Одинокое привидение и бесталанный поэт

Сегодня Владимир лёг в расстроенных чувствах. Непрошенные мысли роились в голове, не давая уснуть с самых сумерек до полуночи. Мысли хоть и разные, но во всех одной красной нитью проходили два ключевых имени — Евгений и Ольга. И все остальные, кроме этих слов смешивались в непонятную кашу, белый шум, узловатый клубок, распутывать который у поэта не хватало сил. — Люблю ли я Ольгу? Хороший ли друг мне Евгений? Выйдет ли из меня прок, как из поэта? — сонно и тревожно бормотал он сквозь сон, массируя виски. Слова поминутно путались, — Хороший ли друг мне поэт? Выйдет ли из меня прок, как из Ольги? Люблю ли я Ев… С громким стоном негодования, юноша снова откинулся на холодную подушку. Почему, ну почему в жизни, как в какой-нибудь несчастной книжонке, нет раздела с примечаниями? Почему не стоит рядом с именем Владимир маленькой звёздочки в правом углу, поясняющий, кто он такой и чего на самом деле желает? Почему сам Ленский так и должен оставаться для себя загадкой, вроде малоизвестного научного термина? Изнеможённо глядя в темноту, поэт проглотил немые вопросы, будто рвота, подступающие к горлу, и сомкнул воспалённые веки. Несмотря на все надежды, тревога не отступила, как только он погрузился в сон. Лишь пляшущие яркие огоньки заставили глаза болеть ещё сильнее. Поборов лёгкую тошноту, Владимир глянул вниз. Плотно застёгнутый парадно-выходной фрак с топорщащимся воротником не давал свободно дышать не хуже дамского корсета. Сапоги с отворотами из лакированной кожи были начищены до блеска. В какое бы место бог сновидений ни отправил его, он явно позаботился о подобающем внешнем виде. Через пару секунд он уже смог твёрдо почувствовать плитку под ногами. Блуждающие огни начали принимать очертание, оказавшись жёлтыми восковыми свечами у иконостаса. «Какой чёрт снова занёс меня в церковь!», — воскликнул Ленский, сразу усмехнувшись от невольной иронии его слов. На плечо ему нежно, даже испуганно легла рука. Ещё, не успев повернуться, у юноши не было никаких сомнений, кто стоял позади него. Нежные черты Ольги портили только две вещи — плотная вуаль, застилающая половину лица, и выражение возвышенной печали. Странно, ведь и то, и другое обычно очень красят молодых барышень её лет, придают какой-то надменной недоступности. Только сейчас бросилось в глаза то, что одежда на Лариной была сплошь чёрной. Чёрное платье, чёрная шаль, чёрные перчатки до плеч. Единственным ярким пятном, островком света оставался её румяный, обрамлённый пшеничными кудрями лик. — По ком ты носишь траур, душа моя? — ласково обратился к ней поэт. Ольга лишь оглядела его с головы до пят и странно улыбнулась. Из-за этой улыбки образ её мгновенно стал отталкивающим, бесовским, словно у ведьмы, на время принявшей облик юной девы. Её ладонь обвилась вокруг руки Владимира, дополнив этим жестом торжественную картину, найдя недостающую часть пазла. Пара медленно зашагала в направлении алтаря, пока множество безликих и незнакомых гостей следило за ними с отсутствующим выражением. За неустойчивым деревянным постаментом их ожидал священник неприветливой наружности. И, хоть всё на нём, от длинного одеяния с наглухо запахнутым воротом до простых чёток из ладанного дерева, было обыденно, полная картина вызывала только настороженность и зудящее чувство раздражения. Волосы неравномерными прядями разбросаны по лбу, а на несвежем лице наглые глаза. Владимир удивлённо выдохнул, провалив попытку держать лицо. Из груди упругим мячиком выскочил нервный смешок. Неужели перед ним в тёмной монашеской рясе, широко и наигранно улыбаясь, стоял его приятель, его друг? От привычного облика Евгения, кристально чистого до крахмального скрипа, с напускным видом вальяжной усталости, не осталось и следа. Его распростёртые руки, такие же бледные и красивые, были измазаны дешёвыми чернилами и усеяны каплями свечного воска. — Когда Адам был единственным человеком на земле, в нём соединялись мужское и женское начала. Но вскоре ему стало одиноко. Он глядел на пары животных в райском саду и воображал, найдётся ли кто-нибудь, чтобы идти по жизни вместе с ним, чтобы его дополнить? И тогда Господь разделил своё творенье пополам, создал Еву из ребра Адама. И хоть они были различны, каждый видел в другом отражение себя. И они стремились соединиться вновь как одно целое, не физически, но духовно. Этот союз мы и празднуем с тех самых пор до наших дней, — начал он свою ветвистую торжественную речь. Всё время Онегин не отрывал колючего взгляда от жениха, будто рядом с Ленским стояла не девушка, а торжественно облачённая метла, просто реквизит. Ритм его сердцебиения был подобен колебаниям тщедушного пламени маленькой свечки. Несмотря на скопище гостей, несмотря на блуждающие по дубовым стенам высокие тени, несмотря на молодую печальную невесту (ведь это, чёрт возьми, всё же его свадьба), Ленский чувствовал эфирную, едва различимую интимность момента. Но разделял он её не с Лариной, а с мужчиной, читающим сейчас проповедь словно для него одного. — Несмотря на то, что любовь — фундамент, основа любого брака, даже у алтаря многие отчаянно пытаются ухватить её, улетающую прочь, и бережно схоронить это чувство под рёбрами. Но, поскольку насильно любовь держать в себе не получается, рано или поздно вы остаётесь с разбитым сердцем и поломанной грудной клеткой, — закончил Евгений и тихо хмыкнул, довольный своей ремаркой. Над головами молодых воспарили венцы, богато украшенные, с мягкой бархатной подкладкой. Их держали чьи-то невидимые руки, иногда они подрагивали от ослабевшей хватки, но всё же оставались на положенном месте. — Для того, чтобы не допустить подобной ситуации, принесём же друг другу священные клятвы пожизненной верности, преданности, привязанности. Имеешь ли, Ольга, произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль, взять себе в мужья сего Владимира, его же здесь пред тобою видишь? — произнёс он, всё ещё глядя исключительно на Ленского. По меланхоличному, грустно улыбающемуся лицу Ольги промелькнула одна быстрая слеза. Слегка тряхнув головой, она решительно, даже слишком громко воскликнула: — Да. Подобной клятвы для Владимира не последовало. — Не обещал ли кто-нибудь из вас сердце кому-то другому, не станет ли заключающийся брак обманом? — священник наконец перевёл красноречивый взгляд с глаз Ленского куда-то поодаль, на пробивающийся сквозь стёкла солнечный луч, словно ничто в жизни не занимало его больше, чем он. Ленский сразу поспешил ответить. Он сам не знал, какое слово сорвётся с его губ, будет ли оно верным для него лично. Прежде, чем Владимир набрал в грудь побольше воздуха для ответа, венцы с глухим стуком свалились им на головы, свечи заполыхали ярче, а Онегин преподнёс на ладонях пару блестящих колец. — Обменяйтесь этими кольцами, как символом вашего бесконечного союза, — почти приказным тоном промолвил он. — Ох, не нужно, у меня своё. Вместо того, чтобы схватить одно из колец, Ларина ослабила ворот платья, нескромно обнажив белую шею, украшенную мелкой золотой цепочкой. Она ловко протянула её через голову и крепко сжала в дрожащих руках. На ажурной цепи, как маятник, ровно покачивалось идентичное кольцо. Тотчас пазл сложился окончательно. Женщина в чёрном с обручальным кольцом на шее. Ответ мог быть только один. — А может ли состояться венчание, если невеста всё ещё носит траур по прошлому мужу? — Не волнуйся, — Ольга резко притянула его за запястье к себе, вручая кольцо. На её лице снова возникла таинственная, «ведьмовская» усмешка, — Всё действительно, если она венчается с тем, по ком уже носит траур. Боль не пришла внезапно, она подбиралась медленно и постепенно. Покалывание в груди нарастало наряду с учащающимся пульсом, а сердце сжалось от тревожного предчувствия. Как только он успел опомниться, агония уже плотно окутала его, не давая возможности вздохнуть. В гробовой тишине он услышал звонкие удары капель об пол и посмотрел вниз. Зияющая дыра в дорогой одежде была окаймлена страшными багровыми пятнами и сочилась горячей кровью. Едкий запах пороха. Выстрела слышно не было. Не в силах кричать, Владимир медленно осел на пол. Никто словно бы и не заметил. Взор постепенно расплывался причудливыми образами и единственным, что он мог видеть чётко, оставалось проклятое кольцо на полу. Оно сияло ярко, как только может драгоценность. Ярко, как баснословно дорогое колье сияет на шее королевы, как сияют рубиновые серьги придворной кокетки. Но такой бездушный блеск меркнет на фоне тех искр, что вылетают из глаз во время ожесточённой схватки, мелькают в черноте зрачков глаз любимого человека, приходят в моменты долгожданного озарения. Мгновенная параллель проскочила в мыслях поэта. Слишком быстрая, чтобы внятно представить её в виде слов, но отвечающая на все его вопросы. Ольга — холодный драгоценный блеск, Евгений — та самая жизненная искра. Вот такими он их видит. Скоро и кольцо неминуемо расплылось в неясное бледно-жёлтое пятно. Судорожно выдохнув, Владимир закрыл глаза.