False faith. Believers

Оказавшись на улице, Чонгук с наслаждением подставил лицо прохладе, прикрыв глаза и вдохнув ночной воздух полной грудью. Шли вторые сутки без сна. Накопившаяся усталость давала о себе знать так не вовремя. Но Гук также понимал, что сон даже на пару часов — непозволительная роскошь. В сложившейся ситуации каждая минута на счету. Закурив, Чон уставился на дорогу в ожидании такси — сесть за руль он не решился, опасаясь вырубиться. Оказавшись в салоне желтого автомобиля с добряком-водителем, мужчина назвал адрес и откинулся на спинку кресла. Даже двадцать минут дадут организму столь необходимую передышку. Однако уснуть так и не получилось. Мысли, копошившиеся ядовитыми змеями в голове, вызывали картинки одну страшнее другой. И от них по спине отвратительной склизкой массой тянулся страх. Расплатившись с таксистом, Чонгук вышел на улицу и сразу же снова закурил, быстро шагая от ворот к крыльцу. Мельком подумав, что получит нагоняй, он швырнул окурок на газон, поднялся по ступеням и нажал кнопку звонка, мысленно попросив прощения у Джинхо за незапланированный и столь поздний визит. Хосок появился на пороге спустя несколько минут. В пижамных штанах и очередной футболке с мультяшным принтом. Растрепанный и чуть припухший после сна, он уставился сонными глазами на брата, но выражение лица Чонгука отбило всякую охоту ворчать. — Нужна твоя помощь, — еще на подходе к кухне проговорил Чонгук. — Что стряслось? — поинтересовался Хоби, доставая чашки и включая кофемашину. — Джин в следственном изоляторе, — нервно вертя в пальцах пачку сигарет, сообщил младший, мгновенно завладев вниманием брата. Тот опешил от столь неожиданных новостей, едва не выронив упаковку с кофейными зернами. Отставил ее и опустился на стул напротив Чонгука. — Его задержали сегодня днем, а пока адвокат Намджуна пытался узнать, что ему вменяют и в какой отдел увезли, Джина уже перевели в СИЗО, — продолжил Гук. — За полдня? — удивленно переспросил Хосок. — Это нереально. Да они даже решение о мере пресечения не успели бы получить… — Успели, — перебил его Чонгук. — Провели по срочному протоколу, статья позволяет. — Какая? — Хищение и незаконный сбыт наркотических препаратов. — Чего? — выдохнул Хосок, подумав, что ослышался. — Мы сейчас говорим о Ким Сокджине? — Чонгук кивнул. — Том самом Ким Сокджине? — Да, твою мать! — взорвался Гук, хлопнув ладонью по столешнице и вскочив со стула. — Тот самый Ким Сокджин, который спас чертову кучу жизней. Который пашет в своей гребаной больнице до обмороков. Так вот, того самого Ким Сокджина сегодня задержали по самой нелепой статье и в считанные часы заперли в СИЗО! Ты представляешь, что это значит? Очень повезет, если его не засунули в камеру с отморозками, в чем я очень сомневаюсь. Это, блять, гребаный заказ, другого объяс… Звонкая пощечина заставила Гука заткнуться на полуслове. Мужчина стоял, хватая широко раскрытым ртом воздух и уставившись отчаявшимся взглядом на брата. — Коротко и внятно, — прошипел Хосок. — Намджун сразу подключил Чханёля со товарищи, но не помогло. Сработано молниеносно, как со мной, когда Намджун проплатил за скорость. Да что я рассказываю, сам знаешь систему. Хоби кивнул, соглашаясь, и задумчиво свел брови. — Но что я могу сделать? У Намджуна лучшие адвокаты, если уж они не в состоянии вытащить Джина, то я… — Они вынуждены действовать по закону, — выпалил Чонгук, но тут же снизил тон до полушепота, когда Хоби шикнул на него. — А ты — нет. — Я не понимаю, — Хосок растерянно уставился на брата, пытаясь понять, что тот имеет в виду. — Джин там один. Ему нельзя, — Чонгук моляще смотрел на Хоби. — Он не выдержит. — Черт, Гук, ты можешь толком объяснить? — Отправь меня туда, как Юнги и других до него, — выговорил, наконец, Чонгук, с трудом преодолевая собственную панику: сама мысль о том, чтобы вновь оказаться за решеткой, пугала. Однако иного выхода не оставалось. Юнги с Чимином укатили-таки на свой остров. Не выдергивать же его? Опять. Да и время слишком дорого. Югёма тоже отмели сразу — риск слишком велик, еще и жена с ребенком за плечами. Чонгук запретил Джуну даже заикаться о том, чтобы отправить его с этой миссией. У Чонгука же есть и опыт, и сил достаточно, чтобы расправиться с несколькими заключенными. В конечном итоге он не просто поддерживает физическую форму, но и регулярно улучшает ее. А со страхом Гук сможет справиться. — Как ты себе это представляешь? — прошипел Хоби. — Прошло семь лет. Семь! Я растерял к чертям все связи. — Джебом не растерял. — Дай подумать, — вздохнул Хосок, стискивая пальцами виски, но брат вцепился в его футболку, скалясь и шипя: — Некогда думать, Хоби. Как ты не понимаешь, каждая минута может стоить ему жизни. Ты же должен понимать, что там с ним сделают. Это я мог постоять за себя, а Джин… — Да все я понимаю! — рыкнул Хосок, отталкивая от себя Гука. — Но я не гребаный Мерлин, чтобы по щелчку пальцев телепортировать тебя в СИЗО. Это тебе не чертов Диснейленд! Чонгук выдохнул и, подчинившись приказу брата, уселся за стол. Уперев локти в столешницу, он обхватил голову ладонями, стискивая волосы и оттягивая их до боли. И отчаянно старался не смотреть на Хосока, занявшего стул напротив и листавшего список контактов в своем телефоне. — Гук, — негромко позвал Хоби, потрепав по плечу задремавшего брата, пока сам он судорожно шерстил свои прошлые и нынешние контакты. — Гук, проснись, — чуть громче произнес Хосок, а когда Чонгук раскрыл глаза, уставившись на мужчину, сообщил: — Сейчас за тобой приедут. Вот, выпей, — он протянул чашку с двойным эспрессо. Гук опустошил ее одним глотком, поморщившись, когда горячая жидкость прокатилась огненным шаром по гортани, обжигая слизистую. Но даже это не помогло унять усиливающийся озноб. Хосок заметил, что пальцы Чонгука, стискивающие чашку, едва заметно дрожат. — Может, все же стоит найти другой способ? — попытался предложить он, однако в ответ получил сверкающий яростью взгляд. — У нас нет на это времени, — прошипел Гук. — Пока будем придумывать, Джин сдохнет там, если не от страха, то… Или, думаешь, его с пушистыми зайчиками в камеру посадили? — Не истери, — одернул его Хосок. — Этим ты никак не поможешь ему. Лучше сохранять хладнокровие. — Легко сказать, — чуть слышно шепнул Чонгук. Ему становилось страшно при одной лишь мысли о том, что снова предстоит оказаться за решеткой. Прошло столько лет, и Гуку казалось, что все осталось в прошлом. Паника, страх, постоянное ощущение опасности. Однако теперь все вернулось, и Чон понял, что оно никуда и не исчезало, просто таилось глубоко в сознании, ожидая подходящего часа, чтобы вылезти наружу шипящей змеей. Он втягивал носом воздух, наполняя легкие до жжения, наблюдая, как Хосок нервно расхаживает по комнате, ворча себе под нос. Жмурился до белых пятен под веками, осаживая ощущение надвигающейся опасности. Мысленно вел обратный отсчет. И отчаянно боролся с желанием сорваться и поехать к Тэхёну, который даже не подозревает, что, возможно, не увидит его больше. Чонгук не исключал самого неблагоприятного исхода. В конце концов, не на экскурсию по достопримечательностям собирался. Хосок тоже чувствовал напряжение, исходившее от брата. Ему вообще не нравилась эта идея. Он бы с большим спокойствием отправил вместо Чонгука Юнги, по крайней мере, тому не привыкать выполнять подобные поручения. Еще можно было бы отправить кого-то из людей Джебома, однако он не знал их лично и понимал нежелание Гука доверить жизнь Джина чужим. Оставалось лишь надеяться, что все обойдется, и Чонгук вернется живым из застенка. Услышав шуршание гравия, оба брата переглянулись и, не произнеся ни слова, вышли на улицу. Появившийся из черного джипа мужчина показался Чонгуку знакомым, однако он так и не вспомнил, где видел его. — Отвечаешь за него головой, — прошипел Хосок, когда Гук уже забрался на заднее сиденье. — Постой, Чон, — замотал головой ночной гость. — Я предупреждал, что ничего не могу гарантировать. Ты просил помочь отправить его туда, я сделаю это. Но дальше… — Черт, Ёнсу, у тебя длинные руки, ты же можешь проследить, чтобы с ним ничего не случилось. — Прости, Хосок, но там я ничем не смогу помочь ему. — Если бы я пять лет назад сказал тебе так? — нависая над собеседником грозовой тучей, выпалил Чон-старший. — Когда ты на коленях умолял спасти твоего сына. — Мужчина виновато потупил взгляд. — Я тоже мог бы тогда сказать, что ничем не могу помочь. Ты прекрасно знаешь, чего мне стоило вытащить его из задницы, в которую он вляпался по собственной глупости. Я рисковал своими людьми, своей репутацией. — Я прекрасно помню все, — рыкнул Ёнсу. — И благодарен тебе. Именно поэтому я сейчас здесь. Лично. Но, поверь, в интересах Чонгука, чтобы там не пронюхали, кто помог ему попасть внутрь. Потому я и не хочу светиться. Если Кихён узнает, что Чонгук мой человек, ему вообще не жить. — Твою мать, — бесясь от собственного бессилия, выдохнул Хосок. Одной ногой он уже стоял за гранью, где готов был отказаться от задуманного Чонгуком, но сдержался, подумав о Джине. Он знал парня уже много лет, и это был самый добрый человек, с которым ему доводилось общаться. А осведомленность о прошлом Кима заставила заткнуть поглубже собственные страхи и отступить, позволив Чонгуку выполнить то, что тот считал нужным. — Чонгук справится, — попытался успокоить Хосока Ёнсу, хотя и понимал его беспокойство. — Очень надеюсь на это, — выдохнул Хоби. Сжимая ладони в кулаки до боли в суставах, он провожал взглядом габаритные огни джипа, увозившего брата в неизвестность.

***

Тэхён поджал ноги и плотнее закутался в плед. Глаза слипались, но тревожные мысли держали его в напряжении. Тэ всю ночь просидел в гостиной, ожидая возвращения Чонгука, несколько раз порывался позвонить ему, но откладывал телефон, так и не набрав номер. Уговаривал себя, что случись нечто необратимое, ему уже сообщили бы. Однако неизвестность убивала, медленно вытягивала все соки из уставшего тела. За окном уже занимался рассвет, а в душе с каждой минутой становилось все темнее, словно тучи сгущались, предвещая бурю. Телефонный звонок прозвучал в тишине, будто раскат грома. Тэ схватил смартфон, уставился на имя Чонгука на экране и провел дрожащим пальцем, принимая вызов. — Гук? — выдохнул он, поднеся телефон к уху и прислушиваясь к пугающей тишине. — Тэ, — голос Чона прозвучал сдавленно, словно из-под плотного слоя ваты. И в нем отчетливо сквозила дрожь. — У меня мало времени. — Ты где? Что случилось? — Тэхён подспудно понимал, что происходит нечто страшное. Поддавшись эмоциям, вскочил с дивана, сбросив на пол плед, и принялся мерить шагами пространство комнаты. — Тэхён, просто послушай меня. И постарайся понять. — Чонгук плотно зажмурился, прогоняя представший перед глазами образ Тэ, встревоженного, расхаживающего по комнате в поисках убежища от заползающего под кожу страха. Дыхание любимого, рваными толчками вырывавшееся из груди, выдавало внутреннее состояние на грани истерики. И все, чего хотел в эту минуту Чонгук, — успокоить. А потому попытался унять тремор в собственном теле и заговорил, понизив голос до полушепота: — Мне нужно уехать на несколько дней. Я постараюсь решить все как можно быстрее, но… — мужчина замолчал, крепче сжимая в ладони телефон. — Просто знай, что я очень люблю тебя. — Чонгук, что происходит? — прошипел Тэхён, стараясь не сорваться на крик. — Куда ты едешь? Это связано с Джином? — Да, — только и смог ответить Гук, нервно сглотнув. Мужчина, стоявший рядом, жестом указал на дорогие часы, опоясывающие смуглое запястье, выглядывавшее из-под белоснежной манжеты рубашки, и Чон кивнул. — Прости, — шепнул он чуть слышно. — Я вернусь как можно скорее. — Чонгук, подожди! — все же крикнул Тэхён, однако связь оборвалась. — Черт! Черт! Черт! — выругался парень, попытавшись набрать номер, но услышал, что абонент не может принять звонок. — Гук-и, пожалуйста, — проскулил Тэ, размазывая тыльной стороной ладони предательски покатившиеся по щекам слезы. Ощущение, что этот короткий разговор может стать последним, наполнило все тело отчаянием. — Пожалуйста, — повторил он в пустоту, обращаясь к потухшему дисплею телефона. Перед глазами словно на ускоренной перемотке пронеслись все семь лет их жизни. Той жизни, где Тэхён был по-настоящему счастлив. И страх потерять ставшее уже привычным ощущение безопасности окутывал его своими щупальцами, царапая сознание острыми когтями. Страх никогда больше не услышать глубокого голоса, шепчущего «люблю» в тишине. Страх никогда больше не почувствовать прикосновений прохладных рук. Страх не увидеть в черных глазах отражение собственного мира, которым стал для Тэхёна Чонгук. Тэ обессиленно опустился на пол, подтянув колени к груди. Он сжался в маленький комок, стискивая в заледеневших от ужаса ладонях телефон, все еще ожидая, что тот оживет привычной мелодией и засветится, отражая на экране улыбающееся лицо любимого мужчины. А за десятки километров Чонгук внимательно слушал Ёнсу и его охранника, дававших последние наставления, прежде чем передать Чона в руки полицейских, которые отконвоируют его в следственный изолятор. — Будь готов к тому, что твоему появлению очень обрадуются, — негромко проговорил Ёнсу. — Ты поступишь с особой отметкой — «разговорить», так что ожидается очень теплый прием. — Мужчина поморщился от собственных слов, понимая, что это означает. — Контингент в камере, куда попадешь, избранный, но сам понимаешь. — Понимаю, — Чонгук кивнул, сжимая ладони в кулаки. — Справлюсь как-нибудь. — Прости, но ничего пронести не удастся, — продолжал Ёнсу. — Для всех ты преступник, которого надо расколоть, и церемониться с тобой не будут. — Говорю же, справлюсь, — раздраженно бросил Чонгук, отчаянно силясь не поддаться эмоциям. — Хосок меня уничтожит, если с тобой что-то случится, — будто в никуда проговорил Ёнсу, но в то же время мужчина понимал бесполезность этой фразы. Он не в силах что-либо изменить, не мог повлиять на ситуацию. Оставалось только ждать и уповать на опыт Чонгука. — Я все понял, — прошипел Гук и в сопровождении охранника Ёнсу направился в полицейский отдел.

***

Джисон устало потер ладонями лицо и одним большим глотком уничтожил содержимое любимой кружки с застаревшим темно-коричневым кантом по краю, выдававшим любовь к кофе и нелюбовь к мытью посуды. Парень зажмурился на несколько минут, после чего вновь вернулся к прерванному занятию. Цифры на экране вырисовались в непростой двенадцатизначный код, который Хан копипастом ввел в окне входа в базу данных, откуда планировал выведать хоть что-то полезное про Хёнджина. Из сбивчивого рассказа Чонина парень понял лишь то, что таких, как пацан, у Хвана с десяток. Кто более талантлив, кто менее, но все они ловкие хакеры и умело выполняют разнообразные поручения. Сам же Хёнджин особо нигде не светился. Все, что удалось добыть на него за прошедшие с момента серьезного разговора с Чонином часы, Джисон уже и так знал. Мелкие аферы с банковскими картами, нелегальный алкоголь для бара, несерьезная наркота в малых количествах, в основном для того, чтобы прикормить нужных людей. Но даже за это полицейским уцепиться никак не получалось. Однако подспудно Хан чувствовал, что за личиной обычного мелкого нарушителя закона скрывается нечто непредсказуемое и даже опасное. На подобную мысль наводило то, что Хван Хёнджин появился будто бы из ниоткуда в возрасте девятнадцати лет. Первая официальная информация о нем, не считая свидетельства о рождении, всплыла на курсах по вождению, которые Хёнджин успешно окончил, получив удостоверение личности, на основании которого оформил паспорт. Обосновавшись в небольшом городке, прямо-таки предназначенном для всякого рода незаконных делишек, он быстро поднялся на ноги, завоевав среди местной гопоты вполне определенную репутацию, и спустя всего пару лет занял довольно высокую позицию. Хотя прямых доказательств Джисон не обнаружил, зато слухи о жестокости Хвана ходили впечатляющие. Удивляло еще и то, что при взгляде на Хёнджина, с огромными сверкающими глазами и пухлыми губами на красивом лице, высокого, стройного, спортивного, но не перекаченного, разглядеть в молодом человеке преступника с замашками садиста казалось невозможным. Скорее, он походил на обычного парня, каких в Корее миллионы, с мечтами и надеждами на благое будущее. А уж улыбка делала его и вовсе очаровательным, с явными задатками айдола. И только стальной блеск в темных глазах позволял пусть и на ощупь, но распознать опасность, исходившую от Хёнджина. Джисон не раз сталкивался с такими за годы своей бурной юности, особенно когда случай свел его с Джебомом. Однако все же Хёнджин пугал и его, вызывая вполне ощутимую панику на задворках сознания. Открывшаяся на мониторе страница пестрела обилием текста и фотографиями далеко не лучшего качества, но, пробежав по ней взглядом, Хан разочарованно выдохнул — ничего нового узнать не удалось даже тут. — Твою мать, — выругался он негромко. — В какой глубокой норе ты прячешь свои грязные секреты? Внезапно навалившаяся усталость, подкормленная безысходностью, заставила Хана выключить компьютер. За окном уже светало, и в любой другой день Джисон отправился бы на пробежку, дабы немного встряхнуться и привести в порядок растрепанные мысли. Вот только почему-то сегодня выходить из квартиры совершенно не хотелось. Каким-то шестым чувством Хан осязал опасность, витавшую в воздухе. И опасность эта отчетливо подбиралась к одному вполне конкретному мальчишке с искренней улыбкой и ярко-синей шевелюрой. Остановившись у изножья кровати, Хан смотрел на это чудо, свернувшееся клубочком на огромной постели в ворохе одеял и подушек. Мальчишка периодически шмыгал носом, все еще не до конца отойдя от истерики, в которую впал под натиском Хана, и в сердце Джисона больно кольнуло чувство вины за то, что так насел на пацана в отчаянном желании добыть информацию. Хотя и сам понимал, что мальчишку умело использовали. И ничего добиться от него не получится — Чонин обладал знаниями на безопасном для Хёнджина уровне. Но все же кое-что полезное узнать удалось — Хван явно копал под братьев Чон. И копал довольно длительное время. Загадкой оставалось, что именно ему удалось узнать. Вскрытые Чонином файлы содержали данные о поставках алкоголя и химикатов для наркоты. В принципе, ничего опасного они не представляли, но кто знает, к какой еще информации у Хёнджина появился доступ благодаря таким же одаренным ребятам, как Чонин. Также мелкий проболтался, что несколько раз собирал информацию о Чонгуке. Но это обосновывал тем, что им требовались доказательства родства Чона с Дахён. Как далеко им удалось пролезть в бизнес Гука, Джисон не знал, поскольку не он заправлял базами агентства. Хотя в свете нынешних событий Хану хотелось бы покопаться в компьютерах Чонгука в поисках следов вскрытия. И в ближайшее время он постарается этого добиться. Приняв такое решение, Джисон отправился в душ, а когда вернулся, еще некоторое время стоял возле кровати, не решаясь потревожить сон Чонина. Мальчишка все так же лежал, скрутившись калачиком в обнимку с одеялом, посапывая и всхлипывая во сне. Веки подрагивали, а глаза под ними нервно дергались, будто пацан видел не очень приятный сон. Хан опустился на край кровати, раздумывая, как бы незаметно подвинуть Чонина и расчистить немного места для себя. Спать на диване, слишком коротком и слишком узком, совсем не хотелось, а места для второй кровати в его скромном жилище просто не было. Вот и приходилось ютиться вдвоем с мальчишкой, который то и дело прижимался к нему во сне, а порой еще и закидывал на него руки и ноги. И всякий раз, когда это происходило, Хан просыпался и с трудом осаживал непроизвольно поднимавшееся в теле возбуждение. С точки зрения привлекательности Джисон вполне мог поставить мелкому твердую десятку. Пацан был во вкусе Хана — именно такие ему и нравились. Только возраст Джисона и останавливал. Он вообще старался не связываться с малолетками. Не хотелось в расцвете лет отхватить срок за растление или вроде того. Но с каждым днем держаться от Чонина на расстоянии становилось все труднее. Особенно когда мелкий смотрел на Хана своими огромными с поволокой глазищами, которые превращались в щелочки-полумесяцы, стоило яркой улыбке расцвести на розовых губах. Или когда морщил лоб, сосредотачиваясь на каком-то задании и терзая белоснежными зубами нижнюю губу. Обреченно вздохнув, Джисон решил, что на сухом пайке он долго не протянет, а значит, ему срочно нужно встретиться с кем-то из многочисленных любовников, готовых скрасить его одиночество и помочь расслабиться. Но это будет завтра. А пока что не оставалось ничего другого, кроме как потеснить сопящее тело и улечься на самый край. С трудом умостившись, Хан уже прикрыл глаза, готовясь уснуть, как мелкий за спиной заворочался, а уже через секунду прижался всем телом к спине Джисона, еще и для надежности обхватив его худой рукой за талию и взгромоздив ногу на бедро.

***

Намджун смотрел в окно, за которым небо уже окрасилось в кроваво-алый. В любое другое время подобное зрелище вызвало бы у него трепет и нежность, желание наблюдать чудо рождения нового дня, обнимая любимого мужчину за плечи, прислушиваясь к его размеренному дыханию, ощущая тепло его кожи под своими ладонями. Он мог бы часами просто находиться рядом, растягивая одно-единственное мгновение, смакуя его, наслаждаясь им. Вот только сегодня рассвет казался Джуну чудовищным, леденящим душу и неотвратимым. Мужчине хотелось кричать, призвать всех демонов ада, продать свою душу только лишь за то, чтобы время замерло в этой точке, и новый день не появился на свет. Только бы солнце не поднялось над линией горизонта. До того момента, пока Джин снова не будет рядом, в полной безопасности. Мужчина судорожно сглотнул и потер глаза. Часы на стене нещадно отсчитывали минуты. Джин в заключении уже почти двенадцать часов. Неизвестность пугала Намджуна сильнее, чем что бы то ни было на этой земле. Никогда прежде он не испытывал такого мощного, всепоглощающего страха. Плотно сомкнув веки, Джун посчитал от пяти до одного, надеясь, что когда он вновь откроет глаза, все будет как прежде. Сокджин улыбнется ему открыто и искренне, пожелает доброго утра, оставит на щеке легкий, почти невесомый поцелуй. Направится в душ, напевая себе под нос новый хит любимой группы, а когда вернется, по всей комнате распространится нежный цветочный аромат его геля для душа. Тряхнет головой, разбрасывая прозрачные брызги вокруг себя. Капли попадут на рубашку Джуна, оставляя на ткани россыпь темных пятнышек. И это не разозлит Намджуна, как происходит обычно. Он бы сейчас отдал все, что имел, только бы это случилось. Прямо сейчас. В эту самую минуту. Но, открыв глаза, Джун обнаружил, что все еще находится в той самой жуткой реальности, где Сокджина рядом с ним нет. Где вся квартира перевернута вверх дном, вещи валяются по полу разноцветными пятнами, перемешиваясь с осколками разбитой вазы, которую Джин привез из поездки в Венецию, и статуэтки ангелочка, подаренной Тэхёном на прошлое Рождество. Джун плеснул в опустевший стакан немного виски и сделал глоток, даже не поморщившись при этом. Слизистая, как и все его тело, словно онемела. Все биоритмы замедлились. Сердце билось редко, будто пропуская по три удара, оживая на четвертом. Дыхание мужчины, глубокое и размеренное, достигая оконного стекла оставляло на нем легкую пелену, через которую Сеул виделся в ином, ирреальном свете. Намджуну казалось, что он умирает, медленно, неторопливо подбирается к той грани, за которой нет ничего: ни боли, ни тревоги, ни сожалений. Пустота. Вакуум. И лишь одно все еще удерживает его на краю — ощущение, что Сокджин еще дышит. Так же медленно, ощущая боль в легких, превозмогая саднящее чувство в глотке. И сердце его стучит так же неторопливо, угасая с каждым новым ударом. Пусть Намджун не видел Джина, он даже не знал, сколько километров их разделяет. Но чувствовал, что еще немного, и веки, вздрогнув в последний раз, сомкнутся, отрезая душу от беспощадной реальности. Телефон на столе жалостливо пискнул, уведомив о новом сообщении от Хосока. «Чонгук там. Если будут новости, сообщу» Несколько слов от Хосока вселили малую, но все же надежду, и теперь она растекалась по венам, нейтрализуя ядовитый страх. Конечности постепенно приобретали былую чувствительность, а в уголках глаз скопилась влага. Повода для радости все еще не было, однако то хрупкое чувство, зародившееся в груди, хотелось лелеять, согревать, чтобы оно разрасталось и крепло. Намджун еще раз глянул за окно. Насколько видел взгляд, там раскинулся в своем великолепии Сеул с его высотками, блестящими в рассветных лучах металлом и стеклом, зелеными кронами деревьев, мохнатыми изумрудными холмами, на фоне которых современные постройки смотрелись немного нелепо и вычурно. Рассекающая мегаполис на две части река Хан сверкала и переливалась, отражая в своих водах мягкие кучевые облака, окрашенные в розовые и фиолетовые оттенки, растворявшиеся в зеленоватой поверхности зацветшей к концу лета воды. Намджун жадно ловил взглядом каждое яркое пятно, каждый даже самый крохотный лучик, отбивавшийся от зеркальной поверхности и распадавшийся на сотни тонких отголосков. Мужчина искренне пытался отыскать в разлившемся под его ногами великолепии хоть малую зацепку, крючок, за который можно было бы ухватиться в попытке избавиться от гнетущих, раздиравших душу в клочья мыслей. Но все усилия оказались тщетны. Все, о чем он сейчас думал, — это Сокджин. Все, что заставляло его сердце отчаянно биться в грудной клетке, разгоняя по венам кровь, — жизнь самого дорогого человека, за которого он, не задумываясь, отдал бы свою. Вот только никто не просил, не требовал, не предлагал. Оставалось ждать и уповать на опытность адвокатов и Чонгука, который как раз в этот самый момент ступил за порог мрачного здания следственного изолятора, приветливо распахнувшего перед новым жителем свою дверь, захлопнувшуюся за спиной мужчины с противным лязгом, наполненным безнадегой и обреченностью. — Лицом к стене, — наполненным ледяным презрением голосом приказал конвоир, и Чонгук послушно выполнил команду, почти уткнувшись лбом в холодную, выкрашенную в мерзкий серый цвет стену утопавшего в полумраке коридора. Замок три раза щелкнул, смешиваясь звуком с бряцаньем десятка ключей, засов проскрипел, и последовала очередная команда: «Вперед». Повернувшись, Чонгук небыстро зашагал по коридору, упрямо сверля взглядом пустоту перед собой и стараясь при этом держать под контролем пробивающуюся из-под оборонительного панциря панику. «Нельзя! Нельзя! Нельзя!» — упорно твердил он мысленно, с каждым пройденным метром ощущая, как трясина затягивает его, норовя утащить в глубину, мрачную и непроглядную. Однажды он был там, и возвращаться теперь, когда все казалось далеким и нереальным сном, не хотелось. Тело и сознание противились этому изо всех сил, ноги словно налились свинцовой тяжестью. Сцепленные за спиной руки онемели от чрезмерно затянутых на запястьях металлических браслетов. Но даже не это пугало сейчас Чонгука больше всего, а терзавшие его сомнения. Что если затея провалится? Что если парализующий страх так и не удастся перебороть? Тогда задумка обернется провалом, бесполезным риском, но не столько для Чонгука, сколько для Джина, которому понадеяться больше и не на кого. Намджун обязательно нашел бы иной выход, если бы Чон вовремя осмелился признаться в собственной боязни. И тогда у Сокджина появилось бы намного больше шансов выбраться из передряги живым и невредимым. Но то ли гордость помешала, то ли излишняя самоуверенность. И вот Чонгук тут, послушно подставляется под наглые руки надзирателя, что недовольно морщится, тщательно производя обыск вновь поступившего. Настолько тщательно, что засовывает свои потрескавшиеся пальцы с обгрызенными ногтями в каждую дырку в теле Гука. Противно и мерзко. Открыть рот, подставить зад. Мерзко и противно. Но Чонгук принял ситуацию. А вот бороться с ней внутри самого себя пока не хватало сил. Пять минут на обязательные санитарные процедуры в провонявшем затхлостью душевом помещении с ярко выраженными зелено-черными следами плесени, и вот Чонгук, уже облаченный в унылую серую робу из грубой ткани, источавшей стойкий аромат дезинфицирующего средства, стоял, уткнувшись лбом в холодную стену, и морщился от оглушающего лязга замка. Приняв из рук второго конвоира постельные принадлежности, Чонгук переступил через порог, вздрогнув, когда дверь за его спиной самодовольно проскрипела, отрезая пути к отступлению, и замер, обводя взглядом погруженную в полумрак шестиместную камеру. Расстеленные вдоль стен циновки услужливо приютили тела подследственных, источавшие вполне ощутимый смрад. Цепкий взгляд даже сквозь полумрак отметил, что пустовали два лежачих места. Дабы не наделать лишнего шума, он решил занять ближайшую к двери и бросил туда постельное, следом за которым опустился сам, повернувшись на спину и закинув одну руку под голову. Настороженно прислушиваясь к доносившемуся со всех сторон сопению и храпу, Чонгук отчаянно боролся с усталостью, подкрепленной моральным истощением. Он понимал, что не имеет права расслабляться ни на секунду. Даже несмотря на предрассветный час, опасность дышала ему в затылок слишком ощутимо. Нападения стоило ожидать в любой момент. Он бы предпочел стоять, по крайней мере, в такой позе у него имелось больше шансов не вырубиться. Однако вместе с тем это привлекло бы ненужное внимание. Оставалось бороться с собственным организмом, не давая захлопнуться отяжелевшим векам. Мысли о прошлом неотступно атаковали изнутри, жалили острыми иглами. Чертово ощущение дежавю. Когда-то много лет назад Чонгук так же лежал на циновке, пялясь в потолок, освещенный ярким лучом прожектора, и скользил взглядом по трещинам на серой поверхности. Мужчина понимал, что провалится в бездну, если ничего не поменять, и стал судорожно перебирать в памяти моменты из своей новой жизни, которая случилась после. Губы поневоле дрогнули в улыбке, когда приятные ощущения постепенно вливались в кровь, заполняя пустоты и вытесняя мерзкие страхи. Те отползали, прячась в дальних уголках сознания, жалобно попискивали, не давая позабыть о себе, но все же трусливо отступали. Чонгук бережно вытаскивал из закоулков памяти свои первые несмелые прикосновения к дрожащему то ли от страха, то ли от возбуждения телу, их первый с Тэхёном поцелуй, их первый секс. Мужчина до сих пор помнил сладкий цветочный аромат, заползавший в ноздри, красные пряди, разметавшиеся по подушке, стон грудной, хриплый, на выдохе, когда он заполнил собой тело Тэхёна. После той, первой, ночи были сотни, тысячи других, но именно та оставалась самой сладкой, самой лучшей, самой незабываемой. Потому что первая. Потому что все ощущения в разы острее. Потому что каждый вдох, словно электрический разряд, каждый поцелуй, словно цунами, каждое прикосновение, словно ожог раскаленным добела металлом. Резкая боль пронзила тело Чонгука, заставив сложиться пополам, хватаясь за ребра. Он все же уснул, и мысль эта теперь проносилась в затуманенной голове. Перед глазами все плыло от усталости и боли, но Гук силился рассмотреть нападавших, что склонились над его циновкой и периодически пинали его носками тяжелых ботинок. Боль, разносившаяся по организму, обездвижила на какое-то время, но вместе с тем окончательно пробудила злость, что яркими всплесками адреналина влилась в кровь. Зарычав, Чонгук вцепился в ногу нападавшего, занесенную для очередного удара, и резко дернул. От неожиданности заключенный утратил равновесие и рухнул на спину, сильно стукнувшись затылком о бетонный пол. Настолько сильно, что на несколько секунд потерял сознание. Воспользовавшись замешательством остальных нападавших, Гук вскочил на ноги и занял оборонительную позу. — Ну давайте, твари, — прошипел он, впиваясь цепким взглядом в лица сокамерников. Мужчины довольно скалились, глядя на почти отчаявшуюся жертву, на лице которой уже проявились первые следы их трудов. Ожидали удобного момента, чтобы вновь атаковать, а пока нетерпеливо переминались с ноги на ногу, постепенно приближаясь к Чонгуку, заставляя того прижаться спиной к стене, что лишало его необходимой свободы. Чон понимал, что находится в проигрышной позиции, и все, что сейчас в его силах — защищаться. А для этого необходимо правильно оценить силы противника. Нападавших осталось двое, третий, постанывая и держась за разбитую в кровь голову, отполз назад, чтобы не путаться под ногами товарищей. Двое довольно крепких парней против одного Чонгука, прижатого к стене и с парой-тройкой треснувших ребер. Чон решил, что вполне способен выстоять. В конце концов, последние четыре года в качестве инструктора по рукопашному бою давали о себе знать. Минусы в виде тесного помещения, недостаточного освещения и болевого шока не столь губительны, как могли показаться на первый взгляд. Трезво оценив обстановку, Чонгук решил действовать напролом. Первым ударом, быстрым и точным, он разбил нос нападавшему слева, поскольку тот был крупнее, и его стоило вывести из игры как можно раньше. Заключенный схватился за нос, из которого струей хлынула кровь, и отступил на два шага. Второй мужчина воспользовался мгновением, пока Чонгук отвлекся на его товарища, и с силой пнул Чона под колено. Ногу пронзило ослепительной болью, но Гук устоял, а в ответ обрушил два мощных удара, один из которых пришелся нападавшему в живот, а второй — в челюсть, которая жалобно хрустнула, вызвав у теперь уже жертвы то ли стон, то ли отчаянный вой. Пока длилась эта возня, первый пострадавший от рук Чонгука очухался и уже подбирался неуверенной походкой к жертве, переставшей вдруг таковой являться. Однако он все же попытался вернуть ситуацию в нужное русло, проведя обманку правой, а следом всадив носок массивного тюремного ботинка в левый бок, как раз туда, куда пришлись первые удары. Сквозь пелену боли Чонгук различил характерный звук, с которым лезвие покидает корпус выкидного ножа. Гук успел развернуться на щелчок, но в это же мгновение острый клинок полоснул по предплечью, распарывая кожу. Ладонь Чона инстинктивно накрыла рану, и это секундное замешательство дало преимущество другому нападавшему, который успел отойти от удара в нос и ударил кулаком по многострадальным ребрам. Схватка длилась еще пару минут, в течение которых Чонгук получил еще один удар ножом, слава богу по касательной, теперь уже в бедро, но атаковавшие пострадали больше. Двое валялись на полу в полусознательном состоянии, а третий корчился в сильных руках Чонгука, задыхаясь и хрипя. — Кто это у нас тут такой бодрый? — раздался из глубины камеры сиплый голос. — Никак старина Чон Чонгук надумал вновь посетить места не столь отдаленные. Гук на мгновение поджал губы, после чего растянул их в улыбке, больше напоминавшей оскал, и отбросил свою жертву, давая несчастному продохнуть. — А кто это у нас тут такой… Сиплый? — в тон собеседнику, скрывавшемуся в полумгле, проговорил Чон. — Никак старина Кан Тэсон решил встретить меня лично. — Чонгук сделал несколько шагов, переступая через тело одного из нападавших. — Все никак не угомонишься? — проговорил он, растягивая гласные. — Продолжаешь навевать ужас на новичков? Сидевший на циновке мужчина поднялся и ухмыльнулся в сторону Чона. — Делаю то, что получается у меня лучше всего, — пожав плечами, ответил он и широко улыбнулся, расставив руки в стороны, раскрывая Чону свои объятия. — Ах ты, старый засранец, — прошипел Гук, стискивая Тэсона и похлопывая его по спине. — Если бы я знал, что ты тут всем заправляешь, пришел бы пораньше. — Лучше бы прислал вместо себя пару шикарных девок да ящик вискаря. Чонгук хрипло рассмеялся, отодвигаясь от мужчины. — Девок никак, а вот вискарь обещаю, как только выберусь отсюда. Тэсон одобрительно кивнул и, похлопав Чонгука по плечу, опустился на циновку. — Рассказывай, каким чудом тебя снова занесло в наши мрачные казематы. Что опять натворил? Чонгук только раскрыл рот, дабы поведать свою историю старому знакомому, с которым когда-то делил камеру, как из угла послышался тихий стон. Гук узнал бы этот голос из десятков других. — Джин, — выдохнул он, сорвавшись с места и в одно мгновение оказавшись подле скрученного на холодном полу Сокджина. — Ты в порядке? — Гук убрал длинную челку, прикрывавшую пол-лица, и отшатнулся при виде жуткого кровоподтека. — Ты знаешь его? — поинтересовался сиплым голосом присевший рядом с Чонгуком на корточки Тэсон, и Гук кивнул. — Что с ним? — Ну так, помяли чуток, — без особых эмоций ответил Кан. — Жить будет. — Если бы ты в свое время не прикрыл мою спину, я бы сейчас прикончил тебя, — прошипел Гук, схватив того за грудки и притянув к себе. — Оу, полегче, братан, — сбрасывая с себя руки Чона, фыркнул Тэсон. — Тебя давно тут не было, позабыл правила приличия. — К черту правила, Тэсон, — прервал его Чонгук. — Ты больше не тронешь его. И прихвостням своим скажешь. — Поступим так, — после нескольких секунд молчания начал Кан. — Ты мне сейчас рассказываешь все, а там уже я решу, что и как дальше.