even gods make mistakes

В горах, как и обычно, веет прохладой. Здесь не слышно ни единого громкого возгласа какого-нибудь продавца, что рекламирует свой товар. И даже шум прибоя или якорей, что бросают в воду с корабля, остался далеко позади. Они отошли не так далеко от гавани, в северную ее часть. Чжун Ли хотелось прогуляться, пока еще была возможность, ведь совсем скоро им предстоит завершить процесс воскрешения адептов, а затем отправиться в Снежную. Мужчина испытывал от этого некоторое волнение, о котором ранее даже не задумывался. Все было таким непривычным для него: облачиться в человека, отойти от божественной миссии и уплыть на Родину с возлюбленным. Звучит, как безумно невероятный план, ради которого Чжун Ли правда готов на все. Хотя пожалуй, сейчас ему нужно было думать о совсем других вещах, но внутреннее волнение от таких радикальных изменений, что буквально перевернут его жизнь, затмевало все мысли. Тарталья поднимался в гору вместе с мужчиной, изредка бросая на него взгляд. Они шли в полной тишине, их сопровождала полная луна и шепот листьев на ветру. Возможно, это из-за всего произошедшего с Тевкром, но Тарталье казалось, что он обязан заботиться о Чжун Ли. Даже сейчас, когда он восстановил свои силы, спас Тейват и, видя эту легкую, расслабленную улыбку, мог сказать, что тот был счастлив… Конечно, множество вещей им только предстоит решить, но, в отличие от Чжун Ли, парень не особо беспокоился о таких мелочах. С ним уже случилось самое удивительное и животрепещущее — он встретил Чжун Ли. Вряд ли он испытает подобное снова от кого-то или чего-то еще. Они поднимались все выше и выше, пока не дошли до очень удобного места под старым песчаным деревом. На его ветвях висели какие-то разноцветные ленточки. Видимо, это была одна из традиций жителей Ли Юэ. Тарталья не вдавался в подробности. Парень безумно хотел взять его за руку, но почему-то за все время подъема не осмелился сцепиться пальцами или, по крайней мере, предложить. Ему банально не хотелось рушить такое умиротворенное выражение темноволосого на его лице. Его губы были чуть обветрены, а волосы то и дело развевались волной назад. Иногда Тарталью охватывало навязчивое желание взять мужчину за хвост и распустить его. Было сложно сдерживать идущий за этой мыслью поток, как и сдерживать свои загребущие руки, что не находили себе места в сжатых кулаках. Они сели на камень. На нем было холодно, но, кажется, обоих все устраивало. Но Тарталья не был бы собой, если бы всякий раз не проявлял заботу, которая, как казалось Чжун Ли, была лишней. — Тебе не холодно? Кажется, я видел, как ты дрожишь, — рыжеволосый чуть увереннее подсел ближе, а затем приобнял мужчину за плечи. Тот, на удивление парня, поддался и уложил голову на его плечо. От этого сердце Тартальи начало эхом отдаваться в ушах. Ему было даже немного стыдно, ведь Чжун Ли прекрасно это слышал. — Нет. Мне физически не может быть холодно. Как ты и сказал тогда. Ведь я Архонт, — в голосе послышалась нотка грусти. Было ли это связано с тем, что вскоре он перестанет им быть, или же с тем, что этот ярлык до сих пор красной нитью привязан к мужчине, Тарталье остается лишь гадать и следить за изменением его эмоций на протяжении всего разговора. Так было намного интереснее, чем спрашивать в лоб. — Я думал, что подобные нюансы больше связаны не с твоей силой, а с особенностями организма тела, которое ты себе выбрал. — Тарталья уставился на морские просторы. Вид не казался ему таким уж впечатляющим. Сердце колотилось лишь при виде Чжун Ли и только. Пожалуй, это было похоже на одержимость. Парень подложил ладони под подбородок, а локти — на колени. — Кстати, откуда у тебя это тело? — Полагаю, ты хотел бы услышать интересную историю, в которой я рассказываю, как познакомился с этим человеком и в какой драматичный момент я взял его тело. Но все было очень прозаично. Нет никакой удивительной истории. Он был таким же обыкновенным человеком, каким я стремлюсь стать. — Чжун Ли опустил взгляд на свои руки, думая о том, что в перчатках ему стало немного душно. — Людям свойственно приукрашивать каждый факт из моей биографии. Что касается моей физический оболочки и даже создания первой моры. — Если будешь говорить так о людях, то точно будешь выделяться, — безобидно подметил Тарталья, тихо хихикая. Мужчина опять слишком много говорит, но парень готов слушать дальше. — Что ж, мне предстоит многому у тебя научиться, — темноволосый повернул взгляд с пейзажа на лицо возлюбленного. Уголки его губ приподнялись в легкой улыбке, что заставило Тарталью слегка покраснеть, но все же приблизиться к чужому лицу и в наглую рассмотреть его как можно более детально. Вдруг в парне заиграла когда-то былая смелость. Его ясный небесный взгляд вдруг помутнел. Тарталья провел ладонью по выпирающей скуле, удивляясь, насколько же его кожа бархатистая. — Ты уверен, что это был обычный человек? Не понимаю, как кожа может быть настолько нежной, а губы, — Тарталья притянул его ближе, кончиком носа он прошел по раскрасневшейся от чужих слов щеке, а затем, застав растерянный янтарный взгляд, прошептал в паре миллиметров от его губ, — такие сладкие. Чжун Ли оказался слишком потерян в своих собственных бушующих эмоциях, поэтому во всей своей противоречивой натуре не проронил ни слова. Часто хлопающие ресницы наблюдали за взглядом Тартальи. Чжун Ли не дышал. В какой-то момент даже выдыхать становилось трудно. Он замер, словно камень. Вдруг ладонь Тартальи переместилась с затылка на ухо, пальцем нарочно задевая серьгу и заставляя Чжун Ли шумно выдохнуть. Парень понимал, как сильно он сейчас рисковал. Собственного самоконтроля уже не хватало, чтобы подавить все желания, что взыграли в нем не так давно, поэтому он надеялся лишь на чудо. Но вдруг к нему пришел вполне закономерный вопрос. Должен ли он так сдерживаться? Он ведь никогда не спрашивал мнения Чжун Ли по этому поводу. Как-то не находилось времени для подобных вещей, в которые, наверняка, Архонт посвящен не был. Эта почти детская наивность заводила еще больше. — Чжун Ли, ты просто… Ох, боже, — мужчина ощутил, как ухо, мочку которого Тарталья так нежно гладил, покраснело. Было ощущение, что жар перенесся по всему лицу, не только под перчатки. Он не совсем успевал за ходом мыслей парня, поэтому когда тот начал тихонько хихикать, утыкаясь лбом в плечо Чжун Ли, последний окончательно запутался. — Ты просто чудо. — Даже… Не знаю, что на это ответить, — Чжун Ли продолжал ненавязчиво улыбаться. Тарталья умело заразил смешком даже такого серьезного мужчину, как Чжун Ли. Плечи тряслись от тихого и такого скромного смеха в тишине ветра. Они даже не понимали, почему смеялись, и, если честно, не хотели в этом разбираться. Тарталью отпустило от навязчивого желания продолжать тискать мужчину, как вдруг последний тихо спросил. — Так… Ты поцелуешь меня? — этот вопрос застал Тарталью врасплох. Он некоторое время пытался сложить два и два, чтоб понять, что все это взаправду. «Все-таки, Чжун Ли не такой уж и наивный, как мне казалось» — С твоего позволения. Тарталья тихо усмехнулся такой резкой перемене во взгляде мужчины. Если сначала он был слегка смущен и растерян, то сейчас буквально все его лицо просило прикоснуться к покрасневшим от ожидания губам. Его взгляд светился еще сильнее в тусклом слиянии луны. Но стоило их губам сомкнуться, как ресницы обоих затрепетали. Тарталья изредка открывал глаза и смотрел на дрожащие ресницы. Они словно тяжелели под слоем воздуха, отчего дрожь была такой частой, но на деле же всему виной был трепет, который испытывал Чжун Ли внизу живота. От нежных поцелуев в губы Тарталья перешел на следующих шаг. Он остановился, заставив Чжун Ли с неким недовольством надуть щеки. Большой палец лег на ямочку сбоку между губами, заставляя слегка раскрыть рот. Второй рукой он, медленно оглаживая выпирающие косточки, спускался к пояснице, ощущая дрожь чужого тела даже сквозь слой душной одежды. Чжун Ли послушно открыл рот, впуская палец, слабо представляя что надо делать. Губы сами сомкнулись вокруг пальца, а язык стал оглаживать и смачивать слюной, выпуская его из плена рта, что вызвало судорожный вздох Тартальи. Это было на столько приятно — чувствовать чужое удовольствие от своих ласк, что захотелось еще. Но только он успел почувствовать горячий выдох в губы, как язык возлюбленного вдруг проник в его рот, он зажмурился, пытаясь не отвлекаться на мурашки по всему телу от прикосновений горячих рук Тартальи, которые возникали вкупе с легким ночным холодом и таким мокрым поцелуем. Чжун Ли быстро осознал, что нужно делать похожие движения, поэтому своим языком пошел на встречу Тарталье. Он нерешительно огладил шершавый язык парня, а затем, проникнув чуть глубже, прошелся по ряду зубов, заставляя Тарталью ехидно усмехнуться в поцелуй. Мужчина обвил руками шею парня, тяжело простонав. Воздух стал стремительно кончаться, поэтому обоим пришлось отстраниться друг от друга. Тонкая нить слюны разорвалась между ними. Чжун Ли некоторое время тяжело дышал, округлившимися глазами смотря на возлюбленного, который продолжал придерживать его ладонью за спину. — Это было… — Чжун Ли снова начал болтать. Это заставило Тарталью цокнуть языком, а затем поцеловать еще раз, но уже менее сдержанно. Несколько раз пройдясь языком по податливому рту, парень стал выцеловывать его лицо от лба до подбородка. — Мне очень понравилось. — Правда? Тогда в следующий раз, когда мы будем наедине и в помещении, я научу тебя другим вещам. Будет еще приятнее. — Тарталья на эмоциях крепко обнял Чжун Ли. То, что он сейчас вытворял, затратило много моральных и физических сил. Темноволосый ничего не ответил. Он потянулся вперед и, осмелев, коснулся пальцем чуть загоревшей щеки, а затем спустился вниз, к шее, обвивая возлюбленного обеими руками. Тарталья обнял его в ответ, утыкаясь носом в плечо. Его шумное дыхание от легкой нехватки воздуха и стрекот сверчков придавали этой тишине еще больше тепла в холодный вечер.

***

Сяо больше не мог. Его сердце разрывал на куски внутренний демон, которого так долго адепт пытался подавить. В какой-то момент, сидя там на горе с Венти, он ощутил необычайную легкость, которая возникла от той мелодии, что все еще витала в подсознании, но влияла на него все меньше. Его мир рушился и он никак не мог это предотвратить. Сяо видел их. Видел эти поцелуи, более серьезные, настойчивые. Такие, каких адепт никогда не заполучит от Чжун Ли. Он буквально ощущал в своем сознании каково это — касаться его опаленной дыханием кожи сквозь рубашку и кардиган. Каково это — видеть его такое нетипичное выражение лица, когда он буквально просит о поцелуе, просит чтобы к нему прикоснулись, извивается в холодных руках. У Сяо дрожали руки, а по телу шли мурашки, словно от холода, словно его никак не ранит то, что он видел вдали, но так четко, отчего становилось больно. Его янтарные глаза потускнели подобно блеклому свету луны, что медленно поднималась в облачную высь. Ладони вспотели и со скрипом сжимали Нефритовый коршун, хотя сейчас преобладало желание бросить его в сторону и больше никогда не трогать. Сяо пытался держаться из последних сил, но когда они в последний раз обнялись и сказали друг другу «Я люблю тебя», адепт понял, что проиграл. Конечно, проиграл он уже давно, буквально с момента, когда стал позволять подпускать этого рыжего к господину. Но разве он мог иначе? Разве он мог взять и пойти против воли Моракса? Это существо было ключом к спасению разума хозяина, поэтому он не мог не дать им сблизиться, даже зная, что сам в итоге будет страдать. Начался дождь. Его глаза уже были на мокром месте. Как бы он ни хотел сделать вид, что всему виной проклятый дождь, он не сумел притвориться. Слезы блеснули в уголках глаз и бесшумно скатились вниз. Вместе со слезами и бурным ливнем последняя вера Сяо также утонула в море безумия. Вдруг парень упал на колени. Мокрая трава неприятно щекотала открытую от одежды кожу на ногах, пока что-то неведомое болезненно отзывалось в голове. Мелодия, что играл ему Венти, постепенно размывалась в бессознательном, за которое отчаянно держался Сяо. Бабочки в животе превратились в пепел, а капли дождя на собственной коже казались обжигающими лавовыми сгустками вулкана. Древковое оружие выпало из его руки, заставляя болезненно притянуть ладонь к себе. Та чернела от огромного количества скверны, что нес в себе Сяо долгие годы. Адепт уже был готов отрубить себе руку, дабы тьма не успела окутать все его тело, но вторая рука также перестала слушаться своего хозяина. «Я должен… Сопротивляться…» — болезненная хрипотца оставляла след в голове. Ему казалось, что если он откроет рот, то тут же начнет терять кровь. Очень много крови. Из-за невозможного болезненного осознания, что достигло апогея в разуме, Сяо ощутил ранее забытые шрамы на его коже. Открылись серьезные раны, которые даже с регенерацией адепта заживали очень и очень долго. Он терял контроль и понимал, что не мог этому противостоять. Последняя здравая мысль в его голове заставила его ползти на коленях в противоположную от Ли Юэ сторону, подальше от Тартальи, подальше от Чжун Ли. Больше всего на свете он не хотел увидеть разочарования в глазах последнего, но, в очередной раз испытав хруст собственных костей, которые от сопротивления скверне ломались, словно сухие ветки дерева, адепт понял, что этого не избежать. Он прикрыл глаза всего лишь на секунду, но, как оказалось, он уже стремительно летел с небольшого пригорка на каменную плиту. С губ сорвался болезненный крик, стоило адепту оказаться приложенным хрустнувшей от удара спиной об камень. Его глаза постепенно краснели, наливаясь гневом и кровью. Но даже удар был не таким удручающим, как тот факт, что он в итоге не справился со своими обязанностями. Сяо чувствовал, как все его тело охватывает болезненная пелена, которая изначально кажется ему абсолютно знакомой, ведь за столько лет он получил очень много разных видов ранений, так что подобное можно было пересилить, но боль стала в разы серьезнее. Ее уже невозможно было терпеть даже ему. Словно все те отголоски страданий от скверны, что воссоединились в одном его теле, увеличились многократно. По щекам Сяо потекли слезы. Все не могло закончиться вот так. Он знал, на что были способны поддавшиеся скверне Якша, он знал, как это страшно выглядит со стороны, знал, что Чжун Ли, должно быть, не выдержит этого зрелища, потому что, несмотря на положение дел, что основательно снесло крышу, он прекрасно осознавал свою ценность в качестве адепта. Даже после ухода Моракса. Нет. Больше ничто из этого не имело смысл. У него было несколько примеров в лице его товарищей, что поддались этой демонической тьме, что не смогли вернуться обратно после того, как их охватила скверна. Поэтому-то Сяо и не верил, что это возможно. Он не считал себя самым сильным из Якша, из-за чего и исход для него был очевиден. Сяо больше не мог ползти. Его тело почти полностью окутала тьма, и лишь кончиками пальцев он ощущал холодную вечернюю траву и легкое дуновение заката — последнее напоминание о том, что он когда-то принадлежал этому миру. Взгляд окончательно рассеялся туманом.