Silence

«УХОДИ. УХОДИ. УХОДИ. УХОДИ!!! Мой внутренний крик едва ли слышен, нащупываю пальцами свои веки и надавливаю (вдруг они лопнут и окажутся подделкой, стекляшкой, всего лишь двумя лампочками в которых перегорает свет). Я молчу. Лампочки отказываются открываться. Мшистой рукой машу перед собой и смотрю на тень где-то стене. Я совсем близко, но кто я?» Дадзай нашёл эту запись в пометках Чуи перед больницей. И снова его охватывал страх за Накахару. Но он уже все решил за двоих… — Как ты себя чувствуешь? — Поцелуй меня. Чуя сидел в курилке, у него тряслись руки и ноги от медикаментов, которые ему давали в больнице. Хотя, курилкой это место было назвать сложно. Группа молодых, и не очень, ребят сидели на полу в уборной вокруг помойки. Кто-то шёл с капельницей, кто-то просто нервно ходил туда-сюда. И эти стены, напоминающие деревню, не давали никому покоя. Многие плакали, обнажая свои израненные души. Многие из них покалечили себя своей же способностью, кто-то просто сходил с ума, как Чуя. Его взгляд больше не пылал — больница медленно убивала в нем личность. Стены… Хотелось взять шпатель и содрать эту зелёную краску, закрасить её чёрным и уйти. Весь день Чуя пролежал в обнимку с Осаму. Им было плевать, что подумают люди. Им уже на все было плевать. Их шепоты, их лёгкие поцелуи, их жизни — сплелись в одно большое страдание. Как вереск, страдание тянулось по стенам. Только один раз они проснулись от того, что Чуя очень крепко сжал руку Дадзая и заплакал. — Что такое? — Осаму сжал руку в ответ. — Хей, я с тобой, все будет хорошо… — Нет! ОН снова здесь! ОН чуть не убил тебя! Стоял… Стоял сзади с лезвием у твоего горла… я так, так испугался… Чуя плакал в объятиях Осаму и тот совершенно не знал, что делать. Он только посильнее сжал руки, пытаясь вырвать его из лап болезни. Но Чуя не прекращал плакать, весь трясся и когда успокоился, сказал только одно: — мне холодно. Запись в дневнике Накахары: «Сегодня Он снова пришёл. Я не узнал себя в зеркале, снова. Голоса говорят мне, чтобы я использовал способность. Что мне делать? Что..? Что? Что?! Мне страшно, но я не признаюсь в этом. Мне так страшно… Кого я не смогу узнать в следующий раз? Мои руки покрыты мхом, моё лицо — Его лицо. Арахабаки. Я схожу с ума. Медленно и мучительно. Таблетки я стал выкидывать в унитаз. Прячу их под губу и выкидываю. Они не помогают. От чего меня вообще лечат? Мне не говорят. Сейчас я еле нашёл палату. Зашёл в другую и лёг на кровать. Меня выгнали. Я шёл по коридору, царапал эти ужасные стены ногтями, словно я дикий зверь, внезапно попавший в клетку. Белая маска Арахабаки. Это он попал сюда, не я. Потому что меня не существует. Он говорит, что заберёт моё лицо, моё тело, душу, все. И тогда я растворюсь… " Вечером к Дадзаю подошёл врач Чуи: — Вы указаны, как доверенное лицо. — Да. Что-то не так? — Осаму почувствовал, что его самого начинает трясти. — Нет, все хорошо, ваш друг идёт на поправку. Хотел сказать, что после выписки ему пока лучше не оставаться одному хотя бы пару месяцев. — ЛУЧШЕ???? ДА ВЫ БЛЯТЬ ИЗДЕВАЕТЕСЬ?! Он и строчки книги прочитать не может, вечно спит и плачет! — Осаму сам не заметил, как потерял всякий контроль. Он кричал. Так долго он ни на кого не кричал, но сейчас его спокойствие и хладнокровие словно улетучилось. Снова. — Это всего лишь побочное действие лекарств. Ему лучше, я вас уверяю. — Врач ушёл. Дадзай побежал по зелёному коридору в палату. Ошибка. Не та палата. Там кто-то рыдал и бил себя по коленям. Это не может быть Чуя, не может. Наконец, нужная комната. Смех, блестящие глаза, но не от слез. Осаму знал этот взгляд — что-то не так. — Я решил. — хором произнесли они. — Мы сбежим.