«Вера в абсолютную непогрешимость своего знания — первый шаг к кромешному невежеству».
Фей-Луанг, жрец Благоденствия.
***
— А-а! Немного поодаль послышалось громкое шуршание и слабый грохот. Судя по голосу, там была какая-то юная девица. А судя по звукам и последовавшей за ними возне, она ещё и напортачила. Советник вздохнул, подумав о том, сколько же все-таки вокруг раззяв и неумех, и тихо шагнул к стойке, где находилась пока неизвестная ему виновница образовавшегося беспорядка. Смотритель королевской библиотеки наверняка не обрадуется, если из-за этой оплошности пострадает какая-то рукопись. Да и сам советник не рекомендовал бы спускать подобное с рук. Намеренный или нет, проступок есть проступок. И тому, кто его совершил, стоит непременно пояснить, что за такое обычно следует наказание. Вопрос степени тяжести того и другого не менее важен. Но если человек привыкает к безнаказанности, полагаться на него в дальнейшем считай уже нельзя. Он становится либо бесполезным работником… либо деспотичным тираном. Тут уж зависит от занимаемого им положения и степени амбиций. В случае смотрителя библиотеки, увы, имела место как раз излишняя мягкость, когда доходило до выговоров и порицаний, за которыми по-хорошему должно следовать некое «назидательное поручение». А когда дело касалось некой миловидной девицы, этот старик справлялся особенно скверно, так как, кажется, питал к таковым особую слабость. И раз уж советник оказался здесь сам в такой момент, возможно, будет не лишним хотя бы взглянуть на это «небольшое происшествие». Сделав ещё пару шагов в нужном направлении, он осторожно заглянул за стойку, возвышавшуюся над ним на две головы. И тут же вздохнул снова. Знакомое роскошное одеяние, расшитое красочным цветочным узором. Знакомые движения проворных изящных рук. И, разумеется, до рези в глазах знакомые пряди алых волос, отливавших янтарными бликами в свете полуденного солнца. Похоже, на сей раз это был тот случай, когда делать выговоры и даже вежливые замечания мало кто вправе. Хотя по сути того и не требовалось, ведь она не бросила всё как есть, сочтя подобное занятие ниже собственного достоинства. Несмотря на то, что она скорее всего не знала верного порядка расстановки оброненных ею книг, Её Высочество укладывала их старательно и ровно. Что-то, в чем она не сомневалась, возвращалось на полки сразу, что-то — откладывалось чуть поодаль в аккуратную стопку. Даже реши он сейчас уколоть её некой издевкой насчет несоответствующей королевской особе нерасторопности, её, наверное, нисколько не проймет. Поскольку принцесса и так уже сама устраняет последствия допущенной оплошности. Кроме того, взгляд и разум советника были слишком сильно увлечены её созерцанием. Настолько, что он сам не заметил, как выдал свое присутствие случайным шорохом. — Кто там? — встрепенулась принцесса, обратив взор к краю стеллажа. Советник безмолвно обругал себя за неосторожность и, сделав ещё шаг, показался ей. — Вы? — выдохнула она в удивлении. — Принцесса Йона, — поприветствовал он с легким поклоном. — У вас ко мне некое дело? — поинтересовалась Её Высочество, отложив ещё одну книгу в сторону. — Пока нет. Я заходил сюда по иному вопросу. И уже собираюсь уходить. — О, ясно, — она отвела глаза и вдруг о чем-то задумалась, приложив пальцы к подбородку. — Получается, вы пришли на созданный мною шум. Прошу прощения за этот беспорядок. Помощник смотрителя сказал, что где-то здесь я смогу найти интересующую меня книгу. — Почему вы просто не поручили ему или кому-то ещё ее для вас отыскать? — Потому что я могу и сама это сделать. У этих людей хватает дел и без меня. Кроме того, это не слишком уж важно. Это всего лишь косвенная зацепка. — Зацепка? Она повернулась к нему и заглянула прямо в глаза. Советник вздрогнул. Но не успел он даже предположить, что же означает этот взгляд, как принцесса продолжила: — Помните ту нелепую байку, которую озвучили нам послы Южного Кая во время встречи? Разумеется, он помнил. — И? — Мне вдруг пришла мысль о том, что основывалась она, вполне возможно, и на некой действительно существующей в их истории легенде. — Даже если и так. Что с того? — В таком случае я хотела бы взглянуть на оригинал. Поскольку в их версии может быть что-то, упущенное летописцами Коуки. Также, возможно, в Кае имели место некие провидцы, оставлявшие после себя какие-то пророчества. — Пророчества? — уточнил Кэйсюк, не скрывая своего скептицизма. — Вы всерьез решили удариться в изучение сказок и легенд? Сейчас? Она обожгла его ледяным взглядом и с не меньшей холодностью в голосе ответила: — По-вашему, я похожа на малого ребенка, которому вдруг вздумалось поразвлечься чтением красочных небылиц? Или вы станете отрицать всё, что видели собственными глазами? Разумеется, если воспринимать всё написанное неким, жившим века назад, человеком буквально, никакой особой ценности это знание не принесет. Но уж не забыли ли вы, что Драконы тоже некогда являлись всего лишь персонажами одной из таких «сказок»? Она замолчала, а он не спешил нарушать это молчание. Принцесса продолжала смотреть на него холодно и строго, открыто демонстрируя свою решительность. Кэйсюк понимал, что она уже не дитя, и что ею движут отнюдь не детские капризы. Однако для него самого такого рода источники никогда не казались чем-то, стоящим особого внимания. Но, глядя на неё сейчас, он стал невольно признаваться себе в том, что, скорее всего, упирается в свои собственные предрассудки. Принцесса вздохнула, прикрыв глаза. Её лицо несколько смягчилось. Похоже, поддержание этого грозного образа отнимало у неё немало сил; он уже не раз замечал, что в такие моменты она порой выглядела довольно уставшей. Для Кэйсюка уже давно не секрет, что по сути Её Высочество заставляет себя примерять этот не самый приятный ей облик. Из-за него. Либо ему подобных. Будучи в окружении дорогих ей людей, или тех, кого она мерзавцами не считала, принцесса Йона выглядела гораздо более… светлой. — Послушайте, — заговорила она вновь, — я понимаю, что вас такого рода вещи едва ли могут занимать. Но в последнее время мне не дают покоя те слова… о том, что некогда Коука и Кай были единым крупным государством. Я вдруг поймала себя на мысли, что знаю об этом катастрофически мало, поскольку в прежней своей жизни не имела веского повода глубоко таким интересоваться. Но вскоре нам предстоит столкнуться с той самой страной, когда-то бывшей единым целым с нашей. И мне хочется узнать об этом побольше, пока у меня есть такая возможность. Понимаете? Если Коука и Кай ранее были едины, что же послужило причиной случившегося раскола? Какие раны наши предки друг другу нанесли? И как смотрели на то, что долгое время воспринималось исключительно, как вы сказали, сказками. Я и не жду, что исторические хроники и сборники древних легенд откроют мне все ответы. Но я хочу получше подготовиться к тому, с чем мне предстоит столкнуться. Только и всего. Кэйсюк лишь протяжно хмыкнул в ответ, и Её Высочество это несколько рассердило. Она слегка поморщилась и нахмурила брови, похоже, приняв это за красноречивое проявление пренебрежения. Но, когда он шагнул к полке с книгами, не обращая на неё больше внимания, помедлила с высказываниями. Пальцы советника пробежались по нескольким корешкам ветхих переплетов, и спустя пару мгновений он извлек с полки один темный манускрипт. — В таком случае, думаю, это подойдет, — сказал он, протягивая ей книгу. — Я уже читал её когда-то, но, как вы верно заметили, меня «такого рода вещи едва ли могут занимать». Я не нашел здесь ничего примечательного для себя. Но, возможно, вам повезет больше. Принцесса искренне изумилась этому жесту. За один долгий миг на её лице сменилось несколько ярких выражений. И все они были по-своему прекрасны, что уже отзывалось в груди советника некоторым волнением. Удивление сменилось недоумением, после чего смущение расцвело на её щеках легким румянцем. Он был едва заметным, но Кэйсюк уже давно привык уделять внимание мелочам; а когда дело касалось её, так обычно выходило само собой. Хотя это наверняка было всего лишь проявлением малого стыда, от того что она сейчас едва удержала себя от некоего не слишком сдержанного замечания в его адрес. Мысль об этом вызвала у него усмешку, но советник позволил себе усмехнуться лишь про себя. Её Высочество поднялась во весь рост, отойдя от стопок с упавшими книгами, и протянула руку, чтобы принять ту, которую держал Кэйсюк. — Б-благодарю, — сказала она, коснувшись шершавого переплета. Однако, помимо этого, принцесса случайно коснулась и руки советника. Он стиснул челюсти, запрещая себе сейчас думать о чем-либо. Но она, похоже, почувствовала, как он напрягся, и обратила взор к его лицу. И было в этом взгляде что-то странное. Но что же именно, Кэйсюк пока не понимал. — Вам нехорошо? Вы так резко побледнели… — произнесла она вдруг. И участие, отразившееся на её лице, тоже показалось ему странным. Но ещё больше поражало то, что она по-прежнему не одернула руку. — Со мной всё в порядке, — выдохнул он, чувствуя, как то неясное ощущение крепнет. — Правда? — сказала она, слегка погладив тыльную сторону его ладони. Её лицо вновь изменилось. И то сочувственное выражение, что он видел сейчас, та мягкость, с которой принцесса на него смотрела… отозвались в нём всколыхнувшимся импульсом. Кэйсюк сделал ещё шаг к принцессе, отложив в сторону бесполезную теперь книгу, и завел руку ей за спину. — Конечно же, нет… — произнес советник в дюйме от её губ. Она грустно улыбнулась ему, после чего советник поцеловал её. Принцесса была такой податливой, как, пожалуй, никогда. Кэйсюк даже не заметил, как оказался уже вовсе не в королевской библиотеке, а посреди залитого отблесками походной жаровни шатра. Её Высочество лежала перед ним, полностью нагая. Дышащая страстью и каким-то непривычным теплом. Её взгляд был настолько нежным, настолько открытым для него, что Кэйсюк совершенно не верил тому, что видел. Но даже так, устоять он всё равно не мог. Принцесса протянула к нему руки, приглашая в свои объятия, и он окунулся в них, погрузившись в мучительное томление. Утопая в аромате пламенных волос, обволакивая слух сладостными стонами, и упиваясь недозволенной ему лаской, на какое-то мгновение советник смог наконец забыться. Пусть ненадолго, пусть не наяву, но он всё же испытал толику облегчения. Правда после, когда он проснулся ранним утром, едва не околев от холода, единственное, что испытывал советник Кэйсюк — вкус досадного разочарования.