просто готов замять некоторые оплошности. У этих восьмерых есть только они сами и несколько верных добрых друзей. И то, куда они забрались с таким гордым, но скудным составом, уже многого и дорогого стоит. Но чем выше забираешься — тем меньше кислорода. Погано признаваться, но крепкий в своих намерениях Крис уже сам давненько начал тихонько поскрипывать под тяжестью ответственности. Он никогда об этом не говорил — все и без слов знали. Если говорить о тех, кому в этой грязной бессмысленной борьбе нет никакого интереса, то это в первую очередь Сынмин. Парень с золотом академию окончил, он удивительного таланта вокалист, ему поступают десятки предложений из высших учебных заведений, предложения о хорошей работе, связанной с его профилем. Ему дорога на высокую эстраду, ему даже вся эта возня айдолов не впёрлась, не то что андеграунд. У парня все задатки, чтобы стать артистом народного уровня. Ему бы хорошего учителя, чтобы отшлифовать отлично заложенную базу. Ему бы практики побольше и вокальные композиции посильнее, не ограничивающие его потенциал. И Чонина под боком. Сынмин горы свернёт, пока малыш Ян на него — так же как сейчас — с восхищением смотрит. Он его главная мотивация. Но бок о бок им не идти. Чонин вокалу жизнь не посвятит. Он горит за команду, но делает ровно столько, чтобы команде было хорошо. Чонин давно не поёт для себя. После этих двоих — Минхо. Хотя здесь двояко. Ли держится за Хана, как бы сильно не отбрехивался от этого факта. Он без Джисона уже не привык. С тех пор, когда омега ещё мог вильнуть хвостом и уйти, прошло слишком много времени. С тех пор, когда Минхо Джисона презирал и высмеивал, как истинного, случилось многое. Например, случился повзрослевший Джисон, который дурака валяет только с самыми близкими, а в глазах общественности — завидный, но безнадёжно занятой предназначенным омегой, альфа. Джисон и Чанбин — это основа. С них всё началось. И Крису в голову прийти не могло, что всё то, что построили эти трое, даст трещину именно в фундаменте. Бан Чанбина не в праве обвинять. Речь зашла о Хёнджине и разумеется приоритет для Со очевиден. Бан не винит. Не злится. Он просто напуган. Сейчас он напуган и дезориентирован, потому что впервые представил, каково это — остаться без них всех. Остаться без его семьи, без их шумных дней, вечеров и ночей. Он никогда раньше не думал об окончании всего этого. А теперь, когда пришлось задуматься, с ума сводит то, насколько это окончание близко.***
Хёнджин с Чанбином возвращаются домой отдельно — первыми. Минхо догадывается собрать и привезти вещи парней. Чанбин и Хан без вопросов идут в комнату Криса. Разговор предстоит серьёзный и довольно долгий. — Ты же знаешь, что это была не случайность, — Хан выглядел взбешенным. Оказывается, младший альфа прекрасно умеет контролировать эмоции, потому как злился с самого момента выступления, а очевидно это стало только сейчас. — Знаю, — Крис сложил руки в замок с глухим хлопком. — Нас давят, бро, — продолжает говорить очевидное Джисон. — Они не пустят нас на большую сцену, мы им как кость в горле. — Хватило того, что под нашим влиянием некоторые айдол-группы начали подавать голос, — говорил Чанбин, исподлобья на друзей глядя. — Я это не сам придумал, мне Бомгю рассказал. Крис замечал, как сменился концепт у группы Бомгю и Тэхёна. Изначально они задумывались, как вполне себе типичная группа из омег и бет. Они должны были чётко следовать указаниям агентства, но начали сдавать позиции, когда на сцену вышли SKZ, у которых не было правил. Всё внимание было обращено на «Бан Чана и его бродячих», официальные айдол-агентства проигрывали по популярности сброду — кучке самопровозглашенных музыкантов. SKZ настолько хорошо шатнули индустрию, что сами айдолы к ним потянулись. Не из духа соревнования, а потому что вспомнили, что всех их здесь не контракты держат, а любовь к музыке и самовыражению. Тэхён в какой-то момент просто взял и освоил экстрим-вокал. Бомгю наплевал на предписанный образ и стал одеваться так, как хочет. Вести себя так, как хочет. И вокалу у Тэхёна учиться, да. Крис чуть дар речи не потерял, когда услышал. Не о них сейчас. Сейчас — правда, которая осталась за Чанбином: Айдолы стали подавать голос. Публика в восторге, но агенства негодуют. Айдолы больше не клянчат у своих фанатов голосовать за них, больше не агитируют за покупку альбомов, многим стало плевать на чёртовы коробочки, если вся музыка — онлайн. Айдолы стали заводить аккаунты и общаться с поклонниками. Айдолы стали свободнее, они стали гордиться своей работой. Крис не стал бы приписывать все заслуги их проекту, но факт остаётся фактом: SKZ очень сильно мешают на фоне всей индустрии. И потому — Джисон прав — их начали давить. Жизненные обстоятельства этих восьмерых не разбили. Значит добить придётся физически. С этой точки зрения, слёзы Хёнджина имеют куда больший вес, чем могло изначально показаться. И Крису подумалось на секунду: Чанбин, наверное, в очередной раз поступил, как настоящий альфа: принял очень сложное решение. Он не сдался — он защитил всех их. Слёзы Хёнджина — лишь безобидное начало неминуемого и крайне бесславного конца. В реальном мире живём. Это не сказка, где из ниоткуда может появиться добрый дядя из огромного агентства с кучей бабок, взять SKZ под своё крыло и сказать: «Пацаны, ебашьте. Делайте, что любите, делайте, что умеете. Будьте собой. Остальное я порешаю.» Не бывает такого блять. Нет такого дяди. В природе его не существует. А если и существует — ему куда выгоднее купить себе кучку молоденьких омежек и создать команду, которая будет приносить ему много денег. Никак не скандальный полу-андеграундный проект, типа SKZ. А ещё правда в том, что без такого дяди парни в индустрии не выгребут. Не в сказке живём, опять же. Люди, менталитет которых устоялся поколениями, не закроют глаза на выходки, которых быть не должно по правилам. Общество не изменится за одну ночь, не полюбят, да что там — даже игнорировать SKZ не начнут — их будут открыто презирать и ненавидеть всё сильнее с каждым днём. Говорить это вслух и лить помоями. Чёрный пиар — тоже пиар, конечно. Самое паскудное, что эти же люди будут тихонько слушать треки ребят и подпевать им. А потом начнётся новый день и всё по кругу. Потому что сама работа на официальной сцене подразумевает это всё. И будь у парней какая-то защита, они бы может и выгребли. Их бы сломали, переломали, бахнули по малохольным бошкам увесистым томиком сводов и правил, дополнили бы справочником с запретами, заткнули бы и оставили бы один единственный шанс заниматься музыкой: заткнуть пасти и работать. Работать до усрачки, до кровавых соплей пахать. И улыбаться, ребят, улыбаться не забываем. Чанбин защищает их всех сейчас. Потому что понимает, что кинуться сейчас в бой — значит сдохнуть без промедления. Стать трупом без права на реанимацию. Чанбин сообщает, что купил дом в пригороде Пусана. Поближе к морю, поближе к природе, подальше от людей. Крису стало понятно, куда младший пропадал днями и ночами, пока Хёнджин был в клинике. Они с Джисоном ставки делали — на тайные свиданки к Хвану мотается, или в качалке. И опять — хер угадали. В этом весь Чанбин и сколько за него не думай — он всё равно поступит так, что волосы дыбом. Но красавчик же. Хёнджину нужен покой. Хотя бы несколько лет. Ему нужна серьёзная реабилитация, ему нужен воздух, минимум стрессов, никаких триггеров. Самого Чанбина в этом качестве — более, чем достаточно. А потом, если Хёнджин не охладеет к танцам и захочет снова вернуться на музыкальное поприще, можно будет вернуться в Сеул. Но пока что: «Простите ребят, я его забираю и мы уезжаем. Как можно скорее. Как только всё решится и ремонт дома закончу.» — Хёнджин знает? — только и спросил Крис. Чанбин качнул головой отрицательно. Крис уточнил только лишь затем, чтобы случайно омеге сюрприз не испортить. — Решил не говорить, пока не закончу ремонт. Хочу привезти его в готовый дом, он не должен ни о чём переживать, пусть сидит выбирает все эти… — Чанбин очертил ладонями в воздухе какие-то абстрактные образы. — Шторы, торшеры, что ему там будет нужно для уюта. Осталось доделать танцевальную комнату, мусор выгрести и балдахин над кроватью прикрепить. Кстати, я возьму нашу стремянку. Джисон сперва удивился новостям такого рода, но потом вспомнил, что Чанбин всё-таки из очень хорошей и обеспеченной семьи. И сам не промах — отцу помогает вести бизнес в медиа-пространстве, потому что старик не шарит в интернете. Альфа мог бы нанять рабочих, но свой дом — пусть не своими руками построил — обустроить решил сам. Это в Чанбина воспитанием строгим заложено, наверное. Ну не могут же люди такими сразу рождаться? Здесь офицерская выправка отца роль сыграла. Чанбин и сам такой же. Джисон вообще-то это знал всегда, но всё-же удивляется и восхищается с гордостью раз за разом. От Чанбина чего-то подобного следовало ждать. Как минимум — ничего меньше чего-то подобного. И всё-таки, как же быстро такие мелочи стираются из памяти, когда живёшь нос к носу долгое время. Они все ведь и правда уже далеко не те, с кем привыкли видеться каждый день с малолетства. Джисон на своих лучших друзей смотрит сейчас и вдруг видит их почти как будто незнакомыми. Как будто эти двое крутых альф перед ним — не его придурошные Крис с Бинни. Как будто не этим двоим Джисон рассказывал про то, как у него при встрече с истинным клыки вылезли. Они почему-то все ведут себя, как взрослые. И обсуждают — по сути — вещи очень серьезные. Только грусть во взгляде Криса возрастом не определяется никак. То ли выглядит, как старик, повидавший многое и смирившийся, то ли как ребёнок, которому сказали, что пора заканчивать игру. — Я не собираюсь завязывать с музыкой, — говорит Чанбин и Крис другу в глаза смотрит. — Я собираюсь вернуться туда, где мне место. Я вернусь в андеграунд. Так должно быть. И я буду рад, если вернусь не один. Крис готов был задуматься об этом прямо сейчас. Но Джисон сказал, будто отрезал: — Я пас, — альфа взгляд на потолок устремил, будто с силами собираясь. — Я не втяну Минхо в эту грязь. — Никто не говорил про омег, — попытался возразить Со, но Джисон был твёрд в своём решении: — Минхо мечтает о своей танцевальной студии. Для этого нам нужно будет арендовать помещение, желательно не в самой жопе Сеула. А для этого нам нужна будет супер-чистая задница. Никаких клубов, никаких матерных текстов. Деньги, которые мы будем платить, должны быть чистыми. — Бро, это не такой большой вопрос, — попытался сказать Чанбин, но заткнулся, когда увидел обиду и злость в глазах Джисона. Со это зря, конечно. Нельзя как-либо помогать альфе заботиться о своём истинном. Джисон это будет делать сам. Как может. Как считает нужным. Нельзя просто ставить себя выше и лезть с помощью там, где не просят. — Ребят, — Крис подал голос. — Я думаю, лучше закончить на сегодня. Мы на горячую голову ни к чему не придём. Первым комнату молча покинул Джисон. Чанбин какое-то время ещё смотрел на Криса, но когда понял, что разговор действительно окончен — встал и ушёл следом. Горький вечер. Без единой ложки мёда — горький. Поспать точно не доведётся никому.***
— И как это будет выглядеть? — Сынмин у Чанбина из пальцев попытался сигарету выхватить, но тут же получил по ладони звонкий шлепок и зашипел болезненно. — Нехуй эту дрянь в руки брать, голос побереги, — агрессивная забота Чанбина немного бету повеселила, но альфа прав, конечно же. Курить ещё не хватало начинать. Чанбин тем временем сделал ещё одну затяжку и сунул едва начатую сигарету в пепельницу, думая, как ответить на вопрос Кима. — Мы что, просто разбежимся по своим делам? Просто все резко уедем из этого дома? Чанбин молчал. Все подобранные ранее слова рассыпались, как бусины с лески. Со хотел бы ответить, правда. Он хотел бы однозначно сказать, что и как будет, но он ведь сам не знал. Успокоить Сынмина сейчас, пообещать то, чего не случится возможно — не в духе Чанбина. Бета смотрел на друга ещё какое-то время в ожидании ответа, затем выдохнул в морозный воздух клубок пара и с тяжестью опустил ладони на перила, будто принимая сам для себя какое-то решение. Чанбин за Сынмина рад. Сам-то альфа всё ещё мечется и с мыслями собраться не может. — Поговори с мелким, — тихо просит Чанбин. — Он тебя послушает. Спроси, что у него и как, какие планы на жизнь вообще. Я не хочу для него стресса. За Чонина и правда тревожно. Он ведь совсем крохой был, когда связался с командой. Если у старших уже хоть какие-то неловкие мечты и планы проскакивали тогда, то Чонин был как белый лист. Он никого, кроме семьи, не знал. У него не было больше никакой ответственности, он никуда, кроме команды, себя больше не вкладывал. Чанбин уверен, что SKZ для Чонина были абсолютно всем. И сейчас Яну будет гораздо сложнее многих. — Он будет в порядке, — Сынмин тоже говорил тихо и голос у него внезапно оказался куда ниже, чем Чанбин привык. — Он давно уже говорит, что хочет пойти учиться на психолога. — Психолога? — Со бровь приподнял, но впрочем, крайне быстро понял, откуда растут длинные стройные ноги. Сынмин мысли альфы будто прочитал и кивнул им в подтверждение. — Сонхва ему не навязывал, — пояснил бета. — Чонину самому интересно, он в последнее время мало говорит и много думает. Читает литературу по теме. Я думаю, у него получится. — Если у него не останется больше ничего, во что можно вкладывать силы, то конечно получится, — Чанбин пачку в руках вертел-вертел, да и достал ещё одну сигарету. Что за ебаная привычка. — Что до тебя, Сынмин-а? — Ты знаешь, — бета улыбается тепло, дожидается, пока Чанбин подкурит и всё-таки ловко выхватывает сигарету прямо из губ альфы. Со гаркает что-то в возмущении, Сынмин дурачится, уворачивается, не даёт забрать сигарету обратно. По итогу Чанбин в шутку замахивается на младшего ладошкой, улыбаясь. Вырос, сучёныш. Сынмин пытается сделать затяжку, но кашляет. — Ким Сынмин! — раздаётся возмущённый вопль из открывшегося окна второго этажа. — Я тебе губы отшибу и руки заодно! Чанбин понял, что Минхо угрожает Сынмину, но влипли оба. Сынмин улыбку давит, наклоняется к Чанбину и говорит: — Вот кого точно будет не хватать. Чанбину прямо сейчас жутко весело и одновременно с тем невъебенно грустно. Потому что Сынмин прав чертовски. Их будет не хватать. Всех. Очень сильно. Невосполнимо сильно.***
Джисон с Хёнджином на кухне соображают ужин из остатков завтрака, четырёх помидоров и фантазии. Чонин сидит на подоконнике и наблюдает за этим цирком. Всё бы ничего, Джисон даже делает успехи в последнее время. Хёнджин же делает только вид, что альфа ему не мешается под ногами. Эти двое — на удивление трогательный и комичный дуэт. Отношения Хана и Хёнджина похожи на ситкомную парочку. Причём началась эта трагикомедия с шуточной просьбы Чанбина к Джисону: «Бро, пока я отошёл, присмотри за моим деткой.» Джисон присматривает, как может. Джисон у Хёнджина из рук «тяжелую кастрюлю» с кипятком выхватывает голыми руками, отнимает лопаточку, чтобы перевернуть блинчики, чтобы Хван не обжёгся, но по итогу портит все до одного, потому что не умеет переворачивать блины. Хёнджин благодарен за заботу, но всё же просто надеется, что Хан Джисон не падёт смертью храбрых, пытаясь приготовить ужин. Джисон в своей заботе отчаянный совершенно. Он на войну с блинами — как на амбразуру голой грудью. Опиздюлится, разумеется, но главное — действия, а не результат. В какой-то момент Хёнджин просто присаживается рядом с Чонином и с упоением наблюдает, как Джисон с горящей задницей***
Сынмин идёт к Чонину. Идёт не просто успокоить и даже не покошмарить веселья ради. Сынмин к омеге идёт с конкретным предложением. Для самого беты настолько важным, что впервые при разговоре с Чонином, Сынмин мысленно репетирует. Чонин уже не плачет. Сидит возле кровати, в темноте, колени к себе притянув, и смотрит в телефон. Сынмин садится рядом и тоже в экран заглядывает. Ян изучает университеты в Дэгу с факультетами психологии. У беты камень с души и легче становится вектор разговора выстроить. — Чего тебе? — бурчит Ян и Сынмин с силами собирается и выдаёт, как на духу: — Я собираюсь принять одно из предложений по обучению на факультете международной эстрады. В Дэгу. Я хочу, чтобы ты поехал со мной. Чонин от телефона отрывается и смотрит на бету. Тот сидит рядом с омегой с выражением лица убийственно-серьёзным. Чонин понимает прекрасно, что Сынмин выбрал именно это предложение только из-за города, потому что Чонин именно в Дэгу целится поступать давно уже. Эта вечная жертвенность со стороны беты обычно раздражает. Но сейчас она кажется той самой рукой помощи и спасения, островком безопасности. Чонин экран смартфона гасит, успевая заметить удивление на лице Сынмина. Ким нервничает, потому что ответа на свой вопрос не дождался. Чонин в темноте возится чего-то, а потом Сынмин на своих коленях чувствует тяжесть тела омеги. Прежде, чем бета успевает сообразить, как и что пытается сделать Чонин, понять, как правильно его обнять — Чонин Сынмина целует. Не очень хорошо умеет, конечно, но вместе с губами подрагивающими Ким чувствует влагу на щеках омеги и вкус солоноватый. Ким правда по-настоящему чувствует, что сейчас он — самое крепкое и постоянное, за что может держаться этот малыш.