Волчья ночь

      Забежав в подъезд, Чонгук, перепрыгивая через ступеньки, молился всем богам, чтоб Тэхена не было дома. Пусть это было трусливо и некрасиво, сбегать вот так вот, как какой-то вор, но лучше уж так, чем закатить перед старшим истерику, которую, омега не сомневался, не сможет сдержать, как бы ни старался. Залетая в квартиру и с облегчением отмечая, что альфа еще не вернулся, схватив свой рюкзак, Чонгук спешно закинул в него зарядку от телефона и документы, раздумывая, стоит ли забирать рисунки, решив в итоге взять лишь ту папку, в которой хранил портреты Кима, вытащив все же один, кладя его в стопку к другим своим картинам, которые решил оставить как память о себе (пусть это и было весьма эгоистично, но ему хотелось, чтоб хоть что-то напоминало альфе о своем присутствии в его жизни), после кинув в рюкзак сменные белье и джинсы, футболку и толстовку, лишь бы хватило на первое время. Совесть не позволяла брать хоть и номинально свои, но купленные на деньги Тэхена, вещи, да и некогда было паковать целые чемоданы, чай, не в путешествие отправляется, тут главное самое необходимое урвать.       Единственное, что Чонгук не смог оставить – это кулон, который ему подарил хен на первый день рождения. Украшение было простеньким серебряным «клыком» в изящной орнаментальной оправе на узкой серебряной цепочке, материальную ценность имея небольшую, но знача для самого парня несоизмеримо много: он не расставался с ним ни разу с момента, как альфа сам застегнул мудреный карабин, помогая растерявшемуся и счастливому волчонку справиться с выскальзывающей из тоненьких пальчиков цепочкой.       Закончив свои скромные сборы, омега в последний раз окинул взглядом свою теперь уже бывшую комнату, все также спешно закидывая на плечо рюкзак, вышел, тихо прикрыв за собой дверь, напоследок взяв со стола чистый белый лист и ручку. Что-то внутри тянуло, не давая уйти совсем уж без объяснений, и не придумав ничего лучше, Чонгук прямо в прихожей, нагнувшись над тумбой, выплеснул на девственно-белый лист все, что так сильно хотел сказать своему любимому альфе, но что теперь уже вряд ли произнесет когда-нибудь вслух. Глаза жгло, а строчки скакали по бумаге, делая ранее ровный и красивый почерк дерганным и слегка корявым: руки тряслись и никак не хотели крепко держать ручку. Именно сейчас, когда взгляд упал на стоявшую рамке фотографию, сделанную по весне, на которой были смеющийся над чем-то Тэхен, указывающий пальцем куда-то за макушку удивленного Гука и солнечно улыбающийся Чимин, который тогда и сделал их то совместное селфи, пришло какое-то странное умиротворение и чувство, что он все делает правильно, отпуская все то, что бетонным грузом лежало на душе: чтоб у этих двоих было больше счастливых моментов, Чонгук должен уйти и не мешать строить их собственную жизнь.       Дописывая последние строки, Чонгук резко дернулся от звука открывающегося замка. Парень похолодел: он не успел. Не успел, и теперь придется спешно сбегать и лгать прямо в глаза вернувшемуся Тэхену. Прикрыв глаза и задержав дыхание как перед прыжком со скалы, омега быстро свернул свое письмо, подхватывая рюкзак. Когда дверь открылась, парень уже был готов, собрав всю волю в кулак и спрятав все свои эмоции. Вот только глаза выдавали: взгляд бегал от застывшего в проеме альфу на незакрытую до конца дверь, которая манила, как оазис в пустыне. Пролепетав что-то о том, что ему срочно нужно в магазин, Чонгук, обходя стороной Тэхена, незаметно, поравнявшись с застывшим как изваяние старшим, кидая ему в карман кардигана записку, на последних шагах срываясь на открытое бегство, парень вылетел из квартиры, так и не услышав оклик хена. От бешеного бега по лестнице рюкзак сползал с плеча, хлопая по боку, а низ живота начало слегка тянуть, что напугало Чонгука чуть ли до паники, но заставить себя хоть немножко притормозить и сбавить шаг, он не смог. И лишь когда за спиной захлопнулась дверь машины ждущего все это время Джина, омега перевел дыхание, судорожно хватая ртом воздух, запрокидывая голову на мягкий подголовник, откидывая капюшон и убирая дрожащей рукой упавшие на глаза волосы.       Джин с немым любопытством наблюдал за будто увидевшим привидение парнем, смутно догадываясь, что причина всего – все-таки не вовремя вернувшийся домой альфа. Любознательная натура так и подмывала спросить, что же произошло, но тактичность быстро взяла верх, поэтому, решив отложить все расспросы на потом, он лишь заботливо поинтересовался, все ли в порядке и, дождавшись утвердительного кивка, плавно выехал с парковки, решив пока что ехать на работу, а там уже, в тишине и покое, думать, как быть дальше. Одно Джин знал точно: Чонгука он в беде не бросит. Волки своих не бросают.       Тем временем, дезориентированный спешным уходом Гука Тэхен ошарашенно смотрел на захлопнувшуюся прямо перед своим лицом дверь, не успев даже остановить волчонка, только вдогонку крикнув «Гуки, подожди», что, естественно, осталось либо не услышанным, либо успешно проигнорированным. Простояв в смятении в прихожей еще пару мгновений, альфа решил дождаться возвращения Чонгука, чего бы это ни стоило, и поговорить, как следовало сделать уже давно, а не бегать непонятно от чего. Потянувшись в карман за телефоном, он случайно подцепил и неровно сложенный листок. Кинув кардиган на вешалку, Тэхен, по пути на кухню развернул бумагу, желая удостовериться в его ненужности (наверняка это одна из множества листовок, которые он вечно не отказывается взять у различных рекламных агентов), чтоб с чистой совестью потом выбросить очередную макулатуру. Вот только лишь пробежавшись глазами по исписанному знакомым почерком листу, захотелось отбросить его, как ядовитую гадюку. Обессиленно привалившись поясницей к кухонному гарнитуру, все еще не веря, что все сейчас происходит на самом деле, альфа буквально впился глазами в прыгающие строчки. «Прости, хен. Все не должно было получиться так, и я действительно очень виноват перед тобой. Я хочу сказать тебе огромное спасибо за все. Ты – человек, который все эти годы делал для меня несоизмеримо много, все, чтобы я не чувствовал себя обделенным и ненужным, а я ответил тебе на это черной неблагодарностью. Прости, что полез к тебе. Прости, что не смог удержаться. Прости, что доставил столько проблем и неприятностей. Я не знаю, как у меня все еще хватает наглости писать тебе сейчас, но я подумал, что уйти, ничего не объяснив, было бы еще большим свинством. Наверное, все же неправильно вываливать все это на тебя, но я хочу хоть немножко рассказать о том, почему я так необдуманно поступил. Помнишь, когда-то давно я рассказывал тебе о своих родителях? Они были истинной парой. Это к тому, что так уж получилось, что мой волк выбрал своей парой тебя. От этого мне, к сожалению, уже не сбежать. Я знал это с самого начала, с первого дня, как только ты вошел впервые в мою палату. Я не могу описать, какое смятение и какую радость испытал тогда, несмотря на все произошедшее со мной. Это-то и стало причиной, по которой я согласился на твое предложение. Потому что волк, встретивший свою пару, уже никогда не сможет жить полноценной жизнью, если потеряет ее, а волчья верность – далеко не сказки. Прости, что так получилось, хен. Прости мое глупое сердце, которое решило выбрать именно тебя. Я столько раз хотел сказать тебе о том, как сильно я люблю тебя, но не мог. Сейчас же даже не имею на это право. Совсем скоро ты приведешь в этот дом свою пару, своего омегу, и знаешь, я искренне желаю, чтоб вы были счастливы, вы оба заслуживаете этого как никто другой. Вы – действительно прекрасная пара. Я же буду лишь напоминанием о совершенной ошибке, тем, кто будет только рушить все. Поэтому я хочу уйти. Не хочу, чтоб из-за меня и моей глупости ты был несчастен. Я навсегда сохраню в памяти каждый момент проведенных с тобой лет, каждую твою улыбку и каждый твой взгляд. Теперь у нас с тобой разные дороги и отныне я клянусь, что больше никогда не влезу в твою жизнь, как бы мне ни было плохо и горько жить без тебя. Ты – самое ценное, что есть у меня и так будет всегда.       Пожалуйста, береги себя, береги Чимина и просто будьте счастливы. А меня отпусти. По законам стаи я уже практически совершеннолетний, больше не нужно взваливать на себя опекунство, больше не нужно разрываться между долгом и сердцем. Прошу тебя, не ищи меня, это не приведет ни к чему хорошему. Обещаю, что сам найду тебя, как только придет время, ведь кто-то же должен будет познакомить тебя с твоим волчонком. Так что, видишь, я больше не буду один, и со мной навсегда останется самая главная частичка тебя, которую я уже люблю всем сердцем.       Еще раз прости меня, мой самый любимый и родной человек. Только сам я вряд ли прощу себя за чуть было не разрушенные твои отношения. Я больше жизни люблю тебя, Тэ. Прощай, свет моей души».       Тэхен в неверии пялился на листок и не мог полностью осознать, что он только что прочитал. Этого просто не может быть. Пожалуйста, скажите, что все это – всего лишь глупый розыгрыш, что Чонгук действительно просто ушел в магазин, решив таким образом отыграться за игнор последних недель. Ну не может все это сейчас происходить на самом деле! Не мог его маленький волчонок, его добрый и нежный малыш поступить так! Не мог столько скрывать и настолько сильно ставить его, Тэхена, на первое место! С громким и отчаянным «Блядь!» в стену полетела стоявшая рядом, под рукой, кружка, оглашая тяжелую тишину кухни звоном разлетающихся по полу осколков. Как же так, как он мог упустить все, что прямо под носом происходило?! Твою мать, Ким Тэхен, ты буквально совершил самый главный проеб в своей жизни. Отойдя от оцепенения, альфа загнанным зверем метался по комнате, тяжело дыша, иногда срываясь на бессильное рычание. Как тут быть спокойным, когда его омега, к тому же беременный (эта новость тоже шибала по сознанию похлеще бомбы), ушел неизвестно куда, не имея даже знакомых, к которым мог бы попроситься перекантоваться? Где теперь искать его? Как в глаза после всего этого смотреть и не сгорать от душащего чувства вины? Почему ушел именно сегодня и что сподвигло на такой отчаянный поступок? Тысячи вопросов без ответов, тонны переживаний и абсолютное незнание, что теперь делать и куда бежать. Но и сидеть сложа руки и ждать с моря погоды Тэхен не намерен. Хватит, насиделся уже с закрытыми глазами, вот что теперь вышло. И уж тем более он не собирается потакать этому глупому «не ищи меня». Найдет. Во что бы то ни стало найдет и больше ни на секунду не отпустит от себя. Злосчастное письмо, смятое в ладони, было бережно разглажено и убрано обратно в карман напоминанием на всю оставшуюся жизнь о своей беспечности, слепоте и неумению вовремя выползти из своей глухой раковины. И вообще, было до боли горько осознавать, что из них двоих именно Гук оказался более зрелым и честным в своих чувствах, сделав и первый шаг, и поставив точку, переступив через себя, наплевав на свое будущее в угоду счастью своей пары. В голове не укладывалось, сколько всего вымучал, скрывая свои мысли, его волчонок, не имея никого, с кем можно поговорить, и без которого теперь стал весь свет не мил. Истинно говорят: что имеем – не храним, а потерявши – плачем. Никогда бы Ким не подумал, что чувство потери будет так адски рвать в клочья душу, никогда даже и не подозревал, насколько сильно он зависим от своего мальчика. От осознания, что упустил не только его, но и их будущего ребенка, так больно, что кричать хочется, только некогда себя жалеть, время идет, утекает, как вода сквозь пальцы, а он еще даже элементарно не подумал, куда мог уйти волчонок. Единственным вариантом показалась кофейня: пусть это и было глупо, но больше на ум ничего не приходило, да и теплилась надежда, что если самого парня там и нет, то он хотя бы мог сообщить своему работодателю о своем новом месте жительства. Как бы ни стыдно было признавать, но за все время у Тэхена не возникло даже мимолетной мысли поинтересоваться, почему Чонгук так ни с кем и не подружился и есть ли у него на работе хоть кто-то, кого можно назвать если не другом, то товарищем. Хорош опекун, ничего не скажешь.       Не удосужившись даже убрать осколки разбитой кружки, Тэхен спешно покинул квартиру, всю дорогу до кофейни тщетно набирая номер Гука, раз за разом слыша бездушное и механическое «Абонент не доступен». Внутри кипело беспокойство и, почему-то, злость: на себя, что не желал замечать очевидные вещи, на Чонгука, который до последнего скрывал свои чувства (хотя теперь уже то его изможденно-нежное «Я люблю тебя, Тэ», сказанное после проведенной вместе ночи, уже не казалось сном, а себя снова захотелось ударить за глупость) и умудрился умолчать о беременности. Но все же, на себя альфа злился несоизмеримо больше, до чернильно-красной пелены перед глазами, до сведенной судорогой грудной клетки, и если бы была возможность отмотать время хотя бы на день назад, то он непременно бы попытался все исправить.       Дверной колокольчик на входе в кофейню заливисто звенел, оповещая о новом посетителе. К слову, с последнего сегодняшнего визита здесь ничего не успело измениться: все так же мало посетителей, а в воздухе витает по-особенному уютная, немного сонная атмосфера, будто время замерло в ожидании разрешения с двойной скоростью начать свой неутомимый бег. Бариста за стойкой лишь невзначай мазнул взглядом по постоянному посетителю, который нервно озирался по сторонам в поисках чего-то или кото-то, словно не решаясь пройти дальше. Несколько секунд замешательства – и альфа уже стоит возле стойки, прося срочно проводить его к управляющему «по не требующему отлагательств вопросу».

***

      Горячая кружка с ароматным травяным чаем приятно греет почему-то озябшие руки, а легкий пар, поднимаясь, растворяется легкой дымкой, оставляя еле уловимый дух ромашки. Чонгук, пребывая в своем собственном туманном мире, с трудом концентрируясь на вопросах, задаваемых Джином, отвечал невпопад, отстраненно и явно не вслушиваясь. Сейчас он занят концентрацией на ощущении тепла под пальцами, которые, закутанные в длинные рукава толстовки, и обнимающие кружку, все равно ледяные, будто у только вошедшего с мороза человека. Отвлекись он хоть немного – и снова накатит боль и отчаяние, а этого ой как не хотелось. Уж лучше чай, интересные завитки пара и доносящийся как через водную толщу голос руководителя и, видимо, по совместительству временной няньки для потерявшегося в самом себе омеги.       Джин же пытался добиться хоть сколько-нибудь внятного ответа на свой вопрос «Есть ли куда идти после побега из дома», но пока единственная реакция, которую он видел – запоздалые кивки, и пустое «Да, хен». Волку казалось, что предложи он сейчас Чонгуку что-то по типу пожизненного рабства или ограбления банка – ответ будет тот же. В итоге, временно бросив безуспешные попытки достучаться до младшего, Джин вернул свое внимание к отчетам, сверяя последние расходные показатели, настолько углубившись в расчеты, что даже вздрогнул, когда в кабинете тихо, но отчетливо прозвучало: - Сокджин-щи, разрешите мне сегодня переночевать в своем кабинете? Я понимаю, что это наглость с моей стороны, и я и так доставил Вам слишком много проблем. Завтра я обязательно займусь поиском квартиры. – Потерянный Чонгук, до которого, казалось, только сейчас дошло, что скоро день сменится ночью, а идти-то теперь некуда, с немой мольбой смотрел на Джина, как на свою последнюю надежду. - Чонгук-и, я хотел тебе предложить пожить у нас с Юнги (это мой муж), и тебе будет чем отвлечься, да и я буду спокоен, что мой муж не будет так тосковать, пока меня нет. Он у меня в положении и сейчас из-за гормонов часто грустит, оставаясь в одиночестве. Как тебе такой вариант? – Джин испытующе смотрел на Гука, задумчиво прикусившего кончик большого пальца, ожидая ответа. - Не знаю, Сокджин-щи, не думаю, что это будет уместно. Не хочу стать вашей семье обузой. Тем более, не хочу стать причиной ваших разногласий. – Волка, собиравшегося возразить, неожиданно прервал стук в дверь и робко заглянувший бариста: - Прошу прощения, господин Ким, к Вам посетитель. Говорит, что это срочно.       Джин, мимолетно глянув на уткнувшегося взглядом в уже остывшую кружку Гука, отодвинул папку с отчетами и велел пригласить посетителя.       С этого момента время словно остановилось совсем. Тэхен, буквально проглотив вежливое «Здравствуйте», споткнулся взглядом о Чонгука, совершенно не ожидая, что увидит своего волчонка так скоро. Казалось, вместе со временем остановилось и его сердце, а с губ слетело тихим шелестом «Гук-и» при виде сжавшегося в комочек, будто не желающего, чтоб его заметили, парня. Само собой, Чонгук почувствовал Тэхена, как только тот переступил порог кабинета. Омеге и смотреть было необязательно, он каждой клеточкой тела ощущал на себе впившийся в него взгляд, а тот самый родной запах леса, его дома, по которому он уже отчаянно скучал, забивал легкие, обволакивая разум. Джин смотрел на развернувшуюся прямо перед ним практически немую сцену с легкой долей интереса, вот только злость на вошедшего была подобна цунами: этот альфа трижды посягнул на то, что волки считали святым – причинил боль своей паре, не признавая ее, пометил омегу и допустил сцепку, не оставляя за собой никаких обязательств и упорно (намеренно или нет – неважно) игнорировал тот факт, что под сердцем омеги зародилась жизнь. Утробное рычание непроизвольно клокотало в горле: волк не хотел вмешиваться, но вбитые с рождения постулаты о священности своих пар, детей и омег – не то, что можно запросто спустить с рук. Как представитель волчьей городской общины Джин имел полное право защищать своего сородича. Но только взглянув на испуганно вздрогнувшего Чонгука, все также обреченно сжимающего до побелевших костяшек пальцев кружку, так и не поднявшего взгляд ни на одного из присутствующих, идти на радикальные меры резко перехотелось. Тем более, волчонку в его положении ни к чему лишние разборки и волнения. - Чонгук-и, возьми, пожалуйста, эти документы и внеси последнюю сводку в расчетный табель. – Сокджин мягко, но настойчиво обратился к омеге, намекая, что сначала сам хочет поговорить с Тэхеном. - Джин-хен, не надо, пожалуйста. – Чонгук, не замечая, что не совсем подобающе обратился к начальнику, уже едва ли не трясся, нервы, натянутые крепкими струнами, с каждой секундой слабели, а силы покидали с каждым вздохом. Он боялся того, что придется все-таки поговорить со своим альфой, к тому же, совсем не ожидал, что его обнаружат так скоро. О, как же страшно ему было! Наверное, такого ужаса не было с той самой ночи, когда не стало родителей. - Чонгук. Иди. Я тебе обещаю, что все будет хорошо. – Джин просил ласково, давая понять, что нет никакой угрозы, вот только это мало помогало. Встав через силу, еле сдерживая нервную дрожь, снова ощущая себя побитым щенком, Чонгук все-таки взял папку с документами, и настороженно, с явной опаской обойдя молчавшего шокированного Тэхена, покинул кабинет.       Как только омега вышел, с Джина спала вся его добродушность, уступив место ожесточившемуся хищнику, а Тэхен выпал из охватившего его оцепенения. Напряжение в комнате было мощным и плотным, почти физически осязаемым, а сцепившиеся в битве ауры двоих альф не желали уступать, душа своей энергетикой. Глаза в глаза, зеркально отражая бушующую на дне зрачков бездну. Молчание затягивалось, а атмосфера накалялась лишь сильнее с каждой секундой, грозясь взорваться, как водородная бомба, оглушительно и неотвратимо, пока Тэхен сквозь зубы не нарушил тишину: - Что здесь происходит? – Волк лишь пренебрежительно скривился, уже предвкушая, как морально потопчется по своему собеседнику, сбивая с того спесь. - А это хотелось бы спросить у тебя. Что происходит, если твой омега, по совместительству мой сородич и сотрудник моей кофейни ходит меченный, беременный, с каждым днем угасая, как неизлечимо больной, а потом приходит ко мне, отпрашивается домой забрать вещи, чтоб покинуть свой дом и своего альфу, чтоб добровольно уйти от своей пары, зная, что это верное затяжное и крайне болезненное самоубийство? – Джин не жалел, делился убойной дозой язвительности и сарказма, с наслаждением наблюдая, как его альфа напротив мрачнеет с каждым словом, с трудом удерживаясь, чтоб не сцепиться с превосходящим его по силе противником. -Во-первых, с каких пор мы перешли на «ты»? Во-вторых, если на то пошло, то наши личные проблемы тебя не касаются. Я пришел узнать о Чонгуке. Но раз уж он здесь, мне не нужно его искать. Мы просто уйдем домой и свои недомолвки решим сами. – Оба альфы все еще сверлили друг друга взглядами, ни на секунду не давая слабину, отчего, казалось, искрился сам воздух. Джин с трудом держал на цепи своего волка, но его терпению понемногу приходил конец. - Все это мое дело до тех пор, пока я представитель совета общины. И я сейчас свободно могу бросить тебе вызов и разорвать на клочки к чертям собачьим прямо в этом кабинете, омыв его твоей кровью. Но я этого не сделаю. Пока не сделаю. Но не потому, что мне жаль тебя, а только ради Чонгука. Он не заслуживает этого. Ему и так хватает всего того дерьма, которое даешь ему ты. И уйдет он отсюда с тобой только в том случае, если сам этого захочет. Иначе, уж поверь, ты даже до конца коридора дойти не успеешь, как я перегрызу тебе глотку. Запомни раз и навсегда, Ким Тэхен, раз уж за все годы проживания с волком ты не удосужился узнать прописные истины, то слушай сейчас: омеги, дети и понятие пары у волков неприкосновенны. За нарушение хотя бы одного этого пункта в стаях убивают даже без суда. Ты же облажался по всем имеющимся. Мне уточнить конкретнее или сам догадаешься? – После этих слов Тэхен почувствовал себя еще более пристыженным и виноватым, чем был до этого. Одно дело упрекать самого себя, а другое – услышать из чужих уст, и как бы не бесил его этот высокомерный волк, но в чем-то он был прав, хотя признавать его правоту и было тяжело. Пальцы сами собой сжимались в кулаки, оставляя на ладони следы от ногтей, а смотреть на расслабленного собеседника, вальяжно опирающегося спиной на стол и скрестившего на груди руки, источающего просто тонны чувства собственного превосходства, было крайне неприятно. - Я знаю, что я виноват перед Чонгуком. Но повторяю еще раз: мы решим все сами. Я лишь хочу поговорить с ним. Я не собираюсь насильно привязывать его к себе или заставлять что-то делать. Мне просто необходимо понять, почему он ушел, почему ничего не сказал о ребенке и почему все это так внезапно. – Джин, если б мог, с удовольствием бы сделал жест рукалицо, ибо этот альфа либо вообще по жизни пропускал всю информацию мимо глаз и ушей, либо только прикидывался по той причине, что так проще сбежать от проблем. - Ммм, ну знаешь, на месте Чонгука любой бы сбежал. Только конченный дегенерат додумается делать предложение другому там, где работает его пара, которую жестко игнорируют и не признают. И вообще. Ты меня хоть немного слушал? Хоть слово в твоей голове задержалось или же я здесь впустую распинаюсь?       Однако Тэхену было уже глубоко плевать и на Джина, и на его ядовитые упреки. Он весь подобрался, емко выдохнув в никуда излюбленное за последнее время «Блядь», устало прикрывая глаза. По сердцу острым ножом прошлось осознание, что Чонгук видел их с Чимином. Видел и, сделав единственный, по его мнению, логичный вывод, решил самоустраниться. Ну еб твою мать, Тэхен! Сколько раз ты еще проебешься, прежде чем окончательно пустить все по пизде? Нестерпимо захотелось покурить, вдохнуть порцию горького сизого дыма, но еще больше хотелось объяснить все Чонгуку, поговорить, наконец, не прячась и не бегая. Оправдываться же перед незнакомым суровым Джином наоборот не хотелось: сейчас то, что о нем подумает этот волк – последнее, что волновало Тэхена. Первым в списке всегда был и будет Чонгук: его мысли, желания, мнение и чувства. И так слишком часто этим пренебрегалось под давлением мнимой правильности, которую навязывали стереотипы и самовнушением о том, что омега слишком юн и сам еще не ведает, чего именно хочет. Поэтому, не удостоив Джина хоть какими-то объяснениями, Тэхен требовательно поинтересовался, где находится кабинет Чона. И лишь услышав буквально вытянутое из себя с усилием и четкое «В конце коридора, через дверь от этой», спешно сорвался с места, игнорируя брошенное следом вдогонку донельзя серьезным волком: - Если Чонгук еще раз хоть одну слезинку проронит из-за тебя, мы всей общиной против тебя встанем.