Талисман

***

— Звали, мистер Шелби? — я вновь стояла перед большим и захламленным столом Томаса. Кабинет хозяина дома оставался таким же величественным, как и его обитатель. Через плотные шторы едва пробивались несколько пар лучиков слабого зимнего солнца. На этих небольших участках света было видно, как в воздухе летали маленькие пылинки, которые кружили в молчаливом вальсе, а после оседали на все предметы вокруг. В глазах слегка рябило от таких незатейливых движений, однако, это не отвлекало. Как бы это странно не звучало, но даже по ауре в том или ином помещении я могла понять, какой у Томаса настрой. И сейчас все всюду не то, что говорило, а просто кричало о том, что он грустит. — Присядь, Пэм, — он указал на кресло и потушил окурок в хрустальной пепельнице, которая уже наполовину была заполнена, а еще и полудня не было. Я села в удобное кожаное кресло изумрудного цвета, расположенное перед столом, и машинально расправила по коленям белый фартучек, завязанный на моей талии. За то, что вчера я была «хорошей девочкой», сегодня Томас дал мне выходной, чтобы я занялась своими делами. Однако, я не воспользовалась данным жестом благодарности, потому что все мои дела были связаны исключительно с Эрроу-Хаус и его обитателями. Я взглянула на Шелби, чтобы понять, что с этим мятежным цыганом сегодня не так. Он печалился. Голубые глаза, от которых иногда все же веяло жизнью, теперь были мертвее любого покойника. Том сидел в одном положении, стараясь не двигаться, и лишь правая рука была в действии, как-то рвано убирая и снова приставляя к губам очередную сигарету. Томми как-то странно был похож на живого мертвеца и я нервно сглотнула, надеясь на лучшее. — Как твоя нога? — Том пристально смотрел на меня, что являлось еще одним нехорошим знаком. — На ночь заложила мазь, поэтому уже лучше, спасибо, — коротко оповестила я хозяина данного кабинета. — Как вчера провела время с ребятами? — его брови на секунду беспокойно взметнулись вверх, а после его лицо вновь приняло безэмоциональное выражение. «Что за дурацкий допрос?» — Хорошо..? — с нотками вопроса ответила я. — Томас, ты извини, но если ничего важного, то, может, я пойду? У меня скоро занятие с Чарли… — Памела, ты знаешь, что ты мне очень дорога? — внезапно выпалил Шелби. — Теперь знаю, — я усмехнулась. — А знаешь ли ты, что без тебя я бы не справлялся? — Томми, я никуда не уезжаю, — я нервно хохотнула. — Или уезжаю? — его выражение лица по-прежнему оставалось каменным, а извилины моего мозга работали так усердно, что, казалось, что мужчина слышит все, что происходит у меня в голове. — Вот дерьмо. И тут до меня дошло. Все паззлы наконец сложились в картину, которая открывала мне такие перспективы на будущее, как быть убитой евреем за то, что роюсь в его документах; или быть задушенной; а может быть изнасилованной, а после убитой… — Ты же обещал, Томас, — с напором начала я, ища в глазах цыгана хоть чуточку сожаления. — Обещал, что все будет в порядке. — Мое обещание все еще в силе, Пэм. — Вот ты дерьма кусок, конечно, — не сдержалась я, безысходно облокачиваясь на спинку мягкого кресла, уставившись точно в ледяные безжизненные океаны. Я бы нашла, что еще сказать своему работодателю, но нас бесцеремонно прервал Соломонс, с шумом отворяя тяжелую дубовую дверь и заходя в кабинет Тома, будто это он здесь хозяин. Альфред вновь приехал не один, а со своим юным помощником, который как-то нервно оглядывался по сторонам. — Доброе утро, — поприветствовала я гостей и встала со своего места, освобождая его гостям. Мое приветствие было проигнорировано представителями еврейского народа точно также, как и мое присутствие. Собственно, и внимание цыгана переключилось от меня и теперь он даже изредка не поглядывал в мою сторону. — Мистер Соломонс, — Томас встал и протянул руку через стол, и, подойдя, еврей пожал ее, — присаживайтесь. Вы привезли своего юриста и договор? — Да, сраный ты цыган, я привез договор со своими условиями, а также юриста, который лучше всех в Англии, а может и на всем ебучем свете, чтобы такое отребье как ты, Томми Шелби, меня не обокрало, ага, — что-то Алфи был сегодня не в духе, занимая то кресло, где секундами ранее сидела я. Чтобы хоть чем-то себя занять, кроме надоедливых мыслей о том, что Шелби насрал мне в душу, я решила еще раз изучить хотя бы внешний вид еврея, потому что прекрасно знала — он ни за что не пустит абсолютно чужого человека в свой устоявшийся огромный мир. Со вчерашнего дня во внешнем виде жида изменилось не многое: вместо презентабельного костюма — простая льняная рубаха цвета парного молока и брюки, которые держались то ли на подтяжках, то ли на молитвах, теплое черное пальто нараспашку, шляпа с удлиненными полями. На его шее виднелась Звезда Давида, на мизинце правой руки сверкал золотой перстень. Альфред постоянно засовывал руку в карман пальто, доставал оттуда карманные позолоченные часы с короткой массивной цепью, внимательно смотрел пару секунд и снова клал их на место. На левой руке, которой он все это и проделывал, по-прежнему красовалось тату короны между указательным и большим пальцами. И его трость — моя деревянная подруга. Дыра в моей ноге начала подергивать и как будто ныть, воспоминания вчерашнего вечера начали накрывать с головой. Чтобы не мешать мужчинам договариваться, но и все же слышать и понимать о чем будет идти речь, я решила сесть на большой кожаный диван кофейного цвета поодаль от стола Тома. — Ограбишь еврея — будешь ограблен дважды, так Вы говорите, мистер Соломонс? Шелби откинулся на спинку своего кресла, достал портсигар, вытягивая одну сигарету, и вновь закурил. Я понятия не имела, что происходит в безрассудной голове Шелби, но уже, наверно, и не хотела знать. Обида растекалась по моему телу, словно я выпила какую-то микстуру. От едкого дыма сигарет Томаса, от ярко выраженного запаха рома от Альфреда и его помощника, от общего моего состояния меня стало тошнить. — Она уже обо всем знает? — уточнил еврей, не называя моего имени и даже не удосужившись взглянуть на меня, будто бы я была кофейным столиком или книгой на полке. — Знает, — безэмоционально ответил цыган. — Отлично, прекрасно, превосходно! Отлично, да, — подытожил Альфред. — Олли, дружок, доставай-ка договор, да. И поскорее, а то сидеть в этой бирмингемской заднице мне уже надоело — даже здесь воняет дерьмом. «Это от Томаса, потому что только мешки с дерьмом так поступают!» Пока Олли судорожно копался в папке с документами, отыскивая нужный, Том подозвал меня и начал очень нагло, будто мы и вовсе не были хоть чуточку близки, мне докладывать ту информацию, о которой я и сама уже догадалась. — Памела, — начал цыган, — я задолжал своему уважаемому другу, мистеру Соломонсу, — он указал на Альфреда рукой, в которой тонкой струйкой дымилась сигарета, которую я хотела засунуть Томасу прямо в задницу. — Ты отдашь долг за меня, так захотелось самому мистеру Соломонсу и я не вправе ему отказать. После — ты будешь свободна. «Кусок ты говна, Шелби» Том снова затянулся и выпустил горький сигаретный дым куда-то в потолок кабинета. Я стояла между двумя евреями и недоверчиво кинула на обоих взгляд: Олли исподтишка осматривал меня, пытаясь остаться незамеченным мною, Алфи смотрел на что-то за окном, слегка прищуриваясь, а Томми в упор смотрел на меня, не выражая ни единого чувства. — Прочитай договор, милая, — негромко проговорил еврей. — Прочитай его вслух, давай, чтобы мы все тут услышали на каких правах ты мне отходишь и сколько должна будешь работать, ага. «Еще один кусок дерьма, только теперь еврейский» Внезапно, грусть полностью сменила злость. Я поняла, что мне придется покинуть свой дом, оставить тут всех, кого я люблю. Мне не хотелось расставаться с маленькими сорванцами Шелби — я любила их, как своих. Отчего-то руки предательски задрожали, я взяла протянутый мне Олли договор и аккурат прошлась по нему глазами, чтобы окончательно разобраться, в какую задницу Томас Шелби втянул меня на этот раз. — Могу возразить против этого договора, мистер Соломонс, — отчеканила я и положила лист перед евреем. — Отчего же, милая, а? — недобро усмехнулся Алфи, устремляя взгляд на Томаса. — Кто в таком деле дает слово женщине, а, Томми? — Если же, как утверждает мой нынешний работодатель, мистер Шелби, я смогу быть свободна после погашения долга, то стоит об этом указать в договоре, — уверенно продолжила я. — Здесь есть графа и для моей подписи, следовательно, мое мнение тоже учитывается, поэтому я прошу Вас принять во внимание этот факт. Я знала, что Томас этого не одобрит. Знала, что просто должна была покорно махнуть головой, что я на все согласна. Знала, что не должна была так ярко отсвечивать. Но плевать я хотела на желания цыгана, точно также, как и он плевал на меня. Три пары глаз в удивлении уставились на меня, но я продолжила. — Вы утверждаете, мистер Соломонс, что Ваш юрист — лучше всех на свете? — я кивнула головой в сторону побледневшего Олли. — Ой ли, скажу я Вам! Договор оформлен задним числом, обычно так делают для подстав. Нет графы «подпись» для Вашего доверенного лица и я нашла пару грамматических ошибок. — А твоя шавка умнее, чем кажется, — Альфред не скупился на комплименты для меня. — Памела — не шавка, мистер Соломонс. Я вновь напоминаю Вам об этом, — Томас заступился за меня, но выше в моих глазах не стал. — Она кое-что понимает в юриспруденции, что хорошо для меня, но плохо для Вас. Алфи прищурился и задумчиво начал потирать свою бороду. Он встал и закрыл своей массивной фигурой Томаса. Я сделала небольшой шаг назад, потому что от еврея очень несло ромом и мне показалось, что я уже начала пьянеть, хотя сама еще и капли в рот не взяла. «Тяжелый свинцовый взгляд, нахмуренные брови и слегка поджатые губы — он недоволен…» Соломонс смотрел на меня, а я — на него. Зрительный контакт нужно было выстоять — другого варианта у меня просто не было. — 348+589? — быстро проговорил еврей. — А сколько надо? — я прищурилась и слегка улыбнулась. — Неплохо, да, — мужчина улыбнулся мне в ответ. — 937, — я все же дала верный ответ, потому что всегда хорошо ладила с числами. — Мне нужно перевезти партию рома через Атлантику, так да. Как лучше поступить, а? — следующая задачка не заставила себя долго ждать. — Мне нужно знать границы Ваших территорий. Нужны проверенные люди, которые уже ходили по Атлантическому океану и знают, как не растерять товар. Ну, и человек на другом конце, кто примет и распространит, увеличивая Ваш капитал, — в двух словах я составила достаточно неплохой план. — А в целом, чем больше информации, тем легче продумать логистику. Альфред Соломонс, безусловно, очень умный человек. А еще хитрый. И изворотливый. Злой, опасный, большой и жестокий человек. Было не по себе — он внимательно изучал своим тяжелым взглядом мое лицо, цепляясь серо-зелеными глазами за родинку на моей щеке. Еврей стукнул тростью около своей ноги и я зажмурила глаза, напрягшись всем телом. Да, я боялась, не хотела, чтобы он снова таранил мне дыру в ноге или еще где-либо. Алфи тихо, но недовольно фыркнул и звякнул крышечкой от своих позолоченных часов, а я открыла глаза, уставившись на мощную деревянную трость. Он поднял свободной рукой мое лицо за подбородок, довольно добро улыбнулся и подмигнул мне. — Я забираю ее, дружок, ага, — еврей даже не повернулся к Томасу, не разрывая со мной зрительного контакта. — Она мне нравится, и теперь я не сомневаюсь. Я видела и все понимала. После того, как он подмигнул, я поняла — у Соломонса тоже есть свой план, он совсем не слепой. Я знала, что вечный жид тоже что-то придумал или еще додумывает, но двое мужчин из Смолл Хита и Кэмден Тауна еще увидятся — это факт. Меня интересовала теперь только одна вещь — поняли ли они, что и у меня есть план? Я первая опустила глаза и шумно выдохнула. Глаза заслезились, но я не позволяла себе разводить сырость прямо сейчас, перед тремя мужчинами, которым я была абсолютной ровней, хоть они так и не считали. Нужно было собраться, быть сильной и не бояться. Потому что хуже, чем когда-то было, уже вряд ли будет. Я сделала пару шагов назад, ко мне подошел Томас. Он грустно улыбнулся и коснулся своей горячей рукой моего плеча. Да, я сделала не так, как он хотел бы. Но и я имею права сказать свое слово, раз на кону стоит моя безопасность! Мужская ладонь переместилась на мою щеку, легко поглаживая кожу. Либо Том забыл, что мы тут были не одни, либо он так показывал евреям, кому я принадлежу. — Я вернусь за тобой, я обещаю, — цыган смотрел на меня и с укором и с огромной печалью. — Не вернетесь, мистер Шелби, — и в этом была правда. — Я стала разменной монетой в чужой истории, снова. Это в порядке вещей в моей жизни, — я грустно усмехнулась. — Я кочую, мистер Шелби. Кочую, как и Вы. — Не забывай меня, — прошептал Томми и коснулся мягкими губами моего лба. — Не забуду, — я обвила руками его торс и прижалась к нему. Мне было до всей глубины моей пропащей души обидно, что все сложилось именно так. — Мои любимые Чарли и Руби — я буду скучать по ним всегда; вечно пьяный Артур и его сварливая набожная женушка Линда, упокоит Господь ее душу, небесный малыш Билли; всегда веселый Джон, царство ему Небесное, и его взрывная Эсме с табором детей, всех имен и не упомнишь; царственная тетушка Полли, властный Майкл; прекрасная Эйда и бедняга Карл, — я подняла взгляд и последний раз посмотрела в красивые ледяные океаны. — И Вы, мистер Томас Шелби.