Друг друга отражают зеркала

— Здравствуй, мастер Шэнь! — Ша Хуалин окинула его любопытным взглядом, и заклинатель представил себя со стороны. Одетый в черное с золотом, он смотрел на нее из окна личных покоев императора, куда она не могла войти, несмотря на свой статус. Цинцю невольно ощутил налет жалости. На ее месте он бы, наверное, забился в какой-нибудь угол и там умер. Не подозревающая об этом Ша Хуалин улыбнулась: — Вижу, у тебя все хорошо. — С чего ты взяла? — хмыкнул он. Хотя, если она видела его труп, ей действительно было с чем сравнить. — У тебя затраханный вид. «Ах ты дрянь…» — А у тебя нет, — парировал Шэнь Цинцю. — Ты выяснила, что от меня нужно императору? Она надула губы в расстроенной гримасе, но ее глаза смеялись: — Что если ничего? — Чушь. — Ладно, тогда, может, он проверял работу заклинания, чтобы потом воскресить кого-то другого. Такой ответ устроит мастера Шэня? — Кого-то другого — это кого? — Откуда мне знать, — легкомысленно сказала она. Разговор складывался как-то неправильно. Казалось бы, она пришла сама и хотела сотрудничать, но Цинцю чувствовал, что что-то идет не так. Он сделал над собой усилие, гася собственные мысли и стараясь полностью сосредоточиться на собеседнице, проникнуться ее чувствами. Нужно было залезть ей под кожу, понять ее настроение. Результат его ошеломил. Она не видела в нем угрозу. Словно полагала, что будет править и через год, и через десять, и через тысячу лет, а заклинатель Шэнь — развлечение временное, и надо успеть сунуть нос в его тайны. Ее раздражение и веселая злость не имели ничего общего с горем покинутой жены. Ее бесило, что он занял ее место, но она была уверена: даже если ничего не делать, проблема разрешится сама собой. К сожалению, о своих проблемах Шэнь Цинцю такого сказать не мог. И Ша Хуалин была единственной, на кого он мог их перевалить. — За это время он бы уже воскресил всех, кого хотел, — возразил Цинцю и, задрав рукав, вытянул руку наружу. На его счастье, барьер работал только на вход. — Ударь меня по руке мечом. Хочу тебе кое-что показать. Она нахмурилась и подалась назад, держа дистанцию. В глазах мелькнули настороженность и недоверие, но тут же сменились ее обычной самоуверенностью. — Быстрее! Твой благоверный может нагрянуть в любую минуту, — поторопил Цинцю. — Не волнуйся. В ближайший час его точно не будет, так что можно не торопиться, — ответила она и подмигнула. Почему-то подобные ужимки в ее исполнении выглядели уместно и не раздражали. — Тебе-то откуда знать? — Он на церемонии бракосочетания, — демоница насмешливо улыбнулась. — Пока она не кончится, он никуда не уйдет. Цинцю от ее слов чуть не позеленел. Но по большому счету ему было не до того. Комната императора отсекала его от мира не хуже, чем стены тюрьмы, и эта встреча могла быть последним шансом на содействие извне. — А если уйдет? Пошевеливайся. Оцарапай хотя бы. — Если мастер Шэнь так настаивает… — демоница, красуясь, выхватила меч и принялась выводить острием на его предплечье какие-то каракули. Цинцю подозревал, что она оставляет записку мужу. Вторжение в его плоть демонического клинка заставило содрогаться от смешанного с болью омерзения. Раньше он спокойнее переносил подобные ранения. Но все это было не важно. Если он не заставит ее помогать — он так и сдохнет в этой комнате. — Закончила? — Цинцю знал, что первые черточки уже стерлись, а вот-вот исчезнут и прочие следы ее стараний. — Уверен, ты такое уже видела. Выясни, как его можно убить. Это единственный способ убить меня. Он был уверен: она попытается сделать его смерть максимально болезненной. Но он и не собирался испытывать способы Ша Хуалин на себе. Он бы просто соврал, что ее совет не работает, зато у него появилась бы подсказка, как можно упокоить повелителя трех миров. Его уловка была совсем простой, но Цинцю по опыту знал: работает тот обман, в который хотят поверить. Поверил же он когда-то У Яньцзы. Доведенный до отчаяния человек способен на любую глупость, пока остальные будут только пожимать плечами — «и чего ему не хватало?». Вот только демоница была очень далека от отчаяния. Склонив голову набок, она захлопала ресницами, ничуть не обидевшись на холодный и властный тон. Или притворяясь, как ее муженек. — Мастер Шэнь так низко ценит наше гостеприимство? Пора было объяснить своей невольной стороннице положение на доске. — Когда глава семьи берет в постель пожилого гостя вместо любимой жены, разве это похоже на гостеприимство? — удивился Шэнь Цинцю. — Вот я бы не задумываясь предпочел твою компанию. Как и всякий нормальный человек. Спроси любого мужчину, если не веришь мне. Так почему он выбирает не тебя, а недавний полутруп? Разве это не безумие? Увы, его довод — весь такой убедительный и очевидный — со свистом пролетел мимо цели. Ша Хуалин, похоже, не видела в действиях императора ничего странного. И объяснение этому было только одно. Она считала Цинцю до такой степени привлекательным. Тем хуже для нее. Цинцю мысленно сделал пометку: любые упоминания, какой он старый и уродливый, лишь разожгут ее недоверие. — С твоим императором явно что-то не так. Он любил тебя, так приложи хоть какие-то усилия, чтобы его спасти, женщина. — Не делай вид, что беспокоишься о нем, — лениво возмутилась она в ответ на его проповедь. — Почему? Он мой ученик. — Это никогда не мешало тебе пытаться убить а-Ло, разве нет? — она уставилась на него с веселым любопытством. Цинцю напрягся: это еще что за новости? У нее с фальшивым Шэнем что, одна голова на двоих? — Кто тебе такое сказал? — Я собственными глазами видела, как ты выставил его на поединок против старейшины Тяньчуя, — обиженно фыркнула она. — И что? Это были тренировочные поединки. В двух предыдущих никого не убили, с чего бы я решил, что в третьем кого-то убьют? Я, по-твоему, идиот? — Цинцю сам не заметил, как рассвирепел. Ша Хуалин растерялась, но лишь на секунду. — Если ты не идиот и не хотел его убить… что же ты выбрал для решающего поединка новичка с учебным мечом? — она вздернула бровь. Цинцю презрительно поморщился. — Он любил сотрясать воздух в присутствии девиц. Дескать, не даст их в обиду и скорее умрет, чем посрамит честь школы. Я ожидал, что он сдастся и впредь будет врать скромнее. Но твой гамадрил ухитрился проиграть и сорвал мне воспитательное мероприятие. — Вот как. — Она лениво зааплодировала, словно он придумал это, чтобы ее развлечь. Это действительно была лишь крупица правды. Основная ее часть выглядела слишком сложно и больше походила на невразумительную ложь. Цинцю не стал бы делиться ею даже с воображаемым демоном, но тот бы и не спросил о таком… В тот момент им двигало другое соображение. Ло Бинхэ достаточно было продержаться пару минут, чтобы его навсегда перестали задирать сопливые адепты. Его стычки с компанией Мин Фаня стали принимать опасный оборот. Шэнь Цинцю не мог ждать, пока кого-нибудь убьют или покалечат. Но и вмешиваться в открытую не хотел. С точки зрения посторонних, ему достаточно было открыть рот и сказать: «Отстаньте от него». После этого никто бы не посмел донимать Ло Бинхэ. Но Цинцю забрался слишком высоко, чтобы позволять себе честные жесты. Стоило вступиться, и это вызвало бы вспышку новых обид, затаенной ненависти и слухов. Ученики Байчжаня и Аньдин разносили их, как мухи — холеру, а жалобы адептов из знатных семей могли сказаться на репутации и доходах школы. У Цинцю заранее болела голова от версий, что он переспал с матерью Ло Бинхэ, с самим Ло Бинхэ, что Ло Бинхэ — внебрачный сын главы Юэ (так что выходило, что и с отцом он тоже переспал), что он ведет себя странно, потому что его запугали, подкупили, совратили… Эти слухи пришлось бы погашать палками, прописав в сотни раз больше ударов, чем выпало сопляку. Так что, по мнению Цинцю, вмешиваться напрямую было топорно, глупо и жестоко. А незаметно исправить ситуацию, оставаясь как бы не при чем, — самое то. Это не смогли бы понять те, кто ниже по статусу. Такие спят и видят, как они командуют, а другие исполняют их приказы. Лишь с опытом нисходит понимание, что мудрый правитель подобен проплывающей по небу Луне: светит и помалкивает. Люди уровня Цинцю не поняли бы другое: почему он не остановил бой через несколько минут, когда его цель уже была достигнута? Хотел бы он сам это понять. Пока сопляк катался по земле, уклоняясь от ударов гигантского молота, Цинцю обливался холодным потом. «Сейчас, вот сейчас, — думал он, — эта безмозглая личинка макаки на глазах у сотен свидетелей превратится в лепешку», — и он, лорд Цинцзин, никогда не сможет объяснить, что это было… Он ждал, что Ло Бинхэ признает поражение, как это сделала Лю Минъянь, но тот, очевидно, предпочел переложить эту «честь» на своего учителя. А то, что учитель сам только что велел этому сопляку сражаться — ну подумаешь, уже передумал. Делов-то. Тогда Шэнь Цинцю впервые посетило чувство, что он столкнулся с кем-то, кто ему не по зубам. Это было свежо, как ведро воды на голову. Но к тому времени он успел справиться с рабовладельцем Цю; с заклинателем У Яньцзы, которому приходился учеником, то есть по сути тем же рабом; с претендентами на пост главы пика; с нищетой, клеветой и завистью. Поэтому, нарвавшись на мелкого выпендрежника, Цинцю просто не поверил, что проиграет. Проигрывают благородные и смелые. Проигрывают зарвавшиеся и неосторожные. А такие, как он, тихо вращают шестеренки этого мира… Пока зрители, затаив дыхание, следили за боем, для Цинцю шел невидимый поединок между ним и учеником. Он уже планировал, как будет жить в изгнании, когда старейшина Тяньчуй сдох. Противостояние с Ло Бинхэ завершилось вничью. И это было то, чего не смог бы понять даже шисюн Юэ. Он сказал бы: «Если бы ты просто прервал поединок, никто не подумал бы, что ты что-то там проиграл. Какое у тебя вообще может быть противостояние с адептом? Просто не обращай на него внимания!» Увы, то, что для других было просто, для Шэнь Цинцю было сложно. Разумеется, он поначалу и не обращал внимания на Ло Бинхэ. Он же не сумасшедший. Мальчишка был очередным дурнем, считавшим свою мораль единственно верной, а всех, кто ей не следовал — ошибками природы. Цинцю всего лишь обеспечил его последствиями и предоставил с ними разгребаться. Но дальше начинались странности. Как бы Цинцю ни пытался вправить ему мозги, реальность отскакивала от его тупой головы, как горох от стенки. Хуже того, стараясь перевоспитать наивного идиота, Цинцю обнаруживал, что сам — еще больший идиот. Глупее всего вышло с Нин Инъин. Цинцю ждал, пока до Бинхэ дойдет: его жизнь так и будет чередой бесконечных побоев, пока он не избавится от этой горе-защитницы. Но Бинхэ так ничего и не понял. Вместо этого Цинцю вдруг понял, что Хайтан играла в его жизни ту же роль, что Инъин — в жизни Ло Бинхэ. А он не просто пощадил ее тогда, в юности. Он испытывал благодарность к ней, даже став бессмертным! Во всем мире лишь она любила его. Лишь ей он был нужен. Цинцю только что не молился на нее, хотя именно ее заступничество годами превращало его жизнь в ад. Ну не идиот ли?! Пытаясь не думать об этом, лорд Шэнь чуть не схлопотал искажение ци. Напоминание о прошлом маячило у него перед глазами, как насмешка судьбы. Его «любимая ученица» лицом и манерами напоминала Хайтан — и день за днем превращала Ло Бинхэ в мишень своими неуклюжими ухаживаниями. У Цинцю перед глазами разворачивалась пародия на его жизнь, а он даже злиться не мог. Вернее, мог. Еще как мог. Но всеми силами гасил в себе мстительные позывы. Ему давно не 15 лет. А если считать глупость за преступление — невиновных не будет… Понятный и безопасный мир, который лорд Шэнь выстроил вокруг себя потом и кровью, из-за мелкого недотепы стал расползаться на глазах, принимая вид безрассудно кровожадного чудовища. Цинцю стал ощущать, что стихи и творения мастеров не выражают суть жизни, а лишь отвлекают от нее, а под маской милых детишек, к которым он благоволил, резвятся все те же опасные отбросы… Все стало так, словно он не возглавил пик искусств, а просто надел розовые очки. Зато сам недотепа остался абсолютно непрошибаем. Его проняло только перед Бездной, — и не описать, с каким удовольствием Цинцю спихнул его туда! «Наконец-то, — злорадно думал он, глядя в полные слез глаза. — Пусть тебя теперь жизнь учит уму-разуму, раз у меня не получилось». Кто же знал, что недотепа вернется — и все с тем же наивным упорством и милой улыбкой уничтожит заклинательские кланы? Шэнь Цинцю хмыкнул. В школе мальчишка был уверен, что если будет исполнять издевательские приказы как можно лучше, то однажды проломит лбом стену. В день нападения на Цюндин Цинцю сам почувствовал себя такой стеной. За время поединка поганый сопляк совершенно походя и без усилий заставил его мысленно попрощаться со школой. Впервые его воля не то чтобы вдребезги разбилась о чужую, но получила ощутимый удар. А вот для Ша Хуалин тот день должен был запомниться совсем иначе, — день, когда демоническая принцесса Юга отдала сердце драному заморышу с непреклонным взглядом и благородными манерами. — Как интересно устроена жизнь, — мягко сказал Цинцю. Картины бесконечно далекого, бесконечно мертвого прошлого оживали у него перед глазами. — Ты напала на школу, натравила на моего ученика громилу размером с дуб, но считаешь себя его защитницей, а меня — его врагом. Она хмыкнула: — И что бы ты стал делать, если бы он сдался? — Заплакал бы и позволил тебе разгромить школу, что же еще? — Цинцю кротко улыбнулся, демоница поежилась. — Снова блефуешь, мастер Шэнь. Если бы ты тогда мог меня убить — ты бы меня убил. — Если бы я тебя убил, мне бы потом еще пару лет пришлось убивать мстящего за тебя отца, женихов, прислужников, их родню. Так что ты уж прости, я ждал кого-то более трудолюбивого. А твои поединки помогали мне тянуть время, вот и все. Что до твоего придурка, если бы я хотел его убить, то зарезал бы ночью, а утром объявил, что он сбежал от невыносимой жизни. И мне бы никто и слова не возразил. Я так уже делал, — добавил он в ответ на скептический взгляд. — А твой благоверный ночевал один в сарае и был доверчив, как кролик. У Ша Хуалин вытянулось лицо: — Ты убивал учеников?! — Они первые начали. Просто я смог, а они нет. — Цинцю дернул плечом. — И что еще за удивление? Ты только что обвиняла меня в попытке убить безобидного сопляка. А то были незаурядные заклинатели, они золотое ядро сформировали раньше, чем я на пик попал. Видимо, в этом месте я должен сказать: «Какая ужасная потеря для школы»? — добавил он гнусавым голосом. Ша Хуалин фыркнула. — А ты забавный. Ясно, что А-Ло в тебе нашел. — Сейчас будет еще забавнее, — пообещал Цинцю. — Я ведь могу не хуже тебя извлекать пользу из его неадекватного состояния. Подумай вот о чем. Сейчас я готов умереть, чтобы избавить тебя от своего присутствия. Но что будет, если я направлю те же усилия на то, чтобы, — Цинцю состроил самую глупую рожу, какую смог, — сделать моего императора счастливым? Она вытаращила глаза. Ну да, не так обычно демоны представляют себе общение с клановой элитой. Но это не имело значения, важен был только результат. И Шэнь Цинцю продолжил как ни в чем не бывало: — Его кровь защищает меня. Защищает ли она тебя? Покажи мне. Он воскресил меня, когда мы еще были врагами. Воскресит ли он тебя? Убей одну из его жен и проверь. Но ты ведь и так знаешь ответ, правда? — на не умеющего толком врать Цинцю вдруг снизошло вдохновение. — Тебе кажется, что с нашей встречи на Цюндин все изменилось. Но ничего не изменилось. Он по-прежнему мой ученик. Ты по-прежнему не имеешь понятия, что происходит. И либо мы с тобой договоримся — либо ты проиграешь. Ша Хуалин наконец справилась с оторопью. — Не знаю, что ты о себе возомнил, — насмешливо сказала она, задрав подбородок, — но Ло Бинхэ никогда не будет принадлежать кому-то одному. Как и я. — Конечно, ты права, — смиренно поддакнул Цинцю. — Вот только есть много тех, кто будет. До сих пор он не был ценителем телесной чистоты, но что если станет? Не превратишься ли ты для него в тухлый пирожок? Она гневно сверкнула глазами: — Не тебе говорить о телесной чистоте, бывший лорд Шэнь! На секунду Цинцю чуть не выдал своего удивления и мысленно выругался. За всеми последними событиями он и забыл о своей репутации. Как же тяжело быть тупым! Как все эти окружающие люди вообще выживают?!.. — Отчего бы мне не говорить о чистоте в моем новом теле? — надменно возразил он. — Скажи ему, что во время нашей встречи я приставал к тебе. А я скажу, что это ты приставала ко мне. Как думаешь, кому он поверит? Цинцю слегка мучила совесть. Он действовал как торговец, который поджигает дом, чтобы продать его хозяину ведро. Ему было немного жаль Хуалин. Они с Бинхэ и правда были красивой парой. Но «что разрушимо, то не выстоит». Лицо демоницы исказила злость. — И кажется, я начинаю понимать, почему он тебя ненавидит. — Нет, пока еще не начинаешь. Ты думаешь, ничего страшного, ведь его только радуют твои интрижки. Но почему же его не радуют мои интрижки? Или интрижки Нин Инъин? — Цинцю истово возблагодарил Небо за тот чудовищный балахон, в котором она приперлась: пока на даме такое, ее целомудрие вне опасностей. — Может, он и рад подкладывать тебя третьей в каждую постель. Но не к тем, к кому он относится серьезно. Он от души надеялся, что император слишком занят и не подслушивает сейчас их разговор через какой-нибудь артефакт. А то, пожалуй, его хохот можно было бы услышать даже здесь. Но думать об этом было нельзя, не сейчас, и он выкинул эти опасения из головы. — Надо было отрубить тебе руку, — с досадой сказала Ша Хуалин. Цинцю с энтузиазмом высунул в окно обе: — Отрубай на здоровье! Все равно новые отрастут! Не то чтобы его прельщала перспектива пару минут кататься по полу и орать. Но лучше уж позориться перед демоницей, чем перед ее мужем. Нужно было приучить тело к тому, что такие травмы не важны. Ну а если бы император явился его спасать, тоже вышло бы неплохо. Кокетке влетело бы за самоуправство, и, глядишь, у нее появился бы стимул покончить с этим безобразием. — Какой толк тебя убивать… — задумчиво сказал Ша Хуалин. — Если а-Ло тебя снова воскресит? — Тогда что ты предлагаешь? Цинцю затаил дыхание. «Ну же, давай, устрой мне побег!» — думал он. — Ты должен отвадить его от себя, — сказала Ша Хуалин. — Разочаруй его. …Небо, что творится в мозгах у этой женщины?! — Твой муж не очарован, — одернул ее Цинцю. — Он безумен. Если беспокоишься, что он меня воскресит, дай мне сбежать. Тебе нечего опасаться, я сохраню нашу беседу в тайне. Но мне нужен меч. И мне нужно знать, где заканчивается его власть. — На это я могу тебе ответить хоть сейчас, — фыркнула его собеседница. — Она нигде не заканчивается. — Неважно, — отмахнулся Цинцю. — Значит, мне нужно знать районы, где у него меньше всего войск. А в вашей оружейной наверняка остались духовные мечи, работающие со светлой ци. Сойдет самый простой и невзрачный. Я уберусь на расстояние, на котором он не чувствует свою кровь, и больше никогда тебя не побеспокою. — Всем известно, самый простой и невзрачный меч — Синьмо, — с ехидцей сказала Ша Хуалин. Час от часу не легче. А он и не замечал, что там скрыто за клубящейся аурой… — Я не имел в виду легендарные мечи, я имел в виду что не жалко, — небрежно произнес Цинцю, досадуя на себя, что опять спровоцировал у демоницы приступ здравомыслия. — Заплатить за него я не смогу, а брать в долг не в моих правилах. И выясни, как меня можно убить. Если твой способ можно использовать многократно, это тоже может сработать. — И сколько раз мастер Шэнь готов умереть? — спросила она с откровенным удивлением и такой же очевидной издевкой. Цинцю ощутил вспышку ответной ненависти, но не подал вида. — Сколько потребуется, чтобы в мир вернулись порядок и гармония. Мертвые должны оставаться мертвыми. Мужчины должны спать с женщинами. Мой ученик не должен выставлять себя обрезанным рукавом. У Цинцю заканчивались доводы, а его собеседница все еще была себе на уме. Он заронил зерно сомнения, но не знал, что из него вырастет. — И вот еще что, — добавил он. — Я знаю, ты думаешь, он твой друг. Стоит ему довериться, и он решит все твои проблемы. На самом деле единственный здесь, кого заботят твои интересы — это я. Разозлишь меня, и его хорошее отношение к тебе закончится. Тебя воспитали демоны, он воспитывался на Цинцзин. Ты никогда не будешь для него достаточно умной и утонченной. Выдашь меня ему — пожалеешь. При упоминании пика в ее настроении что-то изменилось. Цинцю сам не понял, как, но сумел пробиться за стену недоверия. Если раньше Ша Хуалин воспринимала его слова довольно хладнокровно, то сейчас пребывала в смятении. — Я подумаю, — мрачно ответила она. — Думай, но если ты не поможешь мне уйти, я решу остаться, — напомнил он. — Так что когда я в следующий раз протяну тебе руку, вложи в нее меч. Я собираюсь сражаться за твое семейное счастье. И он снова улыбнулся ей, на этот раз — вполне искренне. — Посмотрим, — буркнула она, опустилась на землю и вошла в здание. Цинцю отошел от окна и попытался придумать себе какое-то занятие. Забытая радость от словесной перепалки сменилась тревогой, что Ло Бинхэ обо всем догадается. Цинцю был уверен, что демон с первого взгляда заметит неестественность его поведения. Он пытался вспомнить, как вел себя до этого, чтобы изобразить нечто похожее, но ничего не получалось. Все тело болело, словно его разрывала демоническая кровь. Слепо хотелось, чтобы Ло Бинхэ испытал хотя бы часть этой боли. Он был преисполнен решимости притворяться, но даже несмотря на это понимал — ничего уже не будет, как раньше.