Love the Moon

Как только начинаешь к чему-либо привыкать, все уже не так плохо, как кажется. А кажется все хуевее некуда. Каждый аспект жизни Юнги. Он тоскливо вздыхает: поначалу он не представлял себя на публичной работе — а теперь молит, чтобы хотя бы кто-нибудь зашел в магазин. Будь у него интернет, он бы не умирал целый день от скуки. Место крошечное, почти кладовка — всего три полки, которые набиты тем, что нужно людям в два часа ночи, а больше негде купить. Спасибо Господу, что у него хотя бы не ночные смены. Юнги начал работать всего три недели назад, а ему уже кажется, будто он здесь торчит всю жизнь. Он успел выучить весь порядок фасовки и даже может рассортировать моющие средства по регистрационному номеру. Если поразмышлять, он слишком много времени проводит в одиночестве. Звенит автоматическая дверь: это сигнал, что пришел новый покупатель. Юнги оборачивается, и уголок его губ тянется в улыбке. Этот месяц длился дольше, чем любой другой период в его жизни. Благодаря тому, что в столице не бывает дефицита подобных вакансий, у Юнги не возникло проблем с работой, хотя поначалу он отбросил идею батрачить простым продавцом в круглосуточном магазинчике. Но сейчас ему кажется, что с этой работой справится даже шимпанзе. Помимо, конечно же, его блестящего профессионализма. Ни один шимпанзе не посягнет на его доплату. Мальчишка, его «покупатель», ходит между стеллажей, не ища ничего конкретного, но глядит на каждую полку. Юнги вновь утыкается в телефон и позволяет ему разгуливать по магазину. Такие дни, как сегодня, дни, когда здесь нет менеджера, самые лучшие дни. Даже когда ему скучно, Юнги предпочитает скучать в одиночку. В этом месяце он прятался за иллюзией, будто бы все в порядке. Создавал ее на своем лице, на всем, что его окружало. Добавлял иллюзию в каждый свой шаг по улице, в каждый звонок и в каждое смс. В каждую мимолетную встречу, в каждый звон холодных стаканов пива. Мальчишка делает еще круг по магазину и наконец останавливается на пакетике чипсов со вкусом барбекю. Юнги поднимает взгляд лишь тогда, когда пакетик падает перед ним на прилавок. Время нихрена не лечит, но ты, несомненно, становишься более толстокожим. Привыкаешь к огню. С каждым разом, когда Чонгук смотрит, Юнги уже не так тяжело. Он чувствует куда меньше вины, чем могли бы внушить ему глаза Чимина. — Купи мне банановое молоко. Юнги поднимает голову и встречается со своим любимым пристальным взглядом. Он и не заметил, как Чонгук взял из холодильника бутылочку, которую теперь кладет на прилавок к чипсам. — Нет. — Ой, да брось, я твой единственный постоянный покупатель. Юнги скомканно фыркает и делает вид, будто интересуется чем-то в своем телефоне. — Это не мой магазин, а даже если бы был и мой, я бы заставил тебя платить даже за самую малюсенькую мармеладку. Чонгук злобно пыхтит и в поисках денег засовывает руки в карманы. Должно быть, снаружи холодно: кожа рук сухая и красная. Юнги глядит, как он неторопливо считает монеты. — Мне хватит только на что-то одно, — говорит мальчишка. Юнги невозмутимо приподнимает бровь в ожидании продолжения. Чонгук смотрит ему в ответ и так невинно поджимает губы, что становится очевидно: он просто притворяется. — Тебе что, двенадцать? — Эй, я не хожу на учебу с пачками денег в карманах. — А надо бы. Ты взрослый парень. Ты должен быть в состоянии платить за свое банановое молоко. — Хорошо, — отвечает Чонгук, закатывая глаза и оставляя бутылочку в холодильнике. — Тогда мне только чипсы. Сдерживая улыбку, Юнги хватает пакетик и проводит им по сканеру штрих-кодов. Ничего такого: обычно мальчишка заходит после учебы — за чем-нибудь конкретным или же просто поошиваться вокруг. И Юнги бессилен против того, как обожает эти моменты. Чонгук всегда именно такой: щеки красные от мороза, волосы торчком от ветра. И пусть они не так часто разговаривают, Юнги счастлив хотя бы видеть его лицо. Ему страшно, что когда мальчишка наконец осмелится порвать с Чимином, и э́то тоже закончится. Он выглядывает в большое окно у входа — через пару секунд они будут уже не одни. — Может, твой парень жаждет за тебя заплатить, — бормочет Юнги, кивая головой, чтобы Чонгук обернулся. Чимин заходит с улыбкой, приветственно машет обоим: в руке — бумажный пакет из Макдональдса, на губах — блаженный вздох облегчения после рабочей смены. Они отвечают ему улыбкой. Улыбка Юнги держится недолго. — Никто не сказал, что тут сегодня тусовка, — говорит Чимин и целует Чонгука в щеку. Мальчишка наклоняет голову и смущенно зарывается пальцами в его волосы. Теперь все, что происходит между ними троими, стоит под большим вопросом. И Юнги с Чонгуком не в силах повлиять на то, чтобы это перестало быть такой странной хуйней. — Можешь купить мне банановое молоко? Твой друг жадина. Чимин задумчиво кивает и, подойдя к холодильнику за той же самой бутылочкой, которую пару минут назад там оставил Чонгук, лезет в карман за бумажником. Чонгук дарует Юнги улыбочку. Тот закатывает глаза и возвращается к экрану мобильного, который уже погас. — Завален работой? — вернувшись, спрашивает Чимин. — Ага, целых несколько человек, — хмыкает Юнги. — Но да, пока мой босс не женился и его жена не открыла ему глаза на то, что тут нет никаких перспектив, я получаю деньги. — Вот и славно, — улыбается тот. — К слову о тусовках. Завтра я встречаюсь с Намджуном, так давно уже с ним не виделись. Может, тоже захочешь пойти? — Да, он пойдет, — быстро вставляет Чонгук. — Я не сказал, что могу. Пока не знаю, какие планы на завтра. — Завтра суббота, какие могут быть планы? — настаивает мальчишка. — Сумасшедшая ночка в компании бананового молока для взрослых парней? Юнги цокает языком, а Чимин смеется, хотя понятия не имеет, о чем эта шутка. Юнги забирает деньги, которые друг оставил ему на прилавке, и смотрит, как Чонгук открывает пакетик чипсов. — Думаю, завтра дам знать. — Будет весело, — зазывает Чимин, — Намджун очень классный парень. Чонгук согласно кивает; чипсы уже во рту, пальцы красные от приправ. Юнги совсем не тусовщик, но ему бы хотелось влиться в эту культуру — к тому же он никогда не отказывается от приглашений друзей. Проблема в том, что теперь он не может свободно дышать, когда вокруг много людей, включая Чонгука. Это больше чем просто сложно. Юнги вздыхает и пожимает плечами. Все так перекрутилось, что он уже едва знает, что случилось на самом деле. * Юнги опускает взгляд вниз и замечает, что на его ботинке развязан шнурок. На улице очень холодно, но он все равно сидит на скамейке снаружи. Завязав шнурки, он задумывается о том, как давно у него эти ботинки — сегодня стоило надеть что-нибудь получше. Не то чтобы они идут в какой-то шикарный клуб, но, может, надо было одеться иначе. Теперь каждое переодевание стало сопровождаться волнением. Теперь, стоя перед шкафом, Юнги колеблется, надеть ему ту или иную вещь, что же из этого понравится Чонгуку. Будто это должно его волновать. Он закусывает губу и шумно вздыхает от скуки. Они больше не говорили о том, что случилось, хотя постоянно об этом думают. Юнги глядит на свои ботинки: они напоминают ему о матери. Конечно же, не о ней самой. Просто они рождают мысли о доме. Жизнь изменилась, и все сложилось совсем не так, как он этого ожидал. Ни в одном из аспектов. Друзья как всегда опаздывают. Но Юнги не злится, хотя и не любит, когда люди приходят не вовремя. Он вышел из дома на десять минут раньше нужного — не мог усидеть на месте из-за тревоги. Чуть позже из-за угла возникает Чонгук. Юнги поднимает взгляд вверх — тот машет и улыбается. Юнги не может ужиться с мыслью, что его жизнь вроде как наладилась. Ему не хочется в это верить: он день за днем, снова и снова переживает страдания. Словно что-то стоит поперек его горла и мешает дышать. С каждым днем проблема все дальше и дальше, но она отдаляется на такой низкой скорости, что Юнги задыхается каждый раз, когда говорит с Чимином — и все равно не может не говорить, что было бы еще более эгоистично. Им нужно просто похоронить случившееся, словно этого не было. Проблема в том, что Юнги хочется верить, что оно было. — Один? — спрашивает он у Чонгука. — Они немного отстали. Такие черепахи. Голос Чонгука доносится издалека, пока мальчишка подходит к Юнги; дыхание быстрое, будто бы он бежал, и изо рта идет белый пар. Юнги смотрит за каждым шагом, до тех пор пока Чонгук не встает прямо перед ним. Его движения очень аккуратные. Всегда — даже в обыкновенной ходьбе, даже когда он просто машет рукой. Чонгук подходит так мягко, словно он и стоял здесь с самого начала. Юнги глядит на него снизу вверх — кажется, мальчишка тоже начинает нервничать. — А ты хотел бы, чтобы я был один? — Чонгук пожевывает губу. Щеки надуты. Глаза влажно сияют от холода — ладно, они сияют вообще всегда. Юнги не отвечает, но чувствует, как напрягается его горло. Впечатление, что везде понаставлены камеры, микрофоны и датчики сердцебиения и температуры тела. — Чонгук, — предупреждает Юнги. — Просто шутка, я знаю, — улыбается тот, — тебе не обязательно быть моим лучшим другом, но и избегать меня тоже не надо. Юнги усмехается и отводит взгляд. Единственное, что он считает необходимым, единственное условие в его новой жизни — всеми средствами избегать Чонгука. Мальчишка поворачивает голову в сторону и садится рядом, и его задница тут же леденеет от контакта с холодным мрамором. Юнги чувствует запах его одеколона. Кожа покрывается мурашками. Он чувствует его издалека — но запах совсем не навязчивый. Наоборот, это самый теплый аромат, что он когда-либо слышал. Словно кофе. Невероятно заманчивый. Юнги отворачивается и задается вопросом, как одеколон человека может так сильно влиять на его личные внутренние ощущения. Тут, посреди толпы, рядом с каким-то высоким парнем он замечает Чимина — они появляются из-за угла, откуда пришел и Чонгук. Чимин со своим приятелем идут к их скамейке, даже не глядя в их сторону. Подойдя, высокий парень приветствует Юнги. — Здравствуй, — говорит он, — я Намджун. Приятно познакомиться. — Юнги, это Намджун, — повторяет Чимин и встает между ними, чтобы их познакомить. — Ага, он так и сказал. — Ну, — хихикает Чимин, — тот самый мой Намджун. Юнги поднимается, чтобы поприветствовать должным образом, — пожать руку, — и Чонгук делает то же самое. — Твой Намджун? А есть какой-то еще? — спрашивает Намджун. — Нет, ты единственный, кого я знаю, — отвечает Чимин. — Значит, приятно познакомиться, Единственный Намджун, — прерывает их Юнги, — я Юнги. Тоже Единственный. В ответ на это Чимин и Намджун смеются, а Чонгук, потягиваясь, странно косится на них поодаль. Юнги кажется, что все в порядке, но впереди их ждет ночь сюрпризов. Благодаря тем двоим дорога проходит шумно: Намджун хочет познакомиться с Юнги поближе, поэтому атмосфера максимально дружественная и теплая. Чонгук идет впереди; руки в карманах, взгляд блуждает между ночных огней. Внимание Юнги невольно разрывается в обе стороны, что достаточно неудобно. Итак, они просто отвисают в разных барах. На улице холодно, и, как мотыльков влечет свет, их и остальных людей влечет тепло помещений. Они заходят в очередной клуб и направляются к бару, чтобы заказать выпить. Народу много, везде толкотня — но они уже пьяны до той степени, когда это не раздражает, скорее, наоборот: становится необходимостью. Чонгук говорит, что идет в уборную, хоть там и стоит бесконечная очередь. Чимин с улыбкой кивает, глядит, как тот уходит. Намджун наблюдает за ним, пока эта улыбка не сходит с губ. — У вас все нормально? — спрашивает он Чимина. — В каком смысле? Намджун бросает взгляд в сторону очереди, где стоит Чонгук: пялясь в свой телефон, он единственный из толпы, кто стоит спокойно. Узел в животе Юнги затягивается еще туже. До этой минуты он замечал его, но... правда в следующем: Юнги и есть виновник этого разговора. — Мне кажется, он как-то изменился, — отвечает Намджун, пожимая плечами. Чимин прослеживает его взгляд, и теперь они оба смотрят на Чонгука, который и знать не знает об этом. А Юнги нервно рассматривает свои руки. Чимин тяжело вздыхает и, когда бармен приносит выпивку, хватается за свой стакан. А затем наклоняется ближе, словно мальчишка может случайно услышать: — Можно я кое-что расскажу? Нерешительный тон. Нерешительный вопреки тому, что Чимин и так знает — он все равно расскажет. Это лишь способ заговорить о чем-то тяжелом. Оба друга кивают в ответ; Юнги продолжает пялиться в пол. — На самом деле, я бы предпочел говорить об этом в более спокойной обстановке, но, если честно, мне кажется, что все становится серьезнее, и мне нужна помощь. Юнги чувствует, как ладони обильно потеют. Намджун мягко кивает, и Чимин пытается сохранить на губах увядающую улыбку: — У нас уже давно проблемы. Наверное, Юнги уже кое-что от меня слышал, — он ждет, пока Юнги не подтвердит это, чтобы он мог продолжить. Затем — убеждается, что Чонгук все еще в очереди. — Это кое-что не совсем обычное. Просто скажу, что Чонгук особенный парень. — Особенный? — переспрашивает Намджун. — Чувствительный. — Насколько чувствительный? Чимин отпивает из стакана: именно алкоголь и помогает ему рассказывать. Он ставит его обратно на стойку и выпускает ироничный смешок. — Мы больше не трахаемся, — говорит он. Юнги распахивает глаза и замирает, как пойманное животное. Тепло, которое он начал чувствовать, теперь становится холодным потом. Теперь ему вообще не хочется говорить — вдруг то, что он скажет, как-то сможет их выдать? — Чонгук очень чувствителен в том, что касается секса. Ничего не подумайте, просто он нуждается в сильной физической и психологической связи. Может, это какие-то сопли, но именно это меня и волнует, — теперь Чимин не поднимает взгляда. — Типа он больше меня не любит? Намджун задумчиво кивает и, прежде чем попытаться что-то ответить, делает глоток пива. Юнги понимает, что ему тоже не помешает выпить — во рту совсем пересохло. — А вы говорили об этом? — спрашивает Намджун. — Много раз. Это всегда заканчивается ссорой. Как будто он вдруг не в настроении, как будто ему меня мало. — Не вини себя в этом, — вмешивается Юнги, почти перебивая Чимина. Он не хочет, чтобы тот причинял себе еще больше боли, чем они сами уже причинили ему. Юнги сжимает губы и жалеет о том, что заговорил; биение сердца становится чаще. Несмотря ни на что, он трус — и пусть они всегда твердили, что он серьезный человек, способный хранить секреты, все это ложь. — Так то, что он тебя разлюбил, Чонгук никогда не говорил сам, правильно? — Намджун, — вздыхает Чимин. Щеки и уши красные от алкоголя. Взгляд глубокий и искренний. — Даже рассказывать стыдно. О чем бы ты подумал, если бы у человека, с которым ты встречаешься, даже не вставал, пока вы обжимаетесь? Юнги ощетинивается. Тон у Намджуна ровный, лишенный спешки и излишнего драматизма. Юнги глядит в сторону уборной и, не увидев Чонгука, ощущает прилив тревоги. Те двое продолжают обсуждать эту тему, пока в его голове громыхает музыка и он инстинктивно ищет взглядом мальчишку. Чимин выглядит вполне спокойным, хотя ему ясно — скорее всего, он проебался по полной. Юнги фыркает и пытается не вслушиваться в разговор, ведь все это дерьмо произошло по его вине, а он сидит здесь рядом с Чимином, словно не при делах. Он бы хотел их слушать — но не в своем положении. — Пойду покурить, я скоро. — Как ты себя чувствуешь, все нормально? — беспокоится тот, должно быть, из-за выражения его лица. Как будто это Чимин обязан о нем беспокоиться. — Ага, — на него выжидающе глядят две пары глаз. Юнги хочется убраться отсюда. — Зож и все такое. Стоит уйти, как он сразу же чувствует облегчение, хотя ему предстоит протиснуться сквозь такую толпу, словно они на концерте. Юнги направляется в сторону уборной, озирается по сторонам в поисках Чонгука — и оглядывается, чтобы убедиться, что Намджун и Чимин ничего не видят. В конце концов он находит мальчишку неподалеку. Не одного. — Надо поговорить, — кричит он ему в ухо. Чонгук нахмуривается. А потом глядит в сторону бара, где сидят их друзья, и Юнги делает то же самое. — Сейчас? Чонгук вместе с девушкой — явно недовольной, что их прервали. — Да, прямо сейчас, — отвечает Юнги. — А что-то случилось? Девушка кладет руку на плечо Чонгука и поворачивается к Юнги, оказываясь между ними: — Я вообще-то здесь? Юнги вопросительно смотрит в ответ, а затем обращается к Чонгуку: — Твоя подруга? — Нет, — пожимает плечами тот, — мы просто разговариваем. Прямо сейчас. — Вот именно, и мне бы хотелось продолжить, если ты не возражаешь, — добавляет она. Юнги снова переводит свой взгляд на девушку: ее взор впивается иглами в его лицо. Чонгук закусывает губу и игриво приподнимает брови — выражение Юнги максимально далеко от того чтобы внимать каким-либо шуткам. — Да, я возражаю. Пойдем, Чонгук. Девушка открывает рот и крепко вцепляется в руку Чонгука, словно не собирается его куда-либо отпускать. — Чувак, ты его парень или че? Юнги грузно вздыхает. Повернувшись, он хватает вторую руку Чонгука, и тот довольно осматривает свое положение, в котором за него сражаются двое. — Да, я его парень, теперь отпустишь? Ее лицо искажается отвращением, и она глядит на Чонгука, который сдерживает смешок и уже поворачивается к Юнги, чтобы пойти с ним к выходу. Девушка отпускает его и не церемонится с выражениями: — Тогда нафига ты заговорил со мной, если ты ебаный педик? Юнги останавливается и, раздраженно вскинув брови, снова поворачивается к ней. — Прошу прощения, он похож на человека, который пользуется услугами проституток? Чонгук все-таки взрывается смехом: когда девушка уже открывает рот, чтобы ответить что-нибудь, что вряд ли поможет сбавить накал конфликта, он становится между ними, обратившись к Юнги. — Стоп, стоп, — настаивает он, — просто забей, все нормально. Тот не меняет своего взвинченного выражения лица и оглядывается туда, где сидят Намджун и Чимин: теперь их разговор полон смеха. Тогда они все-таки решают последовать к выходу, и на лице мальчишки все так же красуется насмешливая улыбка. — Весело? — рычит Юнги. — Очень. С каких это пор я твой парень? На входе по-прежнему ломятся целые толпы, что делает их положение еще более неудобным. — Заткнись, я пиздец какой злой. Мальчишка закусывает губу: смех стихает, яркий взгляд устремлен на Юнги, глаза которого потемнели от злости и стресса. — Ух, какой ты собственник. Юнги глядит в сторону Чимина. Кажется, тот сейчас очень счастлив, разговаривая с Намджуном. Словно прошлая тема с легкостью переменилась, как и другие неважные темы. В какой-то момент алкоголь в венах Юнги нашептывает ему, будто на самом деле Чимин совсем не страдает. В какой-то момент у него в голове проскальзывает мысль, будто он только надумал, что поступает эгоистично. Может, тот, кто на самом деле страдает, это и есть сам Юнги. Один, каждый белый день на работе, каждую горькую ночь в постели. Пока Чимин, который теперь смеется, словно его переживания были мелочью, может спокойно наслаждаться Чонгуком. Юнги сжимает челюсти и кивает. — Даже не представляешь, какой. Чонгук не знает, алкоголь ли сказал ему это, и одаривает Юнги недоверчивым взглядом. — Так чего ты хотел? — спрашивает мальчишка. Юнги раздумывает, прежде чем ответить. Если честно, он не уверен, хочет ли обсуждать эту тему с Чонгуком. Ту, о которой они говорили с Чимином. Он просто хотел убраться из клуба, просто желал увидеть Чонгука. Может, он все испортит, если расскажет о том, что сказал Чимин. — Ничего, не знаю, просто хотел, чтобы ты вернулся. Да, вот настолько он слаб. Масса людей вокруг оставляет им только метр пространства. Юнги уносит волной аромата Чонгука. Несколько секунд они смотрят друг другу в глаза, яркие от огней клуба, даже если вокруг темно. Мальчишка подходит ближе — то ли из-за того, что толпа наступает ему на пятки, то ли это его собственное желание, Юнги понятия не имеет. Он сглатывает ком в горле — он пьян, но ему по-прежнему не по себе ощущать Чонгука так близко. Тем более после того, что рассказал Чимин. Юнги не знает, как это все понимать. — И весь этот цирк только поэтому? Эта девушка была очень милой, а ты назвал ее проституткой. — Да, давай, пожалей ее. Посмеиваясь, Чонгук оглядывается вокруг — Юнги тоже. И пусть отсюда не видно Чимина с Намджуном, они не могут не беспокоиться, если их взгляды вдруг пересекаются. Чонгук последний раз отпивает из своего стакана, который был у него в руке, и ставит его куда попало; теперь, вблизи, Юнги замечает красноту его щек, тон голоса, что чуть выше обычного. Чонгук настолько же пьян, но вот мальчишке, кажется, это только по нраву. Юнги же запретил себе чем-либо наслаждаться. Он гулко вздыхает и пытается избавить свою голову от давления. От чувства вины. От Чимина. Чонгук робко тянется вперед и украдкой гладит его руку, и это движение не остается незамеченным Юнги. Он пристально смотрит в ответ, и мальчишка уже решает, что тот снова пресечет его искушение сделать что-либо, чего они делать ни в коем случае не должны. Но Юнги молчит. Чонгук жует свою нижнюю губу и переплетает их пальцы, осторожно шагая ближе, пока они не оказываются вплотную друг к другу. Сердце Юнги уже просто не может биться быстрее: он знает, что они вне поля зрения друзей, но они все еще на публике, и, как всегда, рискуют. Впрочем, он не останавливает мальчишку. Да, он может просто оттолкнуть от себя Чонгука — и все вернется в норму, но вместо этого он позволяет ему играть со своими пальцами и прижиматься так близко, чтобы чувствовать его бедра напротив своих. — Ладно, давай забьем на это, — говорит Чонгук, — просто больше не делай так. — Как, не оскорблять девушку, которая назвала тебя педиком? Чонгук фыркает; его глаза превращаются в две маленькие темные линии, скулы двигаются вверх. Юнги поднимает руку и слабо обхватывает его талию, чтобы тот не отодвинулся даже на сантиметр. Чонгук великолепен, как будто вышел из сказки. Юнги не может смотреть на него без слабой тени улыбки. — Нет, — оскаливается тот в ответ. А затем двигается так близко, что их щеки почти соприкасаются. — Так сильно меня заводить. На пару секунд у Юнги останавливается дыхание — а потом выходит из его рта задушенным выдохом. Он закрывает глаза и иронично трясет головой, не замечая, как тверже сжимает мальчишку за талию. Тяжело сглатывает ком в горле. — Пожалуйста, не сейчас, — просит он. — Вокруг нас, по ходу, все люди на планете. Чонгук оглядывается, чтобы снова удостовериться — Чимин и Намджун их не видят, и улыбается в его щеку. Может быть, он и пьян, но он точно не идиот. Он знает, где находится его черта. И все же, пусть знание — сила, в эту минуту мальчишке не совладать со своими инстинктами. Не совладать с тем соблазном, что не дает ему ни на шаг отдалиться от тепла тела Юнги. — Я просто сказал, — отвечает Чонгук. Юнги закрывает глаза и льнет к нему щекой. Запах пьянит, а жар его тела и сама ситуация только усиливают это действие. Юнги не может перестать думать о разговоре с Чимином. И не может сопротивляться той дрожи, что пробирает его при мысли о том, как они с Чонгуком провели всю ночь и утро, занимаясь сексом. Что у него была эта привилегия. Когда он чувствует, что рука мальчишки спускается по его животу и обхватывает пряжку ремня, то фыркает и открывает глаза. Ничего больше, только небольшое давление — небольшое, но достаточное, чтобы взволновать Юнги. Их взоры направлены друг на друга: Юнги видит красные от покусываний губы, разноцветные искры в лукавых глазах напротив. В очередной раз задумывается о том, что Чонгук нереально красив. Они так близко — в любой момент их может застать кто-то из друзей, и этой сцене не найдется оправдания. Ему не хватает воздуха. — Пожалуйста, — повторяет он. — Не своди меня с ума. То, что он сказал раньше, было предупреждением. А это уже — мольба. И на этот раз Чонгук не внимает ей. — Просто пойдем наружу. Юнги продолжает смотреть в черные глаза — в две причины, по которым ему тяжело понять, что же тот хочет сделать. Затем он тревожно осматривается вокруг в поисках Чимина, но тот исчез из их поля зрения. Чонгук наклоняет голову и прослеживает губами линию челюсти Юнги — влажно и невесомо. Люди вокруг танцуют, общаются: никто не обращает на них внимания, хотя Юнги кажется, что на них направлен белый прожектор. Мальчишка сжимает ремень сильнее, и слабое касание становится поцелуем под ухом. Кожа Юнги идет мурашками; он задыхается и стискивает талию Чонгука, чтобы оттолкнуть от себя. — Блять, ладно, хватит, пойдем на выход. Тот довольно хихикает и спешит к выходу, Юнги идет за ним. Наверное, это уже самый край — но пусть даже так, он себя не останавливает. Они выходят, и все вокруг вдруг кажутся им чужаками. Словно они теперь в каком-то отдельном пузыре — быстрыми шагами идут по улице, а люди вокруг холодные и чужие. Чонгук оглядывается, чтобы убедиться, что Юнги идет за ним, и сворачивает за угол. Он выбирает место рядом с какими-то контейнерами — Юнги распознает в них контейнеры для переработки пластика, и чувствует хоть какое-то облегчение. Не самый лучший сценарий, но и не самый худший — единственный, который у них есть, и единственный, который они заслуживают. Чонгук не дает ему сказать и слова: прежде чем Юнги ощутит холод улицы, он хватает его за рубашку и тянет к себе, чтобы соединить их губы. Только усилием воли Юнги не перестает дышать — теперь, после такого долгого отсутствия поцелуев Чонгука, он точно знает, что такое агония воздержания. Прижавшись всем телом к мальчишке, он замечает, что тот уже почти твердый — хочется верить, что сказанное в клубе правда. Чонгук поднимает руку и хватает его за волосы; стоны заглушаются грубым, отчаянным поцелуем, и они оба будто бы прячутся во времени и пространстве. Юнги кусает его губу, ощущает теплое дыхание мальчишки, перетекающее ему в горло, и приподнимает рукой футболку, чтобы провести ею по голой коже. Приходится зажмуриться, когда он чувствует, как Чонгук извивается под ладонью — нет, не из-за холода, пальцы Юнги далеки от того чтобы быть холодными. Стоит провести пальцами по соскам, Чонгук издает сладкий стон — и невесомая ласка становится достаточной, чтобы тот разорвал поцелуй и прислонился лбом ко лбу Юнги. Его дыхание такое быстрое, что на мгновение Юнги переживает, не услышат ли их, не обнаружат ли. Чонгук бессовестно трется об него бедрами: слишком долгое ожидание того, чего, как им казалось, не могло случиться повторно — но на что оба из них надеялись. Да, все это неправильно, но Юнги уже не может остановиться, даже если знает, что их безысходный сценарий закончится, поставь он сейчас точку. — Я больше не могу этому сопротивляться, — шепчет Чонгук, и его голос приглушен губами Юнги. Он практически умоляет, словно вот-вот заплачет. — Я клянусь, не могу. Юнги трясет головой и целует снова, слишком уж соблазнительная картина. Соблазнительная, но пагубная. Хочется обвинить в этом алкоголь — но он знает, что является единственным настоящим виновником. Он хотел Чонгука, хотел сделать это, освободиться, хоть и старался изо всех сил. Но теперь он просто поддался. Мальчишка целует его тягуче и мокро — они уже почти позабыли, какой холод вокруг, кто они такие и кто ждет их внутри. Пальцы Чонгука сильнее хватают его за волосы: тот знает, что это причинит боль, но ощущения такие сильные, что он оказывается к ним не готов. Юнги опускает ладонь ему на живот, замечает, как Чонгук дрожит, — а затем оттягивает резинку штанов. Открывшийся член тяжело пульсирует, и теперь Юнги знает, что он единственный, кто может довести мальчишку до этого состояния. Он рычит и наклоняется, чтобы присосаться к нежной коже шеи, на что Чонгук откидывает голову назад — дает ему больше пространства. А пальцами — спускается вниз, потирает его стояк и начинает медленно расстегивать ширинку джинсов. В любой другой раз Юнги не стал бы заниматься чем-то подобным, какого-либо рода интимом на публике, особенно в таком месте — в общем, искушать судьбу, как они и делают. Но сейчас — это другое дело. Дело — в Чонгуке, который трясется в его руках, не в силах контролировать свое лихорадочное дыхание, и Юнги, конечно же, пойдет так далеко, как только сможет, чтобы получить больше его прекрасных реакций. — Юнги, — скулит тот. Юнги поднимает взгляд вверх и снова целует Чонгука — уж слишком дивное перед ним лицо. — Если ты дотронешься, клянусь Богом, я сразу же спущу тебе в руку. От этих слов в паху начинает ныть. Мальчишка закатывает глаза, его лицо горит, рука обернута вокруг шеи Юнги — и это признание добавляет ему такой невинности, что даже от одной фразы Юнги теряет весь свой рассудок. Он бы никогда не сделал что-то подобное на людях, если бы не Чонгук. Но теперь... он оглядывается и уже через мгновение стоит на коленях. От удивления тот распахивает глаза и хватает ртом воздух; руки Юнги спускают его штаны, чтобы обнажить член. Без малейшего промедления — нет времени думать — Юнги просто пихает член в рот и начинает ласкать головку, подгоняемый отчаянными вздохами сверху. Чонгук резко втягивает воздух, теряясь от ощущений. — Блять, блять, ах, блять, — пыхтит мальчишка; зубы впились в запястье, чтобы он не звучал до смешного отчаянно, стоя посреди подворотни. Его ноги дрожат. Юнги крепко держит его за бедра, ощущая в руках напряженные мышцы, пока работает ртом на его твердом члене. Чонгука колотит от прикосновений; пальцы снова в волосах Юнги, вцепились словно в попытке не дать зайти слишком далеко, хотя на данный момент он уже и не помнит, кто он и где находится. Он сжимается, узнает знакомый жар внизу живота — слишком быстро, но он предупреждал, да и вид влажных губ Юнги вокруг его члена делает только хуже. — Юнги, я щас—, — пытается сказать Чонгук, но не может продолжить от накатившего стона. Юнги ускоряется, но только на пару секунд, пока не чувствует, как тот кончает ему в рот; член Чонгука подергивается, и при мысли о том, что до этого он еще никогда не скучал по чьей-то сперме, Юнги чувствует себя болваном. Когда он понимает, что мальчишка закончил, то поднимается на ноги, чтобы почистить их от всех возможных улик. Чонгук все еще пытается отдышаться. Юнги рассматривает открывшуюся ему картину: красивое послеоргазменное лицо, влажные, покрасневшие глаза. Тогда он обхватывает его щеки руками, целует — Чонгук еще не пришел в себя, но не жалуется. Мальчишка слабо целует в ответ, но затем крепко обхватывает его шею, когда чувствует вернувшиеся силы. Юнги слегка отстраняется и оглядывается по сторонам: они по-прежнему одни, хотя точно неясно, как много времени они уже здесь стоят. Раскрытые губы Чонгука такие заманчивые — Юнги проводит по ним подушечкой большого пальца. — Это ужасно, — шепчет он, — нам надо остановиться. Чонгук быстро трясет головой. Всего пару секунд назад он едва стоял на ногах, а теперь полон такой решимости, что Юнги слабо улыбается в поцелуй. — Пожалуйста, дай мне сделать тебе хорошо. Жалобный тон Чонгука не позволяет ему отказать — член ноет от такого ответного вожделения. Только Юнги доступно наслаждение этой редкостью. Какое же это могущество. Больше ни слова: он кладет руку мальчишки на свой ремень, помогает его расстегнуть и приспускает штаны лишь на столько, чтобы тот смог добраться до его члена. Стоит почувствовать, как нежные пальцы обхватывают длину, дыхание Юнги сбивается — воздух вокруг мог бы обжечь их холодом, но он клянется, что его тело горит. Чонгук целует его, и он подавляет свой громкий стон. Ничего хуже и не придумаешь. Юнги чувствует себя последним отребьем: ему прекрасно известно, что нельзя делать то, что они творят, но губы и руки Чонгука обезболивают, как наркотик — с ним не болят его раны, не появляются новые, и Юнги просто не может остановиться. Поцелуй становятся глубже, и ему приходится оторваться, чтобы вздохнуть; тело трясется от осознания всей ситуации, от слишком долгого ожидания, когда же снова почувствует прикосновения Чонгука. Юнги знает, у этого есть граница. Но все, чего ему хочется — остановить время и чувствовать это вечно. Нежные, но интенсивные поглаживания Чонгука, его неуклонные движения вверх и вниз во время их поцелуя вкупе с нарастающим жаром внизу живота... подводят все ближе и ближе к краю. Юнги опускает руку и оборачивает ее вокруг руки Чонгука — последние пара движений, пока он не чувствует, что уже не выдерживает, и тогда давление выплескивается наружу. Он кончает на их ладони; они оба тяжело дышат, прижавшись лбами, выдыхая один на двоих горячий пар на холодную улицу. Чонгук довольно улыбается и, когда Юнги опускает руку, тоже опускает свою — все еще липкую, но им обоим нужно несколько лишних минут, чтобы вернуться в нормальное состояние. Юнги смотрит, как Чонгук приводит себя в свой самый презентабельный вид. Стоя напротив и, как и всегда, не мигая глядя в ответ. Юнги ничего не может с собой поделать. Он словно нес ответственность за обоих — и в который раз проебался. Он вытаскивает из кармана мобильный — Чимин звонил уже несколько раз, но не слишком давно. Юнги еще раз проверяет, не осталось ли чего подозрительного, тяжело сглатывает и глубоко вздыхает в попытке выдохнуть свои страхи. Пришло время притвориться снова, только на этот раз его рана совсем еще свежая. Чонгук кивает и следует за Юнги обратно в клуб.