Цыганские фокусы

Ощущение невесомости в полёте заставляет сердце биться в груди, а к горлу подходит ком, пока слезящиеся глаза рассекает порывистый ветер. Чимин барахтается в ловушке птичьих когтей, ударяя по ним кулаками, а взглядом, полным ужаса, провожая отдаляющийся дворец. Там остаётся его дом, семья, любовь, его сердце и вся его жизнь. — Пу... пусти меня, долбанная цыганка, у нас не было никакого уговора! — взяв себя в руки и понимая, что сейчас не время сопли пускать, злостно кричит, продолжая колотить по противным вороньим лапам. — Ничего не бывает просто так, — раздаётся насмешливый голос сверху. — Я тебе последние деньги отдал за тот камень, курица поганая! — Верну их двойне. Нет: втройне. — Да не нужны мне твои деньги! — слёзно выкрикивает омега, закрывая лицо трясущимися руками. — Мне нужно к моим детям, к моему любимому… — Ты будешь обузой не только для короля, но и для всего государства. После этих слов Чимина пробирает раскалённая злость, перемешанная с болью и страхом никогда не увидеть своих родных. Он зубы стискивает и замечает в метрах двух деревья внизу, растущие по склону горы, и план сам собой в отрезвленной злостью голове возникает. В одно мгновение хватает болтающийся на шее золотой кулон с довольно острым концом, тут же принимаясь вонзать его в свои оковы. — Я может, и доставляю проблемы, но никогда не стану обузой для Чонгука, — гневно шипит, в последний раз ударяя в то же окровавленное место взвизгнувшего ворона, резко выпустившего парня из когтей. — А на государство мне плевать! Кричит напоследок, умудрившись демонстративно показать ошарашенной ведьме средние пальцы в падении. Ветки царапают лицо, рвут одеяние и колье, но омега пытается задержаться за них, сдирая ладони в кровь. Больно столкнувшись с землей, он кубарем катится немного вниз, отчего тело покрывается синяками и ссадинами. И только он, приняв сидячее положение, держится за копчик, болезненно кривясь, как тут же вскакивает на ноги и в сторону отпрыгивает от лап ведьмы, издающей противный звук вороньего карканья. На адреналине и, пребывая в болевом шоке, тело ещё ловко умудряется шевелиться, перескакивая через валуны или поваленные стволы. Только вот дышать всё тяжелее, мышцам не хватает сноровки, и скорость бега от пытающейся схватить его ведьмы замедляется. «Чёрт, чёрт, чёрт! Почему ты в школе спортом не занимался, ленивый кусок мяса?!» — мелькает мысль в сознании, находящимся в нервном состоянии, после воспроизводя старые воспоминания того, как неудачно заканчивались его попытки в том или ином виде спорта. И доказательство долго не заставляет себя ждать: перепрыгнув все препятствия, оставив их позади, Пак путается в своих же ногах на открытой и пустой местности, падая на ровном месте. Месте, где впереди в метрах двух — обрыв. Он бледнеет и зябнет, глядя на скалы внизу, где не видно было ни земли, ни дворца: только туман, покрывающий своей таинственной дымкой половину гор. Ведьма в вороньем обличии в следующее же мгновение возникает над ним, распрямляя крылья и готовясь было схватить мерзкими лапами обессиленное дрожащее тело в ссадинах. И перед глазами Чимина мелькает вся его жизнь. Но не та длинная и нудная: короткий промежуток его жизни здесь. Показавшийся сперва холодным и грубым король, после оказавшимся смущающимся, невинным и безумно заботливым. Его первая улыбка, которую тот подарил ему, его смягчающийся взгляд и тот сексуально ненасытный, когда запах дурманил ему голову до яркого пламени в глазах. Нелепые месяцы беременности и ощущение, когда он держал на руках своих детей: их крики, слезки и смешные искры из ротиков. А ведь Пак столько много ещё не успел увидеть: первые шажки и слова малышей, их смех и улыбки, побитые коленки и их объятия. Так много мест, в которые хотел отправиться в этом чудесном мире и создания, о которых хотелось узнать. По щеке скатывается одинокая слеза неизбежного, и омега жмурится от приближающихся к нему когтей. Мгновение — точно раскатом грома среди горных скал раздаётся ужасающий рёв, и туманные облака рассекает блестящая чёрная чешуя огромного создания, сверкнувшего свирепым взглядом горящих красных глаз. Его здоровый хвост отбивает в скалу оробевшую ведьму, а натянутые крылья складываются к мощной спине, пока лапы с когтями цепляются за тесный для него горный выступ, обламывая части от него, вонзаясь до трещин. У Чимина дар речи пропадает, и вместо должного страха им овладевает облегчение и некое чувство гордости. Он голову задирает, во все глаза рассматривая возвышающегося над ним дракона, обвившего длинным массивным хвостом всю часть скалы, на которой находился юноша. У того пасть раскрыта, обнажающая острые зубы, а так же испуская клубы дыма. Ноздри расширяются вместе с грудной клеткой, уничтожающий суженный взгляд направлен на ведьму. — В-в-ваше высочество! — заходится от ужаса, обернувшись той самой старухой, втюхавшей Чимину камень-телепорт, падая ниц. — Я привела для вас с иного мира это существо, чтобы он родил… — Это существо??! — громко взвизгивает взорвавшийся от возмущения и злости омега, совсем ничего больше не боясь рядом со своим защитником и не слушая жалкие оправдания старухи. —… нелепый юнец не достоен быть партией великого правителя и сидеть рядом с ним на троне… — Да нахрен сдался мне ваш трон — я просто хочу остаться со своей семьёй, в своём доме, где мне и место рядом с ними! — кричит Пак, руки прижимая к сердцу, обливающимся кровью. — А всё, а надо было раньше думать над тем, с кем фокусы ваши цыганские проделывать, отправляя меня экспрессом в другой мир на роль партии короля.. — Теперь я очень жалею об этом! Ты просто наглый, неумелый мальчишка, — плюётся змеиным ядом ведьма, доставая из мешочка уже знакомый зелёный минерал. Дракон весь напрягается, издаёт опасное утробное рычание, больше наклоняясь и пряча собой сжавшегося Чимина. Ведьма же вновь становится огромным вороном в тёмном извивающемся дыме, направляющимся к ним двоим. Как вдруг земля под ногами трястись начинает, чешуя чёрного дракона раскаляется, его шея точно раздувается, наполняясь горючим веществом. И мощная пасть широко раскрывается, извергая настоящие языки пламени. Чимин вздрагивает от неожиданности, ноги сами собой назад ведут его дальше от исходящего жара. И перед тем, как увидеть еле-еле вылетающую из огня обгорелую ворону, жалко махающую дряхлыми горящими крыльями, он случайно наступает на мелкие камушки на краю и оступается. «Не-е-ет, ну почему это всегда происходит именно со мной?» — мысленно хнычет омега, летя спиной вниз со скалы, пытаясь ухватиться за выступы на драконьем хвосте. Сердце в пятки уходит от ощущения свободного падения, а протяжённый крик в горле встревает противным комом. Зато Чонгук в следующую же секунду издаёт громкий устрашающий рёв, вонзает когти в горные камни и всем телом разворачивается, обламывая здоровые осколки от скалы. Массивные крылья одним взмахом разгоняют дымчатую завесу, и он кидается вслед за падающим юношей. Паку кажется, что дракон этим рычанием ругается всеми возможными ругательствами на него за это. Мощное тело извивается таким образом, чтобы словить на свою спину, ближе к загривку, зажмурившегося мальчишку, тут же выравнивая скорость полёта. Открывается сперва один глаз, после другой — Чимин обнимает массивную шею с удивительной прочной кожей, прислоняясь к ней щекой и вновь веки прикрывает, под которыми собирается соляная жидкость. — Чонгук, Чонгук, Гук~а, — шепчет, судорожно вдыхая и больше прижимаясь к нему. — Я так сильно испугался… Правитель пыхтит и удлинённой мордой ведёт в сторону, внутри разрываясь от желания обнять и утешить своего возлюбленного, сказать, что всё в порядке, что он рядом и никому не позволит забрать его у него. Но получается лишь гортанно рыкнуть, чтобы привлечь внимание Чимина и показать ему великолепный вид, открывающийся с высоты полёта на драконьей спине. И омега, наконец-то, оторвавшись от чешуек, режущие от слез из-за всего навалившегося глаза распахивает в восхищении, с восторженным вздохом рот открывая в изумлении. Лазурная, сверкающая от пробивающихся лучей солнца гладь озера отражает силуэт величественного создания. Горный хребет, огибающий эту необычайную местность, обширные леса и прекрасный замок. У Чимина дух захватывает и сердце аж замирает. Так невообразимо красиво, что эмоции, сменявшиеся друг за другом, переполняют в край. Они медленно, так плавно опускаются, и дракон касается лапами поверхности воды, смешивая шум ветра и рассечения воды. Он, как бы аккуратно ни пытался, но всё равно с грохотом приземляется на землю, ниже склоняясь и хвостом помогая обескураженному парню сползти. Дрожащие от всего пережитого ножки не держат совсем, но Чимин назад пятится, чтобы во всю разглядеть внушительных размеров чёрного, такого благородного и изящного дракона. Он на попу плюхается, лишь только хрипнув «ох» и глаза округлив, вылупляя их на Чона. У того же они из злостного красного вернулись в шикарный золотистый с суженным зрачком, но омега видит в них человеческую любовь и волнение его короля, пусть перед ним совсем уж не мужчина, а редчайшее великолепие этого мира: могучий правитель, спасший свой народ, защитивший их и отвоевавший свои земли. — Ты… великолепен, Чонгук, — искренне шепчет, растягивая на губах улыбку и протягивая к нему руку. — Ты так прекрасен. И дракон медленно, точно боясь напугать крохотного человечка, к нему вытягивает шею, приближаясь и позволяя ладошке опустится на морду. Из длинных ноздрей испускает чёрный дым при неком хрипе, однако Пак даже не дёргается, шире улыбается и встаёт с земли, принимаясь гладить необычайную драконью чешую, точно переливавшуюся в проблесках тусклого солнца. Изучает на ощупь, рассматривает и бесстрашно в рот лезет, раздвигая челюсти, трогая длиннющие и острые зубы с нескрываемым восхищением, пока Чонгук с интересом и трепетом внутри наблюдает за ним. — Милый, у тебя из пасти воняет прямо как у пёсика, — внезапно заходится смехом Пак, вспоминая питомца у своих родителей, видя закатывающиеся глаза дракона. И руками обхватывает продолговатую морду, обнимая таким образом и нежно целуя его в чешую. — Я люблю тебя больше жизни, мой король, мой грозный величественный дракон, спасибо тебе, — и тепло улыбается, чувствуя, как тот ближе к нему головой жмётся и аж грудь выпячивает вперёд от гордости и подтверждения своего величия. — Кстати… Он на миг мешкает, а на лице растягивается игривая, такая пакостная ухмылочка, и немного вбок склоняется, пытаясь что-то увидеть. — А что у тебя между ног? Золотистые волшебные глаза округляются, и Чонгук резко назад пятится, как будто всё ещё не привыкнув к прямолинейности и отсутствия стеснения у омеги. И он смешно отходит от загоревшегося любопытством Чимина, что всё норовит заглянуть туда. — Ты, отец моих детей, стесняешься показать мне свой драконий член? — насупившись, продолжая кровожадно улыбаться отошедший от пережитого ужаса и шока юноша. — Да чего я там не видел, а? Другой издаёт гортанный звук, похожий на возмущение, поджимая к себе хвост и закрываясь крыльями. Как в следующий момент от него начинает густой пар исходить, а чешуйки — точно плавиться. На краткое мгновение Чимин теряется от происходящего и отворачивается от исходящего жара. А после, заметив среди режущего глаза дыма нагую рельефную фигуру мужчины, кутает нос и рот в своё потрёпанное верхнее одеяние, забегая в шипящую и обжигающую зону пара, подхватывая точно обессиленного Чона и выводя его оттуда. — Т-тебя не устраивает мой человеческий половой орган? — хрипло и на полном серьёзе спрашивает тот, останавливаясь и разворачивая его к себе. Взгляд Чимина непроизвольно мечется вниз, скользя по сексуальному мускулистому телу, и возвращается обратно с пересохшим горлом. — Вполне себе отличный и дееспособный орган! — стараясь не засмеяться и так же серьёзно ответить, поджимает расплывающиеся губы. — Не думаю, что хуже, чем у дракона… Чонгук не выдерживает — резко заключается его в свои крепкие объятия, утыкаясь лицом в плечо окончательно растаявшего парня, обволакивая его своими слегка подрагивающими руками, мягко целуя в ухо. — Я чуть с ума не сошёл, — шепчет король, сильнее вжимая в себя.— Думал, что сразу и умру без тебя на том балконе… который я чуть-чуть разрушил, — тише добавляет, надеясь, что это останется без внимания. Однако Чимин брови вскидывает и на месте перетаптывается, разворачиваясь в объятиях так, чтобы быть лицом ко дворцу, где на верхних этажах на широкой башне, на которой изящной паутинкой лоза расползается, находится, вернее, находился, их балкон, от которого остались обломки и дыра в спальню. — Чуть-чуть разрушил? Да ты его просто уничтожил, — усмехается омега со вздохом безысходности, не в силах сегодня ругаться на своего потрясающего мужчину, зато, возможно, завтра и последующие дни будет изводить его по этому поводу, как вздрагивает: — А дети?! — Их забрали, всё в порядке, — Чон нежно целует свои любимые припухлые губы, надавливая языком, и вновь обнимает его. — Пухлезяблик, — неожиданно произносит тот. — Да — ты мой прелестный пухлезяблик. — Нет — там правда пухлезяблик. И не успевает Чонгук опомниться, как маленькое пушистое белое создание с крылышками и, как оказывается, острыми зубками, впивается прямо в его голую задницу. Он вскрикивает и отскакивает, пытаясь ухватиться за слюнявое существо, болтающееся сзади. — Вау! Кажется, мы действительно похожи, — смеётся Чимин, наблюдая за этой увлекательной картиной. — По крайней мере вкусы и интересы у нас совпадают: я бы с удовольствием куснул тебя за вторую половинку, любимый. — Я тебе потом как кусну, — глухо рычит правитель, наконец избавившись от слишком уж довольной «пиявки», с силой отшвыривая её далеко в сторону леса. Дабы не сверкать королевским (драконьим) достоинством, Чонгук обмотал на бёдрах верхнюю накидку своего возлюбленного, потому что после провальной попытки и очередных порций насмешек влезть в неё, решил попросту сделать так. — Хвала Небесам ты здесь и цел, Чимин! — облегченно выдыхает встретивший их Тэхён, быстрее хватая его под руку и ведя за собой. — Кажется, внезапное превращение их отца спровоцировало некие инстинкты… И раскрывает широкие двери гостевых покоев, откуда доносится писклявый плач двух малюсеньких чешуйчатых дракош, что, при виде вошедшего и остолбеневшего родителя, со слезами, капающими из золотистых глаз, спотыкаясь и падая, с мест срываются, неумело пытаясь к нему доковылять. У омеги сердце сжимается от чувств, грудную клетку сдавливает, и он мигом к ним кидается, добивая и так содранные колени, подхватывая на руки ревущих детей. — М-мои маленькие козявочки, — хнычет вместе с ними, пытаясь каждого чмокнуть в чешуйчатую головушку, наплевав на то, что они царапают ему руки своими коготками, пытаясь вцепиться, чтобы ближе к родному источнику любви и тепла подлезть. — Мои вы сладкие дракончики, папа вас не оставит, слышите? Позади него садится наконец расслабившийся мужчина, в широкие и крепкие объятия заключая всю свою семью, опуская подбородок на плечо Чимина, ласково гладя почти успокоившихся деток, прильнувших к папе. Он нежно целует того в шею, после соприкасаясь виском к его виску, с безграничной любовью, без лишних слов, глядя на свою семью, которую свирепым зверем готов оберегать.