False faith. Believers

Завтрак проходил под девизом: «Больше дела — меньше слов». Все трое усиленно жевали все, что попадалось под руку, искоса поглядывая друг на друга: Тэхён на Чонгука, Чон на Дахён, а девчонка то на одного, то на другого. При этом кроме «Доброе утро», брошенного Чонгуком, и негромких ответов Тэ и Дахён, никто не произнес больше ни слова до тех пор, пока все съестное не уместилось в желудках. Даже Тэ, не любивший есть по утрам, набил живот до отвала, только бы избавиться от дикого ощущения неловкости и заползающего под кожу неприятного предчувствия. Звонок в дверь заставил всех вздрогнуть, а Ёнтан со звонким лаем кинулся встречать раннего гостя. — Ну и открыл бы, — проворчал Тэхён, распахивая дверь, и опешил, наткнувшись на довольно улыбающуюся мордаху Чимина и смурного Юнги за его спиной. — Привет! — маленький ураган в лице Пака ворвался в дом, расплескивая вокруг себя хорошее настроение, тем самым разряжая напряженную атмосферу. — Какие планы? — Ты в порядке? — недоверчиво пробормотал Тэхён, поглядывая то на Чимина, то на Юнги. — Ну да, — радостно ответил тот, нагло залезая в холодильник и выуживая оттуда пакет с молоком. — Еще десяти нет, — буркнул Тэ, поясняя свое удивление. — Его вообще подорвало сегодня в семь, — недовольно нахмурившись, бросил Юнги. — И меня разбудил. — Как дела, малая? — приобняв Дахён за плечи, поинтересовался Чимин и добавил, игнорируя ее офигевший взгляд: — Хорошо спалось? — Девочка кивнула, после чего Пак окинул ее тощую фигурку взглядом и цокнул языком: — Никуда не годится. — Что? — выдохнула она испуганно. — У Тэхёна, конечно, шмотки крутые, вот только на тебе они смотрятся ужасно, — снисходительно проговорил парень, кивнув вдобавок. — А своих, небось, не особо много. Щеки Дахён вспыхнули ярким румянцем, а глаза яростно сверкнули: — Мне хватает, — взбрыкнула она, отодвигаясь от наглеца. — Ну-ну, не фырчи. — Пак провел ладошкой по волосам. — Я просто хотел предложить пройтись по магазинам. — Он улыбнулся девочке, а потом с видом заговорщика глянул на Тэхёна: — Что скажешь? — Отличная идея, — без особого энтузиазма сообщил тот. — Дай нам десять минут. Дахён влетела в отведенную ей комнату и растерянно остановилась посреди довольно просторного помещения. Одно дело — шататься по дому в своих поношенных шмотках или в одежде этого странного типа, папашиного любовника, и совсем другое — появиться на людях в компании двух гламурных парней, красивых и стильных до одури. Это при Чонине она могла не стесняясь выползти в растянутой застиранной футболке, причем его же футболке. А тут… Вывалив на кровать скудное содержимое своей сумки, девочка порылась в ворохе тряпья и обреченно опустилась на край кровати. Все вещи ее гардероба были нещадно изношенными, выцветшими и потускневшими. Уткнувшись лицом в ладошки, она всхлипнула раз, другой и вот уже отчаянно растирала предательские слезы по щекам, шмыгая носом. — Мамочка, мне так плохо без тебя, — проскулила Дахён в пустоту, сползая на пол и утыкаясь носом в острые коленки. — Я скучаю. Внутри все сжималось, стоило вспомнить маму, ее теплый взгляд, заботливые руки, обнимавшие и прижимавшие к груди. Губы, целовавшие макушку. Они жили небогато, денег, которые оставались после оплаты жилья, едва хватало на питание и недорогую одежду. У Дахён никогда не водилось новомодного телефона, не говоря уже о компьютере и планшете, она ни разу не гуляла в парке аттракционов. Но зато у нее была заботливая и любящая мама, с которой они часами разговаривали обо всем на свете, вместе рисовали или шили одежку кукле Дахён, единственной, к которой она относилась как к самой большой драгоценности на свете. Когда Дахён узнала о своем отце, она безразличным взглядом скользнула по красивому лицу, словно отражению своего собственного, просто более жесткому и суровому, и задавила зарождавшуюся в груди надежду, что однажды она откроет дверь и на пороге окажется он, сильный и смелый, и тогда все у них будет хорошо. Но он все не приходил. А потом мама заболела. Девочка заботилась о ней, при этом продолжая прилежно посещать школу. Готовила еду в перерывах между выполнением домашних заданий, бегала в больницу за лекарствами, научилась ставить уколы. А все свободное время просиживала возле маминой кровати, читая вслух книжки. Они обе любили красивые истории о любви, где героини обязательно встречают тех, кто предначертан им судьбой. И молчали о том, что маме не повезло не встретить такого любящего мужчину, который бы стал защитой и опорой им обеим. Мама угасала на глазах — осложнения от перенесенного воспаления легких высасывали из хрупкой женщины все силы. Она ушла тихо, во сне. Дахён даже не сразу заметила это — лишь когда принесла заботливо приготовленный завтрак. В тот момент жизнь девочки полетела под откос с такой скоростью, что закладывало уши. Первые дни в приюте научили нежное, выросшее в заботе и любви создание показывать острые зубы, выгрызая себе место под солнцем. Она быстро усвоила простую истину: окружать себя надо теми, кто поможет выжить. Именно потому Дахён завела дружбу с мальчишками, регулярно покидавшими стены приюта в поисках подработок, и быстро освоила искусство вскрывать машины так, чтобы сигнализация не сработала, пробираться в квартиры незамеченной соседями, а еще таскать кошельки, стоя в очереди. Мальчишки моментально разглядели в ней скрытые таланты и пригрели девчонку в своей компании, готовые защищать ее от всего мира, а Дахён испытывала искреннюю благодарность за это. И в свою очередь согласна была пойти ради них хоть в огонь, хоть в воду, хоть в Сеул на поиски горе-папаши. Стук в дверь заставил подростка вздрогнуть. Девочка утерла подолом тэхёновой футболки остатки слез и подняла голову, когда на пороге появился Тэ. — Готова? — спросил он, прежде чем заметил покрасневшие и припухшие глаза. Подошел и опустился перед Дахён на корточки. — Эй, ты чего? — Та отчаянно помотала головой и отвернулась, а взгляд Тэхёна скользнул по куче измятого старого тряпья. Парень осторожно коснулся собранных в хвост волос теплой ладонью. — Если хочешь, можем заказать по интернету все, что понравится, — предложил он, понимая, что именно подкосило девочку, но та упрямо помотала головой, буркнув охрипшим голосом: — Да мне пофиг на шмотки. — Тогда чего ревешь? — не унимался Тэ. Девочка не удосужилась ответить, поднялась и как была — в просторных штанах Тэхёна и его же футболке — покинула комнату. Сбросив тапочки возле входной двери, сунула ноги в потертые мокасины и вышла на улицу, всем своим видом показывая, насколько безразлична ей предстоящая поездка. — Не вздумай начудить. Прибью! — предупредил Юнги, когда Чимин, проходя мимо, наклонился и звонко чмокнул его в шею. — Я тоже люблю тебя, — хихикнул Пак, попрощался с Чонгуком и вышел следом за Тэхёном и Дахён. — И что все это значит? — проводив серьезным взглядом младших, поинтересовался Чонгук, остановившись напротив Юна и скрестив руки на груди. — Просто решил, что нам надо поговорить наедине. А дальше уже Чимин импровизировал. — И о чем же ты хотел поговорить? — поинтересовался Гук, занявшись приготовлением кофе, без которого его организм отказывался функционировать. — Думаешь, не о чем? — Юнги прищурил свои лисьи глаза в сторону друга, но тот продолжал упорно возиться с кофейным аппаратом, даже не поворачиваясь к Мину. И лишь по тому, как напряглись мышцы на спине, обтянутой тонкой тканью футболки, можно было догадаться, что спокойствие мужчины напускное. — Что собираешься делать? — Слушай, если таким тактичным способом ты пытаешься выяснить, намерен ли я делать тест на отцовство, то мог бы спросить прямо. По крайней мере, так было бы честнее, — Чонгук взорвался на ровном месте, нервно бросаясь словами в расслабленно восседавшего на диване Юнги. — Да, наверное, ты прав, — кивнул Мин. — Так что, будешь делать тест на отцовство? Чонгук сделал глубокий вдох, упершись ладонями в столешницу. Не хотел бы он, чтобы Юн увидел сейчас выражение его лица. Он вообще не хотел бы, чтобы хоть кто-то видел его таким слабым и раздавленным внезапно свалившимися ему на плечи обстоятельствами. Общества Тэхёна никак не избежать. Хотя именно перед ним наиболее унизительно проявление слабости. Ведь он всегда старался оставаться сильным и способным защитить своего любимого от всего, что могло причинить ему боль. Но Юнги… Юнги ни разу не видел Чонгука в таком состоянии. Даже когда было хреново, даже под страхом смерти, с которой они не раз уже сталкивались за семь лет работы в сфере охраны, даже когда похитили Тэхёна с Чимином. Никогда Гук не позволял себе проявить при Юнги страх. Или такое вот желеобразное состояние души и мозга, когда мыслей нет в голове совсем. Когда все, чего хочется — утонуть в новом и таком теплом для себя ощущении, что после твоей смерти ты все равно продолжишь жить не только в памяти друзей и близких, но и в своем ребенке. Плоть от плоти, кровь от крови. Как бы банально это ни звучало, но слова, которые ранее вызывали у Чонгука снисходительную усмешку, теперь отчаянно бились в груди, вытесняя все остальные ощущения. Гук прекрасно помнил разговор с Хосоком, когда Джинхо родила Мэй. Брат словно светился изнутри, ему хотелось обнять весь мир только за то, что в его жизни появился этот кричащий розовый комочек. Тэхён украдкой утирал слезы умиления, а Чонгук просто смотрел на Хоби и то, что он видел, не вписывалось в его представления о брате, которого на тот момент Гук еще не слишком хорошо знал. За годы отчуждения оба изменились, да и Чонгук, которому было всего восемь лет, когда он увидел в Хосоке монстра, способного на бесчеловечную жестокость, много лет жил со своим извращенным мировоззрением, глядя на окружающее через призму наполнявшей его ненависти. Но сейчас мужчина не смог бы объяснить словами все то, что творилось внутри него, даже если бы и захотел. А потому предпочел подальше запрятать все то непонятное, но такое теплое, и набросить на себя маску безразличия. — Тест — это единственная возможность доказать, что я могу стать ее опекуном, — выдавил Чон, передавая другу чашку с кофе. — Значит, ты все же решил оформлять опекунство? Вот так сразу, ничего не зная о девчонке? — Юнги удивленно приподнял одну бровь, сверля друга пристальным взглядом, пробиравшимся в самую душу, цепляясь за сердце и наматывая жилы на мнимый кулак. — Если я ее отец… — Чонгук, послушай, она пятнадцать лет ничего не знала о тебе, а тут вдруг приехала и вся такая родная, — Юнги тоже не выдержал. Он, конечно, не считал себя вправе судить Дахён или принимать решения за Чона, но на правах друга вполне позволял себе давать советы. — Ты хотя бы попробуй выяснить, чем она жила до того, как приехала сюда. Гук молчал, стискивая зубы до скрежета, и прокручивал слова Юнги в голове снова и снова, убеждаясь в его правоте. — И что ты предлагаешь? — Чонгук сдался, ссутулил плечи и опустил голову, словно разом из него выкачали весь воздух. — Я предлагаю съездить в приют, из которого девчонка сбежала, и порасспрашивать там сотрудников и ребятишек. Уверен, мне удастся узнать много всего интересного, — пока говорил, Юнги поднялся с дивана и уселся за стол напротив Чонгука, устало потягивавшего уже остывший кофе. — И когда ты намерен поехать? — Да хоть сегодня. До Йончхона часов пять неторопливой езды. Приеду еще засветло, — сообщил Юнги, исполненный решимости. — А как же Чеджу? — бросил Чонгук, глянув на друга исподлобья. — У вас же вроде были планы. — Послушай, Гук-и, какие к черту планы, когда тут такое? — воскликнул Юн, поражаясь беспросветной заботливости Чона, которая иногда накрывала его. — Или ты думаешь, что я смогу спокойно валяться на солнышке, пока у тебя в жизни творится полный пиздец? — В конце концов, это мой личный пиздец, — выдохнул Чонгук, но все же сказал: — Чимин и так меня недолюбливает, а уж за проебанный отпуск и вовсе покусает. — Брось, Чимин любит всех, а тебя в особенности, — фыркнул Юнги. — Я даже ревную иногда, когда он заводит очередную пластинку про Чонгука — мистера Идеальность. Гук не удержался и растянул губы в широкой улыбке, заметив признаки ревности на лице друга. Он в жизни бы не подумал, что Мин способен на такое разрушающее чувство, пока однажды не пронаблюдал незабываемую по своей эмоциональности сцену изымания Чимина из ночного клуба. Это случилось года три назад, парни поссорились из-за какой-то мелочи вроде забытой Юнги годовщины знакомства. Чимин три дня не появлялся дома, пропадая где-то в пределах Сеула, пока Юнги вместе с Югёмом и Чонгуком рыскал по всем злачным местам, где мог проводить время Пак, заливая свою обиду алкоголем и пытаясь вышибить из себя негатив полной его противоположностью — бесконечным весельем. В итоге мелкого обнаружили в занюханном баре на окраине, где он выплясывал развратные танцы на обшарпанной стойке, подставляя свое гибкое тело липким взглядам посетителей обоих полов. Юнги в сопровождении друзей ввалился в заведение в тот момент, когда одна особо смелая девица задрала майку Чима и прилепилась губами к его плоскому животу, а мелкий, радостно улыбаясь своему любовнику, метавшему яростные стрелы глазами, запустил пальцы в длинные волосы девицы, поощряя ее действия. Как этой смельчачке удалось выжить, до сих пор оставалось для Чонгука загадкой. Видимо, ей повезло, что реакция Гука с Югёмом оказалась молниеносной, а здравый смысл в голове Чимина выиграл битву с отчаянным желанием позлить любовника. Бедного Пака после этого никто не наблюдал за пределами их с Юнги жилища в течение нескольких дней, и после этого марафона оба еще какое-то время светили засосами и следами от зубов, а их походка не отличалась легкостью от бедра. Чонгук даже не пытался думать о том, что происходило в их норе во время примирения, чтобы не травмировать свою нежную психику. Ведь его отношения с Тэхёном были полной противоположностью — наполненными романтикой и сладостью до судорог в скулах. Он любил Тэхёна долго и нежно, заставляя плавиться в своих руках и молить о большем. Да, частенько на чонгуковых предплечьях красовались следы от зубов Тэ, но это лишь служило для Гука проявлением неконтролируемой страсти, что сводило с ума, заставляя проделывать этот фокус с младшим снова и снова. — Единственное, о чем попрошу, — добавил Юнги, прежде чем покинуть дом, — присмотри за Чимином. Понимаю, что у тебя самого сейчас будет детский сад, но приюти еще одного ребенка, а то боюсь, что если его оставить одного, после возвращения не досчитаюсь или квартиры, или Чимина, или собственных волос. Чонгук выпроводил Юнги и, едва закрыв за ним дверь, выдохнул, испытывая облегчение, что хотя бы какое-то время не нужно притворяться и натягивать на себя маску. Сварив себе еще кофе, мужчина вышел на террасу и уселся в шезлонге, вытянув ноги и усадив Ёнтана себе на живот. — Ну что, друг, ты-то хоть понимаешь меня? — он почесал пса за ухом, и тот от удовольствия даже прикрыл свои глазки-бусинки, подставляясь приятным прикосновениям. Поставив кружку с кофе прямо на землю, Чонгук откинул голову на спинку и прикрыл глаза, погружаясь в воспоминания. — Эй, парни, чего такие кислые? — раздался смешливый голос командира, сидевшего возле самой кабины тентованного грузовика. Парни, самому старшему из которых пару недель назад стукнуло двадцать два, смотрели перед собой и отчаянно пытались не уснуть. Последние несколько дней их вымотали настолько сильно, что глаза закрывались сами собой и даже предстоящие стрельбы на полигоне не вызывали больше привычного всплеска адреналина. Чонгук одним из немногих поддался усталости и убийственной жаре. Прикрыв глаза, парнишка провалился в дрему, убаюканный негромкой музыкой, доносившейся из наушников сидевшего рядом Югёма. Голова его повисла, покачиваясь в такт пробиравшемуся через кочки грузовику. Старший парень, в отличие от тонсена, и не думал спать, мыслями блуждая где-то в недалеком будущем — после нескольких недель жесткой муштры им обязательно дадут выходной, и тогда он доберется до ближайшей деревни, где девчонки просто сногсшибательны. С одной из них у него было уже свидание, окончившееся обжигающим сексом, и от этих воспоминаний по коже пронеслась волна возбуждения — молодое тело реагировало достаточно остро на недостаток близости. Эх, если бы он не любил военное дело так сильно, никто и никогда не заставил бы его добровольно отказаться от свободы. Машина чуть набрала скорость, чему способствовала неплохая по качеству дорога, пролегавшая через заброшенный приграничный поселок. И вдруг оглушающий взрыв разорвал умиротворяющую тишину. Грузовик подпрыгнул и опрокинулся на бок, сбрасывая не ожидавших подвоха солдат в одну кучу, превращая их в сплошной комок кричащих тел. Автоматная очередь изрешетила брезент, накрывавший кузов, и солнечный свет яркими лучами проник внутрь через образовавшиеся прорехи, рассыпаясь по тесному пространству, вмиг наполнившемуся тягучим ужасом. Чонгука придавило к земле, острая боль от удара распространялась от позвоночника по всему телу, мешая дышать, а горечь от взрыва, проникая в кузов, забиралась в ноздри и рот, раздирая слизистую. Крики и стоны наполнили вновь устоявшуюся тишину, оглушая не меньше, чем взрыв. Солдаты, не обращая внимания на приказы командира, бросились врассыпную, с трудом выбираясь из перевернутого грузовика на свободу, где их тут же настигали новые снопы оружейных выстрелов. — Гук! — донеслось до парня откуда-то справа. Голос Югёма с трудом проникал в сознание — парнишка все еще был оглушен взрывом. — Гук! Ты в порядке? — Руки вцепились в форменную куртку, встряхивая Чонгука. Тот с трудом приоткрыл глаза и уставился расфокусированным взглядом на нависшего над ним Югёма. — Надо выбираться! — Стоять! — орал командир, пытаясь остановить курсантов, которых на открытом пространстве ждала неминуемая смерть. — Оставаться на месте! Но его никто не слышал. Поддавшись панике, молодые солдаты, едва начавшие военную подготовку, покидали убежище. Те, у кого инстинкт самосохранения оказался сильнее, прижимались к земле, пытаясь ползком добраться до зарослей по обе стороны от дороги. Остальные бежали к ближайшему забору, согнувшись, но не становясь от этого менее трудными мишенями для стрелявших из засады боевиков. — Стоять, вашу мать! — голос командира уже хрипел. Мужчина безуспешно пытался удержать хоть кого-то под контролем. То и дело рука его цеплялась за куртки солдат, втаскивая их обратно под прикрытие брезента: здесь все еще было наиболее безопасно, хотя стоило противнику бросить пару гранат, и это уничтожило бы ребят разом. Югём помог Чонгуку перевернуться на живот и пополз к выходу, надеясь, что тонсен двинется за ним. Высунувшись, он зажмурился — глаза пронзила острая боль от яркого солнечного света. Потребовалось несколько секунд, чтобы обрести способность видеть. Градус истерии нарастал. Командир, отчаявшись добиться хотя бы минимального контроля над ситуацией, выполз из кабины и принялся беспорядочно палить по окнам дома, со стороны которого доносились выстрелы, давая минимальную, но все же возможность мальчишкам выжить в этом аду, принимая удар на себя. Югём снова спрятался в кузове, четкими движениями привел автомат в состояние боевой готовности, вспорол брезент ровно настолько, чтобы появился минимальный обзор, и выпустил несколько выстрелов в сторону противника. — Гук, ползи к выходу! — крикнул он. — Я следом. Чонгук послушно дополз до края кузова и выглянул наружу. Взгляд его, с трудом привыкший к яркому солнечному свету, выхватил несколько изрешеченных пулями тел, валявшихся на земле в неестественных позах. Справа от дороги сверкали вспышки выстрелов, в воздухе разносились громкие переливы автоматных очередей, смешанные с криками боевиков и молодых курсантов, которым удалось спрятаться от выстрелов. Командир как раз перезаряжал автомат, когда прямо перед его лицом в землю врезалось несколько пуль, разрывая сухую почву и вспыхивая фонтанами пыли. — Суки, это же дети! — выругался командир и снова принялся палить по окнам дома. В ответ на него обрушилась автоматная очередь. Несколько пуль пробили плечо мужчины, еще две впились в голову, обезображивая лицо. Чонгук, словно под гипнозом, наблюдал, как тело командира дернулось несколько раз и обмякло. А парнишка все еще не мог сдвинуться с места. Перед глазами его предстала совсем иная картина — отец с дырой от пули в голове и стекающая по его лицу струйка крови. И собственные забрызганные алыми каплями руки. — Уходим! — прокричал Югем, выбираясь из кузова, и пытаясь отстреливаться от противника, мелькавшего в окнах дома, и едва успев прижаться к земле, прежде чем прогремела автоматная очередь. Крик друга вывел Чонгука из ступора. И мальчишка ринулся к нему. — Югём! — донесся до старшего едва слышный сквозь грохот оружейных выстрелов голос Чона, практически успевшего доползти до зарослей кустарника, но ринувшегося назад. — Уходи, Гук! — крикнул он, боковым зрением замечая, как граната летит прямо в сторону парня. — Ложись, быстро! Чонгук рухнул на землю, прикрывая руками голову. Взрыв прогремел совсем рядом, вновь оглушая Гука, присыпанного свежей землей, разлетевшейся на несколько метров от рытвины, проделанной гранатой. Открыв глаза, парнишка рыскал мутным взглядом вокруг себя в поисках Югёма, а когда обнаружил его, внутри разом взорвались все предохранители, переключив организм в аварийный режим. Чонгук не помнил, как дотянул потерявшего сознание Югёма до ближайшего дома, даже не пытаясь отстреливаться, подсознательно понимая бесполезность этого занятия. Откуда-то со стороны грузовика слышались спасительные очереди выстрелов — водитель и сидевший в кабине помощник командира все еще пытались противостоять боевикам. Гук не помнил, как ему удалось стащить тяжелое тело Югёма в подвал, забарикадировав двери изнутри. И только там, в полумраке, освещаемом крохотным снопом света, льющегося через вентиляционное отверстие под самым потолком, парнишке удалось заметить месиво, в которое превратился живот друга. Чонгук не помнил, как задыхался, с трудом сдерживая рвотные позывы, когда сдирал с себя одежду и накрывал грубой тканью ужасающую рану. Чонгук не помнил, как орал, матерился и ревел, вытирая окровавленными руками слезы, смешанные с соплями, размазывая всю эту смесь по лицу. Чонгук не помнил, как умолял Югёма не умирать, потерпеть еще немного, затыкая зажатой в руках курткой дыру в животе друга. Чонгук помнил только одно — ужас, болезненно скрутивший внутренности, ослепивший и оглушивший его. Несколько дней напрочь выпали из памяти Чонгука. Когда он пришел в себя в госпитале, то не мог точно сказать, что произошло. Последнее, что парнишка помнил, это день стрельб, точнее, самое его начало, когда, перекидываясь шутками с другими курсантами, он совершал обязательные утренние процедуры. А дальше — непроглядная темнота и затаившееся в сознании ощущение паники и ужаса, леденящего кровь, заставляющего язык прилипать к небу, только бы не произносить страшных слов, которые вновь вернут его в тот день. Вспоминать было мучительно больно. Каждый сеанс психотерапии оборачивался новой изощренной пыткой, пока, наконец, созревший гнойник не прорвался наружу истерикой. Дежуривший наготове медбрат сразу же ввел парнишке слоновью дозу успокоительного, и через пару минут тело осело в крепких руках, позволяя утащить себя в палату и уложить в койку. Когда Чонгук открыл глаза спустя почти сутки глубокого сна, в палате царил полумрак, а тишина нарушалась шелестом разрываемой упаковки одноразового шприца, щелчком скола ампулы с лекарством и легкими шагами, приблизившими хрупкую женскую фигурку к койке, на которой лежал Гук. — Проснулся? — ласково улыбнувшись, проговорила девушка. — Можно воды? — прохрипел Чонгук, пытаясь сглотнуть, но отсутствие слюны отдавалось острой болью в глотке даже при вдохе. — Конечно, — медсестра плеснула в стакан воды и поднесла к губам Чонгука, заботливо придерживая его голову. Сделав укол, девушка еще какое-то время стояла рядом, разглядывая Чона — заостренные черты лица, темные тени, залегшие под глазами, бледные губы, контрастно выделявшиеся на фоне смуглой кожи лица, и смоляные волосы, в которые так хотелось запустить пальцы. Чонгук чувствовал ее присутствие, даже когда снова провалился в сон. И именно оно стало его маяком по пути из мира сновидений в реальность. Каждый раз, когда сознание проявляло во сне тот страшный день, он заставлял себя вспомнить красивое лицо и мягкий голос, выбираясь благодаря ему на поверхность из темноты. Негромкий скулеж Ёнтана выхватил Чонгука из воспоминаний, за что мужчина был ему благодарен. Сморгнув налет прошлого, Гук поднялся, поставив собаку на землю, и направился в дом, зацепив по пути со стола фотографии. Он помнил каждую ночь, проведенную с Им Сон Ли, помнил каждое утро, встреченное ими вместе. Девушка брала столько ночных смен, сколько позволяло ей здоровье, только чтобы находиться рядом с Чонгуком, когда тьма будет снова и снова захватывать его раненое сознание, которое пытался исцелить психотерапевт. На это ушло почти столько же времени, сколько и на восстановление второго курсанта, доставленного в госпиталь вместе с Чонгуком. Хотя, казалось бы, физическое увечье должно нанести больший ущерб здоровью, но нет, травмы Чона оказались более существенными. Им Сон Ли продолжала заботиться о парнишке, охраняя его беспокойный сон, пробуждая, когда он начинал биться в судорогах в те моменты, когда страшные картины атаковали его сознание с новой силой. И в большей степени именно ей Чонгук обязан был своим выздоровлением. Девушка выслушивала его бесконечные страхи и тревоги, держа при этом за руку или прижимая его к своей груди, запустив пальцы в черные волосы, заметно отросшие за время госпитализации. А когда пришла пора прощаться, просто отпустила его, даже не пытаясь удержать. Чонгук не знал, была ли Сон Ли осведомлена о своем положении уже тогда или поняла позже. Гук не знал, как поступил бы, если бы девушка сообщила ему о беременности: смог бы он бросить службу и остаться с ней? И сейчас, размышляя над этим, Чонгук радовался, что Сон Ли не сказала ему ничего, даже если знала. Иначе тогда он разминулся бы в жизни с самым важным для него человеком — Тэхёном. Да, тогда с ним рядом была бы дочь, но Тэ… Чонгук с полной ответственностью признался самому себе, что выпади в его жизни такая же ситуация, он ничего не захотел бы менять. От понимания этого стало легче, но в то же время чувство вины перед Дахён разгорелось с новой силой.

***

Стоило Дахён увидеть плавно выехавший из гаража розовый «гелендваген», как девчонка не сдержала нервный смешок. — Мы на этом недоразумении поедем? — недоверчиво фыркнула она в сторону стоявшего рядом Чимина. — Ты что, это святой автомобиль, почти что семейная реликвия, — убедительно ответил Пак, открывая дверцу и впуская девчонку в салон. Сам же проворно забрался на переднее сиденье, рядом с Тэхёном. — Именно в этом «гелике» зародились чувства Тэ и твоего отца. — О боже, — проскулила Дахён и, просунув голову между спинками передних кресел, обратилась к Тэхёну: — Вы че, трахались тут? Фу, какая мерзость, — девчонка скривилась, как будто случайно сунула руки в противную жидкую грязь, и демонстративно вытерла ладони о спортивные штаны. — Сама ты «фу», — Чимин расхохотался, заметив презрительное выражение на лице подростка. — Здесь они провели первые несколько часов вместе. И пофиг, что твой отец находился без сознания, а Тэхён был уверен, что он тут и умрет. На этом «гелике» Чонгук совершил побег десятилетия! — На этом? Побег? — недоуменно протянула девчонка. Диалог с Чимином явно доставлял ей удовольствие, хотя при этом она не забывала поглядывать на Тэхёна, который упорно молчал и внимательно следил за дорогой. — Он бы еще на золотом «порше» убегал от полиции. — Хотя, думаю, трахались тоже, — завершил свой рассказ о розовом чуде Пак, проигнорировав замечание Дахён, а когда глянул на Тэ, обреченно качавшего головой, воскликнул: — Что, ни разу? Даже чуточку? — Чимин! — прикрикнул Тэ, одергивая очередную пошлость друга, но это не действовало, потому что тот не унимался: — Хочешь сказать, что за семь лет совсем-совсем ни-ни? — Фу, гадость, — снова фыркнула Дахён, хотя на этот раз выражение на ее лице было довольно милым, учитывая легкую улыбку, растянувшую красивые губы такой же формы, как и у Чонгука. — Значит, эта малышка девственно чистая?! — удивленно воскликнул Чим. Ведь «ауди» Юнги, которую продали года четыре назад, и нынешний «хюндай», и даже «мини-купер» Чимина — все без исключения транспортные средства этой парочки видали такое, от чего наверняка краснели зеркала и даже рычаги переключения передач. Сколько оргазмов было испытано в тесных автомобильных салонах, Чимин затруднялся сказать, но все они оказались исключительно хороши. И хотя Юнги не особо приветствовал такое, предпочитая креслам машин просторную и удобную кровать, устоять против обаяния и страсти младшего частенько не мог. — Надо бы исправить этот недочет. — Только попробуй! — воскликнул Тэ, пригрозив Чимину кулаком. — И вообще, тут ребенок, так что думай, прежде чем говорить. — Ох, Тэ, с твоей наивностью только сказки писать, — закатив глаза, проворчал Пак и обернулся к Дахён: — Тебя ведь не сильно смущают разговоры о сексе, пусть даже гейском? — Девчонка цокнула языком. — А вообще, привыкай, — продолжил Чим. — В нашей компании натуралов раз, два и обчелся, Югём да Хосок. Остальные — прожженные педики. Даже твой папаша. Хотя пытался уверять всех, что не гей, но вот уже семь лет счастлив в браке, хоть и гражданском. — Чимин, может, замолкнешь уже? — не выдержал Тэхён и стукнул друга в плечо. — Приехали, так что заканчивай свою лекцию о гомосексуальных отношениях в пределах нашей компании и выкатывайся из моего девственно-чистого «гелика». Наблюдая за странной парочкой, Дахён не могла сдержать улыбку, еще и похихикивала потихоньку, пока они перебрасывались колкими фразочками. Выбравшись из салона, девочка нервно одернула футболку и автоматически пригладила волосы — какой бы пацанкой до мозга костей она ни была, заложенная природой женственность упорно лезла наружу. — Идем, — скомандовал Чимин, обнимая девочку за плечи и направляясь к выходу с подземной парковки, ведущему в торговый центр. — Сейчас мы с тобой немного поработаем, и засверкаешь как бриллиант. С твоей внешностью это сделать, как два пальца… — Чимин! — Тэхён отпустил другу звонкий подзатыльник, а взамен получил недовольное «За что?!» и шутливый тычок под ребра.