Дорога в Висконсин

Вырваться получается далеко не сразу. На носу уже Рождество, близится канун Нового года, когда Джаред заезжает за ним на "Импале". Он, не сворачивая к дому с дороги, как полоумный, сигналит и что-то кричит в распахнутое окно, но Дженсен не разбирает из-за рева мотора их Детки. Или он должен говорить — одной из их Деток? У них вроде как теперь близнецы. Одуреть. У него не должны становиться такими ватными ноги, когда он идет к нему по дорожке, наступая на ссохшуюся листву. Снег в Остине до сих пор так и не выпал, а листья похожи на панцири мертвых жуков. Скрипят под ногами. — Джаред. Привет. Забрасывает на заднее сиденье сумку с вещами. На вопрос о припасах Джей бурчит, что обо всем позаботился. — Дженсен, расслабься. Эти дни будут только для нас. Больше вообще никого, понимаешь? Наверное. Рождество, Новый год — дни семьи. Но был ли в этом мире когда-то ему кто-то ближе, чем Джаред? Эта шпала с улыбкой ребенка и ручищами, что при желании легко бы смогли раздавить. Они должны проехать не меньше, чем полконтинента практически до самой границы с Канадой. И это... именно то. То, что прописал бы им доктор, додумайся они сходить на сеанс. "Мистер Эклс, вы считаете ваше... эм партнерство... чем-то большим? Не пытались ли вы обсудить?" "Не поверите, мистер Уилсон... или мне называть вас дядюшка Фрейд? За пятнадцать лет чего мы только не повидали. А говорить по душам... это ведь как раздеться догола. Перед всеми..." Джаред — вовсе не все. Джей — это Джей. Но Дженсен откуда-то знает, тот прекрасно бы понял, что именно он имеет ввиду. Только Джей бы и понял, наверное. Дженс расслабляется, когда закатное солнце лупит сквозь стекло им прямо в глаза. Они ржут, как будто им снова по двадцать. Джаред находит в багажнике пару стильных зеркальных очков. (Такие бы непременно заценил Дин Винчестер). Одни цепляет на нос, вторые предсказуемо тянет экранному брату. Пальцы сталкиваются на крохотный миг, и их пронзает неслабым разрядом. Джаред замирает и почему-то кусает губу, когда Дженс не позволяет ему спешно руку отдернуть, а ладонью накрывает ладонь. Очень нежно. — Мы хотели отвезти этих ребят к ним домой. Мы сделаем это? — Конечно. Перед ними еще тысячи миль, перед ними — обеды фастфудом и серая лента дороги — то петляющая испуганным зайцем в непролазном от ветровала дремучем лесу, как сошедшем со страниц страшной сказки, то летящей вперед, как стрела, нацеленная в самое сердце. Ближе к ночи, когда за окном уже натурально — выколи глаз, не спасают ни мощные фары, ни ненормально-раздутая оранжевая луна, цепляющаяся за темные кроны деревьев на горизонте разодранным брюхом. Джаред выдает: "Чувак, мы стареем" и моргает, сворачивая в придорожный мотель. "Как в старые добрые", — непременно сказал б Дин Винчестер. Но Дина тут нет. Только Дженс, что растирает затекшую шею и выбирается из салона ноги размять. — Серьезно? Ты предлагаешь?.. — А лучше ночевка в "Импале"? Не знаю, как ты, я туда и наполовину не влезу. Мог бы меня пожалеть. Дженсен бормочет что-то про долговязых орясин, выуживая сумки с задних сидений. На самом деле после проведенного в машине целого дня ему хочется в душ, а еще на кровать и вытянуть ноги. Щелкать пультом от телека и жевать какую-нибудь потрясающе вкусную дрянь. — Дженсен, не спи! — Джей возвращает в реальность. Это все... полудрема. Конечно, она. Они слишком вжились в свои роли за все эти годы, потому границы настолько ничтожны, истончаются, исчезают. — Надеюсь, портье или кто у них за него... еще не уснул и даст нам какой-нибудь номер. Отодвигает друга (коллегу? партнера?) плечом и первым заходит в обшарпанный холл. Хотя бы тараканов не видно и засохших пятен крови на стенах. Уже хорошо. За стойкой обнаруживается хмурый патлатый юнец в наушниках, как у пилота. Скучающе переводит мутный, заспанный взгляд с одного на другого и недовольно, выжидающе буркает: — Ну? Должно быть, он не любит смотреть сериалы или просто помыслить б не смог, что два известных актера так вот запросто зайдут в такую дыру, не у черта на рогах, а значительно... глубже и дальше. С двумя сумками и в мятых рубахах с очками, зацепленными за воротники. — Нам номер. Свободные есть? — встревает вдруг Джаред. И речь о двух номерах, что было бы очень логично, отчего-то совсем не идет. Дженсен... цепляет на лицо покер-фейс (он так не умеет, но умеет Винчестер) и лишь складывает домиком брови в ответ на ехидный взгляд пацана: — С одной большой кроватью? — Парень, — предупреждающе, тихо. — Не зарывайся. — Дженсен, — Джей останавливается сразу за ним. Джей... очень близко. Так что он чувствует запах — мускуса, пота и орешков кешью, которых тот слопал пачек восемь не меньше вместо обеда и ланча. — Дженс, выдохни. Он просто спросил. Нам, пожалуйста, две разных кровати. — Угу... — ничуть не испугавшийся парень бухтит, роясь под стойкой в связке ключей. — Еще б сказали, что братья. Пиздец... оборжаться. Дин не стал бы долго решать — дал в бубен мальцу, и порядок. Но Дженсен — даже близко не Дин, а потому скрипит с досадой зубами, пока Джей забирает ключи от номера двенадцать. Сверлит глазами нахала. Тот, закончив заученный назубок монолог, о том, что "у шкафчика расшатана левая дверца, а если сломаете... вдруг... — ухмылка... — кровать, залог мы назад не вернем, и придется еще штраф заплатить. Кстати, их не сдвигайте. Кровати". — Ладно, нам все понятно... Все, Дженсен, пошли... Пацан теряет интерес к их персонам и, кажется, тут же с кем-то по скайпу начинает трепаться. Возможно, с подружкой: "Нет, ты прикинь, ну парочка ж явно, а все туда же... скрывать... Вот зачем". Джаред тихо просит: — Это все ерунда. Обычные штампы. Сколько мы их уже выслушали за свой век? На самом деле, не век, и не они, а Сэм с Дином. Но сейчас у Дженсена не хватает сил возражать. Или все это просто неважно. Неважным становится все, когда за ними закрывается хлипкая дощатая дверь. Джей заливается соловьем о том, что заказал по приложению пиццу: "Сейчас привезут, здесь рядом совсем, полчаса", что в переносном холодильнике — пиво, правда, до машины нужно будет сходить: "Но я это сам, а то ты еще столкнешься с мальчишкой и дел натворишь". Это Дин бы мог натворить. А Дженсен — он уравновешенный, обаяшка, душа компании и весельчак. Это он — тот, кто после съемок сцены смерти в амбаре отстранился от "брата" с широкой (натянутой, но кто там заметил?) улыбкой: "Хэй, я живой!". И подхватил зашедшегося в рыданиях Падалеки. Шептал ему: "Тише, тише, Сэм... Джей... тише, все хорошо. Я с тобой". А тот лишь всхлипывал ему: "Обещаешь?". Дрожал. Дженсен гладил его и отвечал: "Навсегда". Так и не понял, кому и кто тогда в этом поклялся. Сейчас его хватает лишь на то, чтобы кивнуть: "Да, сходи". И завалиться в душ, выхлюпать там всю горячую воду и выползти в клубах пара в одном полотенце на бедрах. Сглотнуть, споткнувшись о едкий взгляд открывающего пиво веселого Джея. — Дженс, я вот не пойму, может быть, ты дельфин? Вздрагивает, как от удара. Совпадение и только. Просто слово... просто к слову пришлось. Неосознанно рукой — по заросшей щеке. И ведь правда, как йети. — Вода н-нагреется скоро. — Угу... — Его глаза... его поза... какие-то черточки.... весь он. Расслабленный и довольный. На самом деле счастливый и яркий, как утренний свет. Дженсен глотает склизкий комок. Ничего. Это все ничего, если Джей... его Джей будет самым счастливым. Пусть даже и в стороне от него, без него. Джей — личность, нельзя приковать его навеки цепями. Нельзя сказать: "Эй, чувак, переезжай ко мне жить, потому что я без тебя загибаюсь. Я так сросся с тобой, я привык. Ты — во мне, моя часть". — Пока ты будешь мечтать, — окликает Джаред с насмешкой и ловко раскладывает по пластиковым тарелкам куски, — пицца остынет, а пиво станет теплой мочой. Давай одевайся и сразу к столу. Пока ты в душе плескался, я тут все собрал. Весь день без жратвы. Конечно, если не считать обедом все сожранные им кешью. Но ладно. По номеру плывет божественный аромат, и Дженсен практически стонет: — С беконом и сыром... — Ты оценишь, я знал. Желудок довольно урчит, и он зубами впивается в горячее тонкое тесто. Жмурится. Боги, как хорошо. Боги, это почти... _п о ч т и_ идеально. Не видит, как Джаред внимательно глядит на него, как залипает на губы и на кадык, как пальцами трет у рта уголки, маскируя улыбку. * — Будем спать? — Будем, да? Они верхний свет давно погасили, оставив только тусклый ночник. Дженсен стаскивает через голову рубашку вместе с футболкой, а Джей шагает вдруг на его половину комнаты и задумчиво тянет. От этого шепота — по коже щекотка и холодок вдоль хребта. Тут же — жар. — Тебе не мешало б побриться, зарос, будто черт, — палец скользит по щеке, очерчивая линию скулы. Это астма. Это приступ. Пиздец. — С-скажи еще, что не можешь этого видеть? — Это как страшный сон. Я даже есть почти что не мог. Смотрел и оторваться не мог, — в его тоне Дженс слышит улыбку и утыкается носом в плечо. — Сам догадался или кто подсказал? Тогда на съемках все было чистой импровизацией, а сейчас... Сейчас — какая-то игра. Это ребус, который Джаред ему загадал. — Ты ужасно устал. — Ладони скользят вдоль спины, добравшись к лопаткам, там замирают. Сигнала, может быть, ждут? Или просто... или это все — просто так? — И слишком громко думаешь, Дженсен. Устал? Но за рулем весь день был даже не он. Правда всю предыдущую ночь даже глаз не сомкнул, но Джаред не знает. Мозг... его мозг перегружен, он дымится, сбоит. — Прекращай загоняться. Нам завтра ехать весь день, давай спать. — Надеюсь, завтра ночуем в машине. С меня хватит мотелей. — Уверен? Ладно, как скажешь. Окей. Но утро вечера мудреней, так что это не последнее слово. И мимолетно целует в висок, все еще не убирая руки с лопаток. Не может заставить себя отпустить. Не опять. Снаружи начинается ветер, что гонит с севера тучи. Может быть, все же выпадет снег.