Друг друга отражают зеркала

Распыленный мильоном мельчайших частиц, В ледяном, безвоздушном, бездушном эфире, Где ни солнца, ни звезд, ни деревьев, ни птиц, Я вернусь — отраженьем — в потерянном мире. (Г. Иванов)

Шэнь Цинцю распахнул глаза. Вместо темноты, наполненной зловонием и шелестом воды, в мозг ударил резкий свет, зацвел яркими пятнами. После лет, проведенных на цепи, это походило на долгожданное сумасшествие. Он дернулся всем телом и ощутил уже забытое движение в пространстве. Накатила слабость, но боли не было. Словно он умер и переродился во что-то благословенно лишенное нервов. В глазах окончательно прояснилось, и он увидел собственную руку, лежащую поверх покрывала. Сжал ее в кулак, подвигал пальцами, ощупал лицо и язык. С усилием сел на огромной кровати. Глаза, руки, ноги — все было на месте. Ни грязи, ни шрамов. Ни следа кандалов. Любой другой обрадовался бы таким переменам. Шэнь Цинцю замер, с ужасом осознавая, как преобразился Ло Бинхэ. Его мощь потрясала. В том, что за всем происходящим стоит демонический выродок, Цинцю не сомневался. При реинкарнации душа обретает новое тело, он же получил ровно то, что имел раньше. Когда-то бессмертный совершенствующийся гордился собственной внешностью, так что свои ноги-руки ни с чем бы не перепутал. Да и одежда любимого цвета цин не могла быть случайностью. Тот, кто вернул его, прекрасно знал, с кем имеет дело. А ведь когда Шэнь Цинцю был в тюрьме, в живых уже почти не осталось никого, кто его помнил. По всему выходило, что проклятое отродье обзавелось властью над смертью или над временем. «Как же я влип!» — обескураженно думал он. Комната, кричащую роскошь которой заглушало золото солнечных лучей, выглядела незнакомо. Каждая вещь в ней ласкала взгляд — и каждая отдавалась пустотой в памяти. Это было собрание изумительных шедевров, но тому, кто соединил их в одном зале, слегка не хватало вкуса. Думать об этом после всего пережитого было воистину смешно, а не думать — невозможно. Свежий воздух казался обжигающе-сладким, как родниковая вода, от которой ломит зубы в знойный день, а все не можешь напиться. Побарахтавшись в постели, Цинцю заставил себя встать, дошел до окна. Он ожидал обнаружить за ним что угодно — от пейзажей царства демонов до курганов из трупов, но там был парк. Он так давно не видел деревьев, бамбуковых фонтанов, уходящих в туман дорог. «До чего же прекрасно жить!» — эта простая истина затопила все его мысли. Великий заклинатель чувствовал, как прохладно скользит по рукам и ногам шелковая одежда, как язык задевает десны при каждом сглатывании и как за окном высвистывают свою беспечную трель чижи. Он был пьян от свалившихся на него ощущений и счастлив почти до слез, так что едва не зарыдал от восторга. Его отвлекло появление горничной: бренча бубенчиками на поясе, она вошла с подносом и принялась составлять кушанья на стол. Эта совсем еще молодая девушка была первым человеком, увиденным Шэнь Цинцю за несколько лет, и ее простоватое лицо показалось ему восхитительным. Цинцю собрался с силами. — Что это за место? — насколько мог спокойно спросил он. Она вытаращила глаза, не забывая шустро переставлять тарелки. — Вы в императорском дворце в Хуаньхуа. Ваш завтрак, господин! Не угодно ли чего-то еще? Служанка была старательной, но бойкой, какие бывают только у добродушных хозяев. Цинцю очень надеялся, что, услышав его вопросы, она не бросится опрометью за сановниками или охраной. — Война еще идет? — Война? Какая война? — она замерла в низком поклоне. Беседовать, стоя по-человечески, очевидно, запрещал здешний этикет — одно из миллиона раздражающих правил, которым не было места в магических школах и которые зверски бесили Шэнь Цинцю, стоило ему выйти за порог. Он на секунду позволил себе помечтать, что все события последних лет ему пригрезились, и вздохнул. — С горными лордами. — Нет никаких горных лордов, господин, — она взглянула неуверенно и с испугом. — Давно уже нет. «Сейчас точно убежит», — с досадой подумал Цинцю и мягко улыбнулся. — В таком случае кто же я? — спросил он с иронией. Он и правда хотел бы это знать. — Вы гость императора. Император навестит вас позже, когда вы отдохнете. — Гость? Значит, я могу уйти? — Господин хочет уйти?! — у служанки вдобавок к глазам распахнулся еще и рот, и Шэнь Цинцю подумал, что окончательно разочаровал ее. Раньше он не обратил бы внимания на прислугу. Сейчас она была его единственной связью с человечеством. Он скоро умрет, а в ее памяти на десятки лет сохранится облик красивого заклинателя в сине-зеленом ханьфу, с грустным взглядом и странными вопросами. — Я просто шучу, — сказал он. Разумеется, императорский дворец был лучшим местом во всех мирах. Только сумасшедший мог стремиться не сюда, а отсюда. Или — тот, кто еще не забыл правду о том, что из себя представляет нынешний император. Но много ли таких осталось? В следующие два часа Шэнь Цинцю съел свой завтрак, поплескался в ванне, начертал на лежавшей на письменном столе драгоценной бумаге поэтическое четверостишие о том, что в гостях хорошо, а дома лучше, посмотрел на облака. После чего разбил тарелку и вонзил осколок в сонную артерию. Кровь хлестнула тугой струей и остановилась. Цинцю удивленно уставился на предательский кусок фарфора. Не заметив в нем ничего странного, подошел к зеркалу. Он собирался довести дело до конца: если не получилось с первого раза — ничего, получится в сотый. Хлопнула дверь, и в помещение черным смерчем влетел Ло Бинхэ. — Как неосмотрительно, — сказал он. — Учитель, ты больше от меня не сбежишь. — Ошибаешься, тварь, — у Шэнь Цинцю шумело в ушах, он задыхался от ужаса, но все еще напрягал руку, пытаясь дотянуться до собственного горла. Вместо этого она резко опустилась. Пальцы разжались, импровизированный нож выпал на ковер. — Я хотел дать тебе время. Но вижу, это излишне, — демон встал совсем близко, накрыл его рану ладонью. Он говорил что-то еще, но Цинцю больше не смог понять ни слова. Охваченный паникой, он словно превратился в лишенное разума парализованное животное. Придя в себя, он подвел итоги. Плохая новость — из него сделали марионетку. Хорошая — при виде своего мучителя Цинцю не потерял сознание, не забился в припадке. Это случилось бы, останься он в прежнем теле. Даже полная потеря памяти не избавила бы его от неконтролируемых физических реакций. Однако сейчас его тело оставалось спокойным. Он помнил собственную боль во всех деталях, но так, словно прочитал о ней в свитке. Раньше его бы воодушевила возможность сохранить достоинство. Сейчас это перестало иметь значение. Демон вернул его — значит, ему что-то надо. Порывшись в памяти, Цинцю так и не смог понять, зачем его воскресили. Не на цине же играть в самом деле! Он был искусным заклинателем, но рядом с деспотом, способным вмешиваться в ход вещей и отменять смерть, его умения не стоили ни гроша. Если Ло Бинхэ считал иначе — тем хуже для него. Шэнь Цинцю не собирался дать себя использовать. Увы, но все его дальнейшие попытки умереть закончились, не начавшись. Его тело не могло сделать ничего, что сам он оценивал как нанесение вреда себе. Он не понимал, как это работает. Его организм регенерировал как демонический, скорее всего, хитрый выродок напоил его своей кровью — и через нее же и контролировал. Однако с этим он бы справился, ведь его душа, даже растеряв магический потенциал, осталась неповрежденной. Он все помнил, он все еще был собой, значит, тупое туловище должно было слушаться! Но оно лишь исправно ело, пило и отдыхало. Шэнь Цинцю был в ярости, но и она не приближала его к цели. Его последней надеждой оставалось окно. Правда, выпав из него, он, скорее, стал бы посмешищем, чем умер. Но после стольких попыток ему нужен был хоть какой-то результат. Вдруг ему наконец-то повезет и он разобьет голову о камни? Значит, надо, очистив сознание, подойти к окну, а потом продолжить идти еще немного. Ничего сложного. В способности контролировать свой разум Цинцю не сомневался. Заняв мозг магической задачей, он без проблем дошел до окна, а дальше словно уперся в невидимую стену. Он пытался шагнуть вперед, напрягая все силы, но но не сдвинулся ни на цунь. Когда он, наконец, отвлекся, на подоконнике сидел Ло Бинхэ. — Не получается, да? — спросил он вкрадчиво. Участливая улыбка лишь подчеркивала его ненависть. — Зачем я только держал тебя в клетке? Столько развлечений пропустил. Ну все, хватит! Он перехватил запястье Шэнь Цинцю и потянул от окна. Цинцю поднял вторую руку, сконцентрировал ци в ладони и ударил всей доступной ему силой. Смехотворной, но что поделаешь. В его восприятии у него все еще не было рук, а власть Ло Бинхэ над ним была абсолютной. Демон поморщился. Темная ци вскипела на поверхности его кожи, стирая след ожога на щеке. — Жалкое зрелище, — насмешливо сказал он и притянул Цинцю к себе, мазнул костяшками по скуле. — Твоя магия восстановится, учитель. Может, стоит дождаться этого момента? Уже ухожу, не злись. И он ушел. В этот раз его прикосновения уже не вызывали такой паники, и ничто не мешало Цинцю хладнокровно обдумывать варианты. Если убить служанку, император выйдет из себя и расправится с ним? Или рассмеется и пришлет десять новых? Если устроить нападение на охранников дворца, найдется ли среди них неумеха, который убьет его вместо того, чтобы захватить живьем? К его величайшему сожалению, все эти теории никуда не вели. Причинять вред служанке Цинцю не хотел, даже понимая, что на карту поставлено что-то несоизмеримо большее. Да и охрана не стала бы тыкать оружием в дорогого гостя. Демоны отличались самоубийственной послушностью приказам. Его не ранили бы, даже будь он при мече. Сейчас, когда он безоружен и слаб, над ним просто поглумятся и запрут в его покоях. Ситуация выглядела безвыходной — и как же это было замечательно. Шэнь Цинцю напоминал себе, что его пребывание во дворце ничем не отличается от пребывания в тюрьме: он все так же беззащитен, все так же не способен скрыться, и скоро за него возьмутся всерьез. Но драгоценный чай, поджаристые рулетики и мягкая постель сводили все насмарку. Цинцю расчесывал волосы перед зеркалом, набрасывал натюрморты и глупые вирши, дышал ночным воздухом, высунувшись в окно, и был бесстыже счастлив. Его даже кошмары перестали мучить: мозгу было плевать на мрачные видения Водной тюрьмы — он там никогда не был, а душа не могла пробиться сквозь заслоны его прямой и безжалостной логики. Но спать он все-таки не полюбил. Да и плавать в бассейне избегал, старался даже не смотреть на него, пока купался… Когда через пару дней такой жизни к нему на ночь глядя приперлись четверо девиц весьма весеннего вида, он испугался. Цинцю предчувствовал, что его спокойное существование скоро закончится. К людям он за это время привык — насмотрелся на трех караульных за дверью и двух новых служанок, так что потребности в знакомствах не испытывал. Гостьи попытались флиртовать, чем потрясли его до глубины души. Видимо, в этом вертепе даже личный враг императора не мог быть свободен от поползновений шлюх. Впрочем, сами по себе шлюхи были милы и учтивы, вдобавок наделены раздражающей красотой и прискорбным недостатком одежд, компенсируя этот дефицит украшениями. Одна из них была в рубиновом ожерелье, и Цинцю пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не пялиться ей в декольте. После лет темноты переливчатое сияние крупных камней манило, как весточка из небесного дворца, но надо было соблюдать приличия. Цинцю с досадой отошел в угол комнаты. Искусная роспись здешних панелей была выше всяких похвал, и он решил, что наконец-то пора воздать ей должное. Так что он просто разглядывал храм Восточной горы и полет уток над болотами, пока девицы то переговаривались друг с другом, то мягко пытались привлечь его внимание. Злить их Цинцю опасался. Но куда сильнее он боялся разозлить их хозяина. Проклятое отродье оказалось легким на помине. Смущенные кокетки тут же выскользнули за дверь, не переставая весело болтать. Ло Бинхэ не остановил их, так что сразу становилось ясно, кто в этой истории окажется крайним. — Они сами ко мне полезли, — процедил Шэнь Цинцю. — Сами? — удивился демон. — Что за чушь? Разумеется, не сами, это я их попросил. Тебе какая-нибудь приглянулась? Очевидно, правильного ответа на этот вопрос не существовало. Страх мешал думать и отнимал все силы. Хотелось кричать: «Что тебе от меня надо? Уходи! Дай мне прожить еще один день!» — Как насчет сделки? Ты спишь с ними, я — с тобой. Шэнь Цинцю понял, что совсем отстал умом от реальности. Благо, у него был универсальный ответ на все вопросы бывшего ученика. — Нет. — Ну нет так нет, — легко согласился демон, беспечно падая спиной на постель с руками за головой. — Значит, сделки не будет. Мне же лучше. Уходить он, похоже, не собирался, вместо этого лениво следя глазами за собеседником. Этот взгляд Цинцю чувствовал спиной, как раскаленное клеймо. Он пытался угадать, как изменится настроение Ло Бинхэ и что за этим последует. — Скажи, чтобы подали чай, — голос демона звучал расслабленно, слегка устало, в нем совсем не чувствовалась враждебность. Здешние сорта чая отличались емким вкусом, словно в одной чашке заключалось целое лето или осень. Было слегка любопытно, — если такое приберегают для гостей, что же подадут императору. Но чай подразумевал беседу. Как минимум — вежливое игнорирование друг друга. Это было абсурдом. Не может же он после всего чаевничать с этим извергом, как ни в чем не бывало? Или может? Шэнь Цинцю вдруг отчетливо понял: через пару недель жизни во дворце он будет валяться в ногах и обещать что угодно, только чтобы его не возвращали в камеру. А ведь как хорошо держался в тюрьме. Наверняка и умер вполне пристойно — чтобы что? Превратиться в тряпку, увидев мираж благополучной жизни? Надо было действовать, пока он еще в состоянии себя контролировать. Незаметно проронив пару слезинок, Цинцю выдал длинную тираду о распутстве матери демонического выродка, его самого и его вездесущих проституток. Этого глупого ученика всегда было легко задеть словами. Может, и сейчас Ло Бинхэ выйдет из себя и убьет его?.. А потом воскресит и еще раз убьет. Вот весело-то будет. Но другого выхода Цинцю не видел. — Что-то изменилось, — лениво удивился демон. — Раньше ты оскорблял только меня. Не хочешь вернуться к этой нашей милой традиции? Ответа он не дождался — Цинцю боролся с внутренней истерикой и пока что проигрывал. — Видишь ли, я не могу позволить тебе так о них говорить, — голос был извиняющимся, но морщинки вокруг сузившихся глаз выдавали, что твари весело. — Во-первых, это жены императора. Во-вторых, они невинны. Я думал сосватать их тебе вместе с должностью, но вижу, идея изначально была дурацкой. — А что, сам император не справляется? — ядовито поинтересовался Шэнь Цинцю. — Да я и не собирался с ними справляться, — демон посмотрел на него, как на умственно отсталого. — Их кланы просили о покровительстве, я что, должен был отказать? — Разве они не шлюхи, если готовы лечь под первого встречного? Демон рассмеялся. — Раньше ты не отличался разборчивостью. Может, страдания и правда облагораживают людей? Ты им понравился. Не мне осуждать их выбор. — Я этих шлюх впервые вижу, а они меня — нет? — скептически повел носом Шэнь Цинцю. — Я показал им это. — Ло Бинхэ легко вскочил на ноги и подошел, попутно достав из кармана небольшую слюдяную пластину. — Подожди-ка, сейчас я тебя кое-чем удивлю. Демон схватил его за руку, сунул себе в рот и расцарапал пальцы клыком. Шэнь Цинцю остолбенел. Он знал, что у демонов отсутствуют понятия о гигиене, — но как-то больше абстрактно. Прежде чем он успел замахнуться, Ло Бинхэ мазнул его обслюнявленной и окровавленной рукой по пластине. Она засветилась, резко став для Шэнь Цинцю большой и объемной, и он невольно отшатнулся. — Ну как тебе? Первым, что бросилось в глаза Цинцю, был он сам, сидящий рядом с демоном. Напротив них стояли столовые приборы, а чуть дальше, почти на границе свечения, Цинцю увидел Юэ Цинъюаня. Он замер, забыв обо всем, боясь дышать, чтобы видение не развеялось. Шисюн Юэ говорил что-то, Цинцю ехидно возражал. Артефакт не передавал звуки, но было видно, что Цинцю раздраженно спорит. «Заткнись! Заткнись хотя бы сейчас, тупой идиот!» — думал он про себя, а видение плыло и дробилось от непролитых слез. Сбоку от шисюна сидел Лю Цингэ, который жрал за двоих — что было чересчур для столь несвежего покойника, не говоря уже о том, что все происходило в обстановке бамбуковой хижины. Рядом с шиди Лю задумчиво ковырялся в тарелке Му Цинфан. Цинцю понимал, что это самая беспардонная иллюзия из всех возможных, но все равно не мог оторвать взгляд. Пока он смотрел на Юэ Цинъюаня, ненависть к его убийце подспудно росла. Она, как вода, заполняла легкие и клокотала в горле. Повернувшись, он зло взглянул на демона: — Нерадивый ученик так соскучился по пику Цинцзин? Ло Бинхэ сосредоточенно смотрел на артефакт и, казалось, не слышал, что ему сказали. Цинцю не придал этому значения — притворство демона было его второй сутью. Позже Цинцю неоднократно возвращался к этому моменту, ругая себя за невнимательность, потому что больше ни разу не видел его выбитым из колеи. — Потом, — невнятно отмахнулся демон и ушел. Как оказалось, недалеко, потому что наутро Шэнь Цинцю обнаружил проклятое отродье в своей кровати. Демон лежал на спине прямо в одежде и беззастенчиво дрых, закинув руку на пригревшегося у него под боком «гостя». — Что ты забыл в моей постели, скотина?! — Цинцю побледнел от омерзения. — Не ори. — Ло Бинхэ развернулся к нему, попутно перехватывая вскинутую для удара ладонь. Переплел пальцы, заблокировал выброс ци, и… заснул. «Может, он меня с кем-то путает? — обалдело подумал Шэнь Цинцю. — Может, он вообще не узнает окружающих?» Мечтать об этом было приятно, а валяться в мягкой кровати, прижавшись щекой к шелковой простыни, — и вовсе упоительно. Цинцю расслабился, малодушно наслаждаясь теплом и безопасностью, постепенно проваливаясь в дрему. Потом представил немую сцену, когда Ло Бинхэ проснется и увидит их соединенные руки, и в ужасе отдернул свою. Демон проснулся моментально и полностью. Моргнул, посмотрел на свою пустую ладонь и насмешливо поднял бровь. Немую сцену «раз уж ты дал мне заснуть, держа твою руку, — какого черта приспичило изображать возмущение именно сейчас, вместо того, чтобы дать мне выспаться?» Цинцю не предусмотрел. — Да провались ты в Бездну, грязное животное! — У демонов очень тонкий слух, — укоризненно сказал его бывший ученик, натянул сапоги и как ни в чем не бывало ушел. Весь день Цинцю наслаждался медитацией и кровожадными мечтами, как он расправится с демоническим отродьем, когда восстановит силы. А вечером, притворившись спящим, застал смену караула. Служанка, в облепихово-густом свете ночника читавшая вслух сборник духовной поэзии, обернулась на чуть скрипнувшую дверь и вскочила с места. Вошедший император жестом велел соблюдать тишину. После этого они, улыбаясь, с минуту шушукались, как два подростка, задумавшие обокрасть кухню. Это была одна из черт Ло Бинхэ, доводившая Цинцю до исступления. Его не боялась чернь, женщины, дети, демоны. Пока главы правящих кланов трепетали перед его мощью и жестокостью, всякие мелкие сущности считали его своим парнем и были готовы отдать за него душу просто так. В итоге служанка убежала, восторженно просияв напоследок, а Ло Бинхэ, подхватив ночник и книгу, разлегся с краю на свободной стороне кровати и еще долго шуршал страницами. В этот раз Шэнь Цинцю планировал не спать. Оказалось, это не так-то просто, если ты почти что обычный человек. С рассветом он задремал, а с восходом обнаружил себя закутанным в кокон из одеяла и вжимающимся в бок Ло Бинхэ. Брезгливо скривив рот, он выпутался и отодвинулся. Демон, скользнув сочувственным взглядом, потянулся к нему, ухватил над запястьем и стал осторожно вливать энергию. Цинцю попытался вырваться, но на этот раз хватка демона была железной, а предостерегающий взгляд — решительным. Давно забытое движение ци, наполняющей духовные каналы, эйфорией ударило в голову. Сам он делился энергией много раз, но впервые кто-то делился с ним. Ощущение было странным и смущающим. Но Шэнь Цинцю не стал об этом долго задумываться. Он поднял руку и вложил всю имеющуюся силу в удар. Демон лишь слегка повернул голову, чтобы не задело глаза — и картинно закатил их к потолку, пока восстанавливались лицевые мышцы. — Придется запретить тебе это, а то ты такими темпами мне через месяц голову снесешь. «Раньше», — подумал Цинцю. — Ты все равно ей не пользуешься, — заговорил он, не выдержав напряжения. — Что я здесь делаю? Ло Бинхэ смерил его повеселевшим взглядом: — Хочешь вернуться в тюрьму? Обойдешься. Цинцю не смог скрыть облегчения и ненавидел себя за это, хотя демон, казалось, напрочь не замечает его ужимки. Укладываясь спать следующей ночью, Цинцю замотался в одеяло, как спеленутый младенец. Это сработало. Он терпеть не мог спать на спине и проснулся одновременно озябший, вспотевший и с затекшей поясницей, зато — там же, где заснул. Ло Бинхэ не обратил на его подвиг никакого внимания. Повторив этот опыт еще два раза, Цинцю плюнул и стал спать так, как ему удобно. Заканчивалось это всегда одинаково: просыпался он, прижимаясь спиной к источнику живого тепла, накрывшись его рукой и хорошо, если не вцепившись в нее для гарантии. Демон это никак не комментировал, Цинцю — тем более. Ночью они словно становились другими людьми. Однажды он проснулся оттого, что перекатился на другую половину кровати, но мерзнуть не перестал. Он вытянул руку и пришел в себя окончательно. Рядом никого не было. Ночник все еще горел. На скамеечке, так и не выпустив книгу из рук, дремала служанка. Шэнь Цинцю почувствовал безотчетную тревогу и сам себе удивился. Если у Ло Бинхэ неприятности, он должен радоваться. Радоваться не хотелось. «Где его нелегкая носит?!» — раздраженно думал Цинцю. Мысли текли вперемешку. О том, что ему точно стоит жениться, хотя лучше напрячь извилины и сконструировать грелку, ведь скоро его ци восстановится, он снова сможет спать хоть в сугробе — и куда тогда девать ставшую ненужной жену? О том, почувствует ли Ло Бинхэ, если его просто ругать, или нужно снова потыкать в себя чем-то острым? О том, что Водная тюрьма — самое ужасное место в мире; эта тема оттеняла любые его мысли. На какой бы предмет он ни смотрел, боковым зрением он всегда видел ее темноту. Из этой же темноты была скроена одежда Ло Бинхэ. Но это не вызывало ненависти — Ло Бинхэ был единственным, кто навещал его в камере. Правда, приходил, чтобы убивать, и, наверное, убил, но в итоге все же вытащил оттуда. И вот теперь у него второй шанс остановить монстра. Наверняка он потратит его так же бездарно, как первый. Он не создан для борьбы. Все, что он хотел в своей жизни, — чтобы его оставили в покое… Цинцю накрылся одеялом почти с головой, и его все равно трясло от озноба. Он не услышал шаги, опомнился только когда рядом просела кровать. Повернулся и встретился взглядом с Ло Бинхэ. Тот сидел и молча всматривался в его лицо, потом протянул руку к его голове и вытянул шпильку из заколки. Волосы тут же зажили свой жизнью и оккупировали подушку, и Цинцю раздраженно сдвинул их со щеки. Больше не было холодно, было жарко и душно. Демон смотрел любопытно и озадаченно, словно сам не понимал, зачем это сделал. «Он точно меня с кем-то путает», — думал Цинцю, попутно понимая, что лежит на чужой половине кровати, хотя недавно вообще не смог бы уснуть в присутствии Ло Бинхэ. А еще — что у происходящего нет приличного объяснения и что любой громкий звук разбудит служанку. Неловкость ситуации росла, как снежный ком, а демон все так же безмятежно смотрел ему в глаза. — Пойдем погуляем? — шепотом предложил он и улыбнулся. — Подожди-ка секунду. Он закрыл глаза, а когда открыл их и встал с кровати, у него на поясе был меч. Остатки сна слетели с Шэнь Цинцю, как пух с одуванчика. Он не понимал, как такое можно провернуть, и это было унизительно. «Специально он выпендривается что ли?» — думал Цинцю. Не подозревающий о его терзаниях демон нарисовал мечом дверь прямо в воздухе. В проеме зияла кромешная темнота. — Идем, не бойся. — Он схватил Цинцю за плечи и подтолкнул вперед, шагая следом. Дворцовая комната исчезла. Они стояли под деревом. За границей отбрасываемой им тени оказалось довольно светло — ночь была звездной и лунной. Шэнь Цинцю привык к замкнутым пространствам и запаниковал. На секунду стало нечем дышать, а потом демон снова сжал его предплечье. — Мы в парке. Сможешь гулять здесь один, когда твоя сила восстановится. — Он тянул Цинцю в сторону мощеной дорожки и продолжил отвечать на незаданные вопросы. — Я не доверяю охране. Не хочу больше возиться с твоим воскрешением. — Много возился? — спросил Цинцю. — Да нет. Просто не хочу, — он убрал руку. Освещенный Луной парк шелестел таинственно и зловеще. Цинцю вдруг почувствовал себя так, словно попал в одну из книжных поэм. Ему казалось, что в этой посеребреной темноте непременно должно было случиться что-то значимое. Объятие. Поцелуй. Какое-нибудь чудо навроде того, что с неба свалится лестница, по ней спустится юная богиня Ковша Доу-Му и скажет, что он должен стать ее мужем. Сейчас он не чувствовал себя собой и ожидал чего угодно. Но ничего не произошло. Он остановился, когда глаза начали слипаться, а вида созвездий и шума листвы стало слишком много. — Возвращаемся? — подал голос Ло Бинхэ. Цинцю, как всегда, не ответил. Демон, как всегда, сделал выводы сам. Прорубил дверь обратно, разбудил спящую горничную и довел до двери, перепоручив заботу о ней караульным. Потом погасил лампу и преспокойно уснул. А Шэнь Цинцю разглядывал лунные блики на потолке и чувствовал странное волнение. Ему чего-то не хватало, и он не мог понять, чего. — Позавтракаем вместе? — предложил утром Ло Бинхэ. — Убирайся. — Ладно. — Он, сладко и беззастенчиво потянулся, словно большой кот, и ушел, чтобы снова появиться следующей ночью.