Цыганские фокусы

Краткий путеводитель по выживанию в другом мире от Пак Чимина: 1. не трогать ничего колючего, странной формы, извилистого, склизкого или пушистого (а лучше вообще ни к чему не прикасаться); 2. не пить ничего блестящего, мутного и из подозрительных сосудов; 3. не мешать придворному магу — опасно, угрожает превратить в слизняшмыга (что бы это ни значило); 4. не использовать современный лексикон и не надеяться на кофеёк с утра или удобства в «ванной»; 5. и главное: соблазнить самого крутого и могущественного мужика во дворце, чтобы получить полную неприкосновенность и особые полномочия. Хотя омеге кажется, что этот самый мужик из списка, что здесь является королём, иногда хочет его задушить, не говоря уже о том, что он испепеляет своими пугающими глазами. Ну подумаешь Чимин случайно перепутал двери, которых во дворце больше, чем комнат, почему-то, и попал на важное заседание Совета — он считает, что Чонгук неоправданно грубо выставил его за дверь и уничтожил взглядом. Или тот раз, когда он наступил на платье супруги одного из приближенных советников короля — ох, как же сильно и долго она возмущалась. Что уж тут говорить про Тэхена, рядом с которым парень постоянно крутится, мешаясь и надоедая своими расспросами о возвращении домой. Да, пускай здесь, в этом мире, у него нет забот в виде постоянного поиска работы, мыслей о том, как оплатить долги или быть не отчисленным из университета, но Пак понимает, что ему нужно вернуться. Он принадлежит тому миру с альфами и омегами, даже если чувствует в этом сказочном себя так… по-домашнему и, как будто, должен здесь быть. Чимину правда начинает нравиться во дворце. Слуги и придворные знают его как «избранника» повелителя из редчайшей расы, единственного в своём роде некого «омегу», по слухам прибывшего из самых далёких краев. Парень лишь хихикает этому, пожимает плечами и не боится больше страшных стражников, что выглядят весьма впечатляюще и пугающе в своих лёгких доспехах и с длинными мечами. Он любит рассматривать различные предметы, диковинки и артефакты, древние письмена и все-все такое загадочное. Но самой большой загадкой для него остаётся уважаемый господин, его высочество Чон Чонгук. Больше между ними не было моментов «упс», и тот старался не пересекаться с мальчишкой с самым дурманящим и вскружившим голову ароматом полыни, который хочется вдыхать и вдыхать. Что, если честно, и радует Чимина, у которого сердце начало давать сбой после сладостного поцелуя с ним. Потому что сны про повторение мешают спать, а постоянные мысли и неровный пульс из-за этого мужчины мешают жить. Пак все чаще и чаще ловит себя на мысли, что ему хочется узнать Чонгука поближе, что ему интересно поговорить с ним, понять его и раскрыть загадку его мрачного вида и жёсткого взгляда. Обычно про таких людей внешне говорят, что они прошли огонь и воду — вот Чимин безумно желает знать историю короля, почему-то даже возникает и желание утешить его, пускай и без знания причины. Омега и думать не может о том, что это не только сексуальное и физическое влечение у него есть к этому мужчине, но и нечто иное, что глубже, где-то в области грудной клетки. «Нет, нет, нет, Пак Чимин, даже не смей!» — он головой мотает, стряхивая дурные мысли. — «Не смей, дурацкое сердце, мы ведь совсем не знаем его, он просто притягивающая секс-машина — не больше! Мы уже много раз ошибались насчёт таких вот альфа-самцов, тем более, нужно вернуться домой, в свой мир… так что нет!». Парень по щекам легонько бьет себя, ощутив прилив краски от затянувшихся мыслей о Чонгуке. — Ты сейчас делаешь БДСМ? Голос сбоку заставляет точно свинкой взвизгнуть и подпрыгнуть на месте, развернувшись на входящего удивительно властной походкой короля на обширный балкон, где проводил время омега. — Ч-что?! — вылупляет глазки чуть не подавившийся воздухом Чимин. — Ты говорил, что значение этому — когда шлепаешь кого-то, — серьезно поясняет Чон, приблизившись. Другой правда сдерживается, чтобы не засмеяться, а правитель же мягко ударяет ладонью по его предплечью. — Теперь я сделал тебе БДСМ? Всё — Чимина мгновенно уносит в бесстыдно громком заливистом смехе, от которого глаза слезятся и лицо аж краснеет, пока Чонгук в недоумении смотрит на него, ничего не понимая. — Но ты же сам просил это у меня, когда был под воздействием «яда», а сейчас смеешь смеяться надо мной? — прищуривается тот, стискивая зубы скорее от того, как предательски сильно сжимается сердце от этого прелестного смеха. — Нет, ну что вы, ваше величество, — все ещё смеясь, отвечает Чимин, вытирая выступившие в порыве слезинки. — Просто бить надо по попке, а ещё связывать, использовать воск или разные штучки, чтобы скрасить момент соития, или душить — вам такое точно нравится, раз вы всегда мне этим угрожаете! — Какой беспредельный разврат, — фыркает отвернувший от него голову Чонгук, но у самого, на его суровом, будто каменном, лице выступил невинный румянец. — Ой, а что это такое вы себе представили, господин Чон? — хитро щурится омега, подлезая ближе. — Хотите попробовать? Вы прям покраснели: да вы тот ещё шалунишка! — Это ты шаловливый обворожитель, сколько можно заставлять мое тело так реагировать на тебя?! — чуть ли не рычит гортанно мужчина, резко к нему склоняясь. — Возможно, оно просто полагает, что я могу его прекрасно ублажить, — в шутку было усмехается Чимин, но понимает, что это было ошибкой. Ведь даже моргнуть не успевает, как его запросто подхватывают за талию, буквально в одной руке держа его, как какую-то сумочку, и после опускают на свои колени, когда Чонгук присаживается на сидение. Чимин замечает лишь проблеск золотого огня в горящих глазах, и после в шоке испускает громкий вздох наравне со шлепком широкой ладони по его заднице, приподнятой к королю. А после ещё один и ещё. — Проклятие, а это действительно приятно, — завораживающе хрипит он, вновь ударяя по упругим ягодицам и жадно водя по ним, вынуждая Пака продрогнуть и слишком быстро возбудиться. И в очередной раз с уст омеги срывается звонкий стон, отчего у Чонгука всё стягивается ещё больше в тугой узел внизу живота, в то время как в районе паха уже дискомфортно. Он усаживает юношу на свои бёдра, а тот сразу же впивается в его губы страстным поцелуем. У Чимина голова кружится из-за столь глубокого, чувственного слияния их влажных языков и ощущения жара сильного тела под собой. Он хватается за его плечи, ведёт выше и цепляется за шею Чонгука, несколько раз проезжаясь задом прямо по ощутимому возбуждению. У него тормоза слетают и кричащий здравый смысл отпихнут назад возникшим желанием и чувством наслаждения. Ему чертовски нравится так долго и жадно целоваться с этим властным мужчиной, как он сминает его ягодицы, бока и обводит изгибы тела, вжимая его на свой изнывающий член. — А знаете, что ещё приятно, мой господин? — хрипит возбужденный донельзя Чимин, ещё больше заводясь от такого обращения, которое в самых грязных мыслишках мечтал произнести когда-то. И плавно опускается ниже, съезжая на пол балкона, хорошо хоть находящегося на высоте, где никто их не застанет, и устраивается между его раздвинутых ног. Пальчики лезут к ремню, борются с ним немного, ругаясь на систему одежды этого мира, пока ему не помогают, а после достаёт уже твёрдый член, подлезая ближе. Чонгук дышит слишком часто и громко, его сердце в груди бешено колотится от новых ощущений, что никогда прежде не испытывал. И в следующее мгновение вовсе рот закрывает рукой, когда мальчишка начинает обсасывать губами головку полового органа. Он делает это нарочно медленно, словно на вкус пробуя перед тем, как заглотить наполовину. Невообразимый восторг и всплеск чувств, таких же, как и в ту единственную ночь, когда Чон сорвался в забвении от прекраснейшего запаха. Чимин старательно втягивает щеки, сосет ствол и вылизывает его юрким язычком, помогая себе пальцами у основания, не забывая задевать мошонку и улыбаясь от реакции мужчины на его действия. И так внутри хорошо становится от мысли, что он может сделать этого сильного короля таким слабым. Тот глаза прикрывает, гортанно стонет через руку, прикрывающую рот, запрокидывает назад голову и пытается тазом двигать, принуждая к ещё более быстрой работе ротика. Однако Чимин растягивает удовольствие, пошло причмокивает головку и слизывает выступавшие капельки предэякулята. Снова наклоняется, но со стороны члена, губами сминая дёргающийся на грани ствол, специально дразня в надежде на действия Чонгука, что не заставляют себя долго ждать. Омегу не сильно, чтобы вдруг не сделать больно, хватают за волосы и буквально насаживают ртом на свой член. И как же развратная душенька Чимина тащится от такого, особенно, когда именно Чон властвует над ним, теперь уже активно водя его головой вверх-вниз. Хватает меньше минуты, чтобы обильное выделение семени мужчины запачкало распухшие губки, подбородок и шею юноши, что с удовольствием слизал субстанцию языком с губ и проглотил. Чимин не может передать, что чувствует в этот момент, когда бесстыжие глаза поднимает на него. Потому что рассудок возвращается с протяжённым визгом и одними матами на себя и на чертово сердечко, забившееся сильнее. А все из-за Чонгука с этим до ужаса милым румянцем, помутневшим от полученного оргазма взгляда с проблесками восхищения. Из-за того, как тот всё ещё держит ладонь у рта, сдержавшую его от более громких стонов получаемого наслаждения. Такая картина вызывает водоворот эмоций внутри, но так быть не должно — никаких сердечных скачков, только лишь физическое удовлетворение. Тогда что пошло не так с сердцем омеги!? Чимин судорожно вздыхает, вытирает рукавами сперму с себя и внезапно с места срывается, успев вырвать руку от попытавшегося было его задержать мужчины, кинувшегося следом за ним, но затормозившего, чтобы натянуть штаны. Догонялки по дворцу с самим королём — это что-то новенькое. Но омега стыдливо убегает от кричащего господина, сурово требующего, чтобы он остановился. — Я не хочу! — визжит аж запыхавшийся Чимин, понимая, что и фора ему не поможет. — Это было недоразумение — вы меня вынудили пойти на такие меры! — Да ты… да я ничего не делал! — в возмущении вскидывает брови и ускоряется. — Помогите, насилуют!.. Они пробегают несколько раз мимо застопорившихся и обескураженных увиденным людей в замке, но вскоре беспомощного омегу настигают, перехватив прямо на повороте за шкирку. — Ты сам меня совратил, а теперь что, убегаешь? — произносит Чонгук, сверкая почерневшими глазами и играя желваками. — Я не совращал вас, — вздергивает носик тот, чуть ли не вися над землей, складывая руки на груди.— Считайте, что это был подарок на ваш… день рождения. Да, точно! Сколько вам, тридцать? — Сто двадцать девять. У Чимина челюсть отпадает и брови взмывают вверх. Пусть и больше недели прошло в новом магическом мире, но всё ещё в голове не укладывается, что фэнтезийные существа по типу самого короля из древней расы драконов живут намного дольше, чем обычные люди. — Вы очень хорошо сохранились для ваших лет, — нервно улыбается он, сглотнув. — Пилатес? Питьевой режим? — Такие, как я, стареть начинают после ста, — изгибает бровь Чонгук, встряхивая его и перед собой ставя на ноги. — Значит так, послушай меня, несносный мальчишка: хватит… Но омега, пользуясь случаем, когда его отпустили, пищит звонкое «я так больше не буду!» и со всех ног несётся прочь, оставляя недоговорившего правителя одного с возрастающим раздражением от столь наглой дерзости, но и со сжимающимся в разгорающихся чувствах сердцем.

***

Скучно бродить в одиночестве по длинным коридорам старого замка, но в то же время увлекательно разглядывать те или иные предметы, заглядывая в различные помещения, что были не под замком. Тэхён уже с утра дал ему волшебного пенделя под жопу из своего кабинета, отправив погулять куда подальше. Взгляд вдруг приковывает удивительной красоты дверь с росписью уже потёртых красок и золота. Дверная ручка и само дерево точно пропитаны древностью, нетронутым покровом пыли и загадками. Любопытный до жути Чимин не был бы собой, если бы не заглянул туда, приложив усилие, чтобы открыть интересную ему дверь. И помещение встречает лёгким холодком, запахом древности и пергамента. Его шаги отдают эхом по старым каменным плитам, и омега раскрывает плотные запыленные шторы, пуская в маленькую часть зала солнечный свет. Здесь находятся разного вида артефакты, какие-то свитки, доспехи или оружие, старые книги и множество картин на стенах. Пак теперь всё своё внимание обращает на последнее, поражаясь деталям, цветам и сюжетам с героями. Там изображены были сцены кровавых сражений и умиротворённые мгновения. Умирающие, раненные солдаты на поле битвы и счастливые жители деревень в обычные будни или праздники. Такие разные рукописи, но нечто их всех связывает, что-то такое можно ощутить через эти полотна — некую единую нить, проходящую через всех них. И Чимин доходит до самого конца зала, расширив глаза от изумления, наткнувшись на стенку, что была вся обвешана холстами ещё более ожесточенных битв с добавлением красок, крови и огня. И только сейчас понимает, что абсолютно на всех картинах в этой комнате везде можно увидеть почти незаметную огромную чёрную крылатую тень. Но одна живопись особенно выделяется среди всех остальных: золотая рама, большой диаметр и реальность изображения. Величественный чёрный дракон, испускающий пламя из рычащей раскрытой пасти с острыми зубами и золотистыми глазами. Он весь окружён огнём, пеплом и дымом, цепляясь когтями здоровых, окровавленных лап о скалу, внизу которой — кости. «Такой красивый и могущественный» — проносится в голове, пока дух всё ещё захватывает от того, как же великолепно, так детально и реалистично настолько, что мурашки бегут по коже, прорисован дракон. Чимин с замиранием сердца подходит ближе, заглядывая в золотые глаза с красными проблесками, чувствуя, как всё внутри сжимается. — Да — это Чонгук, — внезапно раздаётся голос придворного мага позади, что с интересом смотрит на юношу, увлечённого картиной. — Он… он что, действительно плохой? — сипит тот, жалобно ломая брови домиком, метая растерянные глаза на кости и мрачные трупы на полотнах, где изображена драконья тень. От этого осознания как-то не по себе становится и кровь в жилах студится. Как тут раздаётся краткий смех Тэхёна и шоркающая ткань его длинного одеяния. — Этой картине около сотни лет, она была написана сразу после ужасной войны, когда наши земли и наших людей порабощали безжалостные чужаки, — и он приближается, выставляя вперёд руку. — Если смотреть во тьме, то ничего, кроме мрака и ужаса видно и не будет. Ладонь колдуна начинает испускать яркий свет, а подсвеченное изображение на глазах меняется волшебным образом: вместо горы костей теперь цветущая поляна, вместо падших воинов — счастливый народ, в благодарности смотрящий и кланяющийся благородному, изящному дракону, возвышавшемуся на скале, расправившему крылья, точно накрывая их всех и защищая. — Наш король отвержено сражался тогда, не жалея ни себя, ни наших противников, желавших захватить государство, — тише продолжает Ви. — Он спас нас всех, уничтожил врагов, освободил заложников и всех захваченных людей из соседних земель, после примкнувших к нему. И верно — теперь было видно то величие и преданность правителя своему народу, как огонь не сжигает, а согревает, и вся атмосфера ощущается иначе под светом. — Это значит, что Чонгук герой и спаситель, — понимает омега с неким трепетом внутри. — Но почему тогда эта картина висит здесь, в позабытой комнате и темном углу? — Он стыдится прошлого, — с сожалением выдыхает Тэхён, убирая руку и отходя назад, сам разглядывая все картины той поры. — И своей сущности. Он пролил много вражеской крови, Чимин, пробыв слишком долго в драконьей коже, что стал забывать про свою человеческую. — Как ему может быть стыдно за то, что он защитил своё государство?! — искренне поражается парень, по-другому теперь смотря на все остальные изображения. — Лучше спроси это у него сам, — приподнимает уголки губ колдун, подмигивая: — Как я видел, вы в очень тесных отношениях, хах. Всё ещё красный от вспыхнувшего смущения Чимин быстро топает по коридору, прокручивая в голове услышанное и увиденное, что хоть как-то помогло больше узнать о Чон Чонгуке. — В очень тесных отношениях, — бубнит он. — Ага, как же… — Осторожнее, юноша, я где-то уронил слизняшмыга! — вдруг раздаётся громкий крик позади местного садовника. Чимин в недоумении кривит лицо, одну бровь выгибая, как вдруг на него прыгает какое-то маленькое склизкое и бесформенное существо, похожее по консистенции на желе, но с глазками-бусинками и ротиком, издавая хлюпанье. Он пищать начинает и подскакивать, вокруг себя прыгает на месте и трясётся, пытаясь стряхнуть с себя этот неопознанный, пугающий объект, крепко к нему прилипший. — Снимите! Снимите это с меня! А-а-а! Он меня сейчас сожрёт! — вопит скачущий мальчишка, случайно ударяя по лицу пытающегося помочь садовника, тем самым, наоборот, от себя откидывая его. И продолжает визжать, скача и стягивая верхнюю накидку. Он так же пытается снять и рубаху, но путается в шнуровке, застревая головой. От растерянности и испуга омега залетает в первую же комнату, чуть не выбивая собой дверь, зато с охватившей радостью избавляется от одежды. Только вот радость эта была секундной — он поскальзывается на скользких, будто масляных, камнях и падает прямо в тёплую воду некоего источника с головой, расплёскивая воду во все стороны. Чимин быстро выныривает, судорожно хватая ртом необходимый воздух, откашливаясь и протирая глаза. Кажется, за долей секунды до падения, ему показалось, что… А нет, не показалось: взгляд фокусируется на сидящем перед ним мужчине, что до этого наслаждался тишиной и спокойствием принятия ванны, распустив вороньи волосы, растянувшиеся по поверхности воды и прилипшие к его рельефной накаченной груди. У Чонгука веки опущены, а на лице и голове — точно ведро воды, явно попавшей на него от брызг из-за мальчишки. Он медленно-медленно, отчего сердце в пятки уходит от страха, открывает убивающие одним взглядом глаза, впиваясь ими в омегу, и выплёвывает струйку жидкости изо рта, сжимая мощные челюсти. А у Чимина мелкая дрожь пробивает всё тело. Похоже, он снова нарвался.