Дорога в Висконсин

Дорога резко сворачивает на северо-восток, и Дженс, чертыхаясь, хватается за сидение, чтобы не вписаться лбом в стекло и не вынести его к черту, раскроив попутно башку. Джаред, завалившийся поперек своего пассажира, заливисто (ну прямо мальчишка) хохочет, сжимая колено. Пальцы жгут сквозь джинсу. Джей убирает руку, возвращаясь к рулю, а Дженсену хочется схватить за запястье и крикнуть: "Верни на место! Оставь. Когда еще сможешь вот так прикоснуться? Теперь впереди ни общих съемок, ни сцен, ни конвенций нормальных из-за ковида". Но Джаред выравнивает машину, и они чудом не слетают в кювет, где наверняка не только расхреначили бы носы, но и порядком покоцали Детку. — Порядок? — он тянется, зачем-то проверяя ремень, и волосы — мягкие пряди, скользнув по лицу, пробуждают сразу тысячу воспоминаний. Их общих сцен. Их посиделок после затянувшихся съемок. Их разговоров в трейлере до утра. Их душные ночи вповалку на узком диване с бутылкой чего-то покрепче. — Вполне. Следи за дорогой, Шумахер, — с шутливой улыбкой. Вот только Джей моментально улавливает тембр, оттенок. Кидает один только пристальный взгляд и делает это лицо — щенячьи глазки встревоженного братика Сэмми. Серьезно. Это — удар под дых. Это запрещенный прием, потому что ни Дин Винчестер, ни Дженсен Эклс никогда не могли устоять. В размазню превращались, которой верти — не хочу. Снег между тем до сих пор не пошел, и в салоне, несмотря на климат-контроль, жарко, как летом. Дженсен открывает окно и высовывается из него едва не по пояс, чтобы охладиться и остудить закипающие глупые мысли. Максимально дурные. — Если встречный грузовик оторвет твою голову, у меня будут проблемы, — коротко замечает Джей. Но этой фразы с избытком хватает, чтобы Дженсен откинулся на спинку сиденья, зажмурив глаза. — Бро, прости. Я придурок. Не выспался. В этом мотеле такие кровати... лучше бы спал на полу. На самом деле, он глаз не сомкнул. Не прислушивался к скрипам за дверью и не вглядывался в силуэт на постели напротив, то и дело освещаемый рваным светом от фар проносящихся мимо мотеля машин. Смотрел в потолок и слушал мерное дыхание Джея. Вдох-выдох. И через паузу — вдох. Он слушал его столько раз на протяжении пятнадцати лет. Он с ним сроднился. И этой ночью... он что? Возможно, пытался смириться, что скоро... Очень скоро закончится все. Как закончился их сериал без надежды на продолжение и приквел. Падалеки только голову наклоняет немного, мол — принял к сведению, понял, отстал. И переключает все свое внимание на непростую дорогу. До середины дня они больше молчат. И это молчание не звенит, не тяготит и не давит. Оно уютное и естественное. Оно, как уютный задний дворик, где хорошо попивать холодное пиво, сидя в креслах у дымящегося мангала, перебрасываться редкими обрывками фраз и понимать все, что осталось непроизнесенным. Понимать его лучше, порой, чем себя. Это страшно и, наверное, странно. Такую тесную безусловную связь нечасто встретишь даже у братьев — Винчестеры, например, безусловное исключение из всех мыслимых правил. Связь, которую не разорвала даже смерть. Машина подпрыгивает на ухабе, и Дженс больно прокусывает язык. Сплевывает за окно густую слюну с прожилками крови. Джей ухмыляется: — Размечтался что ли или уснул? Как сам, цел? — Вроде да. Хэй, все в порядке... — прилипнув взглядом к капле пота на шее, к изгибу, по которому хочется... Хочется... стоп! Короче, Дженсен пропускает момент, когда Джаред сворачивает с главной дороги. Тот хмыкает: — Да понял я, норм. Но у нас бензин почти на нуле, а здесь заправка с закусочной сразу. Пора подкрепиться и нам. — Что, уничтожил свои запасы кешью? — Эклс его поддевает беззлобно и так же шутливо получает в бок кулаком. Притворно охает: — И правда ж Лосяра. Ребра мне почти что сломал. — Угу... в труху их перемолол. * Они заливают бак до краев и отгоняют Детку к дальней части стоянки. Пока Джаред моет руки в уборной, Дженсен стаскивает очки, раскрывая меню. Блюдо дня... Кот в мешке... Чизбургеры с беконом... Блинчики и кленовый, брусничный сироп... Крепкий кофе... Какое-то, блять, дежавю. Официант карандашом отстукивает по блокноту навязчивый ритм, и Дженсен диктует заказ, точно зная, что не ошибется. — Сейчас посмотрим меню, — минут через восемь Джей садится напротив, вытирая руки бумажным платком. — Я все уже заказал. И даже дюжину пачек этих орехов, которые ты все время грызешь, как хомяк... — Сам ты... белка-летяга. И отвешивает легкий подзатыльник. Лосяра. А после так необычно-взволнованно рукой (не рука, натурально — лапа медведя) накрывает сцепленные пальцы и наклоняется к нему через стол: — Дженсен. Я... — ... девочки! Это они! Это Джеи! Прикиньте! — писк ультразвуком из-за углового стола заставляет двоих синхронно вздрогнуть и отодвинуться друг от друга. Джаред локтем цепляет соус, и тот, как в замедленной съемке, валится со стола, разлетаясь в разные стороны крошкой стекла и неопрятно-горчичными комьями. Пахнет горчицей и чили. — Блять... кажется, нас спалили. — Не дергайся. Пара автографов, и мы снова свободны. Одна из девиц — в кожанке и с волосами, стянутыми на затылке в белобрысый пружинистый хвост, приближается робко бочком. Обходит по дуге суетящегося официанта, ликвидирующего устроенный Падалеки разгром. — Это и вправду вы? Джаред и Дженсен? Господибожетымойкажетсяящаснаместеумру..... — Тише, детка. Дыши. Мы вполне обычные люди. Не кусаемся, не бросаемся на других и даже души не забираем. — Дженсен цепляет привычную маску ироничного душки. Конечно же, он недоволен, но подобные мелочи — это тоже часть их образов, их работа. Шоу-бизнес — он, сука, такой. — Привет. — К беседе подключается Джаред, и Дженсен ему благодарен. Так, как пялятся на них... остальные... как мышь — на кусок сочного сыра, как кот — на ту же самую мышь. — Ты с подругами... вы хотели автограф? — Очень... если можно... — бля, ну что же за писк? — А фото общее? Мы могли бы? — Не стоит! — слишком резко. Безапелляционно. Слишком по-Диновски. Слишком... Всего чересчур. Дженс выдыхает под укоризненным взглядом напрягшегося Падалеки. Возможно, помогает неслабый пинок по лодыжке. Заканчивает чуть более мягко. — Прости. Мы не хотели бы афишировать эту поездку. Нам нужно сделать это самим. Попрощаться с Сэмом и Дином. Только мы и они. Понимаешь? — Ох... да. Простите... но я... мы... так вас любим... мы безумно... мечтали. А этот финал... Я трое суток ревела. У девчонки слезы в глазах. От них иррационально становится легче, и Дженсен... Хотя, разумеется, это не он. Его язык сейчас живет какой-то своей самостоятельной жизнью. — Мы знаем. Поверь, мы тоже... согласны далеко не со всем. Но у нас у всех есть предпоследняя серия, верно? И понимание, что Винчестеров ни смерть, ни Бог не смогли разлучить. "Без тебя нет и меня". Не забыла? Это то, что мы запомним до конца нашей жизни. Девчонка таращится на него глазами размером с чайное блюдце. Джаред... кажется, он ошарашен не меньше. Аккуратно так просит: — Дженсен, мы не должны... — Ох... — та встревает, краснея. — Простите, я никогда никому не скажу, — оглядывается на притихших подружек, что полностью превратились в слух, но, вероятно, до них доносится только каждое пятое слово. — Только им. Но клянусь — никаких пабликов, блогов и Twitter. Спасибо. Просто это — то, что нам важно было узнать. И автограф... прошу. Смущаясь, протягивает открытку, купленную тут же, у бара. — Как твое имя? — Я — Кэти... А вот еще... для подруг, — из сумочки появляется еще тощая пачка. — Они — Анита, Кристина, Сара и Джо. Дженс оставляет на каждой свою витиеватую подпись, добавляя пару милых пожеланий и пытаясь не повторяться. Передает всю пачку притихшему Джею. Тот пишет медленно. Кажется, думает вообще о другом. — А теперь разреши, мы вернемся к обеду, — фирменная улыбка Дина, от которой у женской половины планеты предсказуемо слабеют колени, помогает им на ура. Девчонка к груди прижимает открытки, как главную драгоценность. Пятится и благодарит, скороговоркой желает приятной поездки, клянется снова, что никогда, ни одной душе, никому. Врезается в стул, почти падает, зацепившись за неровность в полу, но глаз от них не отводит. Надежда нормально поесть растворяется облачком пара, унесшимся к горизонту. — Может быть, попросим с собой завернуть? У меня от этого фан-клуба кусок в горло не лезет. — Согласен. Вероятность того, что они вдруг забудут про нас и вернутся к своим бургерам и картошке, коктейлям, катастрофически стремится к нулю. Взмахом руки подзывает официанта, и тот понимает их с полуслова. Меньше, чем через четверть часа, им вручают пакет с их обедом и просьбой "заходить к ним еще". — Здесь рядом... я на карте видел, есть место. В стороне от дороги и забегаловок, мотелей, кафе. Нормально с тобой поедим, не рискуя, что кусок поперек глотки застрянет. — Пикник? То, что нужно. Еще и погода такая... На улице и впрямь — бабье лето. Еще один символ того, что климат сходит с ума, потому что шестьдесят четыре градуса для декабря — невиданная жара. Наверное, все очень просто, и откуда-то нагрянули теплые воздушные массы аккурат перед тем, как закружить их в вихре метели. Что же, стоит схватить удачу за хвост. "Это так мило, что они все равно вместе, несмотря на то, что закончились съемки", — Дженсен вздрагивает, точно слова ударили его по лицу, ослепили. Он... пытается ровно дышать, только вот... ... получается лишь, когда Джей своими пальцами сжимает-оплетает запястье. Безмолвно обещает ему: "Все хорошо". И кто из них подвержен паническим атакам? Ну право... "Ой... девочки... они так глядят друг на друга. Вы видели? Это точно любовь. Это такая связь, которая на года. Нет, навечно. Думаете, пятнадцать лет — это просто?.. Точно вам говорю..." Так смешно и нелепо — слушать рассуждения подростка, которая, когда начался сериал, под стол ходила в подгузниках и сосала пустышку. Откуда ей знать хоть что-то о том, как сбоит в груди, как наваливается одышка, когда он просто... так близко, когда подушечками пальцев ощущает сорвавшийся с привязи пульс? Когда (на глазах у них... сумасшедший) губами касается заросшей щеки и шепчет без единого звука: "Это и правда навечно". Повисшую тишину разрывает рев фуры, сворачивающей на парковку. Время снова пускается вскачь.