Тихая охота

            Попадая в лучи солнца, мелкие пылинки кружились в душном воздухе сарая. Сдвигая садовый инвентарь, откидывая тазы, ведра, сломанные стулья, Казанцев искал мангал. Громкий вопль возвестил о победе. Не обращая внимания на завалы после своего вторжения, Павел усердно тащил железную махину. Вытянув руку вперёд остановил Женю, отказываясь от её помощи. - Сам справлюсь, как-то же я его раньше вытаскивал. Женя покорно отошла, впрочем не удивляясь упертости мужа. - Ты помнишь, как мы его везли на грузовике, в кузове? Вышли, спина и ноги не сгибаются, задница отбита. Мы тогда были молодожены, а твои родители отмечали юбилей, тридцать лет совместной жизни. Я вообще первый раз шашлыки делал, переживал страшно, что ничего не получиться. - Всем понравилось. - Да, - Павел облегчённо вздохнул, словно вновь пережил свое волнение. - А ночью мы сбежали в сад, потому что кровать ужасно скрипела, а нам невтерпёж было заняться любовью. Бросили одеяло на крохотный стожок травы, накошенный твоим отцом... - И всю ночь отбивались от комаров. Напомнила Женя с улыбкой. - Но ведь не только. Утром проснулись, трава мокрая, мы искусанные, в волдырях, почесах, и всё равно - счастливы. Женя молчала, такие экскурсы в историю, были редкими. Обычно память Павла, ограничивалась последним удачным отдыхом, или празднованием дня рождения. Женя всегда считала, что ностальгические воспоминания о знакомстве, нескольких беззаботных и безумно счастливых первых лет, бережет в своем сердце только она, Павел же живёт перспективами. Оказалось, что и ему не чужда милая сентиментальность. - Мы тогда отмечали каждый прожитый месяц. - Павел поставил мангал, и развернулся к Жене. - Потом родилась Лина, стали отмечать её месяцы, потом годы. - Скоро внуки пойдут. - Сказала это из вредности, что-то в душе замирало, менялось, от грусти в голосе мужа - Внуки это хорошо, только память остаётся с нами. Как можно забыть нашу встречу? Женя поневоле улыбнулась, тоже вспомнив её. - Я как только тебя увидел, будто током шарахнуло. Меня не волновало, с кем ты пришла, замужем ли, знал что добьюсь, будешь моей. - А добиваться и не пришлось. Горькая усмешка тронула уголки её губ. - Не скажи, - живо запротестовал Павел. - Я вставал в семь, ехал из общаги к тебе, чтобы проводить в институт, потом встречал. Стал параноиком, как только за тобой закрывалась дверь, начинал сходить с ума, везде мне мерещились соперники. Похудел на четыре килограмма, любовь иссушила меня. Поэтому так торопился со свадьбой, чтобы окончательно сделать тебя своей. - Но это ведь не панацея от измен. - Я был в тебе уверен. Потом когда узнал тебя ближе, познакомился с родителями, понял, что в такой семье хочу и могу прожить жизнь Я знаю ты думаешь, я не любил твоих родителей, мне было тяжело жить на их жилплощади, и получал я тогда жалкие гроши, в остальном мы были одной семьей. - Они любили тебя. - И я их, поверь, - он головой покачал, соглашаясь с ней, - они бы не одобрили наш развод. Я не могу примириться с тем, что ты на ровном месте решила развестись. Женя отвела завороженный взгляд от его лица, поняла, что все это время смотрела на мужа в упор, и слушала с огромным вниманием. - Я пока не решила - Но задумалась, значит мне тоже есть над чем задуматься. Мне дорога моя семья. Я люблю тебя. Она опустила глаза, рассматривая доски пола. Павел часто признавался ей в любви. Вместо благодарности, мог легко произнести: - Я тебя люблю. В отличие от неё. Для неё, эти три слова несли серьезный смысловой оттенок, были подобны катарсису, выстраданны, прочувствованны. Она могла произнести их в порыве страсти, жалея, или подбадривая мужа, но никогда походя, на бегу. Женя погладила Павла по коротким, с проседью волосам. Это единственное, что выдавало его возраст, в остальном, он как был, молодым, поджарым живчиком, таким и остался. Положив руку ей на затылок, Павел прижал её голову к своему плечу, и поцеловал в макушку: - Твои волосы пахнут солнцем. От его проникновенного, тихого голоса, мурашки пробежали по спине, взволнованное дыхание коснулось её щеки, и огнем прокатилось по венам. Это были не новые ощущения, скорее, забытые старые. Тело привычно отзывалось на близость мужа. Мучительным сомнениям, тяжести в сердце, пришло на смену чувство счастливого покоя. Женя улыбнулась, потерлась щекой о ткань рубашки. - Зачем приехал этот хмырь? Улыбка сползла с её губ, лицо стало серьезным. Она готова была заплакать от обиды и злости, за то, что поддалась романтическим чувствам. Хрупкость между ними разлетелась на осколки. - Кто? - Одарила мужа гневным взглядом. - Хмырь. - Грубо повторил Павел. Его самого удивил такой резкий ответ. Что это с ним, неужели ревность? Он никогда не ревновал жену, поводов не было, со студенчества всегда рядом, это казалось естественным. - Ты с Линой разговаривала, какие у них отношения? Он мне не нравится. - С каких пор? Задохнулась она от возмущения. Неожиданно возникшей неприязни между Петром и мужем, Женя не находила объяснения. Это не могла быть ревность, вряд ли Павел догадывается о причинах приезда Петра. Иначе... об этом лучше не думать. - С тех самых. Какого черта он сюда заявился? Коротко выдохнув, Павел отодвинул жену в сторону, и стремительно шагнул к выходу. - Ты собираешься это выяснять? - Схватив за край рубашки, Женя резко дернула мужа на себя. - Прекрати этот балаган, или я уеду. Они смотрели друг на друга, и волна гнева выплескиваясь из глаз Евгении, разбивалась о кривую ухмылку мужа. - Он тебе нравится? - Он в первую очередь наш гость, и твоя обязанность, как хозяина, накормить его. Вопросы будешь задавать потом. - Гость, значит. Отлично! Он не мог понять, в чем причина её такого мягкого, снисходительного отношения, к так называемому гостю? Похоже, объяснять она не собиралась, что же, справится сам. Да, это ревность. Черная, беспросветная. Павел точно очнулся, и понял, что могло способствовать отъезду жены. Это открытие сбило с ног, пришлось облокотиться о косяк. Стало не по себе, в висках застучало, загудело словно заработала допотопная электрическая печатная машинка Ятрань, звучно отбивая на белом листе бумаги, черные буквы. Они легко складывались в простые, доступные слова. Всё дело в Петре, от него жена уехала, или к нему? Запоздалое недоверие объясняло все эти взгляды, всё так легко читалось. Неужели она влюбилась, с возмущением и страхом подумал Пётр, чувствовал себя, глупее не придумаешь. Где были его глаза, интуиция? В груди страшно сдавило, на глазах выступили слёзы, он должен что-то срочно сделать, предпринять. Они его приютили, пригрели, а эта тварь неблагодарная в это время крылья подбивал к его жене. - Убью суку! Выйдя из темноты сарая, на секунду зажмурился от яркого света, а открыв глаза увидел перед собой Лину: - Доча, ты чего здесь? Оставалось только надеяться, что она не слышала его слов. - Хотела помощь предложить. - Я сам. Взвалив железо на горбину, двинулся к столу, под яблоней. Он был зол, просто архи зол. Всё его бесило и раздражало. Обернувшись на жену, идущую следом, удерживая негативные эмоции, сделал замечание Петру, чтобы не мельчил мясо: - Нарезай крупнее, иначе выжариться всё. Затем отправил Лину к соседям: - Зови бабу Таню, Тольку, и вообще всех, кого встретишь. Надеясь, что в толпе Пётр затеряется, а после первой рюмки ненависть к нему ослабнет, так глядишь, и останется мужик живой. Воспользовавшись суматохой, Павел нырнул в дом, и обошёл комнаты, осматривая на предмет видимых улик. Кровати были аккуратно застелены, все вещи на своих местах, чистая и сухая посуда стояла в шкафчике. Захлопнув створку, так что чашки и тарелки бодро звякнули, оглянулся на дверь, не хватало, ещё, чтобы сейчас зашла Женя и увидела его суетливый, бегающий взгляд. Страх потерять жену накрыл его с головой, сердце дико вырывалось из грудной клетки. Павел приказал себе успокоиться. Пойдя на поводу у своей подозрительности можно совершить роковую ошибку, а он не имеет на неё права. Прихватив ингредиенты для маринада, спокойно вышел из дома. Женя стояла у стола, мыла овощи. - Жень, ты к мясу не прикасайся. С тебя салатики, закуски. Посмотри, я там привез овощи, сыр, сало, бекон, шпроты. Разберёшься сама. Работа за столом спорилась. Лина помогала матери, Павел, складывал куски мяса в кастрюлю с маринадом. Торжественно водрузив на стол бутыль самогона, сосед Толик представил всем свою жену Катю. Озорно улыбнувшись Павлу, Женя только губами прошептала "Очередную". За столом никто не заметил их быстрые, лукавые переглядки. Павел с надеждой встретил её улыбку, и не мог не улыбнуться в ответ. От неё невозможно было оторвать взгляд. Выразительные глаза сияли особенной синевой и глубиной. Волосы были убраны под заколку, но не как обычно, туго, а только пряди со лба и висков. Даже обычный синенький сарафанчик, делал её удивительно красивой. И она была его женой. Сердце защемило от волны нежности, затопившей всё внутри. Хотелось подойти к ней, обнять, но её взгляд вновь стал суровым, опустив голову, она продолжила нарезать овощи. Налив в рюмку самогона, Павел предложил снять пробу, и обратился к гостям: - За здоровье присутствующих! - Выпив залпом, обратился к соседу: - Что Толька, бабка заставляет работать? Тот досадно отмахнулся, признавая правильность предположения. Однако, ни Толик, ни Катя, не выглядели изнуренными трудом, скорее уж бездельем и пьянством. Выпив по стопке, Павел и Толик натянули навес над столом, прохладнее не стало, но появилась тень. Чтобы не давать жене лишний повод для ссоры, Казанцев старался к Петру не обращаться, и в сторону его не смотреть, и всё равно, настроение стремительно падало, на душе становилось тяжелее и муторнее, рука сама потянулась к рюмке. Самым неприятным было то, что Пётр чувствовал себя вполне комфортно в кругу его семьи. Расцвел буйным цветом, в его цветнике, и голос прорезался. - Воздух, что ли, так действует, - бурчал Павел себе под нос. О чем бы не зашла речь, у Петра уже готова была целая история. - Стол накрыт, рюмки налиты, а никто не ест. Баба Таня поставила на середину стола тарелку с пирожками, и все не сговариваясь потянулись к ним. - Баб Тань, мы ждём когда мясо промаринуется, немного осталось. Сейчас накормишь всех, шашлык никто не будет. - Не волнуйся, никогда ещё твой шашлык не оставался. Пока не съедим, из-за стола не встанем. Успокоила Казанцева, пожилая, но вполне бодрая женщина В ход пошли салаты, закуски, и конечно бабы Танина самогонка. - Замечательная она у тебя, лучше виски. Похвалил Павел. - За виски тебе виднее, а то, что с моего самогона голова никогда не болит, это ты и сам знаешь. Я его много не делаю, как некоторым бы хотелось, - баба Таня строго посмотрела на непутёвого сына, пользующегося моментом, и опрокидывающего стопку за стопкой, - но зато качественно. Правда, недавно трехлитровую бутыль разбила. Аппарат в бане стоял, работал, я полезла за поленом, а там гнездо змеиное. Как они полезли на меня, я за дверь, да и всё перевернула. Просидела взаперти час, наревелась, и бутыль жалко, и выйти боялась. - Это вам от страха показалось, что змеи к вам ползут, скорее они от вас удирали. Я однажды был во Вьетнаме там их видимо-невидимо идёшь по тропинке, даже трава шевелиться, особенно утром. Они и впереди, и сзади, но никогда не нападали. На море нас вывозили на специальной платформе, плавать у берега было опасно. - Да это ж как там жить то можно? - Живут люди. Кроме змей там ещё множество ядовитых насекомых, пауков, лягушек. Пётр предпочел делиться впечатлениями глазами туриста, не упоминая о том, что работал там, и прожил год. Павел старательно делал вид, что ему скучно, лепил хлебные шарики, лишь иногда поднимая голову, и поглядывая на внимательно слушающую жену, с претензией. - Ты одинокий, тебе можно и в Камбоджу, и в Африку, а я человек семейный, мне главное чтобы моим девочкам было комфортно, и безопасно. Женя с трудом сдерживала улыбку, наблюдая за старания мужа обратить внимание на себя. Его попытки казались милыми. Самый простой способ разобраться в своём отношении к человеку - уехать. Не скучаешь - смело рви ничего не значащую связь. Всё началось с появлением Петра. Она давно не задавалась вопросом, любит ли она мужа? Стерпелось, свыклось. Своё желание заботы и любви, скрывала от себя самой. Молодость прошла, они столько лет вместе. И в тоже время ждала его, ждала его поцелуя, внимания, слов. Видя тоску в его глазах, понимала, что и он ждал. Чувствовала себя обманутой как-будто жизнь в браке обещала одно, а вышло совсем другое. Но ведь они сами строили свою семью. Однажды придуманных ими ритуалов: утренний поцелуй перед завтраком, поцелуй перед работой, поцелуй после работы, недостаточно для жизни семьи, они забирают живые эмоции. Пожар, вспыхивающий, и горевший когда то между ними, стал сродни семейному, уютному огню в камине. Разжигался по необходимости, и пламя было под контролем. Секс давно перестал быть романтичным. Секс ради секса, снятия стресса. Они перестали мечтать о будущем, всё было ясно и понятно. Работа, дочь отпуск. На какое-то время переезд и новая квартира занимали их мысли, но когда все определилось, остались только короткие отчёты о ремонте. Преграда между ними в виде недоразумений, и непонимания, были возведены ими же, и через всё это можно переступить. Если очень захотеть. Хаос, завалы, накапливающиеся, нагромождающиеся в их городской жизни, здесь, в тишине и покое, легко разбирались по кирпичику. Обиды были, но ведь было же и счастье. Его немного, как роса на траве, но каждая капелька отливала золотом, запоминалась. Противоречивые чувства, отчаянно мучившие её, подавлявшие, заставляли взглянуть на жизнь под другим углом, слёзы жалости к себе, высохли, она многое поняла, и свой выбор сделала. Всякий раз после провозглашения тоста Пётр подносил стопку к губам, но не пил. К счастью, все были заняты поглощением пищи, и разговорами. К застолью присоединились ещё гости. Люда, Нина, и кажется Серёга, Петру эти подробности были ни к чему. Вновь прибывшие, пришли не с пустыми руками, о чём свидетельствовали позвякивающие бутылки в сумке. На его глазах банкет, превращался в попойку. Тосты доходили до абсурда, и за новый урожай, и за то, что закончилась зима, и за каждый кустик колерованной сирени, на участке бабы Тани. Пётр давно отвык от проявлений такого широкого гостеприимства, и чувствовал себя не в своей тарелке. Телефон в заднем кармане, уже не в первый раз, оповещал о пришедшей эсэмэске. Считая неприличным заглядывать в телефон, тогда как остальные ими не пользуются, никак не реагировал на сообщения. Хороших новостей он не ждал, а плохие, и так окружали его. Женя была занята гостями, не обращала на него внимания. Он бы с радостью уехал, но в сердце ещё жила надежда, достучаться до неё, попытаться убедить её, взглянуть на всё его глазами. На пьяный галдеж за столом, на её мужа, беспрестанно опорожняющего рюмки, желающего показать всем, кто в доме хозяин. Не доверяя никому, Казанцев собственноручно разжигал мангал, жарил шашлыки, и выставлял на стол блюда с готовым мясом. Солнце скрылось за горизонтом, сумерки быстро сменились темнотой, подул едва уловимый ветерок, принесший полчище комаров. Праздник продолжался. Откуда-то появился баян, и с первыми аккордами, вопреки благостному, и сытому настроению, гости затянули грустную, заунывную песню. Пётр был рад удрать из-за стола, ответить на звонок Джины. - Ты уже в аэропорту? - Нет, - и, чтобы она не успела обрушить на него свой гнев, сразу спросил. - Ты дозвонилась аргентинцам? - Звонили швейцарцы. Им понравился проект платформы и висячего моста. Поэтому вылетай в Женеву, из Москвы есть ночной рейс, встретимся там. Аргентинцев отложим на потом. - Хорошо. - Что "хорошо"? Мы не можем упустить ещё и этих инвесторов, ты это понимаешь? Давила на него Джина. - Понимаю, утром вылетаю. - Почему не сейчас? - Утром. Пётр поспешил сбросить звонок, и убавил громкость до минимума, чтобы избавить себя от контроля. Над столом зажгли лампу, разноцветные гирлянды подсвечивали деревья, создавая эффект объемного экрана, всё остальное пространство было погружено во мрак ночи. Женя сидела в стороне от общего веселья. Её глаза сверкали светом неведомых звезд, слишком далёких и недосягаемых, здесь ей было не место. Он увезет её, создаст ей ту жизнь, которую она заслуживает. Только бы суметь донести до неё свои чувства. Возвращаться к столу не было никакого желания, но и стоять в темноте, тоже был не вариант, рано или поздно его хватятся.       Женя неторопливо, мелкими глотками, пила вишневую наливку бабы Тани. Приятное тепло растекалось по венам, неся умиротворение. Но это было обманчивое спокойствие, если злоупотребить настойкой можно не встать со стула. Перед ней сидели два мужчины, и на обоих она не могла поднять глаза. Оба смотрели на неё с нескрываемым интересом, и ждали её решения. Песни под баян, сменились современными танцами и музыкой. Устав от гипнотизирующих взглядов, Женя вышла на импровизированную танцплощадку. В теле появилась необычная лёгкость, она грациозно двигалась в такт музыке. Определенно это алкоголь играл с ней, бурлил в её крови. Хотела списать своё поведение на его дурманящее действие, но в голове странным образом прояснилось, внезапное напряжение сковало до боли, когда Пётр подошёл к ней. Обняв её, медленно покружил, и увлёк в темноту сада. Не отпуская Женю от себя, Пётр тянул её за собой. Наконец он остановился, резко развернулся и схватил её за плечи. Её сердце чуть не выпрыгнуло из груди, от четкого осознания, что сейчас произойдет. Она уперлась ладонями в его грудь, и попятились назад, пока не упёрлась в ствол дерева. - Мне нужно срочно лететь в Женеву, но это даже к лучшему. У тебя есть Шенген? Пока поживем там, оформим все бумаги. Лина может поехать с нами. - Петя... - Я арендую квартиру, но деньги у меня есть, если захочешь, купим дом, большой, красивый, будешь хозяйкой, обставишь его по своему вкусу. Я люблю тебя! Земля разверзлась под ней, от пристального взгляда бросило в жар, она покачнулась и чтобы не упасть, вцепилась в ветку дерева. Услышав хруст, заглянула за его плечо, ей показалось, за ними кто-то наблюдает. На душе стало тревожно, холод пробирал до костей, она поёжилась, всматриваясь в темноту. - Что случилось? - Мне кажется, здесь кто-то есть, - прошептала Женя, интуитивно ища защиты, прижалась к Петру. - Твоего мужа отсюда слышно и видно, Лина тоже за столом. Он делал всё, чтобы успокоить её, уверить, что они одни, но сам был в этом не уверен, холодок пробежал по спине, сам явственно услышал шорох листвы. Возможно, она почувствовала его страх, вырвалась из его рук, нервно сглотнула, и шагнула в сторону света. Он удержал её, притянув снова к себе. - Я не хочу слушать никаких возражений. Он не достоин тебя. - Может быть я его? - Ты недооцениваешь себя, в этом твоя проблема. Подняв голову, она долго смотрела ему в глаза. Всё внутри него перевернулось, ему определенно показалось, она приняла решение. Удерживая её смятенный взгляд, он провел руками по её спине, успокаивая, направляя сделать правильный шаг. - У меня нет проблем, ты ошибаешься. И если ты уезжаешь, то должен поговорить с Линой. - Нет, Женя! Ты не права. Я хочу чтобы ты была счастлива. - Спасибо. Я счастлива. Голос её был твёрд и холоден. Петру оставалось только обречённо, и покорно принять неизбежное. - Я поговорю с ней, - пообещал он, - но буду ждать тебя, в два часа, у машины. Если документы дома, мы успеем заехать за ними. - Не жди. Напрасно это.