Love the Moon

И этот поезд, и этот путь уже знакомы Юнги. Пейзаж за окном навевает чувство дежавю. На самом деле, Юнги ездил на поезде всего дважды. Он вздыхает и кладет телефон на столик перед собой. Он устал от социальных сетей, устал уже целый час сталкерить инстаграм Чонгука, хотя находится в поездке. Если бы Юнги наткнулся на этот аккаунт раньше, будучи незнакомцем, он бы даже не осмелился подписаться. Теперь же он удивляется: как так вышло, что такой аккаунт существует, а он об этом не знал? И не потрудился спросить? Юнги ворчливо вздыхает — оказывается, он и не осознавал, насколько мало интересовался жизнью Чимина все это время. Юнги паршивый друг. Он вновь поднимает свой телефон, вновь нажимает на ник Чонгука. Кнопка «подписаться» кажется очень заманчивой, но он временит и еще раз просматривает последние фото. Подсознательно Юнги ждет первого шага именно от мальчишки — как будто это что-то изменит. Впрочем, для него это изменит многое. Почти все последние фотографии — это селфи или отражение в зеркале, где Чонгук красуется аутфитом. Обычно Юнги не нравятся парни, у которых слишком много своих фотографий, ведь его аккаунт — только творчество и эстетика. Но вдруг, глядя на профиль Чонгука, ему все равно. Тот знает, как выглядеть на фотографиях еще круче, чем в жизни, если это вообще возможно. Юнги открывает последнее фото: это почти селфи, видна только половина лица, мальчишка указывает рукой на скульптуру стрит-арта на набережной реки. Фото загружено более двух недель назад. Другие публикации тоже сделаны со значительной разницей во времени. Но эту — Юнги рассматривает внимательнее. В другом углу видна рука, как он полагает, Чимина. И теперь он задумывается: какой была бы их жизнь, живи они вместе? Как бы проходили их дни? Если бы они с Чонгуком ходили в кофейни, тот готовил бы ему завтраки. Если бы у них были общие увлечения. Юнги облизывает губы и пытается представить себя на месте Чимина. На удивление — там очень комфортно. Он проводит вниз по экрану, чтобы прочитать комментарии, но его палец решает нажать не один раз, а два — и посередине фото вспыхивает красное сердечко. Желудок сжимается. Рот разражается ругательствами. — Что такое? — Ничего, — быстро тушуется Юнги. Он готов поклясться, что внезапно здесь стало уж слишком жарко. Он поднимает голову и пытается изобразить, что все в порядке, хотя никто вокруг и не думает, что что-то стряслось. Юнги глубоко вздыхает и глядит на Тэхена — своего друга, который сидит напротив, опять уткнувшись в мобильный. Сначала Тэхен не собирался ехать с ним в город, и Юнги нравилась мысль о поездке в одиночестве, с музыкой и своими мыслями, но для переезда требуется больше чем две руки и две ноги. Да и Тэхен не мог отказаться от выходных в компании Чимина и Юнги. Для Юнги эта неделя выдалась слишком тяжелой. Два экзамена; долгая поездка на поезде; один прекрасный день дома, где родители изнурили его вопросами про город и Консерваторию, словно рассказов по телефону им было недостаточно. Ему совершенно претит зависимость от других — даже в самых пустяковых вещах. Юнги шумно вздыхает и нажимает на клавишу «подписаться». И, не желая более оставаться на месте преступления, тут же закрывает приложение. Лучше чтобы Чонгук подумал, что это был приветственный лайк, чем поймал бы его на сталкерстве. Ведь эта гребаная фотография, которую лайкнул Юнги, даже не первая в профиле. Тэхен все еще залипает в свой телефон — никаких сомнений, сейчас идеальное время, чтобы надеть наушники и прочувствовать, как нагрянуло одиночество. Но тут... мигает экран мобильного. Из-за низкой активности профиля Юнги думает, что Чонгук не уделяет особенного внимания Инстаграму, но это оказывается не так. Экран вспыхивает двумя уведомлениями — от самого Инстаграма и о новом сообщении. Желудок сжимается еще сильнее. С первого раза даже не удается разблокировать телефон. Может, это выглядит по-идиотски (так оно и есть), но они с Чонгуком почти что не разговаривали после того странного происшествия на диване. А уж после того секс-концерта с Чимином, который Юнги имел прекрасную возможность прослушать полностью, — так тем более. Он открывает чат — и уже знает, что на него подписались в ответ. Чонгук [16:02]: ты поздно Юнги фыркает — получается нервно. Юнги [16:02]: не собирался вообще Чонгук [16:03]: люди подписываются друг на друга как только знакомятся Юнги [16:03]: мне все равно, что они делают ты кстати и сам мог это сделать Чонгук [16:03]: ты лайкнул мне фотку Юнги [16:04]: инстаграм так и работает — необъяснимо, но факт Чонгук [16:04]: на фотке тебе понравился я? Юнги [16:04]: ну не только Чонгук [16:04]: только, если на фотке кроме меня ничего нет Юнги сжимает губы. В переписке нет ни единой паузы, и эта заминка проходит не замеченной — но он не хочет ввязываться в глупую карусель флирта, к которой все и идет. Он задумывается, насколько же быстро Чонгук напишет теперь. Теперь, там, в ожидании ответа Юнги, пристально глядя на свой телефон, словно они разговаривают в живую. Глядя на телефон своими огромными тихо сияющими глазами. Юнги вздыхает; Тэхен смотрит в его сторону и пожимает плечами. Чонгук [16:06]: так что? Очередной шумный вдох. Юнги [16:06]: у тебя есть фотографии и получше Пару секунд Чонгук не отвечает, и он начинает переживать. Это наглый пиздеж. Юнги думает, что Чонгук идеален — и идеален вообще на всех фотографиях: его лицо, его волосы, его настроение всегда на пике самого совершенства. Это почти оскорбление. И хоть Юнги не хочется, чтобы мальчишка считал это фото хуже других, он не собирается признаваться во лжи. Так бывает: пусть он и не против, чтобы другие знали, что он сейчас врет, говорить правду он не собирается. Чонгук [16:07]: ммм поглядите-ка, ты сталкерил мой аккаунт Юнги тихонько фыркает. Теперь ему кажется, что, возможно, палец нажал на лайк не напрасно. Юнги [16:07]: готов поспорить, ты тоже мой сталкерил Чонгук [16:07]: естесьна скучный Юнги [16:08]: более содержательный* Чонгук [16:08]: у тебя почти нет твоих фотографий Юнги [16:09]: инстаграм в котором одни селки — не лучше очередной типичный акк Чонгук [16:09]: тогда нахуя ты лайкнул не умеешь пользоваться фронталкой, хах? на этих выходных мы выложим селку Юнги [16:10]: кто мы Чонгук [16:10]: ты и я Юнги [16:10]: лол нет Чонгук [16:11]: да, хочешь ты этого или нет ты спал в моей кровати, плати Юнги хмурит брови. Он больше не вернется туда ночевать, у него появилась собственная квартира — впереди ждет волнующее, странное, неизвестное. Может, ужасное. Сейчас, когда он проснется, квартира наконец-то будет пуста. Только вот это значит — больше он не найдет аромата кофе у себя в кухне. Прежде чем ответить, Юнги на тысячную секунды вспоминает запах простыней на постели Чонгука. Ночь, когда ему посчастливилось наблюдать за ним спящим. Он тут же старается выкинуть эти мысли; живот начинает сводить от боли. Юнги [16:12]: ты разучился читать? я сказал нет я не люблю селфи Чонгук [16:12]: прости, папуля тогда сочинишь мне песню, маэстро Юнги закатывает глаза и смотрит в сторону — как будто Чонгук может увидеть это и сделать вывод, что разговор окончен. Солнце исчезло, и он выглядывает в окно. Темные облака почти не пропускают свет, поэтому окно показывает только его отражение. Отражение тупой улыбки, растянувшейся на губах, о которой он и понятия не имел. Слава богу, что Тэхен слишком одержим своей игрой в телефоне. Экран снова мигает уведомлением — на этот раз пишет Чимин, и Юнги быстро открывает переписку. Чимин [16:15]: как дела Когда он просматривает свои последние сообщения Чимину, то понимает, насколько редко переписывается с друзьями — они были отправлены целых два дня назад, когда он только добрался до дома. Юнги [16:16]: да вроде бы нормально Чимин [16:16]: во сколько приезжаешь? Юнги [16:16]: около шести Когда Юнги закрывает их чат, на экране появляется другое непрочитанное сообщение — от Чонгука. Приятно знать, что мальчишка не хочет заканчивать разговор. Приятно, что Чонгук делает то, что не рискнул бы сделать Юнги. Чонгук [16:17]: во сколько приезжаешь??? выпьем вечером по пивку? Юнги [16:17]: шкет, да ты уже заскучал по мне совсем я приеду около шести ты снова меня забираешь, как я понимаю Юнги ощущает, как уголок губ начинает тянуться в той же самой улыбке, которую он увидел в своем отражении. И тогда в его теле случается короткое замыкание. В одно и то же время у него возникают два совершенно противоположных чувства. Таких противоположных, что Юнги не знает, чего на самом деле он хочет. Не знает, что говорит ему его совесть, если он подтасовывает свои настоящие мысли — и мысли, которые ему только хо́чется думать на самом деле. Это случается, когда он читает сообщения от Чонгука. Чонгук [16:18]: да наверное, чимин до шести работает, так что да кстати он мне сказал ты в этот раз не один? Юнги несколько перечитывает сообщения, а потом и еще разок. Но пока что не отвечает. Первое, что он чувствует — у него захватывает дыхание. Он взбудоражен. Он не знает, на что отвечает мальчишкино да, но, хоть и вряд ли, — а даже если и так, то это было бы шуткой, — Юнги поджимает губы, взволнованный мыслью, что да подтверждает, что Чонгук по нему скучал. Он вновь перечитывает переписку. Переписку, которая началась точно так же, как и другая, но закончилась совсем иначе, потому что именно этого он и хотел. Холодный и вялый разговор с Чимином — и та инстинктивная улыбка, что рождается на губах Юнги, когда он пишет Чонгуку. Тошно. Тошно, когда он понимает, что хоть и в их разговоре с Чонгуком нет ничего такого, он не покажет их чат Чимину. Лучше Чимину не знать, что они общаются так, тет-а-тет. Юнги [16:20]: ага а я думал чимин рассказывал о тэхене — Ты подписался на Чонгука? — М? Юнги поднимает глаза и натыкается на взгляд своего спутника. На экране все еще виден чат; Чонгук печатает свой ответ. — В Инстаграме. Я видел, как ты сейчас на него подписался. — И как ты это увидел? Тэхен пожимает плечами: — А что такого, тут есть такая функция. Я уже давно на него подписан. В этот момент свет в поезде тускнеет, становится хуже видно внутри и лучше видно снаружи. Юнги ворчит и переводит взгляд на окно. Оранжевый пейзаж проносится мимо. — Так вы друзья что ли? — Типа того? Фыркнув, Юнги снова глядит в телефон, там — ответ мальчишки. Чонгук [16:25]: рассказывал мы даже пару раз переписывались Он хмурится и, прежде чем закрыть чат, бросает взгляд на Тэхена. Не так уж и странно, что эти двое знакомы: страннее, что именно Юнги не знал Чонгука, именно он не потрудился познакомиться с парнем своего друга. Он смотрит на Тэхена, раздумывая, какое первое впечатление на него произвел мальчишка. Если их общение было неформальным. — Ну и как он тебе? За время, пока ты у них гостил, — интересуется тот. — Все заебись, — отвечает Юнги, все еще задаваясь своими вопросами. Таким как Тэхен легко заводить друзей, они ладят со всеми — эта мысль его утомляет. Он уже представляет разговор этой тройки, в котором он будет четвертым лишним. — Так а сам-то он как? Симпатичный, все такое, да? — опять спрашивает Тэхен. — Симпатичный? — Ну, тебе же это важно, да? — Блять, Тэхен. То, что я гей, не значит, что я оцениваю каждого встречного. — Да нет, нет, я другое хотел сказать — я тоже могу оценить кого-то. Просто обычно меня об этом не спрашивают. А ты, пф, забей. Вот же злюка. Юнги в очередной раз закатывает глаза и выбирает уставиться в окно, хотя и не может сконцентрироваться ни на чем другом кроме взгляда Тэхена, которым тот все еще его сверлит. За разговором время в дороге прошло бы быстрее, но Юнги не хочется обсуждать Чонгука. Это было бы странно. Уж тем более — обсуждать его симпатичность. Черт, может, вопрос Тэхена и правда тупой, но Юнги и сам думал об этом с первой же встречи с мальчишкой — куда больше, чем могло бы казаться. Он просто старый извращенец — никому не положено знать об этом. — Юнги. — Что. — Не пойми неправильно. Я совершенно спокойно отношусь к тому, что вы геи, и не хочу, чтобы ты думал иначе. Юнги фыркает и отмахивается. Они не часто разговаривают, но Тэхен совсем не изменился. Чимин признался Юнги в своей ориентации еще в колледже. Будто бы тот не знал. Будто Чимин не знал, что тот чувствует то же самое. Юнги не очень-то нравятся ярлыки — однако они нужны, чтобы в голове был порядок. Хотя бы временный. Тэхен крутит свой телефон в руках, в его тоне слышатся нервные нотки: — Знаешь, что? У нас с Чимином кое-что было в выпускном классе. Глаза Юнги распахиваются, и взгляд мечется к Тэхену чуть ли не быстрее, чем тот договаривает. На секунду даже возникает сомнение: а вдруг Тэхен сказал это только чтобы привлечь потерянное внимание? — Секс? — Ну, не то чтобы... это было редко. Когда мы пили, все такое, сам понимаешь. Мы не прямо уж трахались, так, обжимались. Дурачились. Юнги издает скептичный смешок и потирает лоб. — Это называется любопытство. — Нет, никто из мужчин никогда меня не привлекал. Никто кроме Чимина. Это было чем-то другим, типа родства душ. А еще он классно целуется. Юнги корчит лицо, чтобы скрыть смущение. — Знаешь, мне все равно, как он целуется. Тэхен нервно посмеивается; его щеки краснеют. Юнги неловко, но в то же время — ему его жаль. Не обязательно было рассказывать про Чимина, чтобы Юнги поверил, что у Тэхена нет неприязни к геям. Хотя никогда не помешает узнать, что твои друзья втихую дурачились за твоей спиной. — Честно, ничего серьезного не было. Он мне не нравился, ничего такого. Только мне кажется, вот я ему — да. — Естественно, ты ему нравился. Это жестоко, — отвечает Юнги. — Эй, он тоже же кайфовал. Я так думаю. Это были глупости, никаких разбитых сердец. Короткое молчание обозначает конец разговора. Юнги делает невозмутимый вид, но внутри он еще удивлен. Может, Тэхен и легкий на подъем экстраверт, но он не из тех, кто напивается и экспериментирует в постели. Юнги всегда казалось, что они с Чимином как братья. Два подростка в одной семье. — Я рад, что у него есть парень, — произносит Тэхен. — Чимин заслуживает всего самого лучшего. * Юнги нажимает на кнопку воспроизведения, и музыка начинает гудеть у него в ушах. Небо сейчас потрясающей красоты. Уже почти ночь — а вернее, тот самый момент, когда солнце уже зашло, но на горизонте еще остается свет. Бархатный, сине-пурпурный. Это самое лучшее время дня. Наполненное эстетикой. Здорово иметь возможность насладиться им в одиночку, погруженным в собственные мысли, глядя на такой восхитительный вид, даже если на самом деле ты окружен людьми. Если чувствуешь, будто бы ты один во всем мире, вовсе не обязательно и вправду быть одному, чтобы получить удовольствие. Юнги долго затягивается сигаретой и достает телефон. Единственной фотографии с настройками цвета и яркости уже достаточно, чтобы этот момент был запечатлен на дисплее еще более неописуемым. После фотографии он открывает Инстаграм. Уже по привычке чуть пролистывает ленту вниз, — чтобы проверить, не запостил ли что-нибудь Чонгук, — и только тогда выкладывает фото в сторис. Оно идеальное, даже не требует фильтра. На нем — длинный проспект, кишащий машинами и людьми, что спешат либо на работу, либо уже домой, и исчезающий бархат неба за огромными зданиями. Юнги ощущает идиотский прилив гордости, поэтому приходится посильнее сжать губы, чтобы не расплыться в еще более идиотской улыбке. Но это ненадолго. Небо прекрасно, момент волшебен, спешка и суматоха людей заглушается музыкой в наушниках — он в полном одиночестве упивается своим заслуженным отдыхом. Но даже сейчас, словно такова его натура, первое, о чем подумал Юнги — запостить свой снимок, чтобы все увидели, как сильно он зависит от иллюзии независимости. Иронично. Нелепо. Он вздыхает и решает убрать телефон обратно в карман, читая себе нотацию по поводу современной общественной этики. Сигарета почти закончилась, а Юнги едва покурил. Он вновь делает затяжку и морщится от отвращения. На вкус ужасно. На запах — тоже. Все его волосы и одежда провоняли дымом. Ему всегда нравилось пахнуть мягко, но интенсивно, как, например, пахнет кофе. Или Чонгук. Если бы мальчишка был сейчас рядом с ним, Юнги не нуждался бы в сигарете, так как не захотел бы испортить момент. Не делая новой затяжки, он раздраженно бросает ее на землю и давит подошвой кроссовка. Будь Чонгук рядом, пальцы Юнги бы не воняли пеплом. Холодает; ему приходится сжаться, чтобы не задрожать. Он ждет уже более двадцати минут, стоя на углу своей улицы, которая выходит прямо на проспект. Его новая квартира его угнетает. По крайней мере, сейчас, когда цель Юнги — дождаться приезда Чимина с Чонгуком, а не плюхнуться спать. И тем более — когда рядом непоседа Тэхен. Чимин позвонил около часа назад — дал знать, что они выходят. Юнги делает глубокий вдох и засовывает руки в большие карманы куртки. Его еще никогда так не беспокоил визит гостей. Вчера они едва побыли вместе: Чонгук появился на вокзале вместе с Чимином, и они забрали их, чтобы быстро поужинать в дешевом ресторанчике неподалеку. Каждый раз, когда Тэхен и Чонгук переглядывались или вели беседу, Юнги долго ломал голову над тем, какие же отношения их связывают — хотя встреча проходила почти формально. Может, за исключением некоторой предыстории. И пусть с мальчишкой он не разговаривал, чувствуя еще бо́льшую неловкость из-за общения в Инстаграме, Юнги верит — все это к лучшему. Если они сведут контакты в реальной жизни до минимума, никаких проблем у них не возникнет — не на фоне того, о чем он думал все это время. Он все еще ощущает себя идиотом, когда вспоминает, что на какой-то момент ему показалось, что он влюбился в парня своего друга. Песня заканчивается, и его друзья появляются из-за угла. Они несут сумки — снэки и выпивку; грядут дружеские посиделки, которых у Юнги не было уже давно. Нервный вздох, и он убирает наушники в карман куртки. В итоге они ужинают китайской кухней. Заказано много, и хоть они даже не голодные, все закуски сметаются подчистую. Если свет приглушен, а атмосфера тепла, здесь очень хорошо. Стены серые, но их красят оранжевые всполохи ламп. Юнги облокачивается на спинку дивана и кружит пальцами по животу, тогда как остальные погружены в беседу, которая началась уже очень давно. Но Юнги вышел из нее еще раньше. Он сидит на диване рядом с Тэхеном, Чимин и Чонгук — напротив, на двух маленьких пуфиках, по раздельности. Юнги не из тех, кто не отлипает от своего парня в отношениях, но видеть их, сидящих так, а не на диване, все еще цепляет взгляд. Впрочем, он и не из тех, у кого есть парень. Чонгук поднимает голову и смотрит ему в глаза. Юнги слишком расслаблен, чтобы отвернуться. Мальчишка улыбается и предлагает ему еще пива. Его щеки румяные — мило. Глаза влажно блестят от градуса в крови, и нельзя не признать, что это делает их лишь прелестнее. Привлекательнее. Юнги отвечает улыбкой и принимает пиво. Тэхен и Чимин в самом разгаре своих бурных обсуждений, и им не хочется их прерывать. Те смеются со своих шуток, одновременно выдают одни и те же анекдоты, как потерянные близнецы. Чонгук быстро присоединяется к разговору, а Юнги даже не пытается. Его разум дрейфует между алкогольным забвением и покрасневшими щеками мальчишки. С этого места можно хорошенько его рассмотреть, и никто этого не заметит. Потому что никто не подумает, что Юнги станет его рассматривать. Хоть и холодно, тот в футболке — такой широкой, что из-под воротника виден кусочек медовой кожи груди. Юнги благодарит небеса за родинку на его шее. Он отпивает пиво и признается себе в том, что когда он пьян, то не способен перестать думать о теле Чонгука. Тем более, когда оно перед ним в живую. Юнги вздыхает; его легкие плывут в грудной клетке. Атмосфера слегка напряженная, несмотря на то, что их тут всего четверо — этой причины достаточно, чтобы направиться на улицу покурить. Воспоминания о Тэхене и Чимине приносят с собой головную боль. По пути к двери он все больше чувствует ледяной холод, поджидающий его на улице. Юнги спускается по лестнице и напрягает тело, готовясь выйти наружу. Он не накинул куртку, пошел только в зеленом коротеньком свитере. Он идет курить, не взяв пачку сигарет, все еще пытаясь обмануть себя, что хочет подышать воздухом, а не сбежать от своего прекрасного мучителя. Достаточно поздно, но на проспекте еще есть машины. Снаружи здания тихо, ни намека на хохот парней, на их скандальные обсуждения. Несмотря на холод, Юнги это ценит. Его желудок сжимается, когда он слышит шаги вниз по лестнице. Сначала выходит его сосед вместе со своей девушкой, одетой явно на вечеринку. Они уходят. А потом — выходит Чонгук. — Куришь? — Типа того. На секунду Юнги кажется, что он покинул свое тело, чтобы взглянуть на себя со стороны во время ответа — выглядел смешно. Вздох; он снова овладевает собой. Это не детские игрушки, они оба взрослые люди. И их взаимоотношения ничем не отличаются от нормальных. Юнги оглядывает мальчишку с головы до ног, потому что тот все еще в футболке. — Ты кто такой? Тебе не холодно? Уже почти ебучий ноябрь. Тот ухмыляется и потирает руки. — Я могу вытерпеть. — Пришелец, — такой вердикт выносит Юнги. После каждой фразы возле их ртов клубится пар. Какое-то время они стоят в тишине; машины движутся по проспекту, словно разрезают асфальт. Чонгук наконец замечает низкую температуру и напрягается, засовывает руки в карманы. Юнги глядит на него, прислонившись спиной к стене; его зеленый свитер не полезнее тонкой футболки Чонгука, но определенно разумнее. — Тэхен отличный парень. Такое чувство, что мы старые друзья, — вдруг говорит Чонгук. Юнги хмыкает и кивает. Ему все еще слабо понятно, как он сам умудряется дружить с Тэхеном, ведь у них едва ли есть что-то общее. Наверное, так работают преступные группировки. То, чего тебе не хватает, ты берешь у других. — Ага. Он очень заботливый. — Да? Кажется, они с Чимином отлично ладят. Тэхен даже обнял меня, когда впервые увидел — просто за то, что я парень Чимина, хотя мы толком-то не знакомы. — Я тоже вел себя мило при первой встрече, — хмыкает Юнги; его взгляд потерян среди огней светофоров. Чонгук говорит быстрее обычного. Приподнятость от алкоголя ему идет. — Достаточно просто взглянуть на него — и сразу поймешь, что он отличный парень. Да, он кажется немного странным, но это хорошо, я еще никогда не встречал похожих. Юнги ворчит и отводит взгляд туда, куда не может посмотреть Чонгук. Не то чтобы его волнует, что тот говорит о Тэхене, или что ему не хочется, чтобы Чонгук уделял внимание новому парню в компании. Не то чтобы его одолевает вопрос, какие отношения их связывали до встречи в живую. Юнги трет глаза рукой и вспоминает, что существует Чимин, что вся его переполненная чаша эмоций совсем ничего не значит. Чонгук продолжает болтать о Тэхене, когда Юнги спрашивает: — Что ты подумал, когда мы впервые встретились? Стоит поблагодарить пиво, ну, или что-то покрепче — ведь на какое-то время он почти забывает волнение. Чимин существует, снова думает Юнги. — Ну, ты меня не обнял, это все меняет. Он поворачивается, чтобы взглянуть на мальчишку. — Я не обниматься приехал, но дело даже не в этом. Что ты тогда подумал? — настаивает он. — Тебе не нравится, когда тебя обнимают? Ты поэтому так напрягаешься, когда я тебя касаюсь? Юнги фыркает и трясет головой; он замечает, что Чонгук пытается направить их разговор в другое русло, более интересное ему самому — или в то, которое просто легче. Дело не в объятиях. Дело только в самом Чонгуке. — Есть люди, которым трудно дается физический контакт, — сдается Юнги. — Кошак. Чонгук облизывает губы и чуть наклоняет голову, глядя ему в глаза и раздумывая о том, о чем не получается сказать вслух. — И все же, знаешь, если быть осторожным, и кошку можно погладить. Юнги делает вдох и отводит глаза обратно — к безопасности уличных огней. Он не знает, что думать о Чонгуке. Он никогда не поймет его до конца. — Вернемся к моему вопросу, — настаивает он. Чонгук вздыхает и улыбается — тоже сдается. Его взор устремлен к темному небу, руки засунуты в карманы; Юнги готов поспорить, что они уже полностью заледенели, но даже теперь мальчишка не возвращается внутрь за курткой. Он дает ему время подумать — услышать ответ просто необходимо. Чонгук пожимает плечами. — Честно, не знаю, я понятия не имел, какой ты. Ты выглядел не очень милым, но Чимин заверял, что ты такой, поэтому я просто ждал. Юнги мычит: наполовину удовлетворенно, наполовину — нет, ведь он рассчитывал на ответ получше. То, что мальчишка дрожит от холода, его нервирует; нос Чонгука начинает краснеть в темноте. Что еще хуже — Юнги чувствует, как от вида изгиба груди Чонгука и его затвердевших сосков, которые проступают через футболку, хоть та и довольно широкая, у него на руках приподнимаются волосы. Он сжимает зубы и продолжает пялиться перед собой, защищая себя физически и морально. — Ты остаешься такого же мнения? Тот бросает в его сторону беглый взгляд и говорит обратное. — Мне нравится, какой ты, правда. Я как будто чувствую, что ты меня понимаешь. На самом деле, мне бы хотелось узнать тебя еще ближе, — улыбаясь, вздыхает он, и вздох превращается в пар. Теперь его нос уже полностью красный от холода, а щеки — от алкоголя, а глаза — от чувства стыда. — Но ты мне не позволяешь. Юнги делает глубокий вдох и прячет довольную улыбку — даже он сам не знает, почему она появилась. — Не стоит так быстро доверять людям. — Я не доверяю людям, я доверяю тебе. Чонгук думает, что говорит это по вине алкоголя, но эти слова все равно остаются правдой. И вместе с тем — только малой частью того, что он на самом деле имеет в виду. Он знает: между ними с Юнги есть что-то особенное. Может, не такое уж уникальное, но достаточное, чтобы это беречь. Он потирает нос и ладони — его устойчивость к холоду слабеет с каждой секундой, особенно когда он глядит на Юнги, которому явно хватает свитера. — В том смысле, что если Чимин тебе доверяет, то я тоже хочу. Мне не хочется быть Чонгуком-парнем-Чимина. Я хочу быть Чонгуком, заглавной буквой и точкой. Прикусывая губу, чтобы не рассмеяться, Юнги с насмешкой глядит на мальчишку; градус в крови чуть смягчает идиотизм ситуации. Чонгук все еще трясется, и Юнги осознает, что пусть тот на грани обморожения, ничего об этом не скажет. Смирившись с его упрямством, он цокает языком и кладет руку ему на плечо, чтобы начать легонько потирать кожу в попытке его согреть. — Твоя очередь. Что ты обо мне подумал? — спрашивает Чонгук. Юнги иронично хмурится. Как и на некоторые другие, он никогда не сможет ответить на этот вопрос — ирония в том, что его задает именно Чонгук. — Что вы с Чимином ужасная пара. Чонгук посмеивается, выпуская изо рта пар, и даже чуть наклоняется вперед, чтобы согреться смехом. Что бы он ни делал, это кажется Юнги милым. Слишком милым. Юнги сжимает губы и лишь пару секунд спустя замечает, что не может оторвать от мальчишки взгляда. Как тот двигается, как говорит... слишком уж привлекательно. Словно Чонгук это кусочек искусства, совершенный, готовый увидеть свет, но — куда более теплый, живой. Юнги выдавливает слабую невеселую улыбку и наблюдает за тем, как зубы мальчишки нарушают безмятежность его ранее сомкнутых губ. Нет ни шанса выдержать прелесть этой улыбки. — Ты сказал, что не хочешь причинить ему боль, ведь так? Улыбка исчезает; Чонгук поджимает уголок губ. Если бы его лицо не румянилось от холода и алкоголя, Юнги мог бы сказать, что никогда еще не видел Чонгука настолько серьезным. — Да. После его ответа Юнги долго не говорит ни слова и просто смотрит. Его рука все еще лежит на плече Чонгука, продолжая гладить его сквозь тонкую белую футболку. От своего вопроса Юнги становится мерзко. Из-за внезапно возникшей слабости ему нужно убедиться, что Чимин существует, что все это — только мимолетная фантазия. Но человек — существо гнилое, а потому все, что остается делать Юнги, только не сворачивать на кривую дорогу. — Что я подумал, когда увидел тебя — что ты типичный мудак-сердцеед. Ему бы хотелось, чтобы это оказалось правдой. Выражение лица Чонгука меняется снова, утрачивает напряжение — и теперь граничит с усмешкой, хотя мальчишке и неизвестно, правильно ли он понял это признание. Он трясется от холода и нервного возбуждения. Теплая рука Юнги на плече не помогает от наступающей гипотермии. Чонгук подходит поближе. — Надеюсь, это изменилось. Юнги зол на себя. Он видит отражение уличных огней на фарфоровой коже Чонгука и думает: что бы он ни чувствовал и как бы это ни называлось... оно исчезнет. Он кивает. Чонгук сжимается в комок и произносит: — Я знаю, тебе это не нравится, но блять, может, обнимешь уже меня наконец? Юнги чувствует удушье. — Ты же пиздец как задубел, да? Тот улыбается изо всех сил. — Для укрепления дружбы? Ледяной ветер пронизывает Юнги до самых костей, и сама мысль о том, что его почувствует и Чонгук, больно укалывает его в сердце, заставляет считать мальчишку невероятно глупым. Цокнув языком, он поворачивается и раскрывает руки, чтобы тот подошел. Юнги не видит его игривой ухмылки, но представляет ее. Когда Чонгук обнимает его за шею, он напрягается — ему казалось, именно он положит руки на плечи мальчишке, чтобы как-то согреть. Однако он не решается притронуться к его телу. Чонгук прижимает его еще крепче, пока Юнги не начинает жаловаться. — К тому же ты маленький и обнимательный. — Отъебись! — пытается ворчать тот, хоть и заглушается плечом Чонгука. Чонгук смеется и стискивает сильнее, Юнги безуспешно извивается в его руках; но когда смех стихает, бороться перестает. И после еще одного выдоха и мысленной обороны против любого раскаяния, что снова норовит заползти в его мысли, прижимается ближе и обнимает его за талию. Чонгук довольно пыхтит. Уже через пару секунд Юнги чувствует, как тепло возвращается в тело мальчишки. Похоже на то, как если бы они были голыми: отсутствие слоев ткани позволяет теплу передаваться быстрее. Но все это странно. Они могут быть пьяны, Чонгук может желать быть ближе, но Юнги не обнимает бойфрендов своих друзей только из-за этого. Особенно если эти гребаные бойфренды этих гребаных друзей — те, в кого он влюблен. И уж тем более если эти гребаные бойфренды этих гребаных друзей одеты лишь в тоненькую футболку с короткими рукавами, через которую он ощущает каждое ебучее очертание прижатого к нему тела, изгиб твердой груди и точеность талии в его руках. Чонгук этого не поймет. Юнги закрывает глаза и старается дышать как можно спокойнее; тишина больше вводит в оцепенение, чем в неловкость. Он легонько трясет головой и напрягает живот, наполовину случайно, наполовину намеренно поглаживая шею Чонгука носом. Мальчишка тихо скулит ему на ухо, приходится со всей силы укусить себя за губу: тот не идиот — заметит растущую выпуклость в штанах Юнги. Может, Чонгука это и позабавит, но вот он больше не выдерживает. — Хорошо, хватит, — Юнги пытается улыбнуться, чуть отрываясь, чтобы взглянуть в глаза. — Пойдем уже внутрь. Чонгук улыбается в ответ: слабо, согласно. А потом — ничего. Никто из них не двигается, даже не дышит. Но и не отводит взгляда. Вдруг Юнги чувствует, что его губы дрожат. Он знает, что-то явно не так. Чонгук трясется от холода и не двигаясь прижимается ближе; его грудь все еще сомкнута с грудью Юнги. Лишь на мгновение тот опускает взгляд на губы мальчишки — и жалеет, что уже не может поднять обратно. Слишком соблазнительно. И то, что Чонгук не двигается, совсем не делает ситуацию проще. Юнги хочет спросить его, чего он хочет. А больше всего на данный момент он желает узнать — заче́м Чонгук это делает. Почему не останавливает, не отталкивает. Юнги пытается сжать свою грудь, чтобы тот не услышал трепет его дыхания; они бессмысленно пялятся друг на друга, будто два истукана. Только для Юнги смысл есть. И этот гребаный смысл — Чонгук. Чонгук это гребаный триггер. Существует Чимин — и нет никаких оправданий тому, что мальчишка напротив сводит Юнги с ума. Кожа Чонгука идет мурашками от мороза и близости, и его кожа делает то же самое. Тот приоткрывает губы, и Юнги смотрит ему в глаза, не выдерживая такой откровенной картины. Вот только Чонгук говорил, что не сделает Чимину больно, и Юнги верит в эти слова. По крайней мере, пытается. Даже если они сейчас оказываются там, где он никогда в жизни не сможет объяснить, почему они оказались. — Чонгук. Серьезно. Юнги вздыхает и с улыбкой машет в сторону входа. Чонгук послушно кивает. Может, он и не догадывается. Или Юнги так хочется думать. Внутри все еще шумят ничего не подозревающие голоса. * Следующий день длится для Юнги 48 часов. Каждый из них он проводит в постели. Обычно нет ничего прекраснее чем валяться в кровати без дела — но не тогда, когда есть ядовитая мысль, которая утомляет настолько, что даже кровати уже недостаточно. Юнги кажется, что весь мир для него чужой. Прямо сейчас он чувствует себя ребенком: последний день, когда Тэхен в городе, а он никуда не пошел. Тот, конечно, пошел — вместе с Чонгуком и Чимином они провели день на улице, изучали достопримечательности и хорошие рестораны, гуляли по набережной реки. В общем, всякое такое говно. Юнги остался дома под предлогом плохого самочувствия. Он не знает, поверили ли они, — или же просто, как и всегда, смирились, — теперь это не важно. Важно лишь то, что он наконец-то один, хотя, может, это и не лучший исход. Сейчас, вопреки его воле, в голове Юнги нет ничего кроме воспоминаний о прошлой ночи. Он уже дважды принимал душ. Ему нравится ванная комната в новой квартире: не слишком большая, но просторная, не слишком минималистичная, но современная. Душевая довольно широкая и отделена от остальной части комнаты стеклянной ширмой, на которую можно хорошенько облокотиться без лишней осторожности, что она треснет. С последнего приема душа Юнги лежит в постели уже два часа — ему начинает казаться, что помыться еще один раз будет отличной идеей. Словно плохие мысли можно смыть с помощью воды и мыла. Думая о Чонгуке, он набирает максимально возможное количество воздуха в легкие. Прошлой ночью, вернувшись в дом, они с мальчишкой больше не разговаривали. Не потому, что не хотели. Не потому, что Юнги не хотел смотреть на Чонгука — а потому что тот не оставил и сантиметра между собой и Чимином. Вернее, его коленями. Когда они вернулись в дом, то увидели, что Чимин уже оккупировал место Юнги на диване, рядом с Тэхеном, и Чонгук без промедления уселся на него сверху. Юнги ворочается и цокает языком; эти мысли вызывают мурашки, и ему не нравится признаваться в этом. Он вновь был четвертым лишним, наблюдающим со стороны — уже не за разговором, а только за Чонгуком. На то были свои причины. Четвертый лишний сидел на точно так же оставшемся лишним пуфике и наблюдал за тем, как Чонгук поглаживал Чимина, пока тот болтал с Тэхеном — и ситуация усугублялась. Юнги не знал, как это понимать. В тот момент Чонгук действовал сознательно, им обоим это было известно. Его щеки краснели от трения с шеей Чимина, едва потревоженным его вмешательством — уж слишком тот был увлечен разговором с Тэхеном. Но рукой он все же держал Чонгука за задницу. Будто бы им не хватало места. А Чонгук поглаживал его волосы и оставлял маленькие поцелуи за ухом. Будто бы они были наедине. И Юнги, как идиот, наблюдал за ними со своего идиотского пуфика. Сжечь этот пуфик к чертям. Он все понял. Чимин прилюдно заявлял права на Чонгука. Заявлял, что он существует, и это милое личико просыпается каждое утро в его кровати. Юнги фыркает и яростно трет глаза. Чонгук, в свою очередь, просто хотел показать — Чимин единственный, кто может его ебать. Среди холодных серых стен раздается полный горькой иронии смех. Юнги сглатывает эту горечь и свои угрызения совести. Он прекрасно понимает, от какого чувства болит его сердце. Ебаная ревность. Но Чимин ничего у него не крал, никто не покушался на его сокровища. Никаких сокровищ и не было — ничего ему не принадлежит. И Чонгук ему тоже не принадлежит — ни одной клеточкой тела. Нахуй Чонгука. Ангелы любят держать все в своих руках. Он снисходит до Юнги, — Чонгук, чистая невинность, — а затем просто оставляет его одного со своими грехами. Сейчас его друзья, должно быть, пьют кофе в кофейне неподалеку от станции. Они как обычно смеются — вокруг Чонгука все всегда улыбаются. Юнги закрывает лицо руками и хочет исчезнуть. Он не должен был обращать на него внимания, особенно с первого взгляда. Ему не следовало смотреть на мальчишку, не следовало думать о нем чуть глубже — потому что существует Чимин. Чонгук — это полная глупость. Это просьба о невозможном. Это любить луну. Ладони Юнги влажные от его дыхания. Он хочет, чтобы Чонгук исчез из мыслей. Его тело, их взаимоотношения, все случившееся говно, не имеющее объяснения. Гребаное искушение. Но... это так не работает. Юнги теряет интерес только когда забывает или разочаровывается в человеке. Прошлой ночью мальчишка вел себя отвратительно — и все равно не разочаровал. Юнги ненавидит его поведение, ненавидит его лицо, ненавидит, как тот сидел на Чимине — и ему все равно хотелось встать со своего дурацкого пуфика, схватить его за руку и заставить доделать то, что они начали на улице. Юнги мечтает лишь об одном: чтобы Чонгук не стал ему другом — и он смог бы возненавидеть его и причинить ему боль. В конце концов, Юнги никогда не говорил, что святой.