Не забирай меня

      Нормальных людей будит солнце за окном, чириканье птиц. Будят завтраком и поцелуями. Или, как минимум, их будит будильник, чтобы они встали и успели сделать все свои дела.       А меня будила головная боль. Причём такая сильная, что я начала думать, будто умираю. Я застонала от этих ощущений в попытке открыть глаза. В этот момент я почувствовала рядом чьё-то присутствие. — Эй, Мария, — наверное, не передать словами то облегчение и приятное чувство, когда я услышала нежный голосок над собой. — Анна?       Только потом я открыла глаза. В комнате было светло. Это была та же огромная комната, где я себя помню до того, как потеряла связь с реальностью. Только теперь я лежала под тёплым одеялом и явно не во вчерашнем платье. После я попыталась встать, но попытки закончились лишь моими слабыми стонами из-за боли во всём теле. — Нет, лежи, не нужно вставать, — сразу спохватилась Анна.       Она сидела рядом со мной, у неё в руках было белое мокрое полотенце, которым она стала протирать моё лицо, оно, казалось, горело, по сравнению с холодной тканью. Я пощупала голову, чтобы быть уверенной, что она до сих пор целая, но мои пальцы отчётливо нащупали ободок из бинта. — Что происходит? — обессиленным голосом выдала я. — Вы повредили голову вчера, — объяснила она, снова обмакивая полотенце в маленьком тазике с водой, — обошлось без сотрясения, но было немного крови. Поэтому Вам лучше полежать пока что.       После такой информации, может быть, я должна была испугаться, но я почувствовала такое сильное облегчение, что не передать его словами. Ведь это значит, что прошлой ночью ничего между мной и им не было. Глеб никогда бы не был столь добродушным, чтобы я пропустила своё же изнасилование.       Я взглянула на свои руки. На левом предплечье был большой синяк. Было мерзко от самой себя, но деваться было некуда. — Я знаю, Вам больно, — тон Анны был таким сострадающим, — я обработаю Ваши колени йодом.       Сказав это, она откинула с меня одеяло, и по ногам пробежался холодок, я увидела, что я в белом ночном платье ниже колен. Девушка бережно задрала платье выше них, открывая взор на содравшуюся кожу с красными пятнами на коленях. Ещё бы, так и должно было быть у человека, которого таскали за волосы по дому.       Я знала, что моё тело целое, ведь даже если бы Глеб решил отыграться на нём, пока я в отключке, то сейчас боли были бы совсем другие.       Мне вчера просто повезло. Но это была лишь отсрочка неизбежного. Я загнана в тупик, меня всё равно не ждёт ничего хорошего. Этот факт убивал меня изнутри и выворачивал наизнанку. — Почему я не умерла, — с сожалением выдавила я из себя, смотря в потолок, — я не должна была выжить.       Анна, что протирала мои колени, наконец закончила. — Что Вы такое говорите, — строго сказала она, — пожалуйста, прекратите себя мучить, Вам и так сейчас нелегко. — Где я? — Вы в одной из спален Господина. Он почти никогда здесь не ночует, но зато здесь есть своя ванная, так что Вам больше не придётся никого просить, чтобы пойти в туалет. Да и комната гораздо больше и красивее.       Какое одолжение. Могу пойти в туалет сама. Не дом, а рай какой-то. — А… — Господин уехал ещё рано утром, — перебила меня Анна, сразу поняв, что я хочу спросить. И её тон был очень успокаивающим, словно она чувствовала мой страх того, что он сейчас может быть за дверью. — Посмотрите, кто проснулся, — у дверей прозвучал громкий голос Марка.       Анна сразу вскочила с места и выпрямилась, держа взгляд внизу. Зачем же она так боится Марка, будто это он её хозяин? Или же Марк, как правая рука Голубина, вызывает не меньше страха, чем сам Он? — Анна, иди на кухню, тебе отдадут поднос с едой, — после данной команды, девушка сразу кивнула и удалилась, — ты настоящая беда, — усмехнулся Марк, подойдя ближе к кровати, — как ты так умудрилась удариться?       А почему бы тебе не спросить это у своего любимого шефа? Или же мы все в этом доме будем дружно игнорировать тот факт, что меня похитили и явно не для того, чтобы позвонить моему отцу и попросить выкуп, а ударилась я, когда весело играла в бадминтон с добрым дядей Глебом.       Я могла бы всё это сказать вслух, но у меня разговаривать не было ни сил, ни желания, тем более с этим человеком. — Язык проглотила?       Как же ты меня раздражаешь, шестёрка ты недоделанная. — Оставь меня в покое. — Ну, что ты, — сожалеюще выдал Марк и сел на стул, где недавно сидела Анна, — ты очень бледная. Сейчас позавтракаешь и выпьешь болеутоляющее.       В этот момент в комнате показалась Анна вместе с подносом. — Я не буду есть, — с безразличием сказала я, даже не смотря на собеседника. — Будешь, ещё как, — Марк встал с места, и его взгляд нашёл девушку, всё также стоящую с едой, — Анна, позаботься о ней, — после этих слов он опять посмотрел на меня, кладя руки в карманы, — кажется, ты единственный человек, который существует для неё.       Вы только посмотрите на этот обиженный тон. Он, наверное, думал, что я должна буду сидеть и сплетничать с ним или сидеть и смеяться. — Пусть к четырём будет готова, — бросил он Анне, проходя мимо неё и оставляя нас наедине.       Анна хитро улыбнулась мне, явно обрадовавшись, что Марк ушёл. Рыжеволосая села рядом. — Я знаю, Вам вряд ли хочется есть, но я сама пробовала этот суп и он, честное слово, отменный. — Анна, я так хочу умереть, какой ещё суп, — недовольно захныкала я. — Умереть, не попробовав суп нашего повара? — я еле улыбнулась ей, — давайте так, Вы попробуете, и если будет невкусно, то есть Вы не будете. Но только честно! — предупредила она. — Хорошо, но у меня тоже есть условие, — яркие глаза Анны застыли на мне с вопросом, — давай ты будешь разговаривать со мной на ты, — она выдохнула с явным облегчением. — Но, Мария, у меня нет такого права. — Тогда держись этих правил, когда мы с тобой не одни.       Ложка за ложкой. Конечно, было бы нечестно сказать, что суп невкусный, ведь он действительно был таким хорошим и тёплым, что я сама не заметила, как тарелка опустела. — Если бы не ты, мне кажется, я бы давно умерла здесь. Этот тиран… — Не спорю, Господин строг, — словно желая меня поддержать, сказала Анна — Это так называется? — с горечью усмехнулась я. — Он очень холоден, некоторые из работников называют его айсбергом, а другие и вовсе живым трупом. Но у него есть свои причины на это.       Я нахмурилась, взглянув на рыжеволосую. — И какие же? — Говорят, он ещё в юности ушёл из семьи и своими силами достиг всего того, что сейчас у него есть, он терпел много предательств, поэтому у него очень мало друзей и много врагов, — Анна протянула шею в сторону двери и, удостоверившись, что там всё также никого, продолжила, — я многому не верила, думала, что это выдумки, порождённые скукой среди работников в пределах этого особняка, пока однажды мне не пришлось бегать туда-сюда, разнося в главную спальню Господина всевозможные лекарства, йод, бинты. У меня есть немного медицинских навыков, поэтому до приезда личного доктора мне пришлось помогать. — А что случилось тогда? — спросила я, не на шутку заинтересовавшись такими подробностями. — Я конечно не знаю, что произошло, но это было огнестрельное ранение. Пуля застряла внизу живота слева. И знаешь, Мария, когда я поистине поняла, насколько Господин Глеб опасен? — я нахмурила брови, — он ни разу не произнёс ни одного слова, ни одного мычания, рыка, недовольства, хотя я боюсь представить, какая это может быть боль. Он, не приняв ни одного лекарства, лежал совершенно без чувства боли.       Вот значит, каким ты стал. Холоден и крепок, как сталь.       Этим подробностям можно было удивляться вечность, но мне было нужно как можно больше информации. — И он так быстро преодолел пулевое ранение? — Поздно ночью у него поднялась температура, была сильная лихорадка, он лежал весь в поту, долго не приходил в сознание, он всё время видел какой-то страшный сон и никак не мог проснуться.       К Анне я испытывала очень большую симпатию, я её почти любила, и мне было невыносимо слышать в её голосе жалость и сострадание к этому страшному существу по имени Глеб. — Но что же могло так изменить человека, Анна? Не думаешь, что он всегда был таким? Иногда люди просто плохие. — Может быть, но не он. Той ночью, когда я была рядом с ним, он мучился очень сильно во сне, он дёргался все время и каждый раз повторял одно и тоже, — я сглотнула, — «не уходи».       Какая-то пустота забилась в грудной клетке. Пустота, причиняющая боль. Я быстро перевела взгляд на окна, лишь бы не выдать вдруг загоревшиеся глаза. — Мне запретили кому-либо рассказывать о том, что я видела в тот день в главной спальне, но я думаю, что однажды Господину сделали очень больно и из-за этого он причиняет боль всем вокруг. На следующее утро шеф поехал по своим делам так, будто никакого ранения и лихорадки не было. С приходом утра он стал таким же холодным, каким бывал всегда. Было странно осознавать, что тот эмоциональный, плачущий человек и этот ходячий айсберг — один и тот же человек. Единственное положительное, что видели от него в этом месте – это то, как он сильно любит всех своих собак, что держит здесь. Страшнейшие хищники-людоеды и лучшие охранники по всей территории, но Господину подчиняются, как мелкие шавки.       Отгоняя от себя возможность пустить слезу от мыслей из прошлого, я вновь посмотрела на Анну. — А что за главная спальня? — Он почти всегда ночует там, там и его ванная комната, и одна из дверей в его кабинет. Другая дверь из коридора. — А почему почти всегда? — усмехнулась я. — Ну, он ночует в других комнатах только если не оди… — и тут Анна осеклась, вдруг побледнев, словно поняв, что не должна была этого говорить, — прости, мне пора, — и девушка начала быстро уходить, с шумом подхватив поднос с тумбочки. — Анна, нет, подожди, прошу.       Но её уже не было рядом.       Она думает, что я буду ревновать или грустить по этой теме? Мне так сильно наплевать. Я просто хочу поскорее убежать из этого ада. О каких мыслях о половых связях Глеба может быть речь? Тогда возникает вопрос: неужели Анна думает, что я в этом доме в плену, потому что Глеб меня любит или что-то подобное? Ну, конечно. Вряд ли она будет знать правду. — Эй, Мария, просыпайся.       Дежавю? Анна опять стоит возле меня. В этот момент я постепенно начинаю понимать, что мои мысли опять затянули меня в царство Морфея. На сей раз Анна принесла мне одежду. Она кладёт джинсы и бежевый свитер на кровать. — Тебе нужно одеться, — с извинением объясняет Анна, — тебя уже ждут. — Ждут? Зачем? — в моём сонном голосе заиграли нотки тревоги.       Но Анна на этот раз была немногословна. Я не знала, куда и почему, но я быстро оделась. То, что на этот раз мне не пытались завязать глаза, внушало доверие. Когда мы с Анной вышли, у двери стоял высокий, накаченный бугай в чёрном костюме, а из уха у него торчал чёрный пружинистый провод. У, какой великан. Это, чтобы я вдруг не решила сбежать?       Я шла вместе с Анной, пока он нас провожал. Я смотрела по сторонам, хотя меня в такой ситуации не очень интересовала проекция дома. — Анна, что происходит? — решилась наконец спросить я, пока мы шли по нескончаемым коридорам. — Не волнуйся, — она говорила почти шёпотом, чтобы провожающий нас здоровяк не услышал, — я не знаю, куда вы поедете, но я услышала, что шеф велел отвезти тебя куда-то.       Я нахмурила брови, но шаги мои стали быстрее. Если меня и везут в какое-то поле убивать, то я встречу свою смерть, смотря ей в глаза. У смерти, в конце концов, свои плюсы.       Судя по размеру лестницы, к которой мы вышли, она была главной. Точнее, одна из главных, ведь параллельно такая же возвышалась немного дальше. По красному ковру мы спустились в огроменную прихожую, где было много цветов, статуй и роскошная люстра. Нет, это точно зáмок какой-то. Возле огромных главных дверей стоял высокий человек. Я посмотрела на него мельком, ему наверняка лет шестьдесят точно. Он открыл нам дверь, и прохладный воздух отогнал от меня последние следы сна. — Удачи.       Анна осталась в доме. Я не могла ей простить, что она не идёт со мной. После того, как она осталась позади, моя смелость значительно спала. А этот заносчивый охранник всё также шагал со мной. Внизу величественной лестницы был подогнан чёрный Гелендваген, задняя дверь которого была открыта и, судя по всему, машина ждала меня. Объяснять мне это большому дяде не пришлось. Я без слов прыгнула в машину. После того, как за мной закрыли дверь, я увидела рядом сидящего Марка. — Как голова? — любезно поинтересовался он, кивнув на бинтовую повязку на моей голове.       На это я лишь закатила свои глаза, чуть ли не зашипев в его лицо. Охранник прыгнул на переднее сидение, а водитель (который, кстати, был тоже крупным серьёзным парнем с проволокой у уха) начал движение.       Машина ехала по ровной дороге к огромным золотым воротам. Я смотрела в окно и видела, как высокие сильные охранники стоят вдоль дороги и еле держат за поводки огромных страшных собак, которые уже были готовы напрыгнуть на выезжающий автомобиль. Среди них я видела овчарок, питбулей и доберманов, из ртов которых стекали слюни. Их ужасный и громкий лай не могли скрыть поднятые окна машины. — Страшные звери, — бросил вдруг рядом сидящий Марк, что, кажется почувствовал, каким взглядом я смотрю на них, — Глеб их всех завёл, когда они были ещё совсем маленькие, а у него тогда не было и половины всего того, что ты сейчас видишь. Все говорили ему: «зачем ты их держишь?!», «ты столько на них тратишь!», но он не бросал их, а теперь… — Марк взял небольшую паузу и усмехнулся, — они живьём сожрут любого за него, — я, которая из интереса, сама того не желая, всем торсом была потянута к окну, откинулась на спинку и стала упрямо смотреть вперёд, будто желая показать, что мне и вовсе неинтересно, — будь осторожна, — напоследок предупредил он не без иронии в тоне.       Машина наконец покинула особняк, ворота закрылись, мы начали ехать по ровной дороге, а рёв животных остался позади, а потом и вовсе погас. Была абсолютная тишина, никакого радио или, упаси Господь, музыки. Так ехали мы почти полчаса.       Истерить? Начать спрашивать, куда меня везут? Нет. Многовато чести будет, они всё равно притащат меня туда, куда пальцем тыкнет их кормилец. — Эй здоровяк! — вдруг издевательским тоном крикнула я охраннику, сидящему на переднем пассажирском, — а если не секрет, сколько этот недоносок платит тебе, чтобы ты никому не говорил, что он держит людей, как рабов? — охраннику видимо стало неловко, раз он на одну секунду отвёл взгляд в сторону, но ничего другого от него я не дождалась, — а тебе? — пафосно протянула я, переводя взгляд на шофёра — а-а, поняла, видимо много, раз вы аж оглохли и языки засунули в свои жопы! — под конец мои слова были пропитаны гневом и агрессией. — Эй, успокойс… — Марк дотронулся до моего плеча, после чего я резко отмахнулась. — Не смей меня касаться, шестёрка бесполезная! — закричала я, прижавшись к спинке сиденья и пристально смотря в окно, — вы все поплатитесь за это…       Поездка оказалась дольше, чем я представляла. Единственное, что я понимала – это то, что мы уже в городе. Признаться честно, это немного принесло мне облегчение. По крайней мере, меня не привезли в поле и не приставили ствол ко лбу.       Потом машина въехала в какую-то подземную парковку. Я пристально начала смотреть по сторонам, пытаясь понять, где мы. А потом я поняла, что мы в торговом центре. Что за фигню ты творишь, Голубин?       То есть, пока я жду свою неминуемую гибель, твои псы тащат меня в торговый центр?! Это верх издевательства! Цинизм!       Деваться было некуда. Как же классно шагать по торговому центру с двумя великанами и с имбицилом. Чувствую себя дурой. Хочу убежать, но куда? В торговых центрах нет окон, далеко убежать всё равно не получится. Да и эти бугаи не внушают никакой смелости. — Ну? — недовольно фыркнула я, — и что мы здесь делаем? — я была похожа на трудного подростка, которого родители насильно притащили в магазин. — А что обычно люди делают в торговых центрах? — улыбался Марк, — приехали покупать одежду.       Вы только посмотрите на эту лыбу. Расхаживает себе, смотрит по сторонам, спокойный такой. — Вы издеваетесь надо мной? — вопрос вырвался сам по себе, хотя я клялась себе, что не буду разговаривать ни с кем из них. — Мария, прошу тебя, ты уже видишь, что у тебя никакого шанса против Него нет, так что смирись со своей судьбой и будь проще. — Надеюсь, тебе однажды отрежут член и скажут, нужно смириться с судьбой, — зашипела я, чуть ли не вцепившись ногтями в глаза молодого человека.       После эскалатора, поднявшего нас вверх, мы долго шагали, так и не заходя в какой-либо из магазинов. Это наводило меня на мысль, что Марк заранее знал, в какой магазин нам нужно.       Ну, надо же, и не прогадала. Магазин, в который мы зашли был аж пропитан пафосом и запахом духов клиенток с лицами кукол Братз. Я так отвыкла от всего этого, что от мысли возвращения в этот богатый, но пустой мир, меня начало воротить.       Стоило нам сделать шаг в бутик, как высокая девушка в рабочей серой форме магазина тут же появилась, как голодная собака по звуку открывающейся пачки корма. — Господин Ф… — Приветствую, — резко перебил Марк, ускоряя процесс переговоров, — нам нужны пару вечерних нарядов, ну и посмотрите ей кое-чего из повседневной одежды, у неё совсем ничего нет. — «Есть, если бы вы со своим шефом были бы любезны вернуть мне мои вещи».       Следующие два часа стали кромешным адом. Я мерила всевозможные платья, джинсы, рубашки, юбки, блузки, куртки. Меня уже тошнило, я уже не помню, сколько раз нагрубила всем работницам магазина, которые, уверена, всем сердцем ненавидели меня.       Но мне было всё равно, играть тут воспитанную и покорную я и не планировала. А ещё этот Марк, который вообразил себя всемирным стилистом, сидел и оценивал вечерние наряды. Каждый раз, когда он недовольно вертел головой, хотелось на него одеть это платье. — Примерьте это, я сейчас подойду, — сдержанно сказала работница, на груди которой было имя «Катя».       Она отдала в мои руки красное длинное платье и оставила меня наедине в раздевалке. Я надела его, и оно казалось очень даже красивым, только бы молнию застегнуть, чтобы понять. — Тут молния, можете помочь? — позвала я, думая, что Катя точно здесь.        Шторка открылась за моей спиной. — Я помогу.       От голоса Марка я вздрогнула, он сделал шаг ко мне, я стояла спиной к нему и наблюдала за ним в зеркале.       Его холодные пальцы коснулись моей спины, он аккуратно поднял молнию, смотря мне в глаза. Я отвела глаза. — Это берём, — наконец-то, Боже, как же я мечтала услышать эти слова. — Мы уже весь магазин купили, может хватит? — устало и хмуро проговорила я. — Да, думаю, пока что хватит.       Выходя из магазина, мы начали идти обратно. Я послушно плелась за мужчинами, потому что на то, чтобы сделать ещё что-то попросту не осталось сил и нервов. Возле эскалатора толпилось много людей. Мы стояли в толпе, ожидая, когда каждый из них поставит ногу на движущиеся ступеньки. — «Не перемешаться ли с толпой и потеряться из виду?», — промелькнуло в голове, но Марк, как настоящий экстрасенс, тут же учуял мои мысли, до боли сжав мой локоть. — Даже не смей, — зашипел он.       Толпа почти рассеялась. Мы наконец-то тоже дошли до лестницы, как вдруг, в бесконечной толпе шумного торгового центра, я услышала некогда родной голос. — Ну, и сказала я им, чтобы они поехали сразу к Саше, у меня нет на это времени, Лен, ты пойми.       Я молнией развернулась и стала истерично искать глазами источник такого знакомого мне женского голоса. Сердце начало колотиться быстрее скорости света. Голос проносился у меня в голове, а затем и вовсе, казалось, по всему зданию, хаос в сердце не давал мне найти то, что так хотелось. И вдруг я увидела её. — Мама… — тихо прошептала я, и мой шёпот потерялся и погас в шуме спешащих людей.       Она была вместе с Леной. Я не успела рассмотреть их и то, изменились ли они. Эскалатор стремительно нёс меня вниз, подальше от неё, как когда-то самолёт, а затем она исчезла из виду…       Исчезла… как тогда.       В душе стало так неспокойно и больно, что я не понимала, смогу ли устоять на ногах. Когда эскалатор довёз нас, я встала около него, как вкопанная смотря в пол в одну точку, не имея ни единой возможности пошевелиться. — Что с тобой? Ты идёшь? — Марк дотронулся до моего плеча.       Мама! Я ненавижу нас с тобой за то, что я сейчас с криками и просьбами о спасении не бегу к тебе, сломя голову, ведь мы с тобой тогда не сумели быть хорошими матерью с дочкой. Проходит шестой год! А я всё также виню тебя за то, что ты давила на меня и не понимала, насколько всё может выйти из-под контроля! Я виню тебя за то, где я сейчас! Я виню папу, который, как мужчина, не смог защитить свою единственную дочь! Я что, не заслужила того, чтобы ты хотя бы раз за шесть лет написала мне одно только «как дела»?! А теперь, как я могу попросить тебе мне помочь?! — Эй, Мария, тебе плохо? — тон Марка был взволнован.       Наверное, когда я подняла на него свои глаза, они были очень потеряны и напуганы. — Нет. Пожалуйста, можно мы уедем отсюда?