Терновая зима

Хёк обронил ложку. Услышать это имя он никак не ожидал. — Что ему здесь понадобилось? — спросил он. — А что ему может понадобиться от дьюлы, который удерживает последний рубеж? Будет требовать, чтобы ни при каких условиях не сдавали Ворота. — Но зачем ему являться сюда лично? Разве у него нет доверенных лиц? Джено пожал плечами и подвинул свою плошку поближе к Юкхэю. — Он ведь послал командира своего ганолара на поиски песенника? — Лэль попробовал ааруул, поморщился и отложил ложку. Животы богов были чувствительней живота обычного человека. Не мудрено, что большинство из них отказалось от бренной плоти и запретило снова себя воплощать. — Шимон Чжанчизи. Да, Джемин говорил о нем. Должно быть, он все еще рыщет по северным кронландам в поисках Бёнсина иль Воронова Глаза — тут не поймешь, кто кого ищет, — а враг уже у порога. Дьюла пригрозил сдать Переграду, а у князя, видать, не так много сил, чтобы удержать ущелье. — Но они ведь могут его обрушить. — Могут. Но мы не знаем, какая обстановка царит среди милингов. Рядом Пустошь. Никому не ведомо, что могли пробудить там песни богов. Лэль вздрогнул и заметно побледнел. — Даже богам неведомо, что дремлет среди каменных равнин Пустоши. Этот мир куда древнее, чем предполагают люди, и боги не были первыми его обитателями. — Надеюсь, мы никогда не узнаем, что было до эпохи богов. Входной клапан отворился, и в гэр вошли Чону с Янми. Юнцинь остался снаружи и о чем-то тихо переговаривался с караульным. — Все в порядке? — спросил Юкхэй. Янми мигом забрался ему на руки и уткнулся лицом в толстый кошачий бок. Баюн и ухом не повел, когтем выуживая из плошки с кашей кусочки баранины и глотая их не жуя. — Не знаю. — Чону покачал головой. Выглядел он бледнее обычного и крепко обнимал себя за плечи, пытаясь совладать с пробиравшей его дрожью. — Я вырос в пещерах, но эти отчего-то меня пугают. Может, все дело в могиле Дайна. В урочище мне тоже было худо. — Чону, — позвал Хёк тихонько; он должен был знать. — Епископ здесь. Чону безвольно опустился на ковер подле Юкхэя. — Как же так? Зачем?.. — Мы не знаем. Он говорит с дьюлой. Должно быть, его мы видели вчера ночью. Чону спрятал лицо в ладонях. Юкхэй неуклюже погладил его по голове. — Не нужно, слышишь? Еще ты не переживал из-за этой дряни. Чону кивнул, но рук от лица не отнял. Юкхэй сжал его загривок и потянулся за кружкой с айраном. — Выпей-ка и не думай об этом. Юнцинь вошел в гэр и опустил за собой клапан. В руках у него было несколько одеял из мягкой овчины. — Переночуете здесь. В других юртах слишком людно, а в самой пещере холодно. И да: это ваши трещотки бродят под стенами крепости? — Наши, — сказал Лэль. — Можете пустить их на внутренний двор. Они никого не тронут и в случае чего защитят. — Это уж дьюла решит. — Юнцинь протянул одеяла Чону. — Мы можем забрать из конюшни наши сумки? — спросил Джено. Юнцинь кивнул. — Проведешь? Юнцинь заглянул ему в глаза, и Джено ответил тем своим кротким, ласковым взором, который заставлял сердце Хёка обливаться кровью. Хёк невольно потянулся к руке Джено, и тот встретил его ладонь своей ладонью. Переплел на краткий миг их пальцы и нежно пожал. Юнцинь вздрогнул, кивнул и пошел на выход. Джено последовал за ним. Хёк нехотя доел кашу и накормил Зимобора, после чего вышел с ним погулять. Караульный улыбнулся при виде щенка и спросил дозволения его погладить. Хёк смотрел на совсем еще юного омегу и думал над словами Юнциня. Возможно, им в самом деле не стоило ничего предпринимать? Пускай бы этот мир сгорел в горниле войны и на его месте родился другой. Кто знает, может, новый мир был бы лучше старого? Увы, Хёк не мог заглянуть в будущее и предсказать, что их ждет, если настанет век Терновой зимы и к власти придут песенники. Даже собственная жизнь виделась ему как в тумане, и он не знал, наступит ли для него завтра вообще. Юный валах, видимо, думал о том же, ибо в столь страшный час позволил себе слабость приласкать щенка. Хёк по себе знал, что так поступают люди, которые не ведают, как долго им осталось жить, и радуются всему, что посылает им доля. Джено воротился прежде Юнциня и уселся у огня с резцами в руках. Хёк, пригревшийся под боком у Чону, хотел было присоединиться к нему, однако усталость взяла свое. Он уснул, но еще долго сквозь сон слышал тихий напев бастарнской песни и скрежет стамески по камню. Дьюла вернулся заполночь, и Хёк бы не проснулся, если бы ему не привиделся дурной сон. В этом сне он снова видел себя с окровавленным ножом в руках и осознавал, что все, кого он любил, мертвы. И амму с прадедом, и Гаиль, и братья, и Молан с ребятишками, Чону и Янми, Валор, Зимобор и Джено — у него не осталось никого. Они выиграли войну, но победа не принесла радости. Хёк смотрел на свои потемневшие от крови руки и мечтал, чтобы она принадлежала ему. Вопрос дьюлы, обращенный к Джено, проник в его сон и заставил чары развеяться. Хёк открыл глаза и увидел, как ноён устало присаживается у огня, а сонный Юнцинь подает ему чашу с холодным айраном. — Епископ считает мальчишку самозванцем и не верит, что он способен призвать бога. Песню, что он спел в Красных Петухах, назвал "пиромантским фокусом" и отказывается посылать нам подкрепление. Трех моих кюганов, дескать, достаточно, чтобы сдержать натиск поморян, а когда я заикнулся о Лысой Го́ре, он рассмеялся мне в лицо и сказал: "Пускай хоть с землей ее сравняют. Одной могилой больше, одной меньше — невелика потеря". Он не верит, что песенники разбудят Велеса, ибо не верит в самое существование Велеса. Говорит, языческие божки — страшилка для темных людишек, не больше. — О Лэле ты ему, вестимо, не говорил? — спросил Юнцинь, хоть и так было ясно, что ничего ему дьюла не сказал. — Чтобы он и его ярмарочным шарлатаном назвал? Лэль не спал — Хёк понял это по его дыханию, — но виду не подал, что слышит их разговор. Если людские беседы его и занимали, то он всячески это скрывал. Возможно, считал это слабостью, а у него и без того их было предостаточно. — В любом случае, мы можем полагаться только на свои силы. — Дьюла пригубил напиток и, отставив чашу, распустил ремни доспеха. — Чжанчизи послал вестника, говорит, у них песенник. Но это не может быть наш песенник, коль он сбежал от перелестника. — Может ли это быть Воронов Глаз? — спросил Хёк, садясь меж спящих друзей. Юнцинь покачал головой. — Он скорее себя убьет, чем сдастся в плен. К тому же, отыскать песенника среди зачарованных болот простому смертному не под силу. Хёк хорошо помнил их блуждания по болотам и решил, что Юнцинь прав. Должно быть, это Воронов Глаз убил болотника, и кто знает, что за ритуал он провел у древнего зольника. Да и близость к храму Велеса не могла не сыграть свою роль. Воронов Глаз точно знал, что эти земли находятся под чарами божества и что местные пламеты всячески его оберегают. Так что у командира епископского ганолара не было ни единой возможности до него добраться. К тому же, путь от западных лесов к Железным Воротам не близок, значит, в плену у него если кто и оказался, то Бёнсин. А в это никто не верил. — Епископ решил, что может использовать мою крепость как темницу, так что пришлось его разочаровать. Чжанчизи не перейдет реку, покуда под Воротами не будет стоять две тысячи дружинников. Как знать, может, это уловка? Я пущу ватагу лучших убийц княжества в свой гэр, а спустя час у валахов появится новый ноён. — Мы ведь тоже могли оказаться наемниками, посланными епископом или князем, чтобы убить тебя, — сказал Джено, откладывая в сторону заготовку. — С каких пор воплощенные боги служат князьям? — Но ты не знал этого, покуда мы не назвались. — Это правда. Но мои дозорные видели небесных лаек. — Дьюла скинул тяжелый доспех и размял плечи. Он был омегой крепким и явно превосходил в силе и ловкости многих ганоларцев. — А трещотки являются людям лишь в двух случаях: когда чуют смерть или по воле Лэля. В последние несколько дней у нас, слава Дайну, никто не умер, значит, вы явились по приказу хранителей или самого Лэля. — Он встал и прошелся по гэру. — За вами шел еще один странник, но я приказал не пускать его. Он таился и вел себя слишком уж подозрительно. Вы знаете, кто это может быть? — Мой брат, — сказал Джено. — Ты поступил мудро. Он идет за нами от самых болот, чтобы убить Хёка. И он не пощадит никого, кто встанет на его пути. — Звучит, как план. — Лэль перелег на бок. От каждого его движения по комнате расходились волны мягкого, весеннего тепла. — Может, стоит отвести Хёка к Лысой Го́ре и поставить позади вражеского воинства? Гляди, ничего и делать не придется. Хёк рассмеялся, да так громко, что разбудил Юкхэя. — Прости, — сказал он, получил злобный взгляд от кота и забился Чону под бок, покуда еще кого не потревожил. — Не шути так, пожалуйста. — Голос Джено дрогнул. Он собрал инструменты и спрятал их в мешок. После чего закинул в рот "жемчужину" и вышел из гэра. Лэль покачал головой и вновь притворился спящим. Хёк последовал его примеру. Разбудили их, как только занялась заря. Идти всем нужды не было, и поначалу Джено просил Хёка остаться да приглядывать за Чону с Янми, но Хёк должен был поскорее повидаться с Ренджуном и разузнать о семействе Молана. — Я и сам спрошу, ты же знаешь, — сказал Джено с укоризной, но Хёк замотал головой. — Я и так весь извелся. Не могу дольше ждать. Пришлось брать его с собой. Дьюла приказал завязать гостям глаза, и их повели тайными ходам к лежащей на противоположном берегу реки святыне. Поначалу Хёк не слышал ничего, кроме нетвердых шагов двух дюжин ног, но затем к этим звукам примешался вой ветра, а спустя еще пару минут послышался глухой рокот катящейся меж скал воды. В лицо ударила струя промозглого воздуха, и за ворот гугли посыпался снег вперемешку с ледяной крошкой. Хёк вжал голову в плечи. Холод объял его со всех сторон, и грохот реки раздался прямо под ногами. Они шли Железными Воротами. Ветер был настолько сильным, что сбивал с ног, и Хёк отчаянно цеплялся за своего проводника. Нукер, что вел его под руку, был омегой высоким и широкоплечим и со спины мог сойти за альфу. Его беснующийся в ущелье ураган нисколько не смущал, и он твердо стоял на ногах и поддерживал Хёка, который то и дело оступался. Они двигали впереди отряда и изрядно задерживали ход. За спиной слышались смешки и роптание прочих проводников, но это мог быть и вой ветра. Повязки сняли, только когда Переграда осталась позади. Снег валил стеной, отчего утренние сумерки сделались еще мрачнее. К кургану вели высеченные в скале ступени, такие старые и затертые, что Хёк с трудом нащупывал их носком сапога. Пурга и взявшийся ледяной коркой камень усложняли подъем, но Хёк упрямо двигал вперед, за дьюлой и Юнцинем. Если восхождение было по силам колдуну, то и он мог это сделать. — Какой же ты, все-таки, упрямый, — сказал Джено, когда они вышли на широкую, вырубленную вручную площадку, окруженную частоколом каменных и железных мечей. Мечи явно ковались для исполинов, ибо самый короткий из них достигал в высоту полутора саженей. Вход в курган загораживал огромный, обшитый стальными пластинами камень. Своротить его казалось такой же непосильной задачей, как и отворить Железные Ворота. Юнцинь вынул из-под накидки корзину с алыми, похожими на шелковые колокольчики цветами и, пропев стихиру на гортанном валахском, высыпал их в огромную каменную чашу у входа в курган. Чашу украшали тонкие кинжалы из черного стекла. Юнцинь тронул острие одного из них большим пальцем, и на его подушечке взбухла капля горячей, яркой крови. Юнцинь выдавил несколько капель на цветы, плеснул масла из фонаря и все это поджег. Цветы сморщились и взялись черной, смолянистой пленкой, когда в снежной вышине вспыхнула зарница, и за миг площадку накрыла крылатая тень. Чунь Юй изящно развернулся и плавными кольцами обвил вершину кургана. Джемин спустился первым и помог выбраться из седла-паланкина старику, которому Хёк продал чанах на торге в Лунках. Ренджун в своем неизменном лисьем сюртучке, повоевав с поводьями, спрыгнул на площадку у жертвенной чаши. Подвернул ногу, но лицо удержал. Старик трясся от холода, и его не спасала даже накидка Джемина, так что Лэль набросил ему на плечи медвежью шкуру. Старик, увидав его, побледнел пуще прежнего и полными ужаса глазами уставился на Ренджуна. Тот тоже с интересом глядел на воплотившегося бога. — Я думал, ты постарше будешь, — сказал он наконец и обратился к дьюле: — Наш друг Ньери готов рассказать все, что ему известно о целях и задумках учителя, если вы обеспечите ему полнейшую безопасность. Сами понимаете, песенник не шибко обрадуется, когда узнает, что ученик продал вражеской стороне его планы. Дьюла вынул из ножен саблю, прижал рукоять к сердцу и сказал: — Клянусь своим клинком, именем рода и верностью моих нукеров: покуда я дышу, кровь этого человека не прольется. Старик перестал трястись, но держался поближе к Джемину. — Может, поговорим внутри? — предложил тот и указал на вход в курган. — Погода немного не благоприятствует дружеским беседам на свежем воздухе. Им вновь завязали глаза и заставили ждать. Хёк отыскал руку Ренджуна, тронул легонько отороченный рыжей шерстью рукав сюртука. — Ты видел Молана и мальчиков? — просил он. — Они в порядке. Чернобожники сидели в своем лагере тихо, как мышки. Боялись привлечь внимание злоборцев. Местные к ним тоже не совались и старались лишний раз не провоцировать. Песенник с учеником шлялись по округе, высматривали да вынюхивали о "мальчике с птицами", но никто ничего не знал, а коли и знал, так чернобожникам не сказал. К Молану заглядывали злоборцы, спрашивали о Джено, но он, поди, и не догадывается, что приветил у себя пламета. Хёк пожал холодные пальцы Ренджуна и шепнул кроткое "спасибо". Заскрежетало железо, загрохотал камень. Площадка дрогнула и будто сдвинулась с места. Хёк ощутил, как изменилось направление ветра, а он даже не шелохнулся. К запахам сырого камня, реки и снега примешалась тленная вонь старой могилы. Когда Хёк снова смог видеть, проход оказался открыт. Камень, его заграждавший, исчез, а чаша для подношений пустовала. Нукер с фонарем пошел первым. За ним следовали Юнцинь, дьюла, Джемин с учеником песенника и Лэль. Джено с Хёком шли последними, а Ренджун вернулся к Чунь Юю, не пожелав оставлять его наедине с отрядом степняков. Шаркань беспокоился, когда поблизости были люди с оружием, что плохо сказывалось на его самочувствии. К тому же, как сказал Ренджун, он давно не ел любимых яиц, а это влияло на его настроение. Особенно, пятой головы. Они прошли узким проходом между двух погребальных камер, двери в которые были намертво замурованы, и оказались у узкой, вырубленной в скале лестницы, что вела во мрак. Нукер прикрутил фонарь, и их со всех сторон обступила смрадная тьма подземелья. В глубине ее что-то щелкнуло, и вновь загрохотал, сдвигаясь с места, камень. Повеяло свежим ветерком, по полу зазмеился тонкий лучик мутного, багряного света. Нукер начал спускаться по ступеням, и остальные последовали за ним. — Это точно не людская работа, — сказал Хёк самому себе. — Ворота и гробницу возвели ирейцы, прежде чем навсегда уйти в Ирье. — Джено тронул Хёка за локоть; ладонь обожгла ледяная сталь ножа. Хёк перехватил покрепче рукоять и спрятал нож в карман. — Их племя слыло лучшими зодчими Северного вельда. Легенда гласит, что остров Ирье вырос на месте упавшей с неба звезды, но многие верят, что ирейцы возвели его сами, и никто не может отыскать к нему путь, потому что он дрейфует. — Думаешь, кто-то на такое способен? — Деющие. Все ирейцы владеют первородными чарами. Думаю, среди них есть и те, кто писал собственные песни богов или преобразовывал имеющиеся на свой лад. — Это… страшно. — Ирейцы никогда ни с кем не воевали и ушли прежде, чем другие, более воинственные племена, выведали секреты их мастерства. — И они позволили уцелевшим бастарнам поселиться на острове? Почему? — Должно быть, из-за Велеса. Мне так кажется. Ирейцы тоже поклонялись Велесу и демонам старого мира. От них, считается, они и получили свои знания. — Ты тоже многое знаешь. Может, и в тебе течет кровь ирейца? — Ты ведь знаешь, что это не так. — Откуда? Вдруг, — шепнул Хёк, на миг останавливаясь, — Чо Бэсинчжа использовал одно из заклятий ирейцев? И хелекит, из которого ты вышел — их творение? — Не знаю, Хёк-и. Да и вряд ли это имеет значение. Они миновали лестницу и зашагали по пологому низкому коридору к открывшемуся в стене проходу. У самого порога нукер загасил фонарь и оставил его в неглубокой нише в стене. Сам встал на караул. Юнцинь опустился на корточки и острием короткого кинжала из черного стекла вывел неведомые Хёку символы в присыпавшем пол пепле. Набрал полную его пригоршню и начертал пепельный крест на челе каждого, после чего они вошли в просторную камеру, залитую смиренно-алым, дымным светом. Источником его служили причудливой формы сталагмиты, что росли вдоль гладких, как озерный лед, стен пещеры. В стенах прорубили высокие узкие ниши, и свечения сталагмитов хватало, чтобы разглядеть: они не пустуют. В нишах покоились останки валахских воинов в полном боевом снаряжении. В руках у каждого было по копью с серебреным наконечником и большому луку. Выходы из ниш преграждали скрещенные сабли, и отблески сталагмитового пламени обагряли широкие, зазубренные в бою клинки нетленной кровью. Хёк прижался к Джено. Он пожалел, что не остался с Ренджуном. Лэль обошел камеру полукругом и встал у самого большого сталагмита. Тонкая, прозрачная его ладонь замерла над когтеобразной верхушкой. — Первородные чары. Древние, как сам мир. Угасают. Магия уходит из этого места. — Всему свой срок. — Юнцинь поморщился. — Было бы лучше, если бы вы ничего здесь не трогали. Лэль вопросительно вскинул бровь. Уж он-то точно знал, что стоит трогать, а что — нет. — Не сейчас, Юнцинь, — сказал дьюла. Он подошел к дальней стене и поочередно тронул несколько соляных наростов. Пол камеры, еще миг назад бывший цельным пластом известняка, дрогнул и распался на блоки. Центральные поднялись на аршин ввысь и сомкнулись кольцом. — В ногах правды нет. — Дьюла жестом пригласил их сесть. Все, кроме Джено, приглашение приняли. Джено же замер за спиной дьюлы и с тревогой осматривал камеру. Взгляд его все возвращался к ученику песенника, и тот не мог его не почуять. Он весь скомочился и с мольбой взирал на Джемина. — Не бойся, Ньери, — сказал он и ободряюще сжал его здоровое плечо. — Рассказывай. Ньери поднял глаза на Хёка. Было в их взоре нечто чистое, детское, искреннее. Он крепче закутался в шкуру и повел свой рассказ. Многое из того, что он говорил, было им известно, но кой-чего они не ведали. — Учитель думал задержаться в Лунках, — сказал он, — разведать побольше о прошлом епископа, а тут явился его дружок-поморянин с песьеглавцами; они жуть рассорились, ибо учитель не пожелал помогать им в поисках Целителя. Поморянин пригрозил расправой, но учитель не испугался. Говорит, у него на руках гримории, и только он знает, как пробудить Карачуна, посему ничего они не сделают. Поморянин рассерчал и убрался в горы, искать нечисть. Песьеглавцы еще день стояли у нашего лагеря, а потом явились Джемин с Ренджуном и всех распугали. Учитель сказал, что будет ждать меня… — Он запнулся, качнул головой недоуменно и прочистил горло. — Ждать… — Старческие пальцы сомкнулись на глотке. Он закашлялся и повалился на пол. — Есть у кого вода? — Джемин опустился перед ним на колени, поддержал за ссутуленные плечи. Кашель перешел в надсадный хрип. Дьюла отстегнул от ремня плоскую баклажку и протянул Ньери. Тот зарычал, люто, страшно и выбил флягу из его рук. Джено перемахнул через каменное кольцо, но опоздал на долю секунды. Лицо старика посерело и вытянулось; нос провалился, а рот, полный кривых, саженно-черных зубов, обратился кривобокой пастью и сомкнулся на шее дьюлы. Джено скользнул старику за спину и, вспоров впалую щеку, сунул меж окровавленных челюстей скин. Провернул его, ломая зубы, и, намотав жидкие старческие волосы на кулак, оттащил Ньери от дьюлы. — Проклятие, — бросил он. В камеру вбежал нукер и метнулся к своему ноёну. Юнцинь и Лэль уже были подле него. Джемин бросился помогать Джено. Вдвоем они обездвижили Ньери, и Джено, вытряхнув из ножен один из пузырьков Жыценя, влил в развороченную пасть несколько капель густого, бурого снадобья. Ньери протяжно застонал и затих. Смородиновые глаза закатились; на пол, смешиваясь с кровью, потекла желтоватая слюна. Джено выждал еще миг и ослабил хватку. Ньери спал. — Стрига, — сказал Джемин, поднимаясь с колен. — Должно быть, песенник наложил на него заклятие, чтобы не выболтал врагам, где его искать. — Отличный план. — Лэль вскинул голову. Пальцы его, блестящие от крови, зажимали глубокую рваную рану на шее дьюлы. — Действенный. Дьюла умирает. И я ничего не могу поделать, ибо стригу сотворили песней богов. Юнцинь страшно взвыл и бросился на Ньери, но Джемин поймал его на ходу и прижал к себе. — Мне нужны дивные травы, порошки, снадобья. Что угодно, содержащее целебные чары, — сказал Лэль. — У Ренджуна точно есть. Я сейчас… — Не нужно. — Хёк, не чуя под собой ног, выбрался из каменного круга. — Оберег, что я тебе подарил… Дай его мне, — попросил он и протянул к Джено руку. Подойти ближе боялся. Он знал, что стрига уснула магическим сном, но живот все равно сводило, и к горлу подступала тошнота. Черная от крови пасть с изломанными зубами и обезображенное проклятием лицо вызывали в нем необъяснимый ужас и невыразимую жалость. Этот человек явно не заслуживал того, что с ним сотворил песенник. Джено снял с шеи плетенку и вложил ее в ладонь Хёка. Тот неловко распустил горловину и вытряхнул из нее три цветка меч-травы. Лицо Лэля просияло. Он взял их и, не боясь порезаться об острые лепестки, забросил два цветка в рот. Прожевал до кашицы и наложил на рану. Затем разжевал третий и, приоткрыв губы дьюлы, прижался к ним ртом. Сталагмиты вспыхнули пронзительным алым. Кровь дьюлы, еще миг назад заливавшая каменные плиты пола, впиталась в них, как впитывается вода в губку. Сквозь места соединений камней, их трещины и расколы полился брусвяный свет. Стены дрогнули. Мечи, заграждавшие ниши, зазвенели и с пронзительным скрежетом ушли в камень. Дьюла судорожно вдохнул и открыл глаза. Прежде орехово-карие, они сделались черными, как бычья кровь, и в глубине их мерцало дикое, первородное пламя. — Ну здравствуй, милый, — сказал дьюла и одним слитным, изящным движением приподнялся. — Давно не виделись. Так понимаю, вы снова сели в лужу. Кто на сей раз решил уничтожить мир? Нукер, обронив саблю, рухнул на колени и лбом прижался к полу, а Юнцинь с неприкрытой ненавистью глядел на Лэля. Тот медленно встал и протянул окровавленную ладонь дьюле. — Не так мы должны были встретиться, — сказал он с горечью. — Но без тебя нам не обойтись, Дайн.