Цыганские фокусы

Человек из двадцать первого века со всеми прелестями жизни никогда бы не подумал, что выживет в мире без Интернета, разных девайсов и других удобств. Однако Пак Чимину кажется, что он рождён был для этого иного мира, совершенно отличающегося от его. Лишь в начале была тягостная ломка по телефону и капучино с пенкой из кофейни, но после она прошла, заменяясь необычайным чувством свободы, безмятежности и мыслей о том, что его место здесь. Омега, раскинувшись на подушках удлиненного кресла, читает увлекательную книгу о дриадах, лесных покровительницах, о разных феях и духах. Одной рукой листает старинный пергамент страниц, а другой отправляет в рот виноград, попутно подглядывая на своих детей, вертящихся в свёрточках одеял внизу на меховом ковре из шкуры зверя, которого сам король убил на своей первой охоте в десять лет. У Чимина тогда глаз нервно задергался, как он узнал, и сказал, что только через его труп его козявочки в таком возрасте пойдут охотиться. Им уже, кстати, по пять месяцев, и на голеньких головах уже есть пушки чёрных волосиков, явно же доставшихся от отца, ведь у Пака — каштан. У Чонсока безумно красивый, такой благородный лисий разрез глаз, как папин, а вот Кимико — ну точно маленький Чонгук другого пола. От этого всего на лице улыбка расцветает, и родитель уже на них смотрит, сползая всё же вниз, чтобы устроиться между малышей и выпустить их из «клеток» пелёнок. И если мальчик сразу же пополз к папе, то дочь, с увлечением и пыхтением смешно перебирая пухленькими ручками и ножками, отправилась исследовать огромный ковёр. Чонсок уже поднят на колени, и омега сюсюкается с ним, всегда поглядывая и на девочку. Ребёнок пытается ухватиться за побрякушки родителя, дергая их и ленточки, при этом заливаясь смехом. Но в особенности привлекает его крутящаяся, безумно драгоценная вещица на коротком безымянном пальчике. К сожалению, родители лишь только обменялись кольцами и словами верной любви друг другу, но официальной церемонии и признания Чимина как супруга правителя государства ещё не было. Ведь его величество погрязло в делах королевства, накопившихся и ещё прибавившихся, что не должны быть отложены. Конечно, юноше хотелось бы уже окончательно присвоить себе любимого мужчину, носить его фамилию, утерев нос родственникам, которые твердили, что «такого-сякого» омегу ни в жизни никто не позовёт замуж и он навсегда останется в долгах с кучей всех тех безмозглых и пьяных альф из клубов, которым интересно было лишь его тело. И вдруг Чимина передергивает. Он глаза расширяет с осознанием того, что ведь даже не думал о своей родне, а теперь уже у него своя семья. Грызёт малюсенький червячок совести, хотя, с другой стороны, отношения с родственниками были у него хуже некуда, собственно, как и во всей их семье. Его охватывает необъятное желание не сказать, что он цел и жив, а с гордостью продемонстрировать свою новую жизнь в роскошном дворце, где он ни в чем не нуждается, своих прекрасных детишек, которых он, в отличии от своей семьи, безумно любит и жизнь за них отдаст не раздумывая. А так же… — Ах, вот вы где все, — скрип дверей, шаги и шорох мантии, которую на ходу отцепляют и кидают на диванчик. «… моего шикарного, неотразимого и самого лучшего мужчину во всех мирах», — додумывает злорадствующий в мыслях омега, представляя выражения вытянувшихся лиц родственников. Но пока что только его выражение пугает даже оробевшего короля. — Чимин? — глубокий голос вынуждает глаза поднять на уже приблизившегося Чонгука, бережно подхватившего малышку, что с радостными звуками тут же поползла к отцу. — М? — хлопает ресницами вернувшийся из фантазий омега. — Ты уже закончил со всеми делами? Чон усаживается напротив, прижимая к себе Кимико, предварительно склонившись к юноше и сорвав с губ-бантиков бархатный поцелуй. — Нет, но я очень хочу побыть с вами больше, чем получалось в последнее время, — вздыхает, целуя и смеющуюся девочку в лобик и в её рученьки, что нагло дергают за его длинные волосы. — На твоих плечах целое королевство — пусть на моих побудут дети… — Моих плеч и сил достаточно, чтобы нести и то, и другое: особенно мою семью, — цокает Чонгук, чувствуя себя виноватым за то, что не так много уделяет им времени, как хотелось бы. — Мой ты могучий дракон, — тепло улыбается другой, подползая ближе с уже засыпающим Чонсоком, опуская ладошку на щетинистую щёку, — у тебя есть я, не надо взваливать всё на себя, ладно? — Мг, — мычит тот, ласкаясь о его мягкую руку, смотря с безграничной любовью на своего избранника и дремавшего наследника на его коленках. Взгляд скользит по его пальцам, что аккуратно придерживают маленькое тельце, цепляясь за блеснувшую ценность на них. И тише, своим невозможно прекрасным голосом проговаривает, понурив плечи и ломая брови домиком: — Прости, любовь моя, мы даже свадьбу никак не можем сыграть… — Если бы не ваши эти древние традиции, я бы и без пышной свадьбы обошёлся, сразу приступив к брачной ночи, — бубнит Чимин, приподнимая уголки губ и выпячивая грудь вперёд, распрямив плечи: — Но! Я ведь у тебя самый лучший и уважаю ваши обычаи! — Ты буквально нарушил их все, уже как только появился здесь, — усмехается король, убаюкивая на руках дочь. — Это просто они не соответствовали моим требованиям! — тихо возмущается, вздёргивая носик. — Каким это? Найти половой орган человека, в кровати которого очутился? — прищуривается другой. — Знал бы ты, какие виды открывались тогда передо мной: это всё твоё сексуальное тело виновато, — фыркает омега, так отчётливо вспоминая все события той ночи. — И ты казался таким милым во время сна, пока не открыл глаза и не стал рычать на меня. А на утро вообще чуть не убил, тыкая в меня мечом! Ты хоть помнишь, бесстыдник, как постоянно угрожал придушить меня? — Конечно, ты же был такой назойливой букашкой.. хотя, почему был? — усмехается Чонгук, ещё ближе к нему подсаживаясь. — И кто из нас ещё бесстыдник, м? Столько-то раз безжалостно совращать дракона и околдовать его, навсегда очаровав его сердце, разум и тело. У Чимина трепет в груди, румянец на щёчках от этих слов, которые каждый раз трогают душу. Иногда речь короля подобна механизму, запускающему круговорот бабочек в животе юноши — именно в такие моменты тот понимает, что действительно очутился в сказке, где его ждал не прекрасный принц, спасший из заточения башни от лап чудища, а именно величественный и бесконечно влюблённый в него дракон. Он улыбается, тянется за чередой мягких поцелуев, чмокая его губы, растягивающиеся в улыбке. — Как же я рад, что купил не капучино в метро, а экспресс-билет к тебе, — мурчит, носиком потираясь о его большой. — Ничего не понял, но я тоже безумно рад, что ты со мной, пухлезяблик, — испускает тихий смешок Чонгук, а его сеточки в уголках глаз завораживают и умиляют. Они около часа просто сидят вместе на пушистом ковре, придвинувшись вплотную, изредка разговаривают и сами чуть не засыпают по примеру детей. Как вдруг проснувшийся Чонсок начинает громко кричать и плакать, вынуждая родителей закопошиться. — Чони, малыш, т-ш-ш, — утешающе шепчет омега, поднимая ребёнка и к груди прижимая, начиная убаюкивать. — Дай его мне, — протягивает руки мужчина, бережно взяв дёргающийся свёрточек. Чимин улыбку не может сдержать от этой прелестной картины, собственному счастью не веря и поражаясь тому, как же сильно он их всех любит. Хотя раньше о детях никогда и не думал, даже о том, чтобы заводить их, боясь того, что будет ужасным родителем или же альфа бросит его с детёнышем на руках, что зачастую случается в его мире. Но сейчас… сейчас омега возится с уже начинающим успокаиваться малышом, тряся над ним свои кулоны, за которые тот всё пытается ухватиться, либо за волосы отца, качающего его на изгибе локтя. И смотрит то на Чонсока, то на будущего супруга, в чьих сияющих глазах бескрайняя нежность и радость. А тот ближе склоняется, оставляя невесомый поцелуй на маленьком лобике.

***

Третий день из головы не выходит мысль о своей родне, оставшейся где-то там, в далёком Пусане, что наверняка не волнуются о пропаже своего сына, думая, что тот просто где-то загулял, упал в канаву или потерялся — они ничему уже не удивляются. Они считают его никчёмным, не способным ни на что, кто ничего не добьётся и будет всегда сидеть в долгах на съёмных квартирках. И как же чертовски Чимину хочется удивить их, тыкнуть им в лицо своим шикарным мужиком, целым дворцом и своими чудесными детишками. — Да, может быть, я добился всего этого своей задницей — но добился же! — раздражённо шипит омега, сжимая кулаки, твёрдо ступая вперёд, как вдруг замирает, нечто осознавая. А именно: что он по привычке пошёл в королевское крыло наискосок через тронный зал, совсем позабыв о важном заседании Совета и лордов государства. Которые, кстати, все с вылупленными глазами смотрят на застывшего в самой середине избранника правителя, отлично слыша в наступившей тишине его слова. У Чимина нервно глаз дёргается, на губах дрогнет неловкая улыбка. Даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, что король, сидящий на величественном троне, стыдливо закрывает рукой лицо. Омега в нелепом реверансе приседает, виновато поклоняясь. — З-здрасьте, — от нервов язык с мозгами не соединяется, и, быстро выпалив глубочайшие извинения, на носочках убегает прочь. Собравшиеся почётные гости же давят смешки и улыбки, перешептываясь друг с другом: — Такой милашка. — Какой же красивый… — Прелесть-то, не удивительно, что наш правитель выбрал его… — Ах, столь милое создание. На что Чонгук громко кашляет, закидывая ногу на ногу, опираясь локтём о подлокотник трона и властным тоном произнося: — Можно бесконечно говорить о моём прекрасном возлюбленном, но вернёмся к государственным вопросам, уважаемые господа и лорды. Родитель кормит полусонных детей, не слыша даже за своими мыслями тихие шаги позади себя. Зато подскакивает и испуганно пищит, по инерции швыряя кашку в ложке прямо в лицо попытавшегося обнять его со спины мужчины. И закрывает рот руками, не зная, будет ли это слишком уж нагло с его стороны, чтобы засмеяться. Однако за него это делают детишки, которых явно позабавил звук плюхающейся жидкой каши, ударившейся о спокойное лицо отца. — А вот нечего сзади подкрадываться, кровожадный хищник! — всё же смеётся в голос Чимин, принимаясь вытирать всё с Чонгука, мысленно благодаря его за такую выдержку и терпение в жизни с ним. — Моё маленькое ходячее недоразумение, как всегда, в деле, — вздыхает тот, рывком притянув его к себе за талию, прижав вплотную. — Знаешь, твоя задница стала бурной темой для обсуждения после заседания. — Это не худшая тема, согласись, — продолжает хихикать юноша закидывая руки за его шею. — Она у меня классная! — Несомненно, здесь и не поспоришь, — хмыкает Чон, скользя ладонями вниз с его поясницы на упругие половинки, накрывая их и по-хозяйски сминая. — Но ты понимаешь, что эта информация теперь разлетится по всему королевству? — Ну и пусть, — фыркает Чимин, вздёргивая носик, — тебе жалко что ли? Задница твоего мужа будет обсуждаться в каждой пивнушке! По мне так повод для гордости… — Ужасно, — кривится мужчина, сильнее сжимая ягодицу. — Это действительно звучит отвратительно: даже разговоры о ней должны принадлежать только мне. — Бу-бу-бу, ревнивый собственник, — дует губки, вставая на носочки и чмокая его в подбородок. Как Чонгук склоняется и ловит его губы своими, сразу же уводя их в чувственный поцелуй, углубляя язык и надавливая им. Он начинает напирать ещё больше, уже развязывая пояс на его одеянии, очерчивая длинными пальчиками косточки таза и оставляя мурашки на оголённой коже, но детские невнятные звуки возвращают их в реальность, напоминая о том, что у них есть два маленьких пухлезяблика, которых нужно уложить спать. Этим и занимаются родители последующий час, пока не выдыхают облегчённо и не уходят в соединённую с детской свою спальню, где просто плюхаются на кровать без сил. Мужчина переворачивается на бок и подминает под себя расслабленное тело, обволакивая руками и ногами, лицом зарываясь в густые, чуть отросшие волосы, вдыхая самый лучший запах полыни. — Любимый, тебя что-то тревожит в последние дни? — Ты говорил, что всё для меня сделаешь, да? — закусывает губу тот. — Разве? — выразительно ведёт бровью Чонгук, пряча улыбку. — Что-то я не припомню такого. Чимин пыхтеть начинает, легонько ударяя его локтём в область живота, пока тот не сдаётся и смешок не испускает. — Конечно: я всё для тебя сделаю. — Всё, что угодно? — Абсолютно — я же сказал, что всё, что скажешь. Он уверен был в своих словах до момента, когда не увидел хитрую, такую пакостную улыбочку омеги, явно не сулящую ничего хорошего.

***

***

***

Назойливый дверной звонок, никто не спешит открывать, но раздражающая трель продолжается. Слышатся тяжёлые шаги, и мужчина нехотя открывает дверь, так и замирая на месте, как вкопанный, во все расширенные глаза глядя на совершенно нежданных гостей. — Привет, отец, — небрежно бросает удивительной красоты юноша в дорогой одежде. А рядом — высокий, мускулистый мужчина с собранными назад длинными смоляными волосами, острым взглядом тёмных глаз, мощной линией челюсти и буквально сражающей харизмой. От него исходит властная аура сильного альфы, от которой невольно съёживаешься. — Ч-Ч-Чи… Чимин? — отец глазам поверить не может, глядя на совсем преобразившегося, расцветшего сына в благородном амплуа, ровной осанкой и распрямленными плечами, наивно полагая до этого, что тот просто тусовался по клубам, ведя распутный и бесполезный образ жизни. Омега никогда прежде не чувствовал себя настолько гордым, что его аж распирает от этого ощущения, глаза сияют и подбородок сам собой вздёргивается вверх. Он нагло проходит мимо оцепеневшего альфы, ведя немного сконфуженного, но от этого не менее эффектного Чонгука за собой. Как же удачно, что именно сегодня, на дне рождения бабушки-старушки, собрались даже все дальние родственники, что, как один, рты пораскрывали при виде вошедших и глаза вылупили, а кто-то даже давится едой. Первым опомнился папа Чимина, вскочив на ноги, в безмолвном шоке указывая на «блудного» сына, вернувшегося с каким-то несомненно богатым и влиятельным мужчиной из высшей лиги. — Ой, так не хотелось прерывать ваше веселье, — с ядом в звонком голосе растягивает губы в гаденькой улыбке Чимин, ещё больше прижимаясь к не дышащему Чону, по-хозяйски хлопая его по широкой груди. — Просто хочу сказать, что это МОЙ муж, у нас двойняшки, и мы навсегда улетаем на его — ах, теперь наш — личный остров. Так что гудбай, арэвуар, адъос! Король же быстро в себя приходит, вспоминая, о чём его просили, собственнически обхватывает его за тонкую талию и так дерзко, так безумно горячо ухмыляется и кивает, сам после разворачиваясь и уводя оттуда находящегося на седьмом небе от счастья юношу. Чимин победно пищит, аж подскакивает на выходе, спеша к их заказной дорогой иномарке последней модели с персональным водителем (хорошо, всё же, иметь возле дома ювелирный, где золото с иного мира могут перекупить за бешеные деньги). Как тут понимает, что рядом нет своего повода гордости и бесконечной любви. Его пропажа вежливо кланяется перед обомлевшими и осевшими на землю родителями и родственниками, что в самом настоящем шоке, не моргая, смотрят то на Чонгука, то на машину и обратно. — … я обязательно позабочусь о вашем сыне… — заверяет он, продолжая свою речь о том, какой Чимин замечательный. — Эй, мы не договаривались на сентиментальности! — пыхтит омега, потащив чуть не упавшего мужчину за пиджак, буквально впихивая его в авто. — Ты чего это там вытворил? — Но не мог же я так просто украсть тебя, — вскидывает брови невинно моргающий Чонгук. — Ты грозный, могучий, сексуальный дракон! Ты должен был просто украсть меня, да! — всё же смеётся тот, взяв его лицо в свои ладошки и нежно поцеловав в губы. — Спасибо, спасибо тебе за всё, Чонгук. — Тебе полегчало? — Ещё бы! Ты видел их лица? — широко улыбается юноша, чувствуя себя действительно важным, нужным, любимым и, что самое главное, счастливым. — Я так сильно люблю тебя, мой величественный дракон. — И я люблю тебя ещё больше, мой прелестный пухлезяблик, — сокровенно шепчет король, глубоко целуя его. — Давай вернёмся домой, пожалуйста — я уже ненавижу эту дыру. — Ох, полностью согласен — хватит с нас этих цыганских фокусов!... Вспышка изумрудного цвета с дымкой прямо на заднем сидении автомобиля, и два «путешественника» оказываются вкинуты в их уже родной мир, где ждут их наверняка голодные дракончики, тёплое молоко, догорающее пламя свечи и мягкие объятия семьи. Только вот до этого бы ещё добраться, потому что… — Ты чего так смотришь на меня, как будто это моя вина?! — визжит Чимин, на всякий случай отодвигаясь от как будто бы готового взорваться мужчины. — Я в самом начале предупреждал тебя, что вокруг меня всегда проблемы и я притягиваю неприятности! … вернуло их прямо в какие-то болота за пределами города, где возвышается замок у гор и озера. И они, перепачканные грязью, вонючие и в каком-то подобии тины умудрились выбраться на землю. — Ну давай: обращайся драконом и полетим на тебе, — в приказном тоне проговаривает упёрший руки в бока омега, хоть как-то отряхнувшись. — Любовь моя, ты понимаешь, что требуешь правителя из древнейшей династии обратиться в редчайшее существо, чтобы использовать его как транспорт? — изгибает бровь Чонгук, но уже обречённо опустив плечи, понимая и принимая свою участь. — Да, потому что имею на это полное право, мой дорогой муж! — растягивает губы в улыбке, довольно прищуриваясь. — Теперь ты точная копия наглого слизняшмыга, — хмыкает специально за секунду до того, как начинает обращаться, чтобы заворчавший от возмущения мокрый и грязный омежка не успел никак отреагировать. Зато возмущение вмиг сменяется ликованием и победным «юху!», когда Чимин юрко мечется под здоровенные лапы фэнтезийного создания для исполнения заветного желания увидеть интересующие его причиндалы между ног. И, кажется, получает травму если не на всю жизнь, то на ближайшее время так точно. — А я ведь говорил, — ухмыляется раздевающийся перед сном Чонгук, обнажая рельефную грудь, пока тот, натянув одеяло аж до подбородка, скользит взглядом по его телу, задерживая взгляд на пахе в свободных брюках и сглатывая. — Бр-р-р! — его передёргивает и под хриплый мужской смех он отворачивается от него на бочок, тихо бубня: — Теперь я понял, почему даже его человеческий такой… — М? Ты что-то сказал? — Ложись спать, Гук~а, достаточно с меня фокусов и впечатлений на сегодня. И тает от того, насколько нежно его обнимают любимые руки со спины, греется о своего дракона с горячей кровью, впадая в сладостный сон с приятными и радующими трепещущее сердечко мыслями о том, что его сказка на самом деле будет долгой и счастливой.