Not the best angel

Каждый день, приходя с учёбы, Томас самым жестоким образом лгал своему отцу, оттягивая рукава рубашки, чтобы тот не заметил разрисованные ручкой перчатки и не понял, что его сына в университете обижают. Не то чтобы Том к этому не привык — ещё со времён школы за ним закрепилось позорное клеймо «приёмыша» и «урода», которому «место в канаве, вместе с его матерью-шлюхой». Он уже привык пропускать это мимо себя, хотя в начале он всегда бежал к отцу в поисках утешения. Будто Томас виноват в том, что его биологическая мать баловалась алкоголем и бродила по мужчинам, в поисках любви. Только вот она и заблудилась, забыв открыть заслонку в горящей печи, из-за чего и случился пожар, оставивший Тому вечное напоминание о себе в виде ожогов рук до локтя и страха перед огнём. Хотя бы повезло, что его забрали после этого и он попал в новую семью. Отец Матиас был добр к нему, не смотрел на то, кем была его мать, и открыл ему маленький идеальный мир религии, будто бы подстроенный под самого Лондона. Правда, Томас нехотя грешил, пытаясь не расстраивать и не разочаровывать своего отца. А ещё ему было слишком одиноко. Друзей у него не было — люди избегали общения с ним, будто он прокажённый, — знакомых тоже, и единственным его живым другом был дворовый кот по кличке Кот, которому Том притаскивал свой обед. Так что Томас следовал совету отца и по ночам, перед самым сном, молился о всём, что приходило в голову. — Боже, пошли мне своего самого лучшего ангела, который у тебя есть... — сложив ладони просит Лондон, вглядываясь в Луну за окном. — Пожалуйста-пожалуйста, — да, иногда проскакивала мысль, что это глупо и что его никто не услышит, а ещё в его возрасте это стыдно, молится несуществующему созданию, которое придумали ради денег и защиты, но Томасу казалось, что лучше поговорить с кем-то воображаемым, чем совершенно ни с кем. ∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞ Гилберта не очень приятно скидывают в прямом смысле с небес на землю, удачно приземлив в паре сантиметров от лужи, в которую он всё же попадает ногами. — Да, блядь! — он негодующе оглядывает кроссовки, испачканные в грязной воде. — Можно было сказать, что я ёбнусь в лужу? Я бы тогда не напялил белые кроссы, сука. И где я вообще? Ответом ему служит лишь ветер, шелестящий листья и заставляющий чуть замёрзнуть. Поздняя осень очень сильно отличалась от привычной тёплой погоды в Эдеме. Так что пришлось творить одно заклинание из списка неограниченной магии, чтобы наколдовать себе что-то более приемлемое, чем его последний наряд на земле. Плащ с капюшоном цвета слоновой кости и тонкий джемпер оказались намного теплее, чем футболка, а слишком дырявые джинсы, приемлемые для лета, сменились чуть менее дырявыми, оставив под порывами ветра колени и пару участков бёдер. И, самое главное, кроссовки высохли, вернув себе прежний приемлемый вид. — Всё ещё не знаю куда мне идти! — напоминает Гил, вглядываясь в небо. Небо не отвечает. Бог не посылает даже маленького знака. Неужто он и правда решил выкинуть Гилберта за все его далеко не ангельские проступки? Да вряд ли. Выкинуть своего любимца он не посмеет. — Ну и иди тогда нахер, сам дойду. Но если я застряну, то это уже твои проблемы, ясно? Сам вытаскивать меня будешь! Очередной щелчок пальцами и в руках оказывается знакомое зеркало, которое перво-наперво показывает растрёпанность волос и полное отсутствие нормальной стрижки. Вместо неё отражение ходит с длинной косой, от которой Гилберта — он же Гавриил, но носить одно и то же имя несколько тысячелетий не так уж и приятно — тянет блевать. Лёгкое проведение ладонью над головой убирает это девчачье недоразумение, возвращая ему нормальную причёску и, последним штрихом, рисуя длинную розовую полосу на снежно-белых волосах. Приемлемо, как кажется Гилу, неприемлемо для тех, кто верит в какие-то порядки для ангелов. Как будто к ним хоть кто-то прислушивался среди других крылатых и пушистых. Уж точно не он. Даже несмотря на титул одного из самых лучших слуг божьих, это уже проблемы Родериха, что его младший брат такой... неподходящий. Будь он ниже рангом, то его бы точно уже скинули к демонам, но вот незадача, если бы не Гил, то такого притока людских душ они бы не добились. Всё же, демоническая тактика очень хорошо работает. — Покажи, — приказывает он зеркалу, и то, подёрнувшись водной гладью, показывает какого-то паренька, спящего в кровати. — Вот к этому? Ох, ладно, блядь. Кому я только не понадобился в последние-то века. Покажи, — вновь приказывает Гилберт, но в этот раз со всей силы кидает зеркало о землю, для верности наступая ногой до громкого стеклянного хруста. Разбитое зеркало осколками выстраивает дорожку, блестя белыми пятнышками под лунным светом. Для человека они не видны, а для него они являются средством лучше любого GPS-навигатора. — Подожди, — осколки дрожат, но замирают. — Как далеко мне до туда идти? — остатки зеркала сползают в цифры на земле, от которых Гавриилу аж плохо становится. — Это миль? — осколки мигают дважды. Да. — Да бля-я-я... Придётся колдовать транспорт. Надеюсь, тут никто не заметит машину из воздуха, — тихий щелчок пальцев и через долю секунды на землю с тихим «пуф» опускается белый zenvo с уже заведённым двигателем, а после лёгкого движения правой рукой в ладони появляются и ключи. Будь он ангелом помладше, то за такое обилие магии за час ему бы уже надавали по голове и заставили работать в борделе. Не в плане «лёгкой» подработки, а в плане вытаскивания сидящих там душ на праведный путь. Гениальное наказание, на самом деле. И невыполнимое. Только Гилберт и смог его выполнить. Не запачкав рук причём. Опять же, использование тактик демонов помогло. Если Ад обещает на словах обилие алкоголя, сигарет, наркоты и шлюх, то у Рая ничего из этого нет... Но это на словах. Кто мешает придумать идеальную картину, где будет всё то же самое, но лучше, намного лучше? Нужно всего лишь быть хорошим при жизни, чтобы это получить. А очистить грехи легко в настоящей церкви, адрес который Гил раздаёт направо и налево. Ещё бы ему платили за это, а то колдовать деньги достаточно тяжело. Даже при условии, что ему не всегда нужно шевелить руками для колдовства. Но какие-то действия необходимы иначе магия его не услышит. Впрочем, деньги у него пока что имеются. — Веди, пока погода не испортилась и заклинание не кончилось, — осколки дрожат, чуть поднимаясь в воздухе, чтобы их можно было увидеть из машины. — И не напортачь, как в прошлый раз, когда я просил тебя довести до ближайшего пути в Эдем. ∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞ Томас идёт очень медленно, прислушиваясь к шагам за спиной, в надежде, что сегодня его не заметят. Попытка слиться с окружением — толпой других студентов — проваливается, когда его хватают за плечо. — Хей, сучка, от кого ты бежишь? — Отпусти, — просит Том, пытаясь вырваться из чужой хватки. — Отстань, Джеймс. — Почему это я должен? С какого хуя моя сучка вообще куда-то бежит от меня? Лондон хочет ответить, хотя бы вновь попытаться, но ему мешает неожиданно припарковавшийся у входа в университет автомобиль, из которого выходит мужчина в плаще, уверенно идущий в их сторону. — Эй, моральный гандон, а ну отпустил его, пока я не дал тебе по роже. У тебя три секунды, — Джеймс в шоке остаётся стоять с раскрытым ртом, но хватка всё же ослабляется, и Тому удаётся вырваться, а после спрятаться за неожиданным защитником. — Три секунды прошло, — незнакомец с чувством выполненного долга пинает хулигана в пах до громкого скулежа и падения. — Пойдём. — Кто... Кто вы? — Перейдём на ты. Я новый студент, — незнакомец улыбается, как-то странно двигая ладонью перед лицом. — Гилберт Байльшмидт. Из Германии по обмену. — Ох... Меня зовут Том, Томас Алан Лондон. Спасибо, что помог с... — Не беспокойся об этом уроде и о других таких же не беспокойся, — Гилберт по-дружески приобнимает его за плечо. — Подожди, а как же... Ты пришёл без учебных принадлежностей? — Гил на секунду чертыхается, в очередной раз колдуя. Томас оборачивается с опозданием, обнаруживая на плече немца странный, отчасти девичий, рюкзак с розовыми полосками и лицом какой-то девушки из японского мультика. — Прости, не заметил. — Да ничего, — Гавриил чуть поворачивает голову, подмигивая машине. Магическая сигнализация почти ничем не отличается от обычной, если не считать её включение при присутствии демонов и нежити. Ни то, ни другое встречать не хочется. Нежить замучаешься изгонять, а с демоном язык свернёшь договариваться. Но если придётся, то стирать людям память придётся очень быстро, иначе запомнят. А это даже Гилберт не способен исправить, если они запомнят. Если, разве что, полностью стереть личность человека, но, опять же, вероятность того, что он будет помнить присутствие ангела слишком высока. Слава Богу, что теперь в магию стали верить меньше и теперь таких увозят в места не столь отдалённые для лечения. — Покажешь, где тут что? — Конечно, — смущённо отвечает Томас, не зная, почему именно на него обратили внимание. И почему его новый знакомец такой... Странный? Шепотки слышатся за спиной, и Том нехотя к ним прислушивается, чувствуя себя в безопасности рядом с Гилбертом. — ...Кто это такой? — ...Новенький? В первой половине учебного года? — ...Красавчик... — ...Вы видели, как он Джеймсу вдарил? — ...Почему он ходит с ущербным?... Гил тоже слышит чужие голоса и на вопросительный взгляд Лондона ухмыляется: — Не беспокойся о них, слухи всегда такие. Злые языки всегда говорят за спиной, — одному особо подлому языку он устраивает магическую подножку, едва заметно шаркнув ногой. Тот удачно падает в ведро уборщика, моющего полы в паре метров от него. Гил не удерживается от едкой улыбки. На первом же уроке Гилберт впадает в дрёму, изредка подглядывая на Томаса, магией защищая его от шариков из бумаги или чужих рук. Преподаватель на его пассивность смотрит недовольно и спрашивает тему, которую рассказывал. Гавриил отвечает без запинки, даже не глядя в учебник. Учитель остаётся недовольным, по ходящим желвакам понятно, но ангела это не волнует. Томас позволяет себе чуть оглянуться, чтобы посмотреть на нового знакомого и почти так же резко отворачивается, едва пересекнувшись взглядом с алыми глазами. К концу учебного дня весь университет гудит, как злобный улей, перегруженный вопросами о новом ученике и его "дружбе" с Томасом, но ещё больше слухов ходит о внешности Гилберта, которая нравится девушкам и некоторым парням, а других она выводит наличием розового, странных фриковских мотивов и тем, как она гармонирует с альбиносом. Если коротко, то Тома едва замечают на фоне более яркого пятна. И это, как ему кажется, хорошо. — До завтра, Гилберт, — на выходе из здания прощается Лондон, и Гавриил едва успевает его поймать за локоть. — А? — Давай я тебя подвезу? — ключи показываются перед лицом Томаса. — Нет, спасибо, мне тут недалеко идти, — Гилберт вглядывается в чужие глаза, отмечая обман в совершенном мраке. — Обманываешь. Тебе как минимум пара кварталов до дома. Давай, соглашайся, впервые покатаешься на эксклюзиве, — даже магию не приходится применять, чтобы Том в итоге согласился. Ему бы не хотелось колдовать на этого человека — раз уж Бог послал Гила к нему, то любое магическое вмешательство может сломать всё то, что пытается он выстроить. Доверие в частности. Рюкзаки отправляются в багажник, а Том удобно размещается на переднем сидении, застёгивая ремень безопасности. — Тебе разве можно водить? — Детка, мне и пить можно, — отвечает Гилберт, заводя двигатель. Лондон на обращение вспыхивает, отводя взгляд. — Адрес скажешь? Могу и так покатать тебя по городу, но, думаю, ты хочешь домой. — А, д-да, — Томас едва заикаясь называет адрес, в последнюю секунду понимая, что отец уже скорее всего дома и точно как-то прокомментирует то, что Том приехал с незнакомцем, но это отходит на второй план, в конце концов, они с Гилбертом учатся вместе. Из окна машины виднеется красивый вид, на который он обычно не обращает внимания, глядя себе под ноги, но сейчас его зачаровывают огни города и мельтешащие туда-сюда люди, кажущиеся пятнышками на стекле. — Так... откуда ты, говоришь, приехал? — пытается начать диалог Лондон. — Германия, Берлин. У меня там два брата остались, старший и младший, — отвечает почти-правдой Гавриил. Почти, потому что он совсем не из Германии, но братья у него есть. Хотя, в последнее время они стали реже встречаться, а Людвиг и вовсе совсем немного переходит границу, встречаясь с демоном вне Эдема. Повезло лишь, что Бог смотрит на это сквозь пальцы, не обращая внимание на то, с кем якшается один из его ангелов. Главное, чтобы он не узнал, что именно Людвиг и впустил этого демона в Эдем под покровом ночи. Amor caecus. — А у меня никого нет, кроме отца. Наверное, это весело, иметь большую семью, — звучит печально. Если бы у Гилберта была бы душа, то он точно был бы тронут чуть глубже. По правде, он был бы рад избавиться хоть на пару часов от всей этой своры белых и пушистых, начиная от родных братьев и заканчивая сводными, которых объединяет с ним лишь одно: их всех сотворил Бог. — Постоянное общение, поддержка и... Ох! Гил, ты не мог бы остановиться возле вот того здания? — Да, а что случилось? — Я... Когда я возвращаюсь домой, то я подкармливаю одного бродячего кота. Не хочу оставлять его голодным из-за того, что ты меня решил подвезти. Он же, наверное, меня ждёт. Гил на это только едва заметно качает головой, всё же выполняя просьбу остановиться. По мановению волшебной руки стоящий перед автомобилем знак о запрете парковки исчезает, как и охраняющая его камера частного дома, перед которой теперь, вместо изображения улицы, танцуют коты из какого-то видео. Странно, но зато полиции потом станет понятно, что кто-то употреблял нелегальные вещества. Удобно, всё же. Томас убегает к сидящему возле забора коту, на ходу доставая контейнер с едой. Пушистый зверёк приветствует его громким и протяжным «мяу», потираясь о чужие брюки, лишь на секунду задержав взгляд на Гилберте. Тот тоже кота почти игнорирует, мурлыки его не интересуют, тем более они куда ближе к нежити и демонам, чем к ангелам. По крайней мере они видят демонические ауры и реагируют на них как положено — убегают. Будь Гавриил таким же маленьким и беспомощным, то он бы тоже выбирал тактику избегания. — Здравствуй, Кот, — улыбается Лондон, находя мисочку для еды, высыпая в неё весь свой обед. Кот на это урчит, но неожиданно даже для себя шарахается от угла дома, подняв шерсть на пятнистой спинке. — Что такое? Там собака? Ты испугался собаки? Гил может быть посмеялся таким вопросам, если бы не одно «но». Чужое, не человеческое и не звериное, присутствие ощущал и он. И это точно была не нежить или низший демон. Такие не прячутся за углом, а бросаются сразу, как почуют хоть что-то живое. А ещё он ощущал ни с чем несравнимую вонь, которая людям кажется приятным запахом. Если ложь, обман и предательство можно описать как хоть сколько-то приятный аромат. — Посиди тут, пока я посмотрю, что там, — Том только удивлённо кивает, пытаясь успокоить напуганного кота. Гилберт рад такой послушности от человека, с которым он знаком меньше суток. Переулок встречает Гавриила холодом и темнотой, едва разделяемой светящим солнцем, чьего света недостаточно, что становится ясно по тусклому блеску призванного зеркала. Но если он захочет, то зеркало сможет создать достаточно света, чтобы изгнать самую сильную тьму и даже её хозяина... — Здравствуй, Гил, — раздаётся из тени, и Гилберту даже не нужно поворачиваться и пытаться разглядеть, кто это говорит. Он и так знает. — Иван, сука, Брагинский, — в ответ слышится смех. Довольный и едкий, от которого даже ангелу становится немного... неприятно. Тут, на земле, он немного слабее, чем в Эдеме, в то время как демонам плевать на эту разницу, греха в мире достаточно, чтобы черпать силу из него. — Он же ебучий демон лжи. Здравствуй, блядина. Где мой брат? — Он в порядке, — Гилберт верит. Парадокс, но демон лжи обманывает столь же редко, сколько молится Гил. А это та ещё реликтовая вещь. — Тут недалеко, в приюте для животных. Ты знаешь. Лечит, исцеляет, забирает души тех, кому уже не в праве помочь. — Тогда, если он там, то какого хуя ты тут? — Пришёл посмотреть, почему же Бог решил отправить архангела Гавриила на землю. Неужели Он решил заделать нового ребёнка? Гил лишь цыкает на это языком. Будто только этим он и занимается. Всего-то один раз его заставили это сделать и теперь он будто обязан заниматься этим постоянно! — Иди к чёрту, — Брагинский на это улыбается, скаля нечеловеческие зубы. Нет, вместо зубов у него собачьи клыки, вместо души сгнивший остаток человечности, а вместо слов — демонический яд, как и у всех ему подобных. — Ты ведь не за этим пришёл, я это знаю. — Отчасти, — по-змеиному отвечает Иван, медленно вышагивая вокруг Гилберта. — Тебя послали к этому пареньку. Этому маленькому лжецу. Только вот тебе ничего не сказали, — холодная ладонь опускается на плечо ангела, а чужие губы оказываются у самого уха, — этому мальчику не нужен приятель. Ему нужен тот, кто даст ему то, что не дала мать и отец. Ему нужна любовь, но родительской любви ему не будет достаточно. Ему нужно нечто большее, что ты не способен ему дать. Гилберт внимательно слушает демона, внемля его словам. — Неужели ты готов пожертвовать своей вечностью ради какого-то человечка? Ты же знаешь, что за такое не изгоняют с небес, за такое лишают крыльев и бессмертия. В этом весь план Бога. Он хочет от тебя избавиться, ты ему надоел, стал бесполезной игрушкой. Маленький Гейб, который за всю свою жизнь только и делал, что прыгал вокруг папеньки в надежде ему услужить. — А теперь послушай меня, Агриэль, — демонический яд никогда на ангелов не действует так, как положено, но Гил услышал смысл в чёрных словах. — Я не знаю, с какого меня выкинули из Эдема и отправили к нему, но немного ты прав. Ему нужен друг и ему нужна любовь. И то, и другое я ему устрою. Я не повторю твою судьбу, лошара. Ты сам виноват в том, что тебя скинули на дно. Нехрен было слушать Люцифера. Может, тогда бы ты был более нормальным. — Люцифер был прав. — Люсифир быль плаф, — передразнивает его Гилберт. — Не понимаю, что в тебе нашёл мой брат. — Вот поэтому он и прячется от небес. — Он прячется от небес, чтобы его не покарали за твою любовь. И в опасности он только из-за тебя. Даже его титул не спасёт, если его заметят с Велиалом, — Людвиг на самом деле либо идиот, либо да. Потому что... Гавриил не знает, как можно любить что-то такое. Страшное чудовище. Даже хуже. — Ты закончил свой диалог со мной? — Конечно, — отвечает Иван. — Удачи, Гилберт. И да, если тебе всё же понадобится помощь со стороны... — То я лучше Родериха призову, чем тебя. Верить демону обмана, знаешь ли, бывает плохо для здоровья. А теперь убирайся вон, пока я тебя не убил. Брагинский вновь смеётся, окутываемый тенью, а после из мрака выбегает крупный хаски, уносящийся в сторону того самого приюта для животных. Заставляя, судя по звуку, отпрыгнуть кота подальше, предварительно зашипев и наорав на пробежавшего демона. — Кобель, — бросает ему в спину ангел. В голове всё ещё слышатся отголоски чужого голоса, пытающиеся впиться чуть глубже, чтобы посеять сомнения. Такова плата за общение с этой тварью. Но Гилберт не поддастся этой иллюзии, потому что она не имеет ничего общего с реальностью. Томасу нужен просто хороший друг. — Там и правда была собака, — фыркает Гавриил, наблюдая за тем, как Том гладит сытого кота. — Огромный кобель, мать его. — Он же у кого-то сбежал, ухоженный же. — Он побежал в сторону приюта, кто-нибудь найдёт, — отвечает ангел. Обязательно найдёт, это же Брагинский, и бежал он не куда-то, а к Людвигу. Хотелось бы с ним встретиться, но это можно сделать и позже. Никаких сроков на нахождение на земле у него нет. Лондон улыбается, прощаясь с котом, а после садится в машину, терпеливо дожидаясь Гила. До дома Томаса они доезжают без проблем, лишних демонов или падающих с небес других ангелов, что только радует. Сталкиваться хоть с кем-то обозначает возможность раскрытия своей сути перед человеком, что не очень хорошо для Гилберта, даже если бы он был кем-то поменьше. Так что он даже рад такому спокойствию. Двухэтажный дом встречает их шумом опрыскивателей газона, соседей и светом на первом этаже. Том секунду смотрит в окно, а после чуть поворачивает голову в сторону Гилберта, краснея. — Ты... — он не знает, как это сказать, — не хочешь зайти ко мне в гости? — Конечно, — отвечает Гил. — Только вещи наши из багажника заберу. В доме они коротко приветствуют мистера Лондона, а после быстро уходят наверх, в комнату Томаса, чью кровать почти сразу оккупирует Гилберт, падая на неё в позе морской звезды. Стыд и незнание, которые он чувствует от Тома, радуют его. Приходится его схватить за руку и утянуть на свободную половину — огромная постель, Гавриилу нравится — кровати. Томас краснеет пуще прежнего. — Что? — спрашивает ангел, когда Лондон пытается отодвинуться ближе к краю. — Н-ничего, — отвечают ему, и только тогда до Гилберта доходит. — Ты никогда не лежал с кем-то на одной кровати? — Если отец не считается, то да, — Гил на это только широко ухмыляется, привстав на локтях, а после нависнув над пародирующим помидор парнем. — Г-Гилберт..? — ангел медленно наклоняется к чужому лицу... — Н-нет! Стой! — ...но его останавливают чужие ладони, упершиеся ему в грудь. Тихий смех даёт понять, что это была не более чем шутка. Маленькая игра. Пусть даже Томас больше напуган, чем рад. — Сильно испугался? — чужой взгляд показывает, что да. — Ты же не думал, что я взаправду буду тебя целовать? Во-первых, мы только-только познакомились, а это моветон, во-вторых, ты не настолько симпатичен мне, чтобы я срывался. — Ой ли? Тогда зачем ты меня защитил? — Потому что мне не нравится, когда обижают слабых. — А подвезти меня захотел просто из-за альтруизма? — Да. — И согласился ко мне в гости только по доброте душевной? — Именно. — Ты ужасный лжец, — качает головой Том, хватая Гилберта за плечи, чтобы после неудобно поцеловать. Гавриил удивлённо выгибает бровь, ощущая чужие чуть влажные губы. А ещё он чувствует тихую мольбу, которой он внемлет, ответив на поцелуй, ловко перехватив инициативу. Возможно, Брагинский был прав. Томас тихонько стонет в чужие губы, обняв Гила за шею, стараясь притянуть к себе максимально близко, вдавить в себя, чтобы стать единым целым и не чувствовать себя таким одиноким. Гавриил же отвечает ему, пусть и не так сильно, как хотелось бы. Легко огладить чужой язык своим, коснуться нёба и вжаться губами до ощущения малейших шероховатостей. Ладони ангела сами сползают на чужие бёдра, притягивая к своему хозяину, из-за чего Лондон краснеет ещё сильнее, позволяя прочувствовать каждую эмоцию в своих широко раскрытых глазах. — Томас..? Как вы тут с— Гилберт резко вскидывает руку, захлопывая чуть приоткрывшуюся дверь магией, а после запирая ей же сотню неожиданно появившихся замков. Томас обращает внимание на неожиданные замки, и Гавриил впервые чертыхается так, что даже Люцифер в своей могиле перевернулся как минимум два раза. — Как ты..? Как ты это сделал? — очередное движение ладонью, и замки исчезают столь же быстро, как и появились. — Ты... ты маг? — Нет. — Тогда кто? Как ты это сделал? Это ведь была магия, я видел! Гил не знает, что сказать. Небо подсказку не даёт тоже, и он... Теряется. Тянет пальцы к чужому лбу, легко нажимая на кожу и понимая, что стереть память сейчас будет... подло. Как минимум. Непростительная ангельская подлость. — Я ангел. — Не шути, Гил. — Я и не шучу, — он надевает привычную мягкую улыбку. — Ты сам просил у Бога его лучшего ангела, и вот он я. Томас в недопонимании смотрит то на дверь, то на Гилберта, а после, совсем растерявшись, закрывает лицо ладонями. Гилберт чувствует, как он заходится в страхе и попытке самообмана, стараясь убедить себя, что это всё ему кажется. Протянутый стакан воды из ниоткуда только подкрепляет тот факт, что Гил не человек. — Так ты взаправду ангел? И я сейчас не сплю? Всё вот это реальность? — Да. Я ангел, ты не спишь, это реальный мир. Я бы мог убедить тебя в обратном, но у меня это вряд ли получится. Люди... Людей сложно обмануть, если они видели что-то, что является частью нашего аспекта. Хотелось бы, потому что я теперь не оберусь вопросов и, может даже, мне настучат по голове. — Я тебе не верю. — Хорошо. Не веришь, я покажу. Мне так или иначе придётся получать пиздюли от Бога, так что хуже уже не будет. Гилберт встаёт с кровати, довольно потянувшись и принявшись раздеваться. Не то чтобы он не мог создать новую одежду, просто она так или иначе будет другой — если он не будет долго придумывать сам её вид в своих мыслях, то магия просто создаст всё примерно, — так что он решает её снять. Томас на это только краснеет, поджимая колени к себе. — Я тебя только попрошу не кричать. Будет не очень удобно перед твоим отцом. И соседями. И полицией, — Гил улыбается, медленно закрывая лицо ладонью, стягивая с себя человеческую оболочку. В первое время это всегда было болезненно из-за того, что он привязывал себя к ней, но сейчас стало легче. Сейчас ему нужно лишь захотеть. Пусть для людей его трансформация во вторичную форму выглядит как оборот, но для него это выглядит как будто он стягивает маску. Он медленно выдыхает, ощущая лёгкое блаженство от смены формы. Для существа, которое никогда не было человеком, скинуть человеческий образ является настоящей радостью, позволяющей раскрыть свой почти полный потенциал. Был бы он в Эдеме, то потенциал был бы полным, таким, который позволяет сворачивать горы обвившись мощным телом и крушить земные города, медленно пройдясь по планете. Томас выполняет чужую просьбу, когда перед ним Гилберт вытягивается, изменяется и вскоре вместо человека на полу извивается огромная змея, медленно раскрывающая пятьдесят пар крыльев и сверкающая красными глазами. Просьба исполняется не потому что Том хочет, а потому что крик застревает в горле от страха. Змей на это медленно движется, заползая на кровать, всматриваясь в чужое лицо. Едва Лондон понимает, что смотрят на него, как приходит осознание, что и глаз у рептилии не два. Каждая чешуйка обладает глазом, и выглядит это жутко ровно до тех пор пока глаза не закрываются. Том глаза закрывает тоже, стараясь убрать из головы жуткий образ змеи. — Ты молодец, — говорят ему, ласково коснувшись щеки ладонью. Полностью одетый Гилберт предстаёт его глазам, смешиваясь с образом колоссальной змеи. — Я был готов тебя ловить у двери, чтобы не дать сбежать. Ловцы змей точно испугались бы, если бы меня увидели. Да и к твоему визгу я был почти готов. Почти. Надеюсь, ты не умеешь орать как сирена ядерной бомбёжки. — Если ты ангел, то у тебя должно быть имя. Ты ведь не Гилберт? — Так звали одного паренька из Пруссии, который мне приглянулся своими поступками. Именно так он и выглядел, я лишь запомнил и дополнил некую долю образа. Но да, ты прав, малыш. — Как тебя зовут? — продолжает Томас, заставляя Гавриила рассмеяться. Целеустремлённость ему всегда импонировала. Хрупкие люди всегда интригуют своей... человечностью и необдуманностью поступков. — Гавриил, Габриил, Габриэль, Джибриль, Джабраил. Все зовут по-разному. Но мне нравится имя Гилберт. Некоторым я позволяю звать себя папочкой, но не думаю, что ты согласишься на это. — Я тоже так думаю, мой дорогой, — на это обращение ангел улыбается. Парнишка умеет удивлять. От стыда к самодовольству за несколько секунд. Можно даже позавидовать. Но Гилберт не умеет завидовать. Ангельская суть мешает. — Значит, тебя зовут Габриэль? — Да. Но все обычно зовут Гавриил. Зови, как хочешь, можешь даже кактусом обозвать. Мне плевать. Мы часто меняем имена, когда они сильно надоедают. Человеческие имена очень удобны, когда мы спускаемся на землю для каких-то целей. Лучше так, чем придумывать их на ходу, да и имена, которые нам вы дали звучат больше как... — Призвание? Гил кивает на такое точное попадание. Как будто они должны человечеству. На самом деле человечество должно им за то, что они выглядят так, а не иначе. Всё же, первые ангелы выглядят как люди, а не как... Ну, Гилберт точно не выглядит как человек, если он скинет даже вторую форму. Если вид змея ещё приемлем, то вид ангела может сломать тонкую психику человека и раскрошить демона на маленькие кусочки. При условии, что убивать демонов запрещено — как и демонам запрещено убивать ангелов — это не самое лучшее оружие, жертвы были даже среди ангелов слабых рангов. Так что прогулки в первой форме были запрещены на словах, никаких договоров по этому поводу не было, но всё же. — Гил, я... У меня к тебе есть ещё один вопрос, исключая этот. — Говори, я заинтригован. — А ты... Ты ответил на поцелуй из жалости ко мне или потому что у тебя был такой приказ? Гавриил медленно качает головой, сам не зная ответ. Может, потому что захотел? Или может быть потому что его проклял демон? Демоны вообще могут проклинать или нет? Он и это не знает. А хотелось бы. Он не Сихаил, чтобы знать всё наперёд и видеть множественные исходы любых действий. — Захотел, — всё же говорит Гилберт. — Тебе ничего за это не будет? — За что? За поцелуй? Конечно нет. Нам многое позволено, как бы не жаловалась церковь. Главное, чтобы бы этим не злоупотребляли. Ну, знаешь, секс для тела полезен, а за оргию могут и крылья оторвать. Спасибо хоть за то, что они заново отросли, — на слове «крылья» Томас вспыхивает интересом. — Ты хочешь на них посмотреть, — не вопрос, а констатация факта. — Ладно, — встряхивается ангел, вновь стягивая футболку. Лондон на это лишь удерживает его, касаясь обтянутой кожей перчатки ладонью первой из татуировок, отсчитывая кончиками пальцев нарисованные рёбра. Он видел нарисованную змейку на запястье, но это нечто большее. Его в ответ касается длинное белое крыло, весело хлопающее его по плечу, чтобы после быстро провести по щеке и встряхнуть волосы. — Что смотришь? Деньги давай. Цирк уродов за сто долларов час. — Ты не урод. — А я не о себе говорил, — второе крыло опускается на кровать, будучи захваченным второй рукой Тома, проводящей по мелким пёрышкам. — Летать на этих штуках я не могу, костей не хватает, мышц, да и вес моей человечьей тушки неособо для этого подходит, поэтому летаем с помощью магии. Крылья лишь используются на поворотах и помогают управлять полётом. А так они чисто символически наличествуют у меня на лопатках, — Томас хотел бы знать, какие эти крылья на ощупь. Не сквозь перчатки, а голыми руками потрогать перья, ощутить сквозь это белое облачко мышцы и может быть даже... Гилберту даже не приходится прислушиваться, он и так, по лицу Лондона, видит, что тот резко загрустил. И эта грусть сильно связана с закрытыми руками. — Я даю тебе возможность загадать одно желание. Не три, я не джин, но одно. Почти любое. Исключая только воскрешение мёртвых, спасение большого количества людей и творения зла. Первое заберёт у меня года жизни и крылья, второе лишит меня крыльев за отмену плана Бога, а с третьим тебе к демонам. — Что я должен буду сделать взамен? — Ничего. Это только демоны требуют что-то взамен, ангелы делают всё безвозмездно. Так что давай, загадывай. Пока я такой добрый и щедрый. Томас задумывается. Почти любое желание, которое исполнится. Он может загадать деньги, уважение, славу, семейное счастье, но всё это мимолётное. Сейчас оно есть, а потом его уже нет. И есть вещи, которые Том хотел бы больше, чем любые деньги. — У моей мамы алкогольная зависимость, которая испортила ей всю жизнь. Ты можешь её исцелить? — Гил кивает, щёлкая пальцами. Где-то на другом конце города одна ничем не примечательная женщина впервые отказывается от бутылки, испытывая непреодолимое отвращение к её содержимому. Гилберт ни разу не сомневался в том, что паренёк окажется хорошим. Так что он позволяет себе очередную вольность, решая исполнить ещё одно желание Томаса. Тем более он ангел, такие действия для него в порядке вещей. — А теперь можешь снять перчатки, Hasi, — Лондон удивлённо смотрит на него, но выполняет то, что ему говорит Гавриил. Медленно, нехотя, он стягивает перчатки, смотря на покрытую рубцами ожога кожу. — Ты был хорошим мальчиком в этом году, так что я выполню твою маленькую мечту. Но только тс-с-с! Не хочу получить ещё и от Клауса. Я и так ему задолжал некоторые вещи, которые он потерял по пути в один бордель в Амстердаме, но я же хороший, своих товарищей не предаю. Гил берёт чужие ладони в свои, ласково оглаживая их кончиками пальцев. Едва он это делает, как кожа разглаживается, ямки и шрамы исчезают, будто их и не было, а вечно розовая кожа становится молочно-белой, уподобляясь коже на всём остальном теле. Томас задыхается от радости и неверия в такое чудо. Первым же ощущением здоровых рук становится чужое тепло и мягкость, об ощущении которой он давно забыл. — Гил, я... — он не знает, как выдать свою благодарность. Простое спасибо кажется слишком никчёмным по сравнению с таким подарком, а другие слова просто не находятся. — Пользуйся на здоровье, — отвечает Гилберт, протягивая левое крыло. — На, трогай. Хотел же, я даю. Мягкие перья оказываются совершенно иными по ощущениям. Чуть щекотные, сначала крохотные, а после длинные, более жёсткие, сильно похожие на перья обычных птиц. Однажды Том гладит попугая в зоомагазине и, наверное, ощущения схожи, если бы не одно «но». У Гила крылья намного больше, чем крылья попугая. И мягче, что наверняка является правдой. На попытку погладить кожу, забравшись под слой белых пёрышек, Гавриил громко выдыхает, ощущая фантомный дискомфорт. Томас пугается и прекращает свою попытку, на секунду коснувшись скрытой под перьями кожи. — Больно? — Да как бы сказать... — ангел прикусывает нижнюю губу, думая. — Скорее неприятно. Знаешь, ты второй человек на моей памяти, который пытался оторвать мне одно из крыльев. Будет не очень удобно, если вместо положенных ста крыльев у меня будет девяносто девять. Я даже бы сказал, что будет пиздец как неудобно с этим летать. А для начала будет моя кривая попытка это объяснить, за которую мне тоже устроят головомойку, может даже брата позовут. Вот тогда я буду согласен упасть на землю уже без лишних конечностей. Такого стыда я не переживу. — Прости... — честно раскаивается Лондон. — Иисус мне его чуть не оторвал, а ты только дёрнул, так что нормально всё. Томас на это чуть отворачивается, отсаживаясь от крыльев, а после задаёт один интересующий его вопрос: — Что ты будешь делать дальше? — Сейчас оправлю тебя ужинать, а после свалю в твоё окно к ближайшему мотелю, от номера в котором у меня уже есть ключи, — ключи и правда оказываются в его руке, едва он двигает кончиками пальцев. — Так что иди ешь. — Может пойдёшь со мной? И на ночь останешься, у нас есть свободная комната, отца я упрошу. — Соблазняешь, но нет. Встретимся завтра, Hasi. Гилберт и правда уходит в окно, отправив на прощание Тому воздушный поцелуй. Тот на это краснеет, прикрыв рот ладонью, а после, незаметно для Гила, улыбается, провожая его до машины взглядом. Ему ещё кажется всё это странный сон и в любой момент он может проснуться от звона будильника, а после долго сидеть в кровати, надеясь вернуть странное, но приятное видение. Он поцеловал ангела. Совершенно для него несвойственно. Но он не жалеет об этом. Да, едва он опускает взгляд на здоровые руки, как вся жалость просто исчезает. Он с нетерпением будет ждать завтрашнего дня. В этом он уверен. ∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞ Стоящий в тени демон довольно улыбается, ловко подкидывая монетку, глядя на выпавшую сторону. Знакомый белый отсвет говорит о том, что он делает всё правильно, с демонической точки зрения. Гилберт потом ему спасибо скажет, если, конечно, узнает о маленьком демоническом вмешательстве в свою жизнь. Всё же, на земле ангельские силы достаточно уступают демоническим. Любой, даже низший, дурак может околдовать маленького херувимчика, но Иван же не настолько жесток, чтобы творить самую настоящую гадость. Нет, он всё же выполнит одну маленькую мечту своего возлюбленного и подарит Гавриилу заслуженное счастье. Пусть немного неподходящее ему по рангу. Богу уже слишком много лет плевать на то, чем занимаются его творения. Да и не важно это, лишь бы нефилимов не плодили. Так что Брагинский доволен своей маленькой шалостью. Всё же, для толчку к любви были созданы именно демоны.