***
— Черт, — выдохнул Феликс, залпом допив содержимое своего стакана и сделав глубокую затяжку. — Говорил же, что надо девчонку забрать в качестве страховки. Запустив пятерню в высветленные добела волосы, парень зачесал их назад и снова затянулся. — Не кипятись, — осадил его развалившийся в кресле Хёнджин. В течение всего разговора он неторопливо потягивал соджу мелкими глотками, заедая мясными слайсами. В отличие от собеседника он был расслаблен и выглядел вполне довольным жизнью в целом и ситуацией в частности. — Нам их теперь не достать, — рыкнул Феликс, резко поднимаясь с места и меряя шагами комнату. — Ты слышал Чанбина. — Слышал, — кивнул Хёнджин. — И что? — А то, что мы не выстоим, если Чонгук решит спустить на нас всех собак. — Феликс затушил окурок в пепельнице и принялся грызть ноготь на большом пальце — привычка, которая выдавала высшую степень нервозности. Зато Хёнджина забавляла такая острая реакция Ли. Он боялся, этот страх заполнял все пространство вокруг парня. — Слушай, если ты так боишься его, зачем вообще мы затевали всю эту игру? Ты ведь сам говорил, что… — Говорил, — согласился Феликс. — Вот только не думал, что из этого что-нибудь выгорит. В мгновение ока Хёнджин оказался возле парня, и рука его вцепилась в тонкую шею. Внешнее спокойствие Хвана разительно отличалось от гнева, горевшего в темных глазах. Губы плотно сжались, вытянувшись в тонкую линию, а пальцы все крепче стискивали шею Феликса, до тех пор пока тот не начал задыхаться от нехватки воздуха. — Неужели ты еще не понял, что для меня нет ничего невозможного? — прошипел Хёнджин, сверля пристальным взглядом Феликса, безуспешно пытавшегося сделать вдох. — Я-то думал, что ты доверяешь мне. — Отпусти, — прохрипел Ли, вцепившись обеими руками в запястье Хвана и пытаясь оторвать его от себя. Еще несколько секунд Хёнджин наслаждался беспомощностью любовника, который сейчас боялся его больше, чем Чонгука. Ему нравилось ощущать под ладонью теплую кожу, пульсацию под ней и видеть страх в серых глазах полукровки, прожившего большую часть своей жизни в мирной Австралии и лишь здесь, в Корее, столкнувшегося с совершенно другой реальностью. Богатенький мальчик, приехавший на родину за острыми ощущениями, пустился во все тяжкие, едва ступил на корейскую землю. Клубы, алкоголь, наркота — новая жизнь вдали от заботливых родителей затянула, как грязное болото, и вряд ли уже выпустит его. Да Феликс и не особо стремился к этому. Ему нравился Хёнджин, обманчиво ласковый, с мягкой улыбкой, но тяжелым стальным взглядом, способным пригвоздить к полу мгновенно и без надежды на помилование. Ли сам наслаждался собственным страхом — единственной эмоцией, заставившей его сердце биться быстрее. За двадцать с лишним лет ему настолько опостылела игра в отличника и пай-мальчика, что роль жертвы, в которой он сейчас погряз, доставляла ему извращенное удовольствие. — Пожалуйста, — проскрипел он, с трудом удерживая взгляд на лице Хёнджина. Тот чуть ослабил хватку, позволил вдохнуть воздух, но не отпустил до конца, подтолкнув Ли к столу. — Ты позволил себе усомниться во мне, — проговорил Хван с пугающим спокойствием в голосе. — И будешь наказан. Быстрыми движениями он расстегнул ремень Феликса и выдернул его из шлевок, после чего расправился с застежкой на джинсах, спустив их до колен. Развернув парня, он толкнул его грудью на стол, замахнулся и опустил руку, вложив в удар достаточно силы для того, чтобы на светлой коже вспыхнула алая полоса от ремня. Феликс вскрикнул, ухватившись за противоположный край стола, и зажмурился, смаргивая слезы с ресниц. — Ты забыл правило, — произнес Хёнджин, зажимая кожу ремня в ладони и протягивая ее. — Я помню, — поспешил ответить Феликс. — Прости, — добавил он, прежде чем закусить губу, готовясь к следующему удару. Боль обожгла бедро от колена и до ягодицы. Хёнджин бил с оттяжкой, отчего ощущения утраивались. Ремень цеплялся за кожу, оставляя не просто след — сдирая до крови, неглубоко, слегка повреждая поверхность, обжигая при этом. Феликс впился зубами в собственную руку, прокусив кожу, но не издал ни звука. От третьего удара, процарапавшего обе ягодицы, перед глазами поплыло, а в ушах засвистело, будто он мчался на огромной скорости по шоссе. В каждый новый удар Хёнджин вкладывал все больше силы, бесстрастно ожидая, когда Феликс сломается. Каждый раз он испытывал границы терпения парня, однако до этой минуты ни разу тот не просил о пощаде, принимая наказание как награду. И не всегда это была боль. Им обоим нравилась эта игра. Один получал удовольствие от власти, другой от подчинения. Уже после первого взмаха рукой Хван позабыл о причинах собственной злости и полностью погрузился в ирреальный мир, который оба с таким воодушевлением выстраивали вот уже почти два года. Мужчина продолжал хлестать ремнем покрасневшую кожу, размазывая выступившие в нескольких местах капли крови. И любовался узором, который сам же и создал. Лишь тяжелое дыхание выдавало состояние Феликса, который беззвучно ревел, но при этом возбудился настолько, что кончил бы, если бы Хёнджин не остановился. — Подготовь себя, — приказал мужчина, отступив на несколько шагов назад и отбросив ремень на стол. Улыбнулся, наблюдая, как Феликс послушно завернул руки за спину и ввел в себя оба указательных пальца, блестящих от слюны. Гибкость парня иногда поражала Хвана — тот мог сложиться практически пополам, и Хёнджин часто пользовался этой особенностью тела любовника. Как сейчас. Смотрел и облизывался, наблюдая, как уже четыре пальца растягивали анус, слушал сбивчивое дыхание любовника, находящегося на самой грани. Хван знал, что достаточно ему сейчас просто прикоснуться к члену парня, и тот забьется в оргазмических конвульсиях. И также знал, что только ему решать, кончит сегодня Феликс или же будет мучиться от боли в паху до тех пор, пока Хёнджин не позволит ему довести себя до разрядки. Или же снизойдет до того, чтобы сделать любовнику минет, но это уже зависит исключительно от его благосклонности и настроения. Сейчас же он неторопливо расстегнул свои штаны, не сводя при этом пьяного взгляда с зада Феликса, и, чуть приспустив их, обхватил ладонью собственный член, медленно двигая вверх-вниз по стволу. — Замри, — скомандовал Хёнджин, доставая смазку из ящика стола и выдавливая прозрачную субстанцию на пальцы. Пристроившись сзади парня, он приставил головку к анусу и прошипел, когда Феликс хотел убрать пальцы: — Не смей. Входить было трудно. Тело Ли, конечно, стало податливым за два года, Феликс научился расслаблять мышцы ануса, что облегчало проникновение. Но теперь, когда член мужчины протискивался между пальцев, растягивавших вход, даже Хван ощутил боль. Добавил еще смазки и толкнулся вперед. Феликс дернулся, инстинктивно пытаясь избежать боли, но пальцы мужчины, вцепившиеся в бедра, прочно зафиксировали парня, прижимая к столу. — Не шевелись, — прошипел Хёнджин, входя еще глубже, и добавил, задабривая Ли: — Ты себе даже не представляешь, насколько это круто. Феликсу только этого и нужно было — услышать похвалу, узнать, что любовник получает удовольствие. В этом и заключался секрет прочности их отношений — оба получали то, к чему стремились. Ли медленно набрал полные легкие воздуха и так же медленно выдохнул. — Хороший мальчик, — прошептал Хёнджин и вошел до упора. Мужчина подался вперед и провел по белым волосам парня, после чего сжал их в кулаке и резко дернул на себя. Передышка, которую Хван дал Феликсу, оказалась слишком короткой, чтобы Ли успел привыкнуть к заполнявшему его члену. Стоило Хёнджину начать двигаться, как по телу парня прокатилась обжигающая боль, и он застонал, не сдержавшись. — Ты снова нарушил правило, — произнес Хван, остановившись. Схватил ремень, валявшийся рядом на столе, и обхватил им шею парня, сжав оба конца в ладони. Бедра его снова пришли в движение, член вдалбливался в хрипевшего от нехватки воздуха Феликса, перед глазами которого все плыло. Лишь кончив, Хёнджин заметил, что любовник под ним обмяк, потеряв сознание. Отбросив ремень в сторону, мужчина подхватил парня на руки и уложил на диван. Похлопал по щекам, приводя в чувство, и улыбнулся, когда тот несколько раз моргнул, прежде чем открыть глаза. — Прости, я, кажется, перестарался, — проговорил Хван. — Тебе было хорошо? — все еще хриплым голосом чуть слышно спросил Феликс. — Ты себе даже не представляешь насколько, — ответил мужчина и, наклонившись, накрыл бледные губы своими. Рука его скользнула вниз, и пальцы прошлись по обмякшему члену, едва касаясь кончиками пальцев. — Я просто обязан отблагодарить тебя за это, — выдохнул Хёнджин и спустился ниже. Взял в рот член Феликса и в считанные секунды довел парня до оргазма. Без лишней нежности и никому не нужных ласк. Без объяснений, хотя каждый из двоих испытывал пусть и извращенную, но все же любовь. Она не была похожа на те романтические чувства, о которых пишут книги и снимают фильмы. Однако Феликс мог с твердой уверенностью заявить, что любил Хёнджина. Да и сам Хван не стыдился признаваться самому себе, что Ли для него не просто любовник.***
— Объяснишь, что это было? — поинтересовался Чонгук, когда Тэхён вошел в их спальню. Чон терпеливо ждал, пока Тэ убедится, что внезапно организованный у них в доме детский сад уложен по кроватям и мирно сопит. Сам в это время убедился, что дружок Дахён тоже в относительной безопасности, по крайней мере, Хосок твердил, что, по словам Джебома, Хану вполне можно доверить жизнь мальчишки. Но теперь мужчина жаждал узнать, что же такое приключилось с его любимым, что он взорвался, как дремавший вулкан, и едва не уничтожил его прожигающим насквозь взглядом. Более того, чуть не набил ему морду. — И что ты хочешь услышать? — натянуто поинтересовался в ответ Тэхён, стаскивая футболку и бросая ее на стул. — Хочу узнать, какого черта ты там вытворял, — пояснил свой вопрос Чонгук. Мужчина сидел на кровати, упершись локтями в колени и сцепив пальцы в замок. При этом внимательно следил за каждым движением Тэхёна, на которого сегодня посмотрел совсем под другим углом. Раньше Чон исполнял роль защитника в этом доме. А Тэ всегда пребывал под его покровительством. Он не являлся слабым, просто нуждался в том, чтобы кто-то заботился о его безопасности. Но сегодня привычный для Чона мир перевернулся. И он пока еще не понимал, нравится ему это или же, напротив, пугает. — Я просто не позволил тебе обидеть ребенка, — сняв штаны и отправив их вслед за футболкой, пояснил Тэхён. Игнорируя пристальное внимание Гука, он забрался под одеяло со своей стороны кровати и укутался в него, словно в кокон. — Но она действительно… — Я не шутил, когда предупреждал, — угрожающе прошипел Тэхён, прервав Чона. — Не смей называть ее шлюхой только за то, что она не выглядит как пай-девочка. — Тэ отбросил одеяло в сторону и сел на колени, глядя на обернувшегося к нему Чонгука. — Ты прекрасно знаешь, что внешность бывает обманчива. Да и поведение тоже. Да, она пошла в клуб. Да, она вырядилась как не пойми кто. Да, размалевала лицо боевым раскрасом. Но это еще не повод называть ее шлюхой. — Он перевел дыхание и продолжил: — Мама тоже для всех была шлюхой. Даже для меня. И я до сих пор не могу себе простить, что думал о ней плохо. Я ненавижу себя за одну только мысль, что она могла бросить меня и уехать. Я должен был верить, что у нее просто не осталось иного выхода, а я долгие годы продолжал лелеять собственную жалость к себе же. Чонгук рассказал Тэхёну о его матери пару лет назад, когда застал его плачущим с фотографией в руках, на которой он, пятилетний мальчонка, сидел на руках Лиён с широкой улыбкой на губах. В ту минуту Гук осознал, что скрывать правду было слишком жестоко. Тэ не заслуживал той лжи, в которой пребывал на протяжении долгих лет. Тэхён выслушал рассказ Джина, пересказанный Чонгуком. В нем не оказалось шокирующих подробностей, но, по крайней мере, теперь Тэхён знал, что мама не бросала его и оставалась рядом до тех пор, пока имела такую возможность. Он принял это не сразу, понадобилось много времени, чтобы Тэ пропустил услышанное через себя, осмыслил и понял. Но даже тогда они ни разу не возвращались к этой болезненной теме. Сегодня Тэхён впервые заговорил о маме, и в голосе его было столько боли, что у Чонгука защемило сердце. — Тэ, не надо, — прошептал он, пытаясь обнять любимого, но Тэхён оттолкнул его руки. — Надо, Чонгук, иначе ты и дальше будешь продолжать вести себя как последний хер. Но ты не имеешь права оскорблять девочку только за то, что она такая, какая есть. Ты знаешь ее всего пару дней и уже считаешь, что можешь учить ее жизни. Но это не так. — А что, по-твоему, я должен делать? — прервал тираду Чонгук, резко поднимаясь и хватаясь за сигареты. Подойдя к балкону, он распахнул дверь и закурил, выдыхая дым на улицу. — Следуя твоей логике, я должен говорить: «Продолжай, доченька, вести себя как последняя шалава, я ведь не имею права воспитывать тебя». — Господи, Чонгук, послушай себя, — повышая голос до громкого шепота, проговорил Тэхён, остановившись рядом с Гуком. — Ты называешь свою дочь шалавой. Да кем бы она ни казалась, для тебя она всегда должна быть самой лучшей. И ты обязан любить ее несмотря ни на что. Да, ты можешь пытаться изменить ее, помочь ей стать лучше, но не таким способом. Криками и руганью ты ничего не добьешься. — Я не понимаю, чего ты хочешь от меня, — сквозь стиснутые зубы прошипел Чон. — Она уходит из дома, разукрашенная и разодетая как проститутка, ее полупьяную вылавливают в ночном клубе, а я не имею права даже мозги ей вправить как следует. — А ты знаешь, что заставляет ее так одеваться и идти в клуб, вместо того чтобы читать книжки и заниматься уроками? — в ответ на жалобы Гука произнес Тэ. — Ты знаешь, что было в ее жизни до тебя? Для нее это норма, потому что она привыкла так жить. — И что, прикажешь просто смириться и оставить все как есть? — Чонгук все еще не понимал, о чем твердил Тэхён. Нервно затушив окурок в пепельнице, он не спешил уходить с балкона. — Я просто пытаюсь донести до твоего мозга, что не все можно решить силой и криками, — устало выдохнув, пояснил Тэ. — Попробуй спокойно поговорить с ней. Не как со своими подчиненными, а как с равной. То, что она твоя дочь, не дает тебе права принижать ее. Просто объясни, что тебя беспокоит ее поведение, попробуй понять ее душу, докопаться до самого нутра, увидеть первопричину. А дальше мы уже вместе решим, что делать. На несколько минут между мужчинами установилась звенящая тишина. Только дыхание нарушало ее. Оба снова прокручивали весь разговор в уме, пытаясь нащупать самую суть, выделить важное, отбросить несущественное. Чонгук выкурил еще одну сигарету, а Тэхён просто стоял рядом, слегка морщась от едкого дыма, пробиравшегося в нос, щипавшего глаза. — Ты напугал меня сегодня, — проговорил вдруг Чонгук, повернувшись к Тэ и усмехнувшись в ответ на его удивленный взгляд. — На какой-то момент я действительно поверил, что ты сломаешь мне шею. Ну, или перегрызешь глотку. — Гук придвинулся вплотную к Тэхёну и провел указательным пальцем от шеи вниз к животу. — И знаешь, ты выглядел безумно сексуально. Голос Чонгука щекотал сознание Тэ, поплывшее в одно мгновение. Разомлевший Тэхён прикрыл глаза, наслаждаясь прикосновением прохладных пальцев к теплой коже. — Что мне сделать, чтобы тот Тэхён вернулся? — поинтересовался Чон, прикоснувшись губами к шее в том месте, где отчаянно бился пульс. — Уверен, что хочешь снова встретиться с ним? — так же тихо спросил Тэ, продолжая недвижимо стоять, свесив руки вдоль тела. — Уверен, — ответил Чонгук. — Хотя, признаться честно, немного опасаюсь за свой зад. — Правильно делаешь, — голос Тэхёна стал хриплым, и в нем отчетливо слышалась дрожь. — Наверное. — Шлюха, — неожиданно выдохнул Чон и усмехнулся, ощутив сильный толчок в грудь. Еще один заставил мужчину попятиться вглубь комнаты. Третий свалил его на кровать, и Гук оказался придавлен сверху любимым телом. — Никогда не смей произносить при мне это слово, — злобно прошипел Тэхён, сдавив пальцами горло Чонгука, прежде чем впиться жестким поцелуем в его губы. Целовал яростно, кусаясь, не жалея мягкую плоть. Жалил пальцами кожу, оставляя на ней свои следы. Не просил — просто брал то, что считал своим по праву. И Чонгук подчинялся, разорванный в клочья собственными ощущениями. В те несколько раз, когда Тэхён был сверху, он не испытывал и десятой доли тех эмоций, что навалились на него сейчас. Темная сторона любимого оказалась настолько мощной и властной, что Гук почувствовал себя маленьким и беспомощным рядом с ним, неспособным дать отпор, а потому сдался на милость покорителя. И испытывал при этом наслаждение, похожее на то, что пережил в их первую ночь, только в разы сильнее. Ведь даже когда Тэ был сверху, он оставался нежным и ласковым, заботливым любовником, любящим парнем. Но теперь его место занял зверь, жаждущий разорвать свою жертву, почуять запах крови, ощутить ее вкус на языке. И этот зверь одновременно пугал и восхищал Чонгука. Как завороженный Гук смотрел в сверкающие яростью глаза Тэхёна, пока тот входил в него, резко, быстро, едва не рычал, кончая. Но даже после этого Ким не трансформировался в безобидного ТэТэ, а продолжил жадно наблюдать, как Чон сам доводит себя до оргазма. А чуть позже, перебирая влажные после душа волосы любимого, Чонгук решил, что еще не раз воспользуется словом, сработавшим как спусковой крючок, выпустив на свободу того Тэхёна, о существовании которого не подозревал даже сам Тэ.***
— Итак, начнем сначала, — устало вздохнув, проговорил Джисон и отпустил очередной подзатыльник Чонину. Парнишка сидел посреди кухни на жестком стуле, вцепившись в его края пальцами до побелевших костяшек, и шмыгал носом, периодически вытирая рукавом толстовки слезы. — Откуда у тебя долг? Хан прислонился задницей к столешнице и скрестил руки на груди. — Мне заказали взломать счет и перевести с него определенную сумму, — заикаясь, ответил Чонин и, приняв из руки Хана заботливо протянутую салфетку, громко высморкался. — А потом меня нашел хозяин этого счета и… — А хозяин счета Хван Хёнджин? — перебил мальчишку Джисон. Тот кивнул. — Хорошо. Тот потребовал вернуть деньги, с этим тоже разобрались. Так почему ты не слил ему заказчика? — Потому что я не знаю заказчика! — выпалил дрожащим голосом парнишка и еще раз шмыгнул носом. Еще один подзатыльник заставил пацаненка всхлипнуть и втянуть голову в плечи. — Я действительно не знаю, кто заказчик, — проскулил он, размазывая рукавом по лицу слезы вперемешку с соплями. — То есть ты хочешь сказать, что не знаешь, кто заказал тебе обчистить счет парня, который держит в руках весь ваш гребаный городок? — Не знаю! — подтвердил ревущий Чонин. — Он написал мне по электронке. Аванс оставил на заброшке возле детдома, а когда я сделал работу, там же оставил остальные бабки. — Ну, допустим, — согласился Джисон. — У тебя не хватило мозгов нормально замести следы? — Я замел, — хныкнул мальчишка. — Использовал тройной блокировщик, провел сумму через десяток синтетических счетов, которые потом скинул в яму. — Если все так и было, тебя просто не могли найти, — задумчиво проговорил Хан. — Или ты мне врешь, или… — Я не вру! — взвизгнул Чонин, инстинктивно дернувшись, когда мужчина вытянул вперед руку. — Помолчи минуту, — фыркнул Джисон, вопреки ожиданиям даже не притронувшись к мальчишке. — Дай подумать. Несколько минут в кухне держалась тишина, нарушаемая всхлипами немного успокоившегося Чонина и щелчками пальцев Хана. Метнувшись в комнату, Джисон вернулся через полминуты с ноутбуком в руках. — Жрать хочешь? — спросил он и полез в холодильник, пока загружалась система. Выставив нехитрую снедь на стол, Хан заварил себе кофе и хмыкнул, заметив, как мальчишка набросился на холодный рис, кимчи и вчерашние куриные крылышки. — Так, — начал Джисон, запустив программу слежения. — Ты говоришь, использовал тройной блокировщик? — Да, теневой, стандартный, но только немного доработал его. — Чонин придвинулся ближе к Хану и заглянул в монитор лаптопа. — Прописал коды блокады? — Да, — подтвердил мальчишка. — Сделал занавес, за которым спрятал свой код. Обнаружить практически невозможно. — Вот это меня и смущает, — задумчиво протянул Хан. — Прога крутая, даже без допкодов вычислить айпи практически невозможно. А если ты еще и дописывал ее, персонализировал… — Парень покачал головой, глядя в настройки. — Вот здесь, в третьем блоке, добавил десять тысяч вариантов и еще в пятом столько же. Установил пятиуровневый путь, прописал индивидуальный код защиты. Джисон повернулся и уставился на пацана. — Ты где всего этого нахватался? — протянул он, широко раскрыв глаза. — То там, то сям, — пожав плечами, ответил Чонин. — Покопался в интернете. — В черном, что ли? — Нет, на официальный сайт залез, — съехидничал пацан и звонко облизал пальцы после того, как покончил с курицей и бросил косточку в пустой контейнер. — Ну что, могу тебя поздравить, — еще немного поковырявшись в настройках и почитав различную информацию, сообщил Джисон. — Тебя кинули, как младенца. — В смысле? — Чонин допил кофе из чашки Хана и поставил ее в мойку. За последние полчаса он освоился на кухне Джисона до такой степени, что чувствовал себя как дома. Хан покосился в сторону собственной чашки, удивленно приподняв брови, но ничего не сказал по поводу наглости синеволосого. Зато охотно поделился предположениями относительно дела со счетами. — Тебя кинули, — бросил он, ухмыльнувшись. — Скорее всего, этот самый Хёнджин и есть твой заказчик. Ему просто надо было подцепить тебя на крючок. — То есть ты хочешь сказать, что он заказал собственный счет? — А другого объяснения у меня нет. Если заказчик не он, то на тебя в жизни не вышли бы. Даже я не смог бы обойти такую защиту, — признался Джисон, однако добавил спустя пару секунд: — Наверное. А так все просто. Тебе заказывают хакнуть счет, а потом появляется якобы владелец бабок и хватает тебя крепко за яйца. — Хан откинулся на спинку стула и закурил. — Как они вообще вышли на тебя? — Поймали возле приюта, затолкали в машину и продержали двое суток в каком-то подвале. — Ясно, — фыркнул Джисон. — Стандартная схема. Бабок нет, предлагают отработать. Даже платят тебе. Подсаживают, так сказать. А к хорошему привыкаешь быстро. — Но мне никакой работы не предлагали, — возразил Чонин, однако Хан на это заявление лишь усмехнулся. — Потому что появилась Дахён с информацией о богатом папочке, — пояснил парень. — Но, поверь, даже если бы ты отдал им бабки, сорваться с крючка уже не получилось бы. По крайней мере, я бы на их месте тебя точно не отпустил. Твой синий чердак дорогого стоит. — Хан потрепал Чонина по волосам. — А теперь давай начистоту. Что еще кроме бабок им нужно от Чона? — Ничего. Однако ответ пацана не удовлетворил Хана, поскольку тот схватил его за шкирку и придвинул к себе. — Ты еще не понял, что мне лучше не врать? — прошипел он. — Они пока не сказали, — проблеял мальчишка. — Пока? — Хан приподнял брови. — Значит, выжидают. Ладно, посмотрим, к чему они подбираются. — Бросив взгляд на часы, Джисон покачал головой. — Мне вставать через четыре часа. Идем спать. — И добавил, приведя пацана в спальню: — Прости, кровать в моем доме только одна. Какое-то время Чонин пялился в потолок, раздумывая, а не стоит ли попытаться сбежать, но пришел к выводу, что здесь чувствует себя в большей безопасности, чем в родном городке. Решение довериться Хану принесло с собой успокоение, и мальчишка задремал, а Джисон проснулся от того, что тот подполз ближе и скрутился калачиком у него под боком.