Подойди ближе, присядь пониже... или История сурового фапа

Через неделю Сашу — именно Сашу! — выписали. Я чувствовал, что мне нужно подружиться с этими припизднутыми близняшками, и уже не потому, что хочу их трахнуть обеих разом и каждую поочередно. Черт, а я ведь хочу. Но даже такой быдлодрочер, как я, иногда может задуматься о чем-то высоком. Я не ходил к Саше с того самого дня, когда узнал, что она жива и почти здорова, поэтому мой очередной стук в дверь не казался мне чем-то навязчивым. — Здаров, мелкий! — поприветствовал меня дружелюбный писклявый тембр гопницы. Какого хуя... Да пох. Anyway, эта семья будет меня обожать. — Ну привет, — ответил, не показывая удивления. Не царское это дело, радоваться подобающему отношению. — Анжелика, да? — Молодец. Выучил мое имя! — Твой голос менее прокуренный, зато в интонации — больший наезд. Я это заметил, когда узнал, что вас таких — двое. — Зачем-то решив попытать интуицию снова, добавил: — Дай угадаю: ты старшая из сестер? — Не-а, младшая. — Видимо, стереотипы о том, что старшая близняшка — более успешная, не работают. — Ох, не знаю, кто б из нас успешее был, не случись то самое… Но стереотипы — фигня. А ты заходи, — она решилась сказать то, к чему явно располагал затянувшийся треп. И насмешливо прибавила: — Раз уж научился вести себя не тошнотно. Царь показушности всегда отличает дешевые понты. Все, детк… Анжелика Евгеньевна. Вы перестали брезговать контактом со мной. К счастью, в гостях было не так стереотипно и скучно. Мы не сидели на кухне, попивая чаек и говоря о погоде, о новостях, о школе — лишь бы не молчать. Саша вышла почти сразу. Вместе с пресловутым Лео. Мы поприветствовали друг друга. — Ты живешь с Сашей и Ликой? — поинтересовался я у качка. — Ну, я здесь живу еще до их переезда. Их родители — около шестидесяти лет каждому — продали квартиру, чтобы обсустроиться в элитном доме престарелых. «Взрослые девочки, — говорили они, — устроятся на работу, снимут квартиру, нечего им со стариками возиться». Ну, а «девочки» переехали сюда. — За Сашей нужно было следить, — на этих словах старшая Царева виновато улыбнулась, — а я доучиться хотела. Остался всего лишь гребаный год. Я же немного напрягся. — Эм… А сколько им лет было, когда вы появились? Если сейчас — примерно шестьдесят, то насколько «взрослыми» могут быть эти «девочки»? — Маме — тридцать восемь, папе — сорок пять. Те еще прожигатели жизни! Я тактично не стал выяснять подробности. Вдруг Лео сказал: — Ты норм пацан, Юра. Сначала я думал о тебе… очень плохо, но потом… Я выставил руку вперед, прерывая качка Очевидность. — Саша, зачем ты прикидываешься мертвой? — я сменил тему на реально стоящую. Старшая Царева перевела взгляд на меня. — Я… не знаю, — замялась. — Ебанутая потому что. А Анжелика строго заявила: — На эту тему мы не говорим. Я чутка приуныл. Потом мы сидели на кухне, попивая чаек и говоря о погоде, о новостях, о школе — лишь бы не молчать. Выдержав положенное время, я сослался на реферат, который нужно сдать через два дня, и Анжелика проводила меня до двери. Я дерзко шепнул ей: — До правды я все равно докопаюсь, и ты это знаешь. Есть смысл напрягаться, чтобы случайно не выпустить тайну дальше двери в тамбур, если это неизбежно? Она внезапно спросила: — Есть дома кто? И полмозга съехало набок. — Эээм… нет… — я опять потерял свою крутость, — родители всегда работают допоздна. — Тогда я зайду к тебе и нормально поговорим, ведь ты, хоть мелкий и с поганым характером, а чертовски прав. * * * — Чай, кофе, коньяк? — спросил я. Посиделки на кухне, да. Банально, но располагает к разговору лучше всего. — То же, что и тебе, коньяк, — она улыбнулась. Догадливая. Ведь я же не такой предсказуемый? Я достал бутылку батиного пойла и две рюмки. Пил, дотрагиваясь до спиртяги лишь кончиками губ, чтоб растянуть удовольствие. А вот Анжелика залпом осушила рюмашку. Не то, чтоб я не ожидал, но… В глазах ее были тягость и хладнокровие. — Саша у нас после… изнасилования не смогла так просто оправиться, — начала она, отчего я сам ощутил что-то жуткое, что сравнил бы с колонной белазов, проехавшихся по моей чувственной составляющей. — Когда пошли слухи, ей хотелось убежать от всех, ей было невыносимо это блядское внимание — ни сочувствие, ни уж точно «сама виновата», — ее голос дрогнул, лицо напряглось и стало отражать глубокую ненависть ко всему миру. — Хотелось, чтобы просто отстали, как будто ничего не было. Но ебланы об этом шептались, большинство говорило, что она мастерски врет, а сама пыталась подставить директора, потому что тот отказался переводить ее в следующий класс. Только Марта ее поддержала. Ну, а дальше случилось то, что случилось. В бараке, который она подожгла, лежал труп неизвестного бомжа. Ожоги были слишком большими, чтобы подумать, что это была не «какая-то развратно одетая брюнетка, весь день ошивающаяся вокруг да около и залезающая внутрь, показывая всем свои трусы», — по ее пародийно-возмущенной интонации я предположил, что она цитировала бабушек на скамейке. — Потом сестра ударилась в феминизм. Крепко так. Ходила на встречи. Были «спокойные» феминистки, политически настроенные, были «особые» — которые больше всего на свете ненавидели насильников и устраивали самосуд. Вот с ними она и сделала то видео — где бывшего дира ебут на камеру. Феминистки сказали, что «зададут ему жару», и с тех пор мы его не видели, не знаем, где он, но думаем, не в счастливой сказке. И это прекрасно и правильно. Я был с ней абсолютно согласен — директор получил по заслугам. Может, я тоже этот… феминист? Бррр… Нет, пожалуй, я просто за справедливость. Моралфаги и любители добрых сказок со своим «самосуд — неправильно» пусть сосут стоя и глубоко, пока официальный суд шлет нахуй нуждающихся в правосудии. Я и не заметил, как к концу рассказа остановился уже на третьей рюмке. Царева же беспардонно выпивала… а я уже и не помню, какую по счету. Дешевый коньяк развязал ей язык. — После побега на два дня, после которого Сашенька была на грани жизни и смерти, не считая страшного палева, мы договорились, что она будет ходить к частному психотерапевту. Вернее, сам терапевт будет к нам ходить. Быть в подполье — стало ее фикс-идеей, после трех лет она просто боится что-то менять. Но потом мы, конечно, подумаем, как вернуть ее к жизни. Повисло молчание. Ловкое. Я пропускал через себя все услышанное, — эту ужасную историю не понять с первого раза. — Юр, твой долбаный коньяк меня не берет, — внезапно сказала она. — Я уж боялась, что расскажу тебе больше положенного. Серьезно, блять? Ну окей. Тогда я рад, что ты со мной настолько откровенна на трезвую голову. Анжелика медленно встала со стула. — Подойди ближе. Опа, флэшбек. Когда я подошел, она положила руку на мою щеку, потом вторую и — да, вовлекла меня в поцелуй. Нежный, спокойный, взрослый. Не взрывной. И уж точно не такой, какой я видел в исполнении старшей Царевой и ее качка. Бррр… Анжелика — не такая, как все красотки, не горячая и не знойная, как ее сестра. Она скупа на эмоции, бесконечно загадочна и неебически сексуальна. И с непробиваемой невозмутимостью она ежедневно затягивала меня в тот самый омут, где водятся ее до одури развратные черти. Я не помню, когда в последний раз целовался, и не помню, как это было. Но я точно знал, что вот это вот — лучшее из того, что я мог назвать поцелуем. — Идем! — уверенно сказала она. — Куда? — В твою спальню, конечно. * * * Я был уверен, что это не сон. Во сне тоже бывает такая уверенность, но на этот раз мой успех реален и осязаем. Анжелика целовала меня — более страстно, настойчиво и глубоко, я отвечал уже уверенней. Трогал ее за талию, спускался до бедер, а она толкала меня в сторону кровати. Презервативов у меня, естественно, не было. Она достала свои — из кармана. Вот это поворот. Неужели знала, что все так будет? Да нет, бред какой-то. Я крут, но не настолько. — Знаешь, я… не имею слишком большого опыта, — вырвалось у меня, когда я упал на кровать, а она забиралась следом. Какой же я долбоеб. Царева проигнорировала мою растерянность и, не церемонясь, устроилась сверху — ее колени касались моих бедер. Юбка платья поднялась, открывая взору кружево чулков, отчего в штанах затвердело еще сильней. Анжелика прикоснулась к моему торсу и стала водить пальчиком по контуру мышц. «Я знал, что когда-нибудь ты оценишь мою физическую подготовку». Всегда мечтал сказать ей что-то вроде «ты так хороша, детка» и прочее из жаргона маргинального мачо, но теперь я просто лежал и краснел. — Ты шкеришься, как малолетний девственник, – по-доброму усмехнулась она, вгоняя меня в еще большее смущение. Эм… ну как бы… И тогда случилось то, о чем я мечтал с того времени, как переехал в замудоханную хрущевку. Сначала на пол полетели платье, майка и джинсы, затем — лифчик, стринги и боксеры. Анжелика двигала бедрами быстро и по всей длине моего ликующего пениса, а я обхватил руками ее охрененные большие сиськи и эгоистично закрыл глаза, предоставив ей делать все самой. Все было банально, я кончил быстро, как и полагается девственнику. Но это был лучший секс в моей жизни. Даже лучше, чем во сне. * * * Мы опять, сука, сидели на кухне и пили коньяк. Нет, я не говорил ей «детка, ты была великолепна», потому что даже пьяный я осознавал, что это было бы по-мудацки. Я смотрел на нее, пытаясь собраться с мыслями и предложить банальнейшее развитие отношений. Младшая Царева в который раз прочитала мысли непредсказуемого перца: — Только не предлагай мне встречаться по пьяни. И трезвый тоже. — Почему? — Мне двадцать, чувак, и я уже нагулялась, — она говорила грубо. — Мне нужны серьезные отношения, а не с тем, кто за всю жизнь трахнул только одну бабу. Ты еще мальчик, которому нужно как следует все попробовать. — Слушай, — я пытался возразить. — Может быть, мои чувства действительно продиктованы сильным влечением. Но я не влюблялся ни разу в жизни и, наверно, ни разу никого по-настоящему не хотел. Иначе б у меня было больше партнерш, да знаешь вообще, сколько девок ко мне клеится? — да, детка, я крутой перец, а ты что думала. — Это со мной происходит впервые, Царева. Так что я не могу утверждать, что той, кого я полюблю на всю жизнь, не будешь именно ты, — боже, какую хуйню я, наверно, порол! — И ты, — я резко ткнул пальцем в воздух, — ты тоже не можешь утверждать это! Повисла пауза, во время которой я сто раз успел почувствовать себя ебанатом. Но речь была неебически мудрая, правда же? Но Анжелику почему-то не сильно прошибло. Она кокетливо улыбнулась и сказала неоднозначное: — Ну ладно, Хуер. Вот же чертова сучка.