Жизнь тому назад

Соло обращается многоголосьем — Айзеку не разобрать слов, но он вслушивается в мелодию, которая впервые не пытается уничтожить его разум. — Айзек? Есть чем поделиться? Групповая принудительная терапия — выбор, который ему не дают, но сейчас он даже рад этому. Прежде оставаться в одиночестве необходимо, чтобы позволить воспоминаниям раскрошить его изнутри, но теперь Айзек не хочет быть один — он хочет с кем-то поговорить. — Да… Кое-что случилось, — говорит он, зная, что в небольшом помещении его слова особенно прочно застревают в чужих душах. — Я очень долго пытался справиться сам. Но больше не хочу. Айзеку снятся сны, и каждый из них — призрак прошлого, которое остаётся только помнить. Так он видит Эрику — живую, такую, какой он её запомнил, а, значит, очень красивую и бесконечно любящую его. Айзеку сложно поверить, что кого-то можно простить за убийство, у него совершенно точно нет таких сил, но, когда он видит Эрику, чувствует её запах, въевшийся во все его мысли, становится легче. Так было не всегда, но ужас и страх уходят, когда к нему прикасается Лидия Мартин. — Я совершил нечто очень плохое, находясь в бессознательном состоянии. Я убил свою лучшую подругу, но недавно я понял, что у меня ещё есть друзья. И у меня есть Эрика. Она погибла, но она всё ещё со мной. И я всегда буду любить её. Айзек последние три года запрещает себе мечтать о счастье, но появляется Лидия Мартин — и ему снова хочется думать, что всё может наладиться. Он несёт в себе шрамы, которые наносит себе сам. Он порой чувствует, как реальность жжёт ещё не затянувшиеся раны, но уже может справляться, зная, что он не один. Его личный ангел смерти приходит к нему по ночам, гладит по волосам и называет глупым и обречённым на ужасное одиночество. Эрика часто это говорит, потому что любит, потому что иначе не может показать, как много он для неё значит. — Ничто не заставит меня перестать помнить её и сожалеть о содеянном. Но… я готов жить дальше, готов бороться со своим состоянием. Ради Эрики. И ради тех, кто ждёт меня за пределами лечебницы. Я хочу верить, что заслуживаю второго шанса. Айзек произносит слова, которые слышит не раз от Малии и от своих врачей, но только сейчас по-настоящему их осмысливает. Он уже не бестолковый щенок, который тыкается мокрым носом в темноте, желая встретить понимание и любовь, но каждый раз неизменно натыкаясь на холодные стены, возведённые им самим. Айзек понимает, как до этого был слеп, потому что на самом деле рядом с ним всегда были и будут люди, которые его любят. Потому что даже смерть порой не властна над дружбой. — Знаете, я и раньше причинял Эрике боль. Я грубил ей, обманывал. Мы ссорились, иногда — очень сильно. И тогда Малия нас мирила. Эрика всегда прощала меня. За свою смерть, правда, она меня не простит… Поверьте, я её знаю. Она наверняка сейчас очень зла на меня. Но, знаете… Я тоже зол на неё. Сильно. Айзеку всё проще произносить её имя, больше не кровоточит. Наступает эйфория, которая неизменно следует у него после боли. Ему хочется кричать имя Эрики Рейес так громко и так часто, как потребуется, чтобы она наконец его услышала. Иногда Айзеку кажется, что он слышит её смех, её язвительные комментарии, которые всегда были в меру грубыми и ласковыми. Айзек уверен, что до конца своих дней будет видеть призрак подруги, которую не смог уберечь от самого себя. Он думает, что обретает личного ангела-мучителя, чьи руки ложатся на его плечи и своей тяжестью навсегда запечатлевают вину, от которой не отмыться. — Да, я зол. Потому что она приехала, когда я нуждался в этом, хотя и знала, что я могу быть опасен. Я зол, потому что она слишком меня любила, больше, чем себя. И теперь я ей обязан. Айзек догадывается, что со стороны это кажется бессвязным бредом, но для него всё наконец-то обретает смысл. Эрика Рейес жертвует своей душой, чтобы у него был шанс на исправление и выздоровление. И он его не упустит, ни в коем случае. Не полагаясь на собственную память, которую всё ещё иногда глушат препаратами, он записывает на клочке бумаги «Салли и Дрейк». Первый долг, который Айзек собирается вернуть, как только сможет: так как Эрика посвящает свою жизнь братьям, эта эстафета теперь переходит к Айзеку. Кажется, Малия что-то рассказывает о мальчиках в прежние визиты, но в тот момент Айзек слишком занят сознанием своей ничтожности, чтобы найти в себе силы им помочь. Айзек видит Эрику во сне — и, кажется, она больше не хочет умирать. — Эй, Лейхи! Тут к тебе. Айзек поднимает голову и не сразу узнаёт того, кто заламывает ему руки и уводит прочь, кто защищает от него Лидию, готовую сделать всё, чтобы оказаться рядом. Айзек помнит привкус мерзлоты на губах и запах вишнёвого дыма, въевшийся там, где целовала Лидия Мартин. Айзеку достаточно прикрыть глаза, чтобы увидеть те самые руины в огне, от которых остаётся только пепел, но которые они собираются восстановить вместе. — Чем могу помочь, шериф? — Тебя выпускают, Лейхи, — говорит Пэрриш, и он явно не в восторге от того, что произносит. — Временно. — В чём дело? — спрашивает Айзек, а внутри съёживается нехорошее предчувствие. — Кто-то пострадал? Взгляд шерифа смягчается. Тот выглядит как старший брат, которого у Айзека никогда не было и не будет. — Все в порядке. Нужно кое-что тебе показать. Поехали. Айзек слышит многоголосье, они выводят мелодию свободы — той самой, к которой он ещё совершенно не готов.