Не забирай меня

      Тик-так. Тик-так. Тик-так.       Настенные круглые часы в чёрной рамке тикали, кажется, уже бесконечное время, пока я сидела на твёрдом и неудобном стуле за каким-то столом в небольшом кабинете. Передо мной пустовало кожаное кресло. В другом конце кабинета сидел только молодой парень, который перебирал какие-то нескончаемые документы. Видимо, он был помощником того, кто сейчас должен прийти, хотя прошло уже почти полчаса, но я всё также сижу, пока этот молодой человек частенько поднимает на меня взгляд, словно я какой-то опасный преступник.       Скорее бы это всё закончилось. От нервов я вся дрожу, хотя внешне сама безразличность. Нет, я дрожу не от страха, что меня посадят. Я скорее злюсь на свою наивность. За то, как я сразу поверила этим людям, интересно, долго ли они смеялись надо мной?       В который раз прокручивая эти мысли у себя в голове, я усмехнулась. Какое-то глупое положение теперь у меня, даже глупее, чем подвал.       За спиной я услышала, как открылась дверь. Наверное, любой другой на моём месте вскочил бы, начал бы что-то говорить, спрашивать и так далее. Но я сидела и всё также смотрела, как тикает длинная тонкая стрелка на часах, даже не обернувшись.       Кожаное кресло занял здоровый высокий мужчина. Его большеватый нос сразу бросился в глаза. Я посмотрела на его лысину. Смешной, хоть и пытается казаться серьезным дядькой в форме с погонами. — Итак… — он посмотрел на бумагу у себя в руках, — Мария Морозова. Вы знаете, почему Вы здесь?       Боже, какого чёрта. Меня что, к директору вызвали? — Нет. Полагаю, это должны знать Вы, — закатила глаза я, — иначе на Вашем месте сидела бы я. — Люблю девушек с чувством юмора, — хихикнул он, показывая кривые зубы. — А я и не шучу, уважаемый, — я почувствовала, как сжала кулак под столом, — хотя мы с Вами прекрасно знаем, что здесь происходит, поэтому можете не мучать себя с придумыванием какой-то невероятной причины тому, почему я сейчас не на борту самолёта, — с горькой ухмылкой выдала я, больше не желая играть в эти игры, — тем не менее, у меня есть право на звонок. И я хочу им воспользоваться.       Ухмылка пропала с лица мужчины, который, видимо, и не ждал, что я такое скажу. — Но… — Прошу вернуть мне мой телефон, там находится нужный мне номер. — Вам не разрешено… — Мне нужен номер, звонить я буду с вашего телефона! — уже не на шутку рассердилась я, сразу поняв, что он хочет сказать.       На такую дерзость он не мог уже ничего ответить. Только медленно встал, подошёл к своему помощнику, прошептал ему что-то, после чего тот охотно кивнул и вышел. Вернувшись на место, полицейский с большим нежеланием открыл внизу стола какой-то ящик, вынул оттуда мой мобильник и протянул его мне вместе со служебным телефоном на его столе. Я быстро стала включать свой телефон.       Время, пока он включался, казалось мне вечностью, но когда он всё же это сделал, я дрожащими пальцами открыла контакт Олега и стала на телефоне вбивать его цифры.       Гудок. Ещё один. И ещё один. Весь шум отходит на второй план. Только я и эти назойливые гудки. Пожалуйста, возьми трубку. Мне ещё никогда настолько не нужна была твоя помощь, как сейчас. Пожалуйста… — Алё.       Сердце упало. Я чуть ли не заплакала от облегчения, когда услышала его голос. Но именно в этот момент властная рука сзади спокойно легла на трубку возле моего уха и, надавив, та легла на место, обрывая звонок. Я не посмотрела вверх, да и не пошевелилась. Я и так прекрасно всё понимала. — Не нужно мне звонить, я уже здесь, — почти ласковым тоном процедил он над ухом. Его голос был точно как гром.       Я не успела. Опять. В тысячный раз. — Глеб Геннадьевич, — мужчина почти вскочил, протягивая руку, чтобы поприветствовать Глеба. — Пойдём, нам пора, — заявил Голубин, поднимая меня с места, сжав за предплечье.       Я поднялась, принимая всю безнадёжность своего положения. Здесь помощи попросить не от кого, я ведь сама прекрасно вижу проданные лица этих «людей». Молодой парень передал Глебу какую-то папку, в которой, как я предполагаю, лежали мои документы. Ему также дали в руки мой оставленный на столе телефон.       Болотные глаза Сименса остановились на экране, где всё ещё горело «Олег Кизару». Холодный и безгранично строгий взгляд поднялся вверх и застыл на мне, а я, не сумев его вывести, опустила глаза, понимая, что это мне прощено будет вряд ли.       Выходила я из того кабинета на ватных ногах. Глеб не держал меня никак. Он спокойными шагами шёл впереди, пока я молча плелась за его высокой фигурой.       Мы зашли в лифт. Молчание и тишина убивали меня. Вышли на подземную парковку.       Бесконечный лабиринт машин закончился, когда вдалеке проморгали фары белого БМВ X6. Глеб сел не сразу. Возле машины он со всей силы схватил меня за локоть, вызвав мой визг.Это было весьма неожиданно, учитывая то, как он спокойно и молча шёл сюда.       Открывая заднюю дверь, он буквально впихнул меня в салон автомобиля.       Когда он сел сам, завёл машину и с визгом шин тронулся с места, я поняла, что больше не могу молчать, хотя и сказать что-то было трудно. — Зачем было это всё?       Глеб долго молчал, пока я потерянным взглядом таращилась на его затылок. Мы ехали на пустой трассе по гладкому асфальту. По радио тихо играла какая-то иностранная песня, в итоге я потеряла надежду на то, что Глеб хоть что-то скажет. Но это случилось. — Ты же не поверила бы мне, если бы я просто сказал тебе, что бежать бесполезно. Ты бы по-любому попыталась сделать это. Я решил тебе наглядно показать, так гораздо эффективнее.       Ну, да. Он был прав. Я бы всё равно пыталась всеми возможными способами, но Глеб решил заранее лишить себя последующих хлопот и головной боли. — Но вот, что оказалось гораздо интереснее, Мария, — неожиданно продолжил он, — я и подумать не мог, что в таких проблемах первым, кому ты позвонила, будет он…       Сердце пустило несколько быстрых ударов, пока мой взгляд начал скользить по лесу вдоль дороги. К сожалению его, казалось бы, спокойный голос не мог предвещать что-то хорошее. Я очень хорошо чувствовала запах опасности. Он ненавидел меня за мой шаг, и я знала, что он воспользуется любым предлогом, лишь бы возместить свой гнев. — Наверное, ты даже думала, что тебе повезло, раз я буду думать, что ты уехала, а он тебя спасёт, и ты счастливо заживешь. — Нет, Глеб, ты ошибаешься, — осторожно начала я, — я просто не знала, что мне делать. — Дома поговорим, — отрезал он.       От этих слов сердце замерло. От одной только мысли, что я сейчас по дороге обратно в тот ад, меня бросило в невыносимый жар. Я поняла, что если до этого меня грела мимолётная надежда на то, что Олег меня найдёт, то сейчас и та пропала, ведь сейчас он будет знать, что я улетела отсюда.       Глеб свернул, и теперь мы ехали по неширокой дорожке прямо среди леса. Здесь было очень красиво. Деревья шуршали и пропускали последние тёплые лучи уходящего солнца, я и не успела понять, как пролетело время. Но в тот момент, в машине, я вовсе не понимала всей здешней красоты, лишь думала о том, что если я обратно войду в тот дом, то шанса на спасения уже не останется. — Останови здесь, пожалуйста, — неожиданно для себя же сказала я, и глаза блондина поднялись вверх в зеркало, — я хочу в туалет очень сильно. — Потерпи, скоро доедем. — Нет, — захныкала я, — я честно уже не могу терпеть.       Блондин со всех сил закатил недовольные глаза и свернул на обочину. Заглушив двигатель, он повернулся и уставился на меня. — Ну? Чего сидим? Пошли.       Мне хотелось сказать ему, чтобы он не шёл, но это прозвучало бы супер-подозрительно, поэтому я молча открыла дверь и прыгнула из машины.       Мы вышли с дороги и начали шагать в лес, который вглубине оказался весьма холодным и негостеприимным. Здесь не было ни одного человека, ни одного животного, только слышалось неприятное каркание ворон, которые беспокойно летели за нами с ветки на ветку, словно наблюдая за нами. Я плелась за Голубиным, который в своей чёрной одежде казался весьма мрачным среди этого места. Я обняла себя за плечи. Вскоре Глеб остановился. — Давай.       От непонимания я искренне усмехнулась. — Ты шутишь? Может ты мне ещё и поможешь справить нужду?       Глеб опять закатил глаза. — Ладно. Иди за то дерево, — показал он на толстый дуб неподалёку, — и давай быстрее, у меня ещё много дел.       Смирившись с провалом, я обречённо пошла и скрылась за деревом. В туалет не хотелось совсем, зато здорово хотелось делать ноги отсюда. Но как?       Я беспокойно оглядывалась. Сименс лазил в телефоне, по его недовольному лицу было понятно, что ему нужно сделать что-то, и, судя по тому, как он поднимал телефон, крутясь туда-сюда, здешняя связь ему это не позволяла.       Пользуясь моментом, когда он громко ворчал и повернулся спиной, я начала медленно шагать подальше, скользя от одного дерева до другого и постоянно оглядываясь через плечо.       Страх и все остальные чувства затуманили мне разум. Я не понимала, хочу ли я сейчас бежать. Хотя нет, я хотела, но не понимала, откуда эта смелость.       Так я долго оглядывалась, видела спину Глеба в огромном худи, и моя смелость от этого лишь росла. Надежда на то, что у меня получится убежать, блекло прошлась по разуму. Я становилась всё дальше и дальше. Убегу. Выйду на шоссе. А там, может быть, мне помогут.       Но вдруг ворчание знакомого голоса за спиной прекратилось. Я поняла это, когда осталась совсем наедине с карканьем ворон и шумом ломающихся веток под дрожащими ногами.       Я остановилась, сглотнула комок в горле и медленно повернулась.       За спиной не было никого. Сначала я решила, что во всём виновато место дерева, за которым я укрылась, и другие закрывают его, но я прошла вперёд, беспокойно мотаясь, но Глеба не было нигде, словно в этом холодном одиноком лесу я всегда была одна.       Вот теперь стало страшно. Кровь в жилах заледенела, в висках начало стучать, воздуха стало ощутимо меньше. Я тысячи раз протрезвела, ругая себя за то, что начала это. Глупая.       Но назад дороги не было. Сейчас или никогда. Я должна попытаться.       И я начала бежать со всех ног, куда глаза глядели. От страха и адреналина в крови я стонала. Стонала, молясь, чтобы это всё закончилось. Скоро я начала задыхаться от собственных эмоций. Я остановилась и, пригнувшись, уперлась ладонью в дерево, корка которого врезалась в мою кожу.       Моё дыхание было невыносимо громким. Я жадно вдыхала воздух, а на выдохе хныкала, как при самом громком плаче. Затаив дыхание на одну секунду, я вслушалась в звуки вокруг себя.       Была абсолютная тишина… гробовая… — Кар-р! Кар-р!       Несколько ворон приземлились на ветки на высоком дереве рядом. Я посмотрела вверх. — Кыш! Кыш! — бросила я вверх, неважно взмахнув рукой, — И так страшно… — Страх.       Ледяной голос заставил подпрыгнуть на месте и залиться слезами из-за ужаса в тот же миг. Я, уже откровенно рыдая, начала крутиться вокруг себя, пытаясь найти, где он. Откуда он это сказал. Но я его не видела. — Ты ещё не знаешь, что такое страх.       Я была готова сдаться. Паника во мне медленно побеждала, и я обречённо закричала вникуда. — Оставь меня, прошу! Прости меня! Я больше так не могу!       Но ответа не прозвучало. И я начала истерично бежать, уже не оглядываясь. Я бежала вникуда, лишь бы подальше. Я уже не чувствовала ни усталости, ни нехватку кислорода… я только чувствовала бешеное желание жить.       Но слёзы слишком быстро накапливались, не успевая падать на траву. Они туманили мой взор, а паника лишь помогала им. Моя нога встретилась с чем-то. Я почувствовала, как лечу вперёд и лишь мгновенье спустя я оказалась на земле. Я сразу почувствовала, что содрала кожу на локтях и ладонях.       Я ахнула и попыталась встать. Но увидела пару кроссовок перед глазами.       Нет. — Ты любишь играть со смертью, малышка?       Его голос был, как всегда, спокоен, игрив и безразличен одновременно. Я захныкала, но на этот раз не от боли, а от сгустка страха в сердце.       Глеб Голубин обошёл меня и потерялся из виду. Но не прошло и пары секунд, как меня железной хваткой повернули на спину, которая тут же почувствовала боль от жёстких камней. Он навис надо мной, дьявольскими глазами любуясь моей беспомощностью. — Гле-еб… пожалу-уйста… — я почувствовала, как задыхаюсь в собственных слезах.       Звонкий удар по моей щеке. Моя щека коснулась земли от такого удара, и я в тот же миг затихла. — Прийди в себя, — грозно потребовал он, затем схватил меня за подбородок и заставил посмотреть на себя, — я очень не люблю, когда меня не слушаются, Мария. Я очень не люблю, когда пытаются со мной играть. И я очень не люблю повторяться.       Я уже ничего не говорила. Я ведь сама знала, что меня ждёт, когда решила совершить такой глупый побег.       Ещё один удар по лицу. Я лежала, как мёртвая, как вдруг Глеб уткнулся в мою шею. — Если бы не твой запах, я бы давно тебя прикончил.       В этот самый момент, когда моё, сбившееся от попытки бегства, дыхание смешалось с его, таким размеренным, спокойным и, одновременно с тем, кровожадным, я вдруг осознала ту простую истину – тебе никуда не деться от него, Мария: ты можешь бежать со скоростью лнтящей кометы, но он всегда будет на двадцать шагов впереди, будешь просить кого-нибудь о помощи – устранит, да попади ты хоть в ад – он голыми руками достанет тебя оттуда и уничтожит. Медленно, растягивая момент расплаты, ведь твоя кончина – не его цель. Его цель – мучения, эти зелёные глаза горят от наслаждения, когда ты плачешь, кричишь, когда проклинаешь, ненавидишь.       От понимания собственной беспомощности захотелось взвыть, да так, чтобы деревья содрогнулись, а предательские вороны умчали прочь. С ресниц по коже медленно стекали солёные капли, а холодный ветер пробирал до самых костей, ведь мы всё также неподвижно лежали на земле, вжавшись в сухие берёзовые ветки. Я подняла мокрые глаза к небу, боясь столкнуться взглядом с этим зверем. Тело потряхивало, а дышать было всё тяжелее и тяжелее, глаза застелила пелена, сознание, в свою очередь, мутнело, едва ли я успела почувствовать сначала свободу, а потом цепкую хватку на запястье, которая рывком заставила подняться на колени. – Вставай, едем домой, – он двинулся, позволяя мне встать и всё также не выпуская из рук, – и давай без глупостей.       Да, я слабая и беззащитная. Да, я никто против него. Но это игра.       И она ещё не окончена.       Я не имею права сдаваться.       Предвосхищая мои до невозможности странные действия, Глеб заблокировал двери и тронулся с места. В воздухе повисла удушающая тишина, ведь каждый из нас был погружён в свои мысли, да и говорить нам было не о чем. Мы всё дальше и дальше удалялись от леса, а я лишь вдыхала сквозь приоткрытое окно чуть сладковатый аромат едва распустившихся цветов, что оставались позади. Ещё две минуты назад я была на волоске от смерти, но одному лишь Богу известно, что было бы лучшим наказанием за мои грехи: умереть один раз и остаться в этой чаще навсегда, став идеальным перегноем, или же умирать каждый раз, видя, слыша и чувствуя его. Мысли вмиг стали точно мешок с грузом и так сильно давили, что глаза начали невольно закрываться, унося меня прочь из реальности. — Хочешь ли ты знать, Мария, почему жизнь обходится с тобой таким образом? — это было последнее, что я услышала прежде, чем погрузиться в сон.       Яркое солнце озаряет огромный дом, что кажется одновременно таким родным и таким незнакомым. Сквозь приоткрытое окно кухни доносится сладкий аромат синнабонов, а из гаража слышны крики мужчин, среди которых я разбираю и его голос —голос моего папы. На глаза наворачиваются слёзы, стоит мне обернуться вокруг себя и осознать — я дома. Руки трясутся, а ноги подкашиваются от переизбытка эмоций, но двинуться с места я не могу. Передо мной всё та же тротуарная плитка с незаделанным отверстием после моей попытки прокатиться на неисправном велосипеде, та же бело-серая отделка и те же, мамины любимые, бардовые георгины в ромбовидных клумбах.       Не давая привыкнуть к неожиданным ощущениям, входная дверь распахивается, и оттуда выходит женский силуэт. Такая знакомая походка, как всегда идеально уложенная причёска и бежевые босоножки с брючным костюмом, прошу, мама, сделай ещё один шаг ко мне — я хочу увидеть твоё лицо, со всей силы прижаться и остаться здесь навсегда. Пожалуйста, мама, улыбнись мне, скажи, что это не сон. Только стоит ей сократить дистанцию до нескольких шагов, как моё сердце начинает колотиться словно пропустило несколько электрических разрядов, а затем стук резко прекращается, когда она протягивает руку и со всей силы, совсем ей не свойственной, сжимает моё плечо, да так, что я выпаливаю сдавленный стон. А затем говорит: — Проснись, Мария, ты дома...       Хватка становится ещё сильнее и грубее, что вовсе не соответствует утончённой натуре моей мамы. Тут я неожиданно осознаю, что это не она. Не она, ведь мои глаза начинают медленно открываться. Не она, ведь передо мной появляются очертания ненавистной комнаты. Не она, ведь большая мужская рука безжалостно сдавливает моё плечо, постепенно переходя на шею. — Мама, пожалуйста... — я начинаю рыдать, что только могу, ведь ещё не полностью отошла от лесной погони, а перед глазами начинает мелькать самодовольная улыбка. — Ты хочешь к маме, девочка моя?