Болек и Лёлек. Приключения.

— Тох, ну зачем, речка же рядом. Арбузов фырчит, как бегемот, выныривая из воды, наполняющей старую побитую ванну, и по-собачьи встряхивает головой. Ванна опасно дёргается, немного воды выплескивается на землю, и Миша делает мысленную заметку, заменить раскрошившиеся кирпичи, которые выполняют функцию ножек. Антон же шаткость конструкции игнорирует и говорит: — До речки ещё минут десять пёхать через весь поселок, я за эти десять минут растаю, как эскимошка. Он снова погружается в воду с головой, пускает пузыри, и Миша, улыбаясь, откладывает плоскогубцы, которыми вытягивал ржавые гвозди из старых досок. Подходит ближе, смотрит на коленки торчащие из воды и покрасневший на солнце нос. Черт, обгорел ведь и вечером однозначно будет жаловаться и смотреть побитым щенком, пока Бестужев будет мазать его кожу холодной сметаной. Миша, конечно же, нашел бы сметане лучшее применение, по прямому ее назначению, но Арбузов почему-то начисто игнорирует существование санскрина, и поэтому сейчас его лоб, щеки и нос того самого ярко-красного цвета, который не сулит ничего хорошего. Миша вздыхает, а Антон снова выныривает, проходится ладонями по лицу, стряхивая воду, щурясь, смотрит на Мишу. — Иди ко мне, — выдыхает. — Здесь хорошо. Миша усмехается и качает головой. — Давай я закончу с починкой сарая и мы пойдем на речку, — предлагает разумную вещь, но Арбузов, конечно же, недовольно кривит рот. — Да черт с ним с сараем, — тянет, совершенно по-детски выпячивая нижнюю губу. — Мы же отдыхать сюда приехали. Отдыхать, как нормальные люди, по-человечески, — поясняет, как только Миша открывает рот, — а не вот в этом вашем бестужевском стиле. Это значит не полоть, поливать и чинить, а спать, есть, валяться и заниматься сексом, — на последних словах Антон понижает голос и дергает бровями. Миша смеется. — Я просто не помещусь в эту ванну, Тош. — Ой, да ладно, в мишелевского «жука» поместился, а сюда не поместишься. Ну давааааай, не будь букой, — Антон вдруг поднимается на колени и тянет Мишу за руку к себе. — Тебе понравится. — он улыбается, глядя на Бестужева снизу вверх. — Отдыхать. Миша снова смеется, но тут же давится смехом, когда Арбузов легко кусает его в живот. Вода в ванне еще не успела нагреться от солнца, и руки у Антона холодные. Они запускают табун мурашек, когда он забирается ладонями под футболку, задирая ее вверх. И губы холодные, когда утыкается ими в живот, а вот язык горячий, и Миша выдыхает длинно и подается вперед, подставляясь. Антон тянет ткань вверх и выцеловывает мокро живот и ребра, окончательно избавив Бестужева от футболки, целует соски, трется лицом о грудь, а затем, обхватив руками его за шею, притягивает к себе, чтоб поцеловать в губы. Мише и правда нравится. Да что там, Миша от контраста холодных пальцев и горячего языка, совсем теряет голову и не сразу замечает, что Арбузов опускается обратно в воду и тянет его за собой. Он понимает, что еще чуть-чуть и окажется в воде, только когда теряет равновесие и автоматически выставляет руки, упираясь ладонями в борта ванны. Миша мычит протестующе в губы, а Арбузов издает смешок и продолжает тянуть, тянуть, тянуть. «Ну же, давай» — шепчет, прерывая поцелуй, глазами при этом блестит так хитро, что Бестужев чувствует себя глупым моряком, околдованным русалкой. Тощей такой русалкой с бритым затылком и шрамами над губой. Самой невыносимой, любимой русалкой. И Миша поддается, сдается этой чертовой русалке с самыми голубыми глазами. Миша, не отрываясь от антоновых губ, позволяет окунуть себя в воду, и под водой продолжает его целовать. Выныривают оба, когда от недостатка воздуха начинает жечь легкие. Миша встряхивает головой, рассыпая брызги, Тоха ржет и интересуется: — Ну что, присоединишься ко мне? И Миша, конечно же, присоединяется. Предварительно, конечно, заменив старые кирпичи на новые и под язвительные комментарии Антона проверив ванну на устойчивость. В конце концов Миша опускается в прохладную воду, довольно мычит, чувствуя, как тело блаженно ноет, и откидывает голову на борт ванны. С противоположной стороны смешно торчат его ноги, и еще пара ног свисает по бокам ванны. Это Антон разлегся на нем, удобно пристроив голову на груди. Тяжесть его тела почти не ощущается, зато очень хорошо ощущается, как он трется колким затылком о мишину кожу, и как прикусывает нижнюю губу, когда, вывернув голову, тянется за поцелуем. От движения его языка и пальцев, вцепившихся в мишин загривок, в голову ударяет горячая волна и хочется уйти под воду, чтобы хоть как-то ее остудить, вот только это ведь ни черта не поможет. И Миша, одной рукой прихватывает Арбузова за горло, удерживая, продлевая поцелуй, второй оглаживает грудь, ребра, спускается по животу. Антон смеется в поцелуй. — Я думала, мы охладиться хотели, — тянет и так невыносимо самодовольно улыбается, блестя глазами из-под слипшихся от воды ресниц, что Миша хмыкает и, как примерный мальчик, пристраивает руки на борта ванны, снова откидывает голову, прикрывает глаза. Охладиться, так охладиться. Он буквально чувствует, как Арбузов какое-то время сверлит его недоуменным взглядом, затем снова устраивает голову на его груди. Миша улыбается. Прохладная вода, тело Антона, его колени под ладонями, колкий затылок, припекающее солнце — именно так и ощущается рай по версии Михаила Бестужева. И даже мысль, что вода смыла санскрин, и нос его наверняка сгорит, не омрачает картины. В конце концов у них в холодильнике стоит целая упаковка сметаны.