***
— Вы не находите, что ваши методы… не вполне разумны, советник Кэйсюк. — Наша первостепенная задача — обеспечить Коуке благополучие и неприкосновенность, принцесса Йона. И для этого нам необходимо, чтобы Его Величество достойно отыграл свою роль. — Вы говорите так, словно уже примирились с тем фактом, что ему осталось недолго. Неужели он для вас всего лишь средство для достижения заветной цели? Этот сильный выразительный взгляд ошеломлял своим поразительным спокойствием. Каждый раз, когда она смотрела вот так, советнику становилось дико не по себе. До сих пор с трудом верилось, что та легкомысленная избалованная девица, каковой он её помнил по старой памяти, и эта преисполненная завидной выдержки и хладнокровия принцесса — один и тот же человек. — В первую очередь, Его Величество — король, правитель страны, и лишь после уже всё остальное. Это его собственные слова, и я полностью с этим согласен. — Именно об этом и речь, — продолжала настаивать Её Высочество. — Если Сувон настолько ценен для вас в роли короля, не вернее ли было хотя бы не позволять ему так сильно изводить себя? Я лично провела три дня в его кабинете, вы не забыли? И что я там обнаружила? При такой нагрузке, удивительно, что он не слёг ещё раньше. Неужели среди дворцовых служащих всё до такой степени плачевно, что правитель вынужден самолично разгребать все те внушительные завалы писем, прошений и всевозможных бумаг? Подле вас настолько мало действительно преданных общему делу сторонников? Или вы сочли, что для этого будет достаточно одного только Сувона, а всё остальное удастся решить грубой силой? В этом вы бесспорно хороши, вспоминая недавнюю попытку по-тихому устранить Хака. Однако вы всё больше разочаровываете меня, господин советник. Благополучие Коуки важно далеко не только вам, и от этого также зависят жизни множества людей, включая простых мирных жителей. Так что довольно странно, согласитесь, поставив все на Сувона, заботиться о нём столь пренебрежительно. Удивительно, но, несмотря на содержание её слов, в речи принцессы не было ни капли яда — лишь открытый и даже вполне обоснованный упрёк. Ей был явно не по душе факт вынужденного присутствия Его Величества на погребальной церемонии в столь неважном состоянии. Однако маневр повторного прикрытия в её лице дважды не сработает, в особенности после того, что произошло. В замечаниях Её Высочества бесспорно имелся здравый смысл, но, увы, когда речь заходила о глубокой и кропотливой работе ума, всякая помощь Его Величеству приносила скорее больше вреда, чем пользы. И, чтобы результат этих трудов был исключительно плодотворным, лучшее, что можно было сделать — своевременно предоставлять ему всё необходимое и просто не мешать. Ключевые аспекты, конечно, выносились на более широкое обсуждение, однако со временем советник стал замечать, что порой и сам уже не поспевает за скоростью мыслей молодого короля. Принцесса продолжала требовательно смотреть на него, дожидаясь ответа. Кэйсюк, разумеется, мог бы изложить ей свои контраргументы, но это грозило тем, что он попросту загонит себя в тупик. Ведь, как ни крути, но кое в чем Её Высочество всё-таки права. И тот бесстрастный тон, которым была озвучена эта правда, будил в советнике тихую бессильную ярость к самому себе. Он прекрасно знал, как мучилась матушка господина Сувона от этого проклятого недуга, оттого-то Клан Неба так и преуспел в искусстве врачевания. Очень долгое время казалось, что этого будет достаточно, и что так им удастся нивелировать ущерб от этой хвори той мечте, которой грезил господин Юхон. Но потом исчезнувшая было принцесса объявилась вновь, в окружении легендарных Драконов. Да и сама она преобразилась настолько, что стала всё сильнее походить на не менее легендарного короля Хирью. И это постепенно подтачивало былую уверенность в том, что им — всего лишь простым смертным — действительно под силу одолеть болезнь, пришедшую вслед за тем, кто, согласно той самой легенде, спустился с небес. — Хорошо, принцесса Йона, и что же вы предлагаете? — спросил Кэйсюк абсолютно бесстрастно. На строгом лице Её Высочества отразилось неподдельное изумление, и советник удовлетворённо хмыкнул, довольный тем, что не прогадал в выборе ответа. Судя по реакции, она ожидала несколько иного, но он рассудил, что не стоит продолжать диалог на заведомо проигрышных условиях. Однако эта маленькая победа продлилась недолго. Взгляд аметистовых глаз вновь наполнила прежняя решимость, а по спине советника пробежался предостерегающий холодок. Принцесса подошла ближе, и, невзирая на то, что эта хрупкая девушка смотрела на него снизу-вверх, Кэйсюк ощутил, как невольно съёживается под этим пылающим — будто какой-то мистической силой — взором. Словно на него смотрит вовсе не юная дочь покойного короля Ила, а нечто гораздо более грозное, видящее насквозь все его замыслы и страхи. Мимолётное, но неимоверно острое чувство развеялось под звуки её строгого голоса: — Я предлагаю вам кардинально пересмотреть распорядок его дня, время отдыха и всерьёз задуматься о вверении части его повседневных обязанностей в иные руки. Кроме того, советник Кэйсюк, я настоятельно рекомендую вам начать наконец доверять мне чуть больше, иначе этот союз ничем хорошим не кончится. Вы помогли Сувону лишить жизни моего отца, и не стоит питать иллюзий — я об этом не забыла. Однако, приняв во внимание обстоятельства и факты, я вынуждена была признать, что Сувон и правда вовсе не дурной правитель. Поэтому я решила поставить благополучие страны выше личных обид и отказалась от мести, — её глаза выразительно сверкнули, — так не заставляйте меня об этом пожалеть. Не сказав больше ни слова, Её Высочество коротко кивнула и удалилась прочь, оставив советника метаться в новом вихре клокочущих чувств в одиночестве. Уже не получалось убеждать себя, что принцесса беспомощна и бесполезна, и что она не способна вести за собой людей, объединяя и направляя их не хуже Его Величества Сувона. Он по-прежнему отчаянно пытался, но чем больше её узнавал, тем меньше верил этим агонизирующим выкрикам накрепко устоявшихся представлений. Но, что особенно скверно, так это постепенного нагонявшее советника осознание — ещё немного, и он действительно начнёт доверять ей. И, вполне вероятно, гораздо сильнее, чем следовало бы.***
Бесспорно, это уже начинало, откровенно говоря, раздражать. Вернувшись в свои покои, Кэйсюк присел на кровать и принялся обдумывать только что увиденное. Изначально предполагалось, что, оказавшись вне дворцовых стен после смерти своего отца, принцесса долго не протянет. После того донесения из Клана Огня об их с Громовым Зверем падении с обрыва, на какое-то время о ней удалось благополучно позабыть. Но после, когда она вновь объявилась, устранить её оказалось уже далеко не так-то просто. Ведь теперь, помимо зверски опасного личного телохранителя, Её Высочество берегли ещё и Драконы. В их силе советник уже успел убедиться самолично, но вот каков ход их мыслей? Какова ключевая мотивация? Почему они вообще пошли за принцессой и столь глубоко преданы ей? Неужели всему виной та самая драконья кровь, что по легенде наделила их этим божественным могуществом? Или здесь было что-то ещё? Часто видеть принцессу в окружении её защитников нынче не позволяли обстоятельства, по прекрасно известным причинам. Но, судя по тем крупицам сведений о том времени, пока она ещё не вернулась во дворец, они были довольно близки. Только вот насколько крепка эта близость? И одинаково ли она равноценна в отношении каждого из них. Как не крути, Её Высочество — юная девушка, а они — молодые мужчины в рассвете сил. Кто-то из них был моложе, кто-то постарше, но всё же, учитывая обстоятельства, они наверняка провели вместе далеко не одну ночь, и кто знает, насколько близким было это «вместе». Увиденное недавно невольно наводило на эти мысли, ведь, хоть объятие и продлилось недолго, но те двое прикасались друг к другу с искренней теплотой и полным доверием, а озвученные принцессой слова лишь подкрепляли внешнее впечатление. Эти люди, похоже, и правда стали для принцессы Йоны новой семьей, но даже в столь малом освещении трудно было не заметить, что Рёкурю обнимал её вовсе не как любимую младшую сестрёнку. Возможно, Кэйсюк смог это понять, потому что они с ним были примерно одного возраста. Но, возможно, и потому, что в каком-то задушенном уголке своего бестрепетного сердца желал того же, пусть и по иным причинам. Советник испытывал к принцессе вовсе не трепетное светлое чувство, а банальную привязчивую похоть, которую, разок хорошенько утолив, можно вполне легко и унять. Во всяком случае, так Кэйсюк полагал сейчас. Но, вероятно, дело было ещё и в том, что перед ним Её Высочество держалась так достойно, что он был вынужден начать наконец воспринимать её всерьёз; не просто как удачное подспорье для мести за убиенного короля Ила в чьих-то алчущих крови руках, а как полноценную самостоятельную личность. И, незаметно для самого себя, Кэйсюк стал рассматривать принцессу с таких ракурсов, о которых прежде ни за что бы не рискнул и помыслить. Очень долгое время он считал её избалованной ветренной простушкой, и та капризная девица была способна вызывать в нём лишь одно чувство — стойкое раздражение. Но теперь… Этот холодный волевой взгляд, эти преисполненные воистину королевской выдержки жесты. Нынешнее поведение Её Высочества на публике не шло ни в какое сравнение с тем, как она раньше носилась по дворцу, повинуясь любому сиюминутному порыву. О нет, теперь это была строгая и сдержанная особа благородных кровей, речи и деяния которой являли собой отнюдь не пустой звук. Как бы то ни было, в данное время Кэйсюк имел честь лицезреть её именно такой, так как вести себя с ним иначе у Её Высочества не было ни единого повода. Однако собственные сны советника считали иначе, настойчиво кормя отчаянно бунтующий разум неимоверно яркими образами. В них так же, как и наяву, были и алые волосы, и аметистовые глаза, только вот во сне эти аккуратно уложенные локоны становились влажными от жара разыгравшейся страсти, а холодный твёрдый взгляд лучился таким наслаждением, что и святой бы поддался. А Кэйсюк святым не был и близко. И ключевая сложность сейчас состояла в том, что выкинуть принцессу Йону из своих мыслей напрочь он себе позволить не мог в силу занимаемой при дворе должности, но во сне она являлась к нему вовсе не за прояснением деталей заключенного между ними союза или уточнением, в каком же направлении они намерены развивать дальнейшую политику страны. О нет. Он всё прекрасно понимал, как и то, что это непременно пройдет со временем. Однако во время ближайшее — особенно завтра — ему требовались здравый ум и свежая голова. Но теперь советник был почти уверен, что стоит ему только сомкнуть глаза, забывшись сном, и там снова будет она. И, весьма вероятно, всё в итоге вновь обернется далеко не самым мирным пробуждением. Недовольно нахмурившись, советник ослабил свой пояс, решив, что лучше уж так, чем испачкаться по новой. О том, почему Её Высочество разгуливала неподалеку посреди ночи, да ещё и в компании одного из Драконов, он непременно ещё поразмыслит, но прямо сейчас ему хотелось думать о ней лишь в одном качестве — как о средстве скорейшего усмирения своего обострившегося… беспокойства. Хватило всего пары прикосновений, чтобы ощутить, как взбудораженная плоть затвердевает в ладони, наливаясь разгоряченной кровью, а пары свежих воспоминаний из недавнего сновидения — чтобы она ударила и в голову, вытеснив наконец все сложные противоречия вожделением. Прикрывая веки, он видел её так чётко, будто и правда ощущая под пальцами притягательную мягкость упругой кожи, а на губах — дерзкий поцелуй. Этот упоительный морок держал советника буквально на грани абсурда, такого живого, пронизывающего, словно насквозь. И, когда его наконец накрыло потрясающе яркой разрядкой, Кэйсюк расслабленно уронил спину на кровать в полнейшем удовлетворении. Вслушиваясь в гулкие удары своего сердца, советник осознал, что жужжание назойливых мыслей совсем стихло, равно как и все прочие мысли вообще. Голова опустела, а тело мелко подрагивало в приятной усталости. И, благоразумно заключив, что лучшего шанса уснуть этой ночью вряд ли предвидится, он решил больше не оттягивать с этим и принялся готовиться ко сну.