Друг друга отражают зеркала

Я ближе к зеркалу шагну и всю печаль собой закрою. Но в эту самую мину- ту грянет ветер за спиною. (Б. Рыжий)

«Не бывает настолько роскошного дворца, который бы появление демона не превратило в нелепую конуру», — думал Шэнь Цинцю, пока пригнувшийся монстр пытался заново подпоясать штаны. Мешали когти, заостренные, как крошечные кинжалы. Цинцю отметил, что их обманчиво небольшой длины хватило бы, чтобы, коснувшись груди, задеть сердце. Монстр небрежно повернулся и опрокинул подставку с медной статуэткой. — У вас все в порядке? — тут же раздалось из-за двери. — Да, Яо, все в порядке, не беспокойся, — ответил демон. Мягкий, слишком низкий для человека голос словно впитался в стены. Шэнь Цинцю продолжил пристально разглядывать своего врага в желтом свете лампы. Его руки теперь были мощными. Он выглядел коренастым, хотя талия осталась все такой же узкой по сравнению с линией плеч. Цинцю бросил взгляд на его живот и, в отличие от недавнего сжигающего изнутри беспокойства, заставившего быстро отвернуться, не ощутил ничего. Смертоностность монстра была ему на руку, а нагота не смущала, в то время как образ раздевающегося человека был словно выжжен у него на зрачках. Тот тоже осматривал Цинцю с живым опасливым интересом, словно видел впервые. Цинцю равнодушно отзеркалил его взгляд. В таком виде демон казался ему более легким противником. Миловидное лицо Ло Бинхэ вызывало дрожь, а недовольно щерящаяся физиономия чудовища — разве что облегчение. Тварь как тварь, очередное несчастное создание природы. А потом демон вдруг засмеялся. — Учитель такой маленький! — голос был тихим и успокаивающим, как перестук стеблей бамбука. — И красивый… Он опустился на корточки, но все равно смотрел сверху вниз. Тогда он сел на одно колено, слегка подавшись вперед, и наконец оказался ниже. Шэнь Цинцю вскинул руку навстречу умиляющейся роже и вложил в удар весь доступный ему заряд ци. Наблюдая эффект своей атаки, он отметил, что сильно продвинулся за неделю. Однако глубокая рана теперь не выглядела как уничтоженные и отрастающие заново мышцы. Скорее, это было похоже на то, как если бы он потыкал клинком в воду. Его враг был ходячим сгустком энергии — достаточно плотной, чтобы раскрошить в руке булыжник, и в то же время достаточно неоформленной, чтобы заполнять раны или отращивать руки-ноги. Цинцю смог пробить энергетические потоки. Но, стоило выпущенной ци иссякнуть, как они снова сомкнулись. — И злой, — вздохнул демон, нахмурился и с детской серьезностью спросил: — Ты почему меня ударил? Потому что ты мерзкий выродок, которого надо было убить еще в колыбели и избавить мир от принесенного тобой зла… Что еще мог ответить Цинцю? Его собеседник округлил глаза. Колдовские, опушенные слишком длинными ресницами, они не походили на человеческие, но взгляд оставался ясным и честным. Узнаваемым. — А-а… Я-то думал, что ты пытаешься израсходовать всю светлую ци с тем расчетом, что сейчас у меня ее нет и спасать тебя будет некому. Шэнь Цинцю вскинул руку для новой атаки и понял, что не может направить энергию вовне. С досады он ударил кулаком. Ло Бинхэ отодвинулся. — Ты что, считаешь, у демонов мозгов совсем нет? — обиженно удивился он. У Цинцю вдруг подкосились колени и он полетел на ковер, сдерживая падение ладонями. Оказался на четвереньках и понял, что не может встать. Разумеется, нет у них никаких мозгов, ответил он, шипя от раздражения и досады. Тупые грязные животные, неполноценные, несмотря на свою силу. Лишенные смысла и порядка, они пачкают все, к чему прикасаются. Такими их создала природа, но она же отвела им место в Бездне. Как болотные газы, они уместны лишь в своей клоаке. Наклонившись к самому полу, демон завороженно пялился на него расширившимися глазами, как ребенок на говорящую куклу. Еще не обмусоленную, но уже самую любимую. Это было плохо. У толкающего речь Цинцю таяла надежда его разозлить. Он чувствовал себя странно. Не хозяином положения, но и не жертвой, как раньше. Казалось, если сказать чудовищу «я хочу спать, отнеси меня в постель и проваливай», то так и будет. Лорд Шэнь не рискнул проверять. Еще не хватало оказаться правым. Это было бы слишком близко к мирному общению, а он не хотел примирения с Ло Бинхэ. Так что оставалось только ждать. Паники не было, но от волнения сосало под ложечкой. К тому же сама его поза была унизительной, но демон словно не понимал этого и смотрел с симпатией. У Цинцю снова появилось ощущение, что его принимают за кого-то другого. — Знаешь, если тебе нравится твоя одежда, — голос вдруг зазвенел, как проседающий снег, обманчивым весельем и нежностью, — тебе лучше ее снять. Еще бы она ему не нравилась. Непонятное дружелюбие Ло Бинхэ в любой момент могло смениться привычной жестокостью, и Цинцю совсем не был уверен, что ему выдадут новую. Он двинул рукой, прежде чем спохватился. Никакого подчинения. Никаких сделок. Попытаться встать он уже не успел. — Э нет! Прости, придется тебе побыть обездвиженным. Все-таки ты очень хитрый. Демон подался назад и подцепил когтем подол его нижнего халата. В следующее мгновение распоротые вдоль позвоночника одежды Шэнь Цинцю упали на пол. По коже прошел озноб, и от волнения зашумело в ушах. Зачищая нечисть, он порой терял детали облачения, но в этом не было непристойного подтекста. Да и жили свидетели его наготы недолго. Сейчас все было иначе. Шэнь Цинцю ощутил, как его спины плашмя коснулся коготь, медленно скользнул за пояс. Это должно было ужаснуть, но тело отреагировало как-то неправильно. — Не волнуйся, холодно не будет. — Зря стараешься, это не сотрет разницу между нами, — скучающе сказал Цинцю, пока демон разделывался с его штанами и бянь-се. — Что бы ты со мной ни сделал, ты не возвысишься до людей. Неужели до тебя еще не дошло? Сколько бы власти ты ни захватил, чье бы место ни занял, тебе не стать нормальным. Ты так и останешься бессмысленным грязным животным. Так почему бы тебе не вернуться в Бездну? — А ты почему хочешь умереть? — с грустным любопытством спросил демон. Цинцю стоял полностью обнаженный на четвереньках над ворохом своей одежды. Случись это перед Ло Бинхэ в человеческом облике — он, кажется, умер бы от унижения без всяких дополнительных усилий. Да и перед любым другим человеком он не смог бы оставаться спокойным. Стыд занимал бы все его мысли. Но сейчас он чувствовал себя уверенно, словно разделся перед черепахой или утопленником. Может, дело было в облике демона. Может быть, в его голосе. — Это же очевидно. Чтобы наконец не видеть тебя. — Могу завязать тебе глаза, — невесело фыркнул демон, касаясь плеча дыханием. — А серьезно? — Завязать?! — Цинцю зло рассмеялся, горечь и ненависть снова всколыхнулись в нем. — Земля слишком мала для нас двоих. Ты уничтожил духовные школы и смешал две расы, наслаждайся победой. Мне в твоем мире делать нечего. — Ну уж нет, — сказал демон и вдруг перешел на встревоженный шепот. — Ты мой. Только мой. Неужели ты еще не чувствуешь этого? В чувствах Шэнь Цинцю и сам Иньянгун сломил бы ногу. Заклинатель ощущал глубокий ворс ковра, мурашки, идиотизм своего положения. Смущение оттого, что демон был волен сейчас разглядывать его и наверняка этим и занимался, любознательная скотина. Странное удовольствие по этому поводу. Изумление, почему так. Еще лорд Шэнь отчетливо чувствовал в говорящем того человека, рядом с которым засыпал в последние дни. Безопасного, теплого и по сути своей несуществующего. На этом хорошие новости заканчивались. Может, для кого-то слова императора и были комплиментом, для бывшего раба — нет. «Да что вы все ко мне привязались, сволочи?!» — с досадой думал он. С тех пор, как еще в юности один богатый отброс вздумал женить его на своей сестре, Цинцю терпеть не мог нападок на свою свободу. Он распознавал их в мельчайших дозах. Отсюда проистекало игнорирование поклонниц, которых он без затей именовал дурами, и ненависть к доставучему Лю Цингэ. Лорд Шэнь не допускал власти над собой. Даже той приятной и якобы взаимной, на которую они претендовали. Так путь парного совершенствования, который мог стать критически важным источником силы, оказался для него закрыт. Не дождавшись ответа, демон коснулся его спины языком. Мягко, без нажима лизнул вдоль позвоночника. — Давай заключим сделку. Если тебе не понравится, я сам тебя убью. И он снова вдумчиво заскользил языком по коже. Несмотря на явный эротический подтекст своих действий, он казался отстраненным, словно не изводился от похоти, а успокаивал или запоминал. Прикосновение чем-то напоминало Шэнь Цинцю ночные поглаживания. Бархатное и горячее, оно совсем не походило на мокрое человеческое облизывание. — Ну и в чем обман? — В том, что тебе понравится, — грустно сказал демон. — Тебе уже нравится. — Мечтай больше, — фыркнул Цинцю. — Лживая тварь. На самом деле он не чувствовал особой злости, позволяя зрению и слуху ежесекундно обманывать себя. Монстр был дружелюбным. Его не хотелось воспринимать как Ло Бинхэ. Цинцю просто знал, что имеет дело с бывшим учеником, и знал, что тот врет, хоть и не мог понять, в чем подвох. — …Если нет, то у тебя хорошие шансы выиграть… Что скажешь? Может, все-таки сделка? Таким голосом можно было уговорить толпу адепток на самосожжение в Праздник чистого света. Или адептов. Любого, кто не возвел свое одиночество в ранг высшей ценности. — Нет. — Почему? — демон прочертил на спине очередную линию, пока Цинцю кидало то в жар, то в дрожь. — Если не понравится, ты тут же забудешь об этом, уйдя в перерождение. А если понравится, в чем вообще претензия? — Нет. — Ладно. — Демон сдержанно выдохнул, как показалось Цинцю, с облегчением. — Как скажешь. Я в любом случае продолжу, что начал. Теперь само касание стало грустным и нежным, едва ощутимым. — Неполноценный скот, почему ты не можешь оставить меня в покое?! — возмутился Цинцю, чувствуя, что вязнет в неподобающих желаниях. В ответ упрямое отродье вывело ему языком на всю спину иероглиф «Ло». Цинцю покраснел от гнева, когда понял смысл рисунка. Но вместе с гневом пришло возбуждение. Однозначное, откровенное. Такое, которое скрыть от самого себя уже не получалось. — Как же ты меня достал, — тоскливо сказал он. — Даже в Водной тюрьме от тебя не было покоя! Ты притаскивался в мою камеру каждый раз, когда у тебя случалось что-то радостное, потому что больше идти тебе было не к кому. Боги, каким ты был жалким! Император не возражал. Скорее всего, не хотел прерываться. — Но знаешь, если бы у тебя случилось что-то по-настоящему хорошее, ты бы не пришел. Чем все кончилось в тот раз? Ты не поселился в моей камере? Шэнь Цинцю все яснее понимал, что впустую сотрясает воздух. Может, обычно демонам и было свойственно импульсивное, необузданное поведение. Но рядом с Ло Бинхэ его чувства были как на ладони, тогда как само чертово отродье оставалось вне досягаемости для слов. Трансформация ничего не изменила в этом плане. Да, бывший ученик теперь показывал море эмоций, но испытывал ли хоть одну из них? — Так ты, оказывается, жалел меня тогда? — демон улыбнулся, обдавая жарким дыханием повлажневшую кожу. — Никогда бы не подумал, что ты способен на жалость. Но ты продолжай. Мне очень интересно. Цинцю не понял, зачем Ло Бинхэ понадобилось, чтобы он говорил. Спохватился он уже на следующей реплике, услышав хриплые ноты в своем голосе. — Мгм! — с ехидной радостью подтвердил демон. Прибегнув к следованию за дыханием, Цинцю взял себя в руки. У него был не такой уж большой выбор занятий: ругаться или молчать. Он предпочитал ругаться. При его самоконтроле он вполне мог упражняться в этом до утра. Так он, по крайней мере, считал, пока демон не провел линию до копчика — и остановился. Цинцю подавился вдохом. Попытался свести ноги, но пошевелиться не получалось. — Приятно пахнешь, так бы и съел, — сказал демон, прерывая свое занятие, и вздохнул. Подумал и добавил: — Это просто шутка, я не ем людей. Только младенцев, и разве что по вторникам и… Эх, невовремя я превратился! — Он снова засмеялся и повел языком вверх, к шее. Все так же оставаясь вне поля зрения, принялся лениво вылизывать плечо, словно Цинцю обмазался чем-то вкусным. — Иногда я думал, насколько проще все было бы, будь у тебя обычная внешность… «А уж мне бы насколько проще жилось!» — мысленно ответил Цинцю. Но высокомерие не позволяло ему выглядеть хуже. Красота словно проводила границу между ним и окружающими. По крайней мере, пока рядом не ошивались Лю Цингэ или этот глупый ученик. — …Когда я впервые тебя увидел, ты казался небожителем, вышедшим из ледяного облака… Цинцю держался за его голос, потому что осмысленность куда-то уплывала. Было страшно. Примерно как, впервые слетая на мече с пика, увидеть под ногами обрыв вместо близкой земли. Но тогда кружило голову чувство контроля, сейчас — наоборот. Вначале Цинцю думал, что демон захочет ударить или потрогать. Тогда достаточно было бы подставиться под движение. Теперь эта надежда развеялась. И даже обида на то, что он вынужден бороться за смерть, как боролся за все в своей жизни, куда-то пропала. «Не сегодня, — сказал он себе. — Сегодня, не получится». Глупо, но он не хотел умирать. Ритм чужих движений все глубже погружал в умиротворение. Дыхание было ровным и глубоким, а в мозгу царила светящаяся пустота. Но едва прикосновения сместились ниже талии, Цинцю снова сжался и окаменел. Демон лизнул щиколотку, обвел языком пятку, и стыд отпустил, забылся в потоке ощущений. «Вот же чертово отребье!» — удивленно подумал Цинцю, кривясь от щекотки. В его понимании интим никогда не сводился к поцелуям в щечку. Но ни уличное воспитание, ни ночевки в борделях, ни начитанность не подготовили его к повадкам Ло Бинхэ, который провел языком до подушечек пальцев и обратно. Повторил. Переключился на вторую ногу. Удовольствие было не на грани боли, а где-то далеко за ее пределами. Цинцю мысленно орал и мечтал только о том, чтобы не выдать себя, пока демон вылизывал его напряженно вытянутые ступни. — Надо же, что-то ты все-таки ощущаешь. Знаешь, сложно поверить, что ты способен чувствовать… «Идиот!» — думал Шэнь Цинцю, у которого ныло возбужденное естество, и капли прозрачной жидкости натекли позорным пятном на лежащую на полу одежду. Кровь горела, а одурманенный мозг думал только о том, что хорошо бы незаметно урвать побольше наслаждения. Дальнейшее скомкалось и слилось в сплошной горячечный бред. Демон не торопился, то исследуя кончиком каждую неровность, то потираясь всем языком, меняя точечные ощущения на шквал возбуждения. Цинцю боялся, что сойдет с ума до того, как это закончится. Когда шершавый язык двинулся вверх по ноге, Цинцю упал в сладкую расслабленность. К тому моменту он с трудом держался даже на четвереньках. Демон бесстыдно исследовал внутреннюю сторону бедер, но теперь это было как легкий дождик после извержения вулкана или хлопок по плечу после изнурительной драки. Мышцы все еще подрагивали, в крови догорал пожар, постепенно угасающий от ритмичной мягкости касаний. Их хотелось продлить и запомнить навсегда. Ощущение чужой власти никогда еще не было таким полным и таким абсурдно приятным. Когда язык монстра двинулся еще выше, Цицню даже не попытался закрыться. Он все еще был где-то между седьмым небом и безумием, слишком занятый попытками отдышаться. Пелена спала с его сознания, лишь когда он ощутил проникновение внутрь. Он вспомнил, как еще недавно гадал, хочет ли его Ло Бинхэ. Вторжение языка оказалось очень доходчивым ответом. Цинцю затопило упоительным стыдом и немного — злорадством. Император не иначе как сошел с ума. Цинцю ему даже посочувствовал. Бедное похотливое животное! Недавний узник любил купаться и знал, что он безупречно чист — но только снаружи. А еще он знал, что отбить ему память сможет лишь смерть. Иначе он будет припоминать это глупому ученику до скончания времен. Демон был явно далек от его душевных метаний. Он с неторопливостью бессмертного существа принялся водить внутри кончиком языка то вверх-вниз, то по кругу, задевая неведомые точки. Иногда он и вовсе прерывался, чтобы сказать что-нибудь незначимое, а потом снова вдавливал язык внутрь, превращая Шэнь Цинцю в комок одного-единственного желания. До заклинателя с опозданием дошло, что оружие, которое демон вложил в его руки, унизившись, оказалось обоюдоострым. Противостоять этому соблазну было не сложнее, чем любым другим — вот только он больше не хотел. Вместо этого в нем на каждое движение монотонным набатом звенело: «Еще! Еще! Еще!» «С какой стати я должен отказывать себе в этом», — думал Цинцю. Все, чьим мнением он дорожил, были мертвы, а держать лицо перед тем, кто выглядит как порождение Бездны и ведет себя так же, — просто смехотворно. Бывший горный лорд все еще сдерживался в демонстрации эмоций, но позволил себе погрузиться в них. Очень быстро возбуждение стало невыносимым, и он почти перестал дышать, чтобы не выдать себя. Он излился, когда Ло Бинхэ в очередной раз принялся нанизывать его на язык. Мышцы скрутило судорогой, восторг молнией осветил самые темные уголки памяти, и прошлая жизнь стала почти невесомой. Потом перед глазами прояснилось, и Шэнь Цинцю вернулся в реальность. Необходимость притворяться все еще занимала значительную часть его мыслей, но теперь ее потеснило удивление: выходит, вот от чего он отказывался всю жизнь! И зачем? «Подумать только, если бы не случайность, я бы до сих пор воротил морду от всего этого блудодейства», — размышлял он, пока настырный язык продолжал исследовать его тело. Цинцю был изрядно вымотанным, но возбуждение нахлынуло снова. Оно было уже не таким острым, но еще более настойчивым, и он тихо мечтал о возможности потереться членом хоть обо что-нибудь. — Повернись, — наконец тихо попросил демон. Обнаружив, что снова может двигаться, Цинцю высвободил из рукавов затекшие руки и сел. Демон мягко лизнул его пах и поднял взгляд. Цинцю словно прошибло током. Как оказалось, все предыдущее было пустяком, разминкой перед тем, чтобы ощущать и смотреть, как демон гладит языком его набухший член и вглядывается в лицо, ища одобрения. Каким-то чудом он не выдохнул: «Еще!», но, видимо, его вид был достаточно красноречивым, потому что демон накрыл его член языком, лаская кончиком основание. Цинцю откинулся на локти и двинул бедрами — ему было уже все равно, как он выглядит. Мир раскачивался и плыл. Демон вознаградил его быстрыми движениями. Сознание Цинцю блаженно дрейфовало куда-то в такт, пока его партнер не замедлился, а потом и вовсе остановился. — Возьми, — он подтолкнул ему под руку коробочку. — Ты знаешь, что с этим делать? Цинцю откинул крышку и достал нефритовую фигурку. Хоть она и могла сойти за статуэтку дельфина, ее предназначение было вполне очевидным. — Нет! — слабо возмутился он, удерживая движение собственной руки. — Я просто пытаюсь выиграть спор. Я обещал, что тебе понравится. — Нет. — Да. Я не могу сделать это сам, не навредив тебе. Но я позову того, кто может, — демон бросил выразительный взгляд на дверь. Цицню хмыкнул, чувствуя власть над этой нахальной нечистью: — Врешь. Демон улыбнулся. Внимательный, по-собачьи преданный взгляд стал лукавым и необидно насмешливым. — Раз ты так хорошо меня знаешь, тогда скажи, вру ли я теперь. Я подожду, пока ты устанешь удерживать руку. Тогда вместо этой вещи я заставлю тебя использовать пальцы и буду смотреть. Это будет длиться долго и тебе все равно понравится, хотя, конечно, не так сильно, как мне. Цинцю задохнулся от смущения и чуть повторно не излился, невольно представив это. Демон рассмеялся, глядя на его пылающее лицо. — Ну, что выберешь? — Погаси лампу. Лежавший на полу император поднялся на четвереньки, дотянулся и накрыл лампу ладонью. В следующее мгновение стало темно. — Как ты это делаешь? — не выдержал Цинцю. — Что? А, ничего интересного, простой ярмарочный фокус. Покажу потом, если хочешь, — голос прозвучал совсем близко, язык лизнул отведенное в сторону колено. — Пожалуйста! Так можно будет думать, что я внутри. — Что тебе мешает думать уже сейчас? — раздраженно сказал Цинцю, пытаясь побыстрее впихнуть в себя нефритовое поделие, но осилив только заостренный кончик. — Мне ничего. Но я хочу, чтобы ты тоже так думал, — демон лизнул его растянутый вход и пальцы. Движение вышло во всех смыслах слишком точным. — Ты видишь в темноте, — сказал Цинцю. — Мгм. С досады Цинцю втолкнул дурацкую фигурку до середины, где была самая широкая часть. — Я теперь не смогу спокойно смотреть на статуэтки, — сказал он сердито. — Очень на это надеюсь, — весело шепнул демон, прежде чем снова пройтись языком по его члену. В темноте все стало еще хуже. Ничего не отвлекало от ощущений, и Цинцю быстро перестал понимать, что он должен был делать, а чего не должен. Он бессильно откинулся назад, раскинув руки. Демон сам вдавил нефритовый жезл языком, то проталкивая его все глубже, то хозяйничая в паху. Через несколько таких манипуляций гладко отполированный камень весь до основания оказался внутри, а Цинцю — на грани безумия. Дальше демон неторопливо терся языком об его член, периодически делая короткие паузы и неся околесицу. Его голос явно был отдельным возбуждающим средством, потому что каждый раз, когда он после этого использовал язык по другому назначению, Цинцю беззвучно вскрикивал от удовольствия. Вдобавок темнота давала иллюзию невидимости, и он то и дело забывал убирать выражение сладостной агонии со своего лица… Позже лорд Шэнь обнаружил, что его манера держаться до последнего в постельных делах работает против него. Но тогда он был далек от понимания этого, так что терпел до рассвета и испытал оглушительный оргазм. Прежде чем уснуть прямо на полу, он успел увидеть, как демон разжал кулак с ослепительно сияющей жемчужиной и проглотил ее, как таблетку.