***
Грейс приготовила пару салатов, запекла овощи и индейку, аромат которой разносился по всей кухне, добавляя градус уюта и особенной атмосферы семейному застолью. Все дружно сидели за столом, даже не обращая внимания на еду и блюда — комната была заполнена шутками, смехом, воспоминаниями, голосами перебивающих друг друга близнецов. Этот вечер был спонсирован эмоциями: радостью и грустью, счастьем и разочарованием, душевным теплом и дружеской поддержкой. Эллисон что-то доказывала Диего, в то время как Клаус, улыбаясь, подначивал, получая от брата красноречивые взгляды, ещё больше его раззадоривающие. Ваня и Лютер стали невольными свидетелями этой дискуссии и молча наблюдали, время от времени присоединяясь и добавляя к разговору свои пять копеек. Джейн, насилу вытащившая Пятого из комнаты и заставившая его присутствовать на ужине, вскоре влилась в общий поток слов — эмоции с небывалой скоростью начали меняться на её лице. А что же насчет самого Пятого — он сидел, подперев голову кулачком, и мечтательно любовался двумя бутылками светлого сухого, стоявшими рядом с большим блюдом индейки. — Нет, — Эллисон подняла ладони, подкрепляя свои слова, — что бы он не сделал, он остается тем, кто объединил всех нас. — Да, старый маразматик, который умер для сбора своих близнецов, — со смешком сказал Клаус, откидываясь на спинку стула. — Нет того, что обозначит его правоту или неправоту, — вклинился Диего. — Когда мы были в 1963-м, даже тогда, он оставался тем, кем всегда был, — отрешенно сказал Лютер, — жестоким и надменным человеком. — Он закрыл меня в склепе на сутки, чтобы я справился со страхом к мертвым! — вспылил Клаус. — А Ваня? Что он с ней сделал?! Бедная девочка так расстроилась, что взорвала Луну! — Клаус, — Ваня посмотрела на него и выставила ладонь вперед, призывая успокоиться. — Ну разве я не прав? — Нет в этом разговоре правых, — откуда-то с конца стола донесся скучающий голос Пятого. Все обернулись на брата. — Если бы не совет папаши, мы бы все были мертвы на ферме, когда сражались с Комиссией. — В каком смысле? — в недоумении спросил Диего, оглядев семью. — В прямом, — серьезно говорил Пятый, — вас убила Куратор. Всех вас. Расстреляла из автомата, как баночки-жестянки в тире. Только я выжил и, вспомнив слова отца, смог промотать время на несколько секунд назад, отобрал… — …автомат у Куратора и спас нас, — закончила за него Ваня. — Именно. — Неплохо, — отозвался Диего, задумчиво закусив губу. — Но всё равно назвать нашего отца адекватным мало у кого язык бы повернулся. Все молча закивали, соглашаясь. — Джейн, а что с твоей семьей? — спросила Эллисон, обращаясь к притихшей девушке. — Ты про неё почти ничего не рассказывала. Эриксон кивнула, сглотнув ком, вставший поперек горла. Стальной обруч змеей обернулся вокруг головы, туманя рассудок. Голоса, картинки из прошлого, пережитые неприятности, удары, физической болью отзывающиеся на местах шрамов, вернулись из мрака забвения. Вдоль позвоночника пробежал холодок — цепь мурашек. Джейн поймала на себе обеспокоенный взгляд Пятого, который прекрасно понимал, в чём дело. Язык будто исчез, а губы — онемели. Она не могла связать и пары слов в голове, беспокойно шарила взглядом по лицам Харгривзов. Джейн не могла сказать, что не хочет распространяться о своём прошлом, но и ничего не говорить так же не могла. Она сглотнула, облизав пересохшие губы. Собрав себя в кучу, Джейн тяжело вздохнула и, посмотрев на замершую в ожидании ответа семью, начала рассказ: — Моё прошлое было не самым радужным. Вернее, не было таким совсем. Как и у всех вас, — Джейн запнулась, подбирая аккуратные слова. — Я росла в консервативной, сказала бы, тоталитарной семье старых установок касательно воспитания. Мать вечно работала, отец, черт с ним, возвращался домой каждый вечер, уча меня жизни и строя на нее планы. Можно сказать, что у меня и вовсе не было родителей. О словах «поддержка» или «любовь» я и слышать не слышала. Не хочу прибедняться, но это было, действительно, так. В школе, даже там на хорошее я получала ушат помоев. Так что, — она вздохнула, — как-то сама всё время пробивалась к мечтам, как к каким-то звездам, — Джейн горько усмехнулась. — Надежды на родителей не возлагала. Только на себя. Всю жизнь. Клаус, сидящий рядом, опустил уголки губ вниз и закинул руку ей на плечо, притягивая чуть ближе. — Ты сбежала от них в конце концов, да? Они тебя обижали? — он смотрел на Джейн, что, грустно улыбнувшись, тихо покивала головой. — Домашнее насилие — это вполне известная проблема для современного общества. Удар за ударом — они думали, что сделают из меня ремнем человека, слепят идеал с нужными и удобными установками. Но я… — говорить было невозможно. Горло будто стянуло удавкой. Стало горячо и чуть ли не больно. Пришлось вдохнуть больше воздуха, чтобы продолжить. — Физически следы заживают, да и не так они важны в сравнении с тем, что происходит с твоим униженным разумом. — Милая, прости, я не хотела. Если б знала… — быстро начала говорить Эллисон, обеспокоенно смотря на Джейн. — Всё нормально — это в прошлом. Я же уехала… — ответила Джейн. Телефон в кармане завибрировал, информируя о входящем звонке, так что Джейн, достав его, кивком обозначила, что ей нужно выйти. По пути до выхода с кухни, она нажала на зеленую кнопочку, говоря в трубку торопливое: «Алло». Джейн удалилась, оставив осадок на душе всех присутствующих в комнате. Эллисон сидела, потупив взгляд и неловко перебирая подол юбки, мысленно коря себя за поднятую тему. Клаус и Диего, пару раз переглянувшись, тяжело выдохнули, а Ваня вместе с Лютером молчали, переваривая сказанное Джейн. Но среди общей грустящей процессии нет места одному человеку. Пятому было явно не до впадания в дзен и грузных размышлений. Он сидел, как на иголках, борясь с побуждением вскочить со стула и ринуться вслед за Джейн, поговорить и узнать о реальных её чувствах. Он, в отличие от своих братьев и сестер, прекрасно понимал, что девушка рассказала ту часть, которую не назовешь даже вершиной айсберга. Он знал всё в подробностях, знал то, что чувствует Джейн в отношении своего прошлого и этой ситуации. Да и притом, что делилась она этим ночью, наедине и в атмосфере полного доверия, а здесь же делилась перед пятью близнецами, близко не знающими корень ситуации, но уже примерно представляющими, какое детство имела ими любимая солнечная Джейн. Пятый нервно вертел в руках вилку, не отрывая обеспокоенного взгляда от входа в кухню, половина которого была видна из-за холодильника. Прошло несколько секунд, минута, две. Вскоре послышались шаги — все обернулись на звук, мгновенно поменяв выражение лиц с нейтрального на встревоженное. В проходе стояла Джейн, трясущимися руками перебирая край футболки — из глаз её ручьями лились слезы, которые спадали на ткань и стекали вниз по щекам, скапливаясь у подбородка. Плечи ее тряслись. Она вся дрожала. — Что случилось? — обеспокоенно пролепетала Ваня, уже готовая, как и Пятый рядом, сорваться с места к ней навстречу. — Из колледжа звонили, — надламывающимся от слёз голосом проговорила Джейн, обращая полный немой мольбы взгляд к одному-единственному человеку в этой комнате — к Пятому. Тот поменялся в лице, округлив в глаза. Он всё понял. — Меня не было больше месяца, я пропускала занятия и не жила в общежитии… Меня… Я… Я больше не числюсь, как студентка. Меня отчислили, — лицо исказилось гримасой боли и сожаления, Джейн поддалась порыву, пуская новую волну слёз и эмоций вылиться наружу. Она понимала, чем чревата эта новость, понимала, что потеряет, понимала, что, в конечном итоге, снова приобретет. Не дав никому опомниться, она, сквозь слёзы, ломающимся голосом жалобно протянула: — Я не могу вернуться в этот ад, я не хочу! Я не хочу ехать обратно домой, там не будет нормальной жизни, я не хочу, чтобы всё стало, как прежде! Я не хочу терять людей, с которыми познакомилась здесь, я не хочу уезжать обратно! — Джейн закрыла лицо ладонями, понимая, масштаб какой катастрофы предстоит ей пережить. И все это поняли, теперь все. Она стояла, меленькая хрупкая фигурка, у которой, кажется, только наладилась вся жизнь. У которой появились друзья и отношения. Некуда было отступать, некуда бежать и прятаться — только обратно, только в Россию, только навстречу своей гнилой прошлой жизни. И Джейн это понимала. Она содрогалась от набирающей обороты истерики, эмоций, которых не могла насильно в себе запирать. Понимала, что её ждет, чувствовала себя загнанной в угол, ощущала всю безысходность и внезапное одиночество, давящее со всех сторон, обещающее уничтожить своим весом и значимостью. Но в момент всё прекратилось. На её плечи легли чьи-то теплые руки, после чего раздался негромкий, мягкий и уверенный голос: — Ты всерьез думаешь, что мы позволим нашей сестренке просто взять и уехать к тиранам-родителям? — Джейн подняла мокрое от слёз лицо с раскрасневшимися глазами, увидев Клауса, стоящего рядом и тепло смотрящего на неё. — Конечно нет! — Эллисон встала из-за стола, подходя и обнимая Джейн с другой стороны. — Никто не заслуживает такой жизни, а уж тем более ты, светлячок. Мы не оставим тебя. — Ты слишком много для нас сделала, Джейн, — Ваня уже шла к ним, пристраиваясь к процессии «обнимашек», — и мы все безумно любим тебя и дорожим. Диего прочистил горло, с невозмутимым видом направившись к недособранной «капусте», попутно говоря суровое: — Все правы, я мало что смогу добавить. Наверное, лишь то, что Клаус будет безумно по тебе скучать, а если Клаус скучает… — Хоть момент-то не порти, — остановил брата Номер Четыре, впуская его в ряды успокаивающих. — Ты открыла глаза на вещи, которые я раньше не замечал и сделала то, что была совсем не обязана делать. Одного «спасибо» будет мало, — Лютер подошел к ним, обнимая всю семью своими большими руками сзади. К «капусте» медленно подошел Пятый. Он, легко, искренне улыбаясь, смотрел на также улыбающуюся сквозь не перестающие капать слезы Джейн, зажатую со всех сторон в групповых объятиях, и обратился к ней: — Помнишь, я говорил, чтобы ты не смела даже предположить, что мы бросим тебя? Так вот. Мы не бросим тебя, Номер Восемь — Харгривзы своих не оставляют. Поверь, уедь ты — наша жизнь не станет прежней. Нам будет не хватать тебя, мне будет не хватать тебя. А зачем лишаться чего-то, если вполне можно этого не лишаться? — семья восторженно смотрела на Пятого, впервые за годы соглашаясь и подписываясь под каждым его словом, гордилась сказанным им. — Добро пожаловать в Академию Амбрелла! — Пятый под умиляющиеся возгласы протиснулся к Джейн, минуя лес рук братьев и сестёр. Он, ничуть не смущаясь семьи, быстро поцеловал её в щеку, после повиснув на её шее. — Какие нежности! — воскликнул улыбающийся Клаус, получив легкий пинок в коленку от Пятого. — Понял, молчу. Они стояли, закрыв глаза, и обнимали друг друга. Лица светились от счастья, улыбки растянулись на них, выражая любовь и заботу. Большая «капуста» Харгривзов: Номер Один, Два, Три, Четыре, Пять, Семь, где Восемь — посредине. Улыбался, глотая слёзы и светясь от испытуемых эмоций. Не грусти и горечи скорого расставания, а чистого, ранее не опознанного, приобретенного счастья. Покинув страну, она шагнула в неизвестность, потеряв всё, что могла потерять, перечеркнув прошлое, давая шанс на светлое будущее. И вот она здесь. Попав под пулю, обрела любовь, дом и семью — то, что так давно искала и то, что так ждала на протяжении всех шестнадцати лет своей жизни. — Я люблю всех вас, ребята — негромко, ломающимся голоском проговорила Джейн, глотая пару новых слезинок, не перестающих литься из глаз. — Меня больше, — недовольно возразил Пятый. Кухня наполнилась искренним смехом.***
Шел одиннадцатый час вечера. После трогательного разговора Джейн и остальных ребят на кухне началось то самое застолье, о котором говорила Ваня в самом начале: душевные дискуссии, смех, улыбки радости, вкусная еда и напитки. По прошествии двух часов за одними лишь разговорами, все начали потихоньку расходиться по своим комнатам. Первым ушёл Лютер, за ним — Ваня. Оба не пили спиртного и не имели на то особого желания. Вторым покинул кухню Диего, а за ним — выпившая буквально половину бокала вина Эллисон. Остались трое: Клаус, Пятый и Джейн. Мальчики быстро вошли во вкус, распробовав белое сухое, так что через каких-то полчаса от полной бутылки ничего не осталось. Девушка же, долгое время отказываясь от настойчиво предлагаемого Пятым бокала, в конце концов сдалась и под звон стекла осушила его до дна. А потом ещё один, и ещё… Вскоре и вторая бутылка опустела, на что Клаус, уже в меру пьяненький и чересчур улыбчивый, распрощался с ребятами и направился в элитный бар папочки прихватить ещё пару для продолжения банкета. На кухне остались Пятый и Джейн. Оба были пьяны в одинаковой кондиции — не до ручки, но уже не распоряжаясь чистым разумом. Сидели друг напротив друга, буравя туманными взглядами, испытывая на прочность. Джейн сложила руки в замок перед собой и, вздохнув, начала говорить: — Знаешь, вот у нас в России такие бутылочки — это, — девушка поморщилась, — это вообще не считается. Так, для разминки. — В каком смысле? — чуть заторможенно ответил ей Пятый. — В прямом. Это разве алкоголь? — она взяла в руку пустую бутылку от вина, со скептизмом посмотрев на этикетку. — А ты у нас, значит, разбираешься в свои-то шестнадцать, — Пятый прищурился, также сложив руки в замок перед собой. Девушка посмотрела на него с вызовом. — Сказал мой ровесник, — усмехнулась Джейн, — да я… Со своим дедом… Мы делали самогон… — будто рассказывая старую байку, прошептала она, — мне было четырнадцать. — Я что-то слышал об этом зелье, — Пятый задумчиво уставился в поверхность стола, — вы, русские, водкой не ограничиваетесь? — Водка для слабаков, — икнув, сказала девушка. — Поэтому тебя так унесло уже с вина? — подтрунивал Пятый. — Ты думаешь, что я тебя не перепью? — с вызовом спросила Джейн, приподняв брови. Два взгляда встретились: Джейн — немой вызов и провокация, и Пятый — задумчивость и азарт от сказанного. Они сидели друг напротив друга, с розовыми щеками, в приподнятом настроении, толком ничего не соображающие. Было большой ошибкой со стороны остальных ребят оставлять в распоряжении шестнадцатилетних подростков Клауса и две бутылки вина сверхурочно. Первый слинял за добавкой, оставив двух наедине с доступным и, к тому же, вкусным алкоголем. Но говорить было поздно — Пятый и Джейн, переглядываясь, уже без слов объявили спор. Дело осталось за малым. — Увидим, — он встал со стула, чуть пошатнувшись, — иди сюда, — Пятый поманил Джейн к себе и, взяв за руку, надумал телепортироваться. — Это не опасно, нет? — успела сообразить она, как уже оказалась в другой комнате, в самом конце которой — бар. — Немного ошибся, — сказал Пятый, осознав, что переместил их дальше предполагаемого. — Итак, на чём мы остановились?***
По одному бокалу шампанского, проба ликера разных вкусовых оттенков и сочетаний: шоколад, виноград, вишня и начатая бутылка виски — это то, чем развлекались два шестнадцатилетних подростка на досуге в двенадцать часов ночи в элитном баре Реджинальда Харгривза, запасы алкоголя в котором значительно поубавились благодаря Клаусу и время от времени шалящему Пятому. Джейн и Пятый, лужицей расплывшись на диване, лежали, одной ногой находясь в реальном мире, а другой — в прекрасной Нирване. Пятый, тяжело дыша и справляясь с легким бредом, запрокинул голову на спинку, приоткрыв рот — в одной руке его была зажата бутылка начатого виски, а на плече другой лежала голова Джейн, глаза которой вот-вот норовились сомкнуться. Сил не было, в голове гудело, а перед взором — сплошной туман и размытые пятна мебели и пространства. Пятый, кажется, уже начал засыпать, растворяясь в мире грёз, приукрашенном алкоголем, как сквозь вату услышал голос Джейн, что тихо спрашивала: — Ты соображаешь? — М-м-м, — в знак согласия промычал Пятый, не открывая глаз. — Мне кажется, не очень. Я выиграла, — еле шевеля языком проговорила девушка, улыбаясь. — Нет, точно нет, — в миг взбодрился Пятый, даже раскрыв глаза и отняв затылок от спинки дивана. Голова ответила гудением и тупой болью, а звездочки в глазах предупреждали о скорой капитуляции. — Докажи, — просто сказала Джейн, не собираясь сдаваться. — Я потом буду хвалиться, что перепил русского, — усмехнулся парень, икнув, — могу пошутить анекдотом времен старой Комиссии. — Ого, — Джейн раскрыла глаза насколько это было возможно и подала признаки жизни, — ты умеешь шутить? — Да, принцесса, умею. — Удиви меня, — в предвкушении сказала Джейн, приподняв голову. — Ладно. Итак, — парень прочистил горло, которое уже начало стягивать из-за грядущего обезвоживания, — сидят в окопе два еврея… Девушка не дала ему закончить. С одного начала затуманеному алкоголем разуму стало настолько весело, что Джейн, резанув тишину спящего поместья, громко и от души засмеялась. Её голова съехала с плеча парня, падая вместе с сотрясающимся от волн смеха телом к нему на колени. Она хохотала, хохотала от души, а также картин, рисуемых её отравленным сознанием в своей голове. Но прошло всего несколько секунд — юмористическая истерика прекратилась — силы, попросту, иссякли. Организм, находящийся в шоке от всего, что с ним сегодня сделали, взял преждевременный отпуск, заставляя Джейн отключиться, впадая в забытье. Она замолкла, веки налились свинцом, закатившись. Заснула, перегруженная эмоциями, событиями и спиртом, циркулирующим по её сосудам. — Сработало, — Пятый самодовольно улыбнулся, в темноте смотря на уже провалившуюся в сон девушку. — Я выиграл. — Парень зевнул, после чего, закатив глаза, решил последовать примеру Джейн. Как только веки сомкнулись, он, потеряв контроль над телом, съехал в сторону по спинке дивана. В комнате стало на двух спящих больше.***
Лютер, дверь в комнате которого была открыта, услышал громкий смех, походящий на истерический. Узнав Джейн, он мигом спустился на первый этаж, решив отыскать её и выяснить, в чём причина веселья в столь поздний час. Кухня оказалась пуста — там одиноко стояли две пустых бутылки из-под вина, что навело на нужные мысли. Гостиная, прихожая — всё не то. Проходя мимо холла, он почувствовал тонкие нотки сладкого виски и коньяка, и чем дальше шёл, тем стойче и острее становился запах. Так что Лютер продолжал идти, как охотничий пес, ища свою цель. И, собственно, нашел. С Пятым на диванчике. В мире алкогольного забытья. — Зараза, — Лютер почесал затылок, прикидывая, как сможет унести двоих на второй этаж. Миссия была на практике невыполнимой. Один из них мог случайно упасть, скатиться с его плеча или ещё что-то, так что Первый решил заручиться подмогой. Через пару минут у дивана стоял Диего, так же, как и брат, в недоумении смотрящий на посапывающих Пятого и Джейн. — Да они же в хлам, — заключил Диего, обращая взгляд на Лютера, — просто в мясо. — Немножко переборщили, — согласился тот, нервно улыбнувшись. — Ты — деда в шортиках, я — его подружку, — быстро сказал Второй, примерно прикидывая, как будет выглядеть эта процессия со стороны. — Вперёд. Лютер под недовольное мычание Пятого, смешавшееся с бредом, поднял его безвольное тельце, перекинув через плечо, в то время как Диего, подхватив Джейн под коленки и шею, взял её на руки. Оба брата направились на второй этаж, стараясь не врезаться вместе с напившимися подростками в одну из колонн или угол комода. В темноте это было сделать очень легко. Добравшись до второго этажа, перед Первым и Вторым встала неразрешимая задача. Куда сгрузить малышню? — Давай сначала Пятого, — Лютер зашёл в комнату брата, аккуратно снимая с плеча и укладывая в кровать. — Её куда? — раздался шепот Диего сзади. — Ты не знаешь, где её комната? — в недоумении прошептал Лютер. — Откуда? А ты? — Диего всё ещё излучал надежду на то, что брат просто испытывает его терпение и нервы. — Нет конечно. — Тогда они будут спать вместе, — бесцеремонно заключил Диего, укладывая Джейн рядом с Пятым, — вместе пили — вместе и будут встречать утро. С одним похмельем на двоих. Лютер ничего не ответил, лишь сделал шаг назад — вскоре к нему присоединился Диего. В мертвой тишине, под сопение двух собутыльников, они стояли, смотря на плоды своих трудов, как на произведение искусства. — О, я знаю, что сделать! — Лютер приблизился к кровати, закидывая безвольную руку Пятого на плечо Джейн, а голову девушки повернул, уложив на плечо парня. Он подтянул к их подбородкам одеялко. — Теперь супер, — Лютер улыбался Диего, что ничего не ответил. Лишь посмеялся абсурдности всей сложившейся ситуации. — Может воды им принести? — уже на выходе из комнаты предложил Лютер. — Это ж с ними завтра представь, что случится… — А может они сами виноваты в том, что нажрались, как в последний раз? Мы итак их донесли до кровати… — Надо принести воды! — не внял ни одному слову брата Лютер, направляясь на кухню. Диего вздохнул, ничего не ответив — просто закрыл дверь в комнату Пятого, направляясь в свою.***
Утро для этих двух станет тяжелым и поздним. Пятый и Джейн, по очереди, встанут ближе к трем часам дня, успеют сразиться за водопой в виде огромного графина воды, оставленного Лютером, также атакуют бедную Грейс с просьбами о таблетках от головной боли, но получат по игле в вене и недолгое прокапывание. Шатаясь от каждого звука, эти два спорщика будут пугать всю семью внешним видом, синяками под глазами и хриплым голосом и на худой конец станут главными носителями фразы «Можно потише?» за последние месяцы. Всё станет, как и всегда бывает у Харгривзов — весело, фриковато и со вкусом. Ведь, не успев до конца протрезветь, Пятый уже будет глумиться, хриплым шепотом выдавливая: «Я выиграл», на что услышит раздраженное «Пока что — да» Джейн. Но никаких после и быть не могло — все здравомыслящие члены семьи, подняв беспокойный лепет, опровергнут слова обоих, устанавливая категорические запреты на алкоголь для деток не достигших восемнадцати лет в этом доме на ближайшее время. Пятый и Джейн же просто будут слушать, переглядываясь друг с другом, как бы говоря: «Даже не надейся. Позже поквитаемся». Харгривзы. Ведь с ними никогда не бывает просто?