— Профессор Макгонагалл, вы вызывали? — спросила Гермиона, как только открыла дверь в библиотеку.
Что за вопросы, Гермиона? Конечно она тебя вызывала, если бы не вызывала, ты бы здесь не стояла. Не стоял бы и здесь… о нет!
Перед ней стояла Макгонагалл в компании Малфоя, опять…
Гермионе уже надоело, что каждый раз она пересекается с Малфоем и с его самодовольной ухмылкой. Снова, в который раз? Он стоял у стеллажей неподалёку от директора и от безделья начал трогать корешки книг, раздирая их старую корку.
Сделав глубокий вздох, Гермиона спросила:
— Зачем вы нас вызвали?
«Нас», так сложно это проговаривать, связывать себя с Малфоем одним словом, это просто невыносимо. Иногда она начинает жалеть об этом. Ей просто не хочется этого делать, но слова сами вырываются, и как же их нужно контролировать?
Когда Гермиона говорит это местоимение или что-то похожее, ей кажется, что оно как-то выделялось, среди остальных слов. Проговаривалось с иной интонацией и тому подобное, буд-то бы это было центром вселенной, а остальные слова в этом предложении, складывались в банальный набор слов. Возможно, так и было.
— Сегодня вам предстоит разобрать все книги по полкам, — строгим голосом сказала Макгонагалл, от чего Гермиона была в недоумении, даже Малфой обратил на неё внимание, который секунду назад столь увлечённо делал что угодно, лишь бы не слушать директора.
— Но я же уже разобрала часть книг по полкам, — пытаясь сдержать возмущение, сказала Гермиона. Спокойно.
Всеми силами старайся сохранять… спокойствие.
— Да, но, как Вы понимаете, это была лишь малая часть книг, что тут имеется. — продолжала Макгонагалл.
— А как же уроки? — наконец, решил вступить в разговор Малфой.
Вау, Малфой беспокоится об учёбе! Давно пора. Он и раньше хорошо учился, ведь не зря же он стал старостой на пятом курсе. Но сейчас видно было, что Малфой серьёзно взялся за голову, вот бы Гарри и Рон начали так. Гермиона никогда не думала, что захочет, чтобы её друзья взяли пример с Малфоя. Чёрт, Малфоя…
Гарри и Рон постоянно думают о тренировках по квиддичу, но, а как же сдать хорошо ЖАБА?
И на данный момент Малфой прав, ведь с минуты на минуту начнётся первый урок по зельеварению. Как бы сложно ни было это признавать, но он прав, чёрт возьми. Мерлин, почему это так сложно? Гермиона соглашается с ним, где это видано? Ей бы не хотелось пропускать уроки и ему тоже. Но почему так получилось, что они сошлись мнениями?
Ха-ха! Громкий смешок проскользнул у неё в голове.
Нужно же догадаться, что именно в эту минуту Малфою плевать на уроки, он ведь просто не хочет разбирать книги вместе с Гермионой. Мерлин а она то подумала, что… боже…
— Я вас освободила от уроков на сегодня, домашнюю работу спросите у своих однокурсников и самостоятельно повторите урок, — чётко, но быстро отчеканила декан Гриффиндора.
Гермиона заметила, что после войны она стала более строгой или даже жёсткой. Возможно, это пост директора на неё так влияет, но это навряд ли. На неё просто слишком много дел навалилось. Она всегда была такой, а после войны в жёсткости и строгости, превзошла саму себя. И как она только держиться?
— Невероятно, — тихо прошептала Гермиона.
Макгонагалл это услышала, но сделала вид, что не заметила, или же просто не обратила внимание. А Малфой же недовольно пялился в одну точку перед собой, но было видно, что он относился к их заданию более терпимо. Ну да, ему же, наверное, нравится пропускать уроки, поэтому сильно и не жалуется. Что же, Малфой всегда остается Малфоем.
Мерлин, Гермиона и сама не понимает свои мысли. То ей кажется, что он не хочет их пропускать, не важно какая на то причина, то она думает, что ему нравиться пропускать занятия. На досуге нужно будет разобраться с головой.
— Мадам Пинс не смогла это сделать, потому что у неё были небольшие проблемы дома, — добавила женщина, замечая недовольные взгляды Гермионы и Малфоя. — До обеда распределите в правильном порядке книги, а потом можете идти сразу башню. Если на сегодня не успеете, тогда и завтра в то же время приходите.
— Учителя в курсе? — спросила Гермиона.
— Естественно, я их предупредила уже, — сказала Макгонагалл.
— Хорошо, — одновременно сказали Гермиона и Малфой, после чего переглянулись.
Чёрт! Не нужно было так. Гермиона недовольно фыркнула, сама того не заметив, будто не контролируя себя. Малфой же совершенно ничего не сделал, ничего не сказал, даже не ухмыльнулся своей дурацкой ухмылкой. Он был спокоен и хладнокровен, хотя Гермиона надеялась, что он хоть что-нибудь сейчас сделает или скажет, ну или хотя бы ухмыльнётся, фыркнет. Да что угодно, но не так вот спокойно стоять, будто ему сейчас премию вручат, если он не покажет ни единой эмоции.
Макгонагалл коротко кивнула и отошла от них к выходу. После того, как она вышла из библиотеки, Гермиона смогла с облегчением вздохнуть, и от этого ей стало намного легче. Как будто бы ком в горле, которого она не ощущала, исчез, и дышать стало проще.
Малфой же спокойно подошёл к стопкам книг и проговорил:
— Ты долго будешь ещё там стоять? — от чего Гермиона лишь закатила глаза и направилась к этим стопкам.
Перебирать и расставлять книги по полкам не такое уж и сложное дело, но очень надоедает, ведь вместо этого Гермиона сейчас могла бы сидеть на уроках, но есть и свои плюсы — можно будет после обеда сразу отдыхать. Гермиона хотела потратить время на полезное дело: подучить заранее дополнительные уроки или прочитать какую-нибудь научную книгу, ну, или же, в конце-то концов, поспать. Просто потому что хочется лечь в кровать, закрыть глаза и уснуть без снов и всякой этой бредятины.
Раскладывать книжки с Малфоем в тишине оказалось не такой уж и приятной затеей. Её настораживала и даже беспокоила эта тишина. Было непривычно скучно, но ведь этого она и хотела — чтобы Малфой не разговаривал с ней, а сейчас он и не разговаривает, но ей это совсем не по душе. Состояние Гермионы сейчас ей напоминало состояние спортсмена: хочется активно передвигаться, что-то сделать, один раз пролететь хотя бы пятьдесят метров, но в маленьком замкнутом помещении это невозможно. Она же не спортсменка, но всё же поболтать была не против. Даже не болтать — пусть Малфой что-то скажет, а она отмахнётся от него, как и всегда, сделав вид, что ей абсолютно всё равно на него и на его присутствие. Не то что бы ей хотелось услышать его голос, просто она уже привыкла к тому, что каждый раз он ей надоедает, а сейчас, когда он вот так вот молчит, ей становится не по себе. Буд-то бы чего-то не хватает…
А Малфой всё молчал, как будто бы специально, как будто бы знает, что Гермионе нужен его голос, его слова. Как будто бы понимал и видел, что ей от этой тишины становится жутко непривычно. И специально продолжал всё в том же духе. Он и так, наверное, посмотрел-то на неё всего-навсего один раз, и то, наверное, случайно.
Она сказала бы что-нибудь. Сама бы заткнулась или прикрикнула бы на его, как минимум, но гордость не позволяет. Всё из-за этого чувства достоинства: она и слова не вымолвит первой. Но даже если бы Гермиона смогла наплевать на гордость, то, опять же, сама ничего не сказала бы — не осмелилась. Попросту не знала бы, что сказать.
Она только изредка смотрела на него боковым зрением, рассматривая его силуэт на расстоянии трёх метров. И сейчас он лёгким движением руки берёт книгу со стола, смотрит на переплёт и ставит её на ближайшую полку. Ему даже не нужно было сильно напрягаться, чтобы дотянуться до полки, напротив, — вообще не нужно было напрягаться. Он небрежно закинул эту книжку на верхнюю полку, вытягивая свою сильную и крепкую руку и при этом не слишком большую. От этого движения его плечи слегка приподнимались и осанка казалась ещё более прямой, а рукава мантии раскрывали его руку, покрытую тканью серого свитера. После того, как он сделал то, что ему нужно было, Малфой поправился, смахивая с себя невидимые пылинки.
Она настолько увлеклась рассматриванием Малфоя, что не заметила, как он направил ей свою коронную ухмылку.
— А говорила, что тебя не интересует моя персона, — ухмыляясь, неожиданно сказал Малфой, от чего Гермиона ненароком вздрогнула.
В своей голове она уже успела удивиться, прийти в шок и казнить себя в сотый раз за то, что опять посмотрела на него. Снова тоже самое, почему это так часто происходит? Неужели её и правда интересует его персона? Сколько раз она повторяла себе, что эта личность не достойна её внимания? Но каждый раз всё опять и опять повторялось. Она так долго смотрела на него только пару раз, и всегда он это замечал.
Кровь прилила к щекам, придавая им красноватый оттенок, почти незаметный, но и это он заметил. Исходя из всего этого, Гермиона смогла понять кое-что раз и навсегда — Малфой очень внимательный, и это дико бесит.
— Только не начинай, Малфой, — пыталась разговаривать она как можно более непринужденно, — я смотрела туда, — она указала на задний стелаж с книгами. — А не на тебя.
— А я разве сказал, что ты смотрела на меня? — всё ещё ухмыляясь, проговорил он. — Надо же, ты сама себя сдала.
Чёртов ублюдок. Так нагло врёт. Он же сам намекнул на это. Малфой ведь всё заметил, но говорит всякий бред, пытаясь поставить Гермиону в провальное положение. Эта его игра порядком надоедает, и ей пора выйти из неё.
— Я не сдала себя, а лишь решила наперёд произнести твои мысли, — съязвила Гермиона.
— Мои мысли… Я думал, что только твой Поттер учился легилименции. Если это, конечно, можно так назвать, — последнее предложение Малфой произнес с усмешкой.
— Он учился окклюменции, Малфой, — поправила его Гермиона.
— Правда? А если бы был умнее, мог бы и заодно легилименцию подучить, — подшутил Драко. — Признайся, ты смотрела в мою сторону.
— Ты слишком предсказуем в своём мышлении, поэтому и думаешь, что я смотрела на тебя.
Нет, совсем не предсказуем. Гермиона это знала и признавала, но только не вслух, чтобы он не услышал, не узнал и не понял. Но, возможно, он это чувствует. Напрягает всю свою внимательность и чувствует.
— Не ври хоть себе, Грейнджер. Я тебя вижу насквозь, — сказал он, опираясь об стенку.
Смешно до неприличия. Да, она врёт: врёт другим, себе, да и вообще всем. Врёт и будет продолжать врать. Если понадобится, то она каждое своё слово превратит во враньё. Но ему то какая разница?! Каким боком его это касается?
— Врать не в моём стиле, а вот тебе стоит поберечь свои силы и время для дела.
— Какого ещё дела, ты что, считаешь, что расставлять книжки по полкам — это большое дело? — проговаривал Малфой, неаккуратно размахивая книгой в руках.
— Ну раз для тебя это раз плюнуть, тогда ты бы мог и меня заменить.
Гермиона уже успела подойти к своей сумке, послушно лежащей на столе, как раздался голос Малфоя:
— Не так быстро.
— Зачем тогда ехидничать? — на автомате сказала Гермиона, дожидаясь подобной реакции.
Ей порядком надоели эти его гордость, чувство превосходства, излишняя самоуверенность и самолюбие. Всё это было таким пустым и в тоже время наполненным. Если бы хоть капли этого всего у Малфоя не было, он бы был уже не Малфоем, ведь только его самовлюблённость придаёт ему истинной сути, но она была такой ненужной и такой лишней… Если бы вся школа собралась и объединила в себе все эти качества, то всё равно не сравнилась бы с малфоевским самомнением.
Пока Гермиона покусывала свои губы, раздирая обветренную кожу до притока крови, Малфой всё продолжал играть с ней гляделки и молчанку в одном флаконе. Голова закружилась, или ей так показалось, ну, а он, дожидаясь, продолжал смотреть на неё. Эти серо-ледяные глаза будто бы пытались прорваться в её шоколадно-карие.
— Зачем ты это делаешь? — под пристальным взглядом, пытаясь как можно спокойно произносить слова, не сдержалась девушка.
— Что «это»? — сказал Малфой, явно не ожидая такого поворота.
— Пререкаешь, надоедаешь или хотя бы просто разговариваешь со мной? — отчеканила Гермиона.
Ехидная улыбка снова появилась на лице или же стала ещё шире.
— Но ведь я это не просто так делаю, — произнёс он, но эти слова Гермиона пропустила мимо ушей и вскоре сама же их вернула. — Ты же смотришь на меня часами напролёт.
— Нет, — еле заметно проскрипела она сквозь зубы.
— Да.
— Нет.
— Будешь спорить?
Она не ответила, прикрыла глаза и сделала глубокий вздох, как это делает всегда. Как всегда изящно и быстро, чтобы никто не заметил её волнения и усталости. Но он заметил и всегда замечал.
— Слушай, Грейнджер, давай попробуем смирится с этим дерьмом и попробовать…
— Поладить? — перебила его Гермиона после кратковременного наблюдения за тем, как Малфой пытается подобрать правильное слово.
— Именно, — согласился он, что стало крайне неожиданным для Гермионы.
Он предлагает перемирие? Ну, или как это назвать? Ему, видимо, тоже надоело это состояние настолько, что предлагает Гермионе смириться с тем, что они уже привязаны друг к другу до конца учебного года. А ведь в чём-то он и прав. Гермиона даже была удивлена тому, что именно он предложил ей такую «заманчивую» идею. Но это слишком странно, ведь на его месте должна была быть она. Гермиона должна была поступить умнее и разумнее, но Малфой решил опередить её.
Но он прав. Как бы она ни убивалась внутри, как бы ни проклинала себя за то, что согласна с ним, это не меняло сути.
— Хорошо, — проговорила она спокойным голосом, но этот тон был, скорее, похож на кровожадный.
— Прекрасно, договорились, — довольным голосом сказал Малфой. — А теперь ты мне скажешь, зачем ты пялилась на меня вчера в Большом зале и сегодня здесь?
Сукин сын! Только Гермиона начала соглашаться с ним, как он опять начинает весь свой спектакль, действующий на нервы. И в этом спектакле он и режиссер, и сценарист, и главный актёр. Ну, а Гермиона кто? Зритель? Скорее, второстепенный персонаж, которого затянули на сцену насильно.
— Успокойся, Малфой, это вышло случайно. — произнесла то, что первое в голову попало. Как «умно».
— Случайно? Целых десять минут, два раза подряд? — торжествующе спросил блондин.
Десять минут? Он что, считал? Но кто сказал, что это правда? Может быть, он преувеличивает, а Гермиона даже одну минуту не задержала свой взгляд на нём, хотя самой показалось, что длилось это целую вечность, пытаясь ещё больше замедлить время.
— Я задумалась, а взгляд остановился на тебе, но тебя-то я не замечала, что непонятного? — разгорячившись, словно извергающийся вулкан, сказала она.
— Хорошо, как скажешь, — соглашающимся тоном сказал Малфой, но что-то подсказывало Гермионе, что это была очередная саркастическая выходка.
В голове у Гермионы сейчас было множество непристойных мыслей и подобранных колких словечек, но она не могла произнести ни одно из них, боясь, что сорвётся и неожиданно потеряет дар речи.
— Давай просто продолжим дело, а дальше каждый из нас пойдёт по своим делам? — сказала гриффиндорка, пытаясь сдержать пыл, чтобы не врезать ему опять тем же кулаком в то же самое место.
Он ничего не сказал, лишь направился к следующей стопке книг, а она — следом.
Перебирать книжки и старые учебники, которые выглядели так, словно ими пользовалась сотня великанов, было утомительно и долго. Гермиона предпочла бы вместо этого сидеть на самом скучном уроке, даже если бы этот урок вёл профессор Бинс со своей привычкой вытягивать предложения до бесконечности.
Одно успокаивало: в любой момент Малфой может заговорить и вывести её из мыслей, развеяв эту скучную обстановку. Но не дай Мерлин он об этом узнает. Никогда она в этом ему не признается. Это же означает, что ей с ним не скучно, хоть и она терпеть его не может. Одно его слово и вообще само присутствие помогает вывести этот мир из сонного царства, которого в этом году Гермионе хватало хоть отбавляй, все равно меньше не станет. Но уйдёт почти полностью, если он будет надоедать.
Это так глупо и нелепо. Гермиона и сама это понимала, но ничего не могла с этим поделать, лишь продолжала надеяться, что сейчас он хоть что-то скажет. Она как будто бы была под влиянием зависимости, которая легко могла ее убить.
— Что за херня? — крикнул Малфой.
Гермиона сразу же обратила на этот крик внимание и разинула рот от удивления.
— Что ты сделал?! — удивлённо, чуть ли не крича, проговорила она, продолжая смотреть на песок в перемешку с пылью, которая несколько секунд назад была толстой старой книгой.
— Эта рухлядь сама испортилась, я тут ни при чём, — быстро, но всё ещё с удивлением, сказал Малфой.
Гермиона подошла поближе и присела на корточки, после чего Малфой тоже опустился на одно колено, чтобы разглядеть это недоразумение.
— Не трогай! — резко сказала Гермиона, краем глаза увидев, что Малфой хочет достать палочку из своей мантии.
— А что делать — стоять и смотреть? — сказал с нотками сарказма Малфой.
— Подожди, — она потрогала рукой песок, но ничего не произошло.
— Дай я сам попробую, — сказал Малфой и достал из мантии свою палочку. — Репаро, — проговорил он, думая, что хоть так она примет прежний облик.
Гермиона наблюдала за ним вблизи и раздражалась тем, что он такой упрямый. Но и после этого ничего не произошло, эта сухая смесь не превратилась обратно в книгу.
— И что же дальше? — сказала она, после чего Малфой поднялся.
Гермиона последовала его примеру и скрестила руки на груди. Она замечала, что каждый раз Малфой всё портит. У неё тоже были подобные случаи, но Гермиона не смогла удержаться от пререкания, поэтому и выпалила, что первое в голову попало.
— Я-то хоть что-то попробовал сделать.
— Да, и, как ты понял, твоё «что-то» не привело к успеху, — съязвила Гермиона.
Смесь, подобная хрящу, ещё располагалась у их ног. Гермиона, не зная, что делать дальше, отошла в сторону стола и оперлась о него, от чего её юбка поднялась буквально на сантиметр. Она обдумывала речь, которую ей придется сказать Макгонагалл по поводу утерянной книги.
— Не упоминай об этом, пока тебя не спросят. — сказал Малфой, отходя от этой кучки пыли как можно дальше, тем самым подходя ближе к Гермионе.
— А что если спросят?
Гермиона ждала ответа. Малфой, недолго думая, сказал:
— Если спросят, скажи всё, как есть.
— Сказать, что эта книга рассыпалась в твоих руках? — решила убедиться она.
— Всё так и было? — спросил он, рассматривая свои руки, после чего начал сжимать их в кулаки.
— Да.
— Значит это и скажешь, — резко ответил Малфой.
Всё так просто? Гермиона же думала, что он заставит её молчать до последнего. Так он и так заставляет, разве нет?
— То есть ты готов взять на себя всю ответственность?
— Очнись, грязнокровка, в этом нет моей вины, — он сказал это, щёлкая пальцами перед её лицом, да ещё и таким наглым образом. — Этой книге тысяча лет, если не больше, рано или поздно она должна была развалиться.
Гермиону выбешивал этот наглый тон. Хотела как следует его побить за такое отношение к себе. Он с ней так разговаривал, как будто бы она тупая, а он весь такой умный. Придурок.
— И что там было написано? — спокойным голосом произнесла Гермиона.
— Магические руны… и их тайны… короче, что-то о рунах, я не успел до конца прочитать, — с запинкой сказал Малфой.
— А какого века она?
— Я не успел название до конца прочитать, а ты ещё и спрашиваешь век издательства.
— Представляю, насколько эта книга была важна, — задумчиво и с горечью в голосе сказала Гермиона.
— Эй, в этом нет нашей вины, — произнёс Малфой, подходя к ней ближе, и придержал её за хрупкие плечи. — Ясно? — он проговорил это не грубым, скорее, объясняющим тоном.
Но как так получилось, что Малфой с грубого голоса сразу перешёл на обычный? Так не бывает, или Гермиона явно что-то не поняла.
Гермиона опустила глаза и вдумалась в его слова.
— Но мы должны хотя бы сообщить Макгонагалл об этом.
— Не нужно, никто же нам не сообщил о том, что она может рассыпаться, — пытался он вразумить её.
Но Гермиона не сможет это скрыть. Её совесть ей не позволит. Но, если совесть не позволяет, тогда почему она умолчала о том, что Малфой избил Майкла? Ради Малфоя?
Нет, не думай об этом сейчас. Глубокий вздох…
— Малфой, не сравнивай это, они, может, и не знали, что так получится, — продолжала настаивать на своем Гермиона.
— Но и мы не знали об этом. Скажешь им правду, только когда они спросят, — Малфой тоже не отступал.
— Если они узнают и спросят: «Почему же вы нам раньше ничего не сказали?»…
— Скажи им, что я у тебя потребовал ничего не говорить, — перебил её Малфой.
— Ага, а она меня оправдает, — с сарказмом сказала Гермиона.
— Хочешь, я могу тебя оправдать? — сказал Малфой, после чего Гермиона чуть не разинула рот от удивления.
— Сколько благородства, — с усмешкой сказала гриффиндорка.
Это было так странно и так необычно. Наверное, Малфой начинает меняться. Но это ведь слишком несусветное явление. Может, он понял, что быть таким, каким он был раньше, — плохо и неправильно. Но Гермиона знала, что Малфой не поменяется до конца.
Всё же она была польщена тем, что он готов взять на себя ответственность, хоть и не признаёт этого. Но всё же он сам в этом виноват, так кто же, кроме него, должен брать на себя ответственность? Уж точно не Гермиона. Но если посмотреть с другой стороны, то его вина была только в том, что он взял в руки эту книгу по рунам, как раз-таки чтобы положить её на полку. На его месте могла бы быть и Гермиона, Макгонагалл или миссис Пинс должны были предупредить их о том, что обращаться с ней нужно аккуратнее и поднять её с помощью заклинания «левиоса», но и то не факт, что книга не рассыпалась бы.
Малфой будет виноват, если не скажет Макгонагалл об этом, а Гермиона вместе с ним. Так иронично, что до смерти Волан-де-Морта Гермиона попадала в разные передряги благодаря Гарри и Рону, а сейчас, когда он мёртв, Гермиона будет набирать себе приключения благодаря Малфою. Она, наверное, никогда не избавиться от них.
Из уст Гермионы послышался смешок. Да, именно смешок, такой кратковременный, но в тоже время прекрасный и искренний, что даже Малфой не удержался и вместе с нею усмехнулся. И эта усмешка была не похожа на те прежние его усмешки. Та усмешка, которая была только что, — она прекрасна. В ней не было ни ноток презрения, ни самолюбия. Этот смех был таким чистым и невинным, будто бы смех маленького ребёнка.
— Над чем ты смеешься? — непринуждённо спросил Малфой, возвращая свою ухмылку на место, в которой было уже меньше пафоса, чем обычно.
И даже этот пафос Гермионе казался уместным и невинным.
— А ты? — улыбчиво спросила она.
— Над тобой.
— Я тоже.
Улыбка не сходила с лица Гермионы ещё пару минут, но после она попыталась хоть как-то убрать её, закусывая губу.
— И что же я такого сделал? — любознательно спросил Малфой. Невинная любознательность.
— Ну… готов был взять ответственность не только за себя, но и за меня, и при этом отрицал это, — самодовольно ответила Гермиона, ощущая капельку радости и теплоту на душе.
Надо же, она, наверное, впервые после всего, что с ней произошло, улыбалась и даже смеялась. И при этом эту улыбку и смех она не выдавливала из себя силой, а напротив, Гермиона старалась скрыть её, но, по всей видимости, не получилось. Это так подбадривало и давало надежду на то, что не всё так плохо. Гриффиндорка чувствовала себя оптимистичной и наполненной сил, которые помогут ей в дальнейшем.
А он стоял и улыбался ей в ответ. На лице была ухмылка, но она видела по глазам, что за этой ухмылкой скрывается ослепительная улыбка, обворожительная, манящая к себе на небо. Точно такая же, как и несколько секунд назад.
— Но это будет первый и последний раз, когда я прикрываю твою задницу.
— Как же грубо, — недовольно проговорила Гермиона, сложив руки на груди.
— Всё по фактам.
Ага, по фактам. Не пойти бы тебе к чертям?
Ну вот, когда Гермиона видит в нем хоть что-то, кроме малфоевской эгоистичности и пафоса, оно сразу же исчезает в воздухе. Да уж, пора бы привыкнуть. Но нет, Гермионе не могло показаться это всё. Он и вправду был… милым…
Что? Милым? Смешно, но слишком странно. Малфой и слово «милый» не сочетаются вместе. Это слишком сложно и невообразимо. Ну, а пока что он был просто более весёлым и светлым.
Короче, Гермиона, тебе не стоит так сразу судить, ведь то, что он сейчас прикрывает тебя, ни за что не сотрёт все те гадости, которые он тебе сделал. Не нужно из-за этого прощать его.
А пока просто оставь всё как есть. Продолжай пытаться с ним ладить, пока тебе приходится с ним жить, а потом пошли его куда подальше, да так, чтобы и не посмел даже подумать о тебе.
— Зачем ты это делаешь? — спросила Гермиона.
— Опять, — глубоко вздохнув, сказал он, — что же я делаю на этот раз, Грейнджер? — он в очередной раз выделил её фамилию, и Гермионе это жуть как надоедает.
— Ты то грубый, то добрый. То плохой, то хороший, — сказала она быстро на одном дыхании.
— Тебе это кажется, — ответил Малфой, от чего Гермиона приподняла брови и удивлённо посмотрела на него.
Кажется? Вот это Гермиона никак не ожидала услышать. Нет уж, у неё не галлюцинации, чтобы что-то просто так казалось.
Она продолжала смотреть на него непонимающим взглядом, дожидаясь разумного ответа на её ранее заданный вопрос. Гермиона не понимала его переменчивое настроение и не хотела понимать. Ей не нужно было это понимать, она лишь хотела исправить, чего совершенно не может сделать. Если раньше ей было всё равно на него, то сейчас она интересовалась этим. И не то что бы интересовалась им, а именно его отношением к ней. Гермионе было не очень приятно, хоть и старалась не обращать на него внимание. Но если Малфою и Гермионе придётся ужиться в одной башне, то пускай он объясняет своё поведение. Пускай оправдает себя, потому что Гермиона не в силах.
— Неужели ты не заметила, что я начал лучше к тебе относится? — он с этим вопросом посмотрел на неё, дожидаясь ответа, но не услышал его и даже не увидел никакой реакции. — Тогда слушай. Раньше я ненавидел тебя, сейчас же всё меняется, мы повзрослели.
— Почему мне не верится? — недолго думая, проговорила Гермиона.
Она не хочет в это верить. Малфой не может вот так вот изменится. Он это лишь делает ради своей выгоды. Но что же мешает Гермионе так же поступить ради своей выгоды?
— Потому что и мне в это не верится, — он говорил это чётко и ясно, без насмешки, но Гермиона не хотела поддаваться.
— Почему раньше до такого не мог додуматься?
— А ты почему не могла? — применил её же слова против неё.
— Я хотела…
— И что же помешало? — серьёзным голосом произнёс Малфой, перебивая её оправдания.
— Неважно, — коротко ответила она. — Я поняла: будем с тобой ладить, пока не закончится это чёртов год, — спокойно добавила Гермиона.
Только этот год.
И всё.
Первый и последний год, когда они ладят. Не обязательно с ним каждый раз мило разговаривать, достаточно только вообще не говорить или только по важным делам, если другого варианта не будет.
***
— И что вы там делали? — спросил Рон, усаживаясь на диван рядом с Гермионой.
— Как что, книги разбирали, Рональд, что же ещё? — бесстрастно ответила Гермиона на недовольный вопрос.
— Он не докучал? — спросил Гарри, держа в руках газету и рассматривая её со всех сторон.
Гермионе, конечно, было приятно ощущать их заботу к себе, но иногда это было лишним. Из-за того, что они её вот так оберегают, она неловко себя чувствовала, когда обманывала их по поводу Малфоя. Она же врала. Он ей докучал, надоедал, но в то же время и заставлял её чувствовать бурю эмоций, которые недоступны другим.
— Нет, конечно, — говорила гриффиндорка, — и… Мы ещё не до конца разобрались с книгами, поэтому и должны будем продолжить завтра. — добавила она, рассматривая их реакцию.
Рон был недоволен, как всегда, а Гарри пытался сдержаться от лишних вопросов.
Она была рада, что парни не стали её донимать расспросами, иначе бы он чувствовала себя преступницей, которая на каждом шагу нарушает законы.
Нельзя сказать, что ей не хочется идти завтра в библиотеку и разбирать книжки с Малфоем, наоборот, эта идея её устраивает. Не то чтобы она прямо горела желанием, но и не была против того, чтобы пойти туда. Перед Роном и Гарри она, конечно же, это не скажет. Они её неправильно поймут, а ей так хотелось немножечко отдохнуть от всей этой суеты. Расслабиться в библиотеке — это самое то. Хоть и они там будут перебирать полки, но всё же с Малфоем не заскучаешь.
Она не хочет признавать себе, что с ним всё становится невыносимо-красиво, и это так странно, что даже пугает.
Единственное, что её не устраивало, — перемены настроения Малфоя. Он был то грубым, то нежным, и это ему сильно мешало. Но в этот раз это было не так сильно заметно, возможно поэтому она и не замечает, некоторые мелочи. Ей казалось, что он исправится и переступит через себя самого. Сквозь свои принципы, свою гордость и безрассудство. И, вроде бы, у него это получается, но не до конца, не настолько, сколько нужно. Но у него это начало получаться — и это главное.
Возможно, они бы могли поладить с Малфоем, если так пойдёт. Малфой одумывается, но слишком поздно. Если бы он с самого начала так себя вёл, возможно, они бы даже и дружили. Хотя это выглядит смешно и странно. Но почему Гермиона думает, что не сможет его простить? Почему всё так сложно? Она говорит, что у Малфоя переменчивое настроение, но сама-то чем лучше?
Да всем. Её перемены настроения не влияют ни на кого, а его настроение может всем навредить, обидеть.
А тот смех, её и его. Он подействовал на то, чтобы она засмеялась. Сейчас, когда она об этом вспоминала, душа будто бы грелась, а разум очищался от всего ненужного, оставляя только позитив. От этих мыслей улыбка сама появлялась на лице, образуя ямочки на щеках, а глаза светились, излучая нежный свет.
Её состояние было похоже на зависимость. Она не хотела иметь с ним что-либо общее, но в тоже время и не избегала этого и была не против. Внутри неё как будто бы бушевали две стороны, тем самым соперничая и даже враждуя между собой. Одна была светла и говорила не тратить на Малфоя своё время, заниматься своими делами. Важными делами. Эта светлая сторона обещает золотые горы, но Гермиона была уверена, что она не сдержит обещание. Она не хочет доверять этой стороне.
Другая же была тёмной, но лишь казалась такой на первый взгляд. Если подойти поближе, то можно будет заметить, как она излучала свет, манящий в себя всё живое. Она не говорила и ничего не делала, лишь зачарованно манила к себе. И у неё было прекрасно и чудесно. Гермиона не могла описать это чувство словами, она лишь медленно и красиво шагала по облакам, попадала в эту тёмную пропасть, которая лишь казалась такой другим, но только не ей. Рядом с этой пропастью дыхание жадно ускорялось, а сердце билось в бешеном ритме.
И чувство, будто эту пропасть создавал Малфой, не покидало её. Да и она особо этого не хотела. Ей не нужно было это, она лишь наслаждалась этим чувством.
Всё было прекрасно, но в какой-то миг это всё просто-напросто исчезает. Пульс останавливается, остаётся лишь пустота. Везде пусто. Ничего нет.
Только белый пустой фон.
Только она и пустой фон, будто бы это всё было нереальным, будто бы это сон или кратковременное счастье.
Она не чувствовала той самой радости и счастья. Будто бы к ней подобрался дементор и подарил ей свой тёмный и жадный поцелуй, дарованный тьмой, забирая себе всё счастье и оставляя лишь печаль, страх и боль. Всё самое худшее.
— Гермиона, ты же нам скажешь, если что-то пойдёт не так? — неожиданный и обеспокоенный голос Рона оборвал её ужасные мысли.
Она напугано вздрогнула так, как никогда не пугалась. Парни удивленно и непонимающе посмотрели на неё, переглядываясь друг с другом и периодически глядя на нее.
А она пыталась как можно быстрее прийти в себя.
И что же ей ответить? Если бы он спросил её один или два дня назад, Гермиона, определённо, ответила бы «конечно, что за вопросы?», а сейчас что ей ответить? Это так сводит с ума и возвращает её плохое и хмурое настроение.
— Да, а как же иначе? — вежливо сказала Гермиона, почёсывая переносицу носа и закидывая ногу на ногу.
Гермионе не нравилось врать своим друзьям. Они все эти школьные дни были рядом с ней, помогали ей, а она — им. Всегда были вместе, поэтому и называются «Золотым трио». И это так классно, что, несмотря на разные вкусы и предпочтения, они все равно всё ещё вместе. А уверенность в том, что они будут вместе до конца жизни, не покидала её.
Она всегда была благодарна своим друзьям за то, что они заступались за неё и защищали от Малфоя.
От того Малфоя, с которым она сегодня смеялась вместе. И, возможно, так же будет смеяться завтра. А весь оставшийся год должна уживаться с ним в одной башне, за одной стенкой.
Она чувствовала себя так паршиво. Проклятье! Она прикрывает Малфоя перед своими друзьями. Перед друзьями, которые постоянно её прикрывали до последнего, не давали в обиду Малфою, а теперь она будто бы не хочет не дать в обиду Малфоя им. Что происходит? Она почти защищает его от своих друзей. Это такое чувство, будто она совершила преступление. Паршиво, так паршиво.
Гермиона не верит, что прямо сейчас она врёт своим друзьям из-за него. Сердце разрывается, а душу раздирает на части. Кровь то кипит, то остывает. Ком в горле застревает, а губы уже искусаны до крови. В глазах уже нет былого света и искорок счастья. От такого состояния хочется изодрать все волосы, исцарапать всё тело до крови и рыдать, облегчая свою боль. И слёз даже не будет — только крик, пронзающий её горло, чтобы успокоить порыв гнева.
Сейчас она сидела на диване в гостиной Гриффиндора рядом с Гарри и Роном, делая вид, что совершенно спокойна. Делая вид, что ещё может разумно думать и рассуждать. Но внутри её резало на части. И всё из-за этого Малфоя.
Да, она и по-прежнему винила его, опять и опять, хоть он и не виноват в этом. Но она всё равно ругала его за это. Она и себя упрекала в том, что не может сдержать себя в этом.
Ты дура. Эта мысль всегда
присутствовала в её голове, посвященная ей самой.
Когда-нибудь она сможет простить себя за то, как она поступала с Гарри и Роном и с собой тоже, но уже будет поздно. Они потом, возможно, всё узнают, но не простят её за такое.
На первый взгляд это не кажется таким ужасным и непростительным, но если присмотреться, то это такое сильное предательство.
Ей нужно это поскорее прекратить, пока не поздно.
— Я пойду посплю, наверное, — неожиданно сказал Гарри.
— Так рано? — спросил Рон у друга.
Действительно, странно, Гарри никогда так рано не ходил спать, он всегда был бодрячком.
— Да… утомился, — проговорил он, зевая.
— Спокойной ночи тогда, — сказал Рон.
— Спокойной ночи, — проговорила Гермиона сразу же после Рона, на что Гарри им тем же ответил и поднялся по лестнице, ведущей в мужскую спальню.
Гермиона и забыла, как это приятно: сидеть в гостиной Гриффиндора рядом с зажженным камином и наслаждаться полыхающим огнём, болтая вместе с Гарри и Роном просто ни о чём. Но в этом году она как будто бы отдалялась от них, хотя и постоянно это отрицала, пытаясь исправить.
Этот год будто бы всё меняет — ощущение пустоты не отпускает её. Но ничего страшного, она это исправит, как всегда делала, и весьма удачно. Если раньше получалось, значит, и дальше у неё это получится.
— У тебя всё хорошо, Гермиона? — спросил с сомнением Рон.
— Что? — непонимающе спросила Гермиона.
— Ты просто постоянно то улыбаешься, то грустишь, — сказал Рон как можно аккуратнее.
— Это так заметно? — усмехнувшись, спросила девушка.
Она подозревала, что хоть кто-то заметит. Рон и заметил, Гарри тоже, наверное, заметил, просто, может, не хочет об этом говорить.
— Нет, — улыбчиво произнёс Рон, — совсем чуть-чуть, — он проговорил это, подходя чуть ближе к её лицу.
Она приближалась в ответ, чувствуя его и своё неровное дыхание. Рон нежно коснулся её губ, сливаясь в поцелуе. Слегка касаясь её тонких губ, он прорвался в её рот и начал бродить по нему своим языком, изучая верхнее нёбо и язык поочерёдно. Гермиона же с охотой поддавалась этим движениям и хотела повторить их, но его движения были всё быстрее и быстрее, поэтому её язык заплетался и не успевал действовать.
Гермиона закидывала свои руки на его широкие и сильные плечи, а он погружал свои руки в её каштановые волосы. Но через миг его руки опускались всё ниже и ниже, доходя до талии и касаясь краев блузки. Рон хотел снять эту тонкую, хорошо выглаженную розовую блузку, но Гермиона, ощутив это, прервала их поцелуй и отстранила от него руки.
Это произошло так резко, что Рон не сразу понял происходящее между ними.
— Гермиона… — тихо сказал он.
Гермиона опустила глаза не в силах что-либо сказать. Смотрела в сторону камина, сжимая руки и разжимая их поочерёдно. Она ещё не готова была к такому развитию их отношений. Гермиона не думала, что у неё с Роном может до этого дойти. Она всегда считала, что вступать в половой акт с парнем вовсе необязательно, даже излишне. Гермионе не нравились такие занятия. Не то что бы она имела что-то против того, чтобы влюблённые пары этим занимались, но именно для себя она этого не хотела. Возможно, когда-нибудь в будущем, но не сейчас, когда её мозги должны быть заняты другими проблемами.
Рон чуть приподнял её лицо, держа за подбородок, тем самым заставляя смотреть на него.
— Что-то не так, Гермиона? — спросил он, смотря ей прямо в глаза.
— Я… Рон… — она хотела что-либо сказать, но не смогла.
Она просто встала и хотела уйти, но Рон придержал её запястье и сказал:
— Подожди… — он привстал и обнял её, легонько придерживая её за хрупкую спину. — Я надеюсь, всё нормально, — шёпотом проговорил Рон.
— Да, — ещё более тихим голосом сказала Гермиона. — Ты не…
— Нет, не волнуйся, — понимающим голосом проговорил Рон, уже предугадывая её дальнейшие слова.
Дальше лишь тишина: ни звука, ни слова. Ни с его стороны, ни с её. Гермиона была рада тому, что он понял её и не давил на. Для неё это было очень важно. В его объятиях она чувствовала себя уютно и тепло. Рон своими действиями помог Гермионе избавиться от дальнейшего чувства вины. Она продолжала прижиматься к его груди, а он поглаживал её за волосы, которые были распущены и прикрывали небольшой вырез на спине.
Спасибо тебе, Рон…
***
— Где ты был весь день? — Теодор сидел перед Драко на кресле в башне старост.
Драко лишь лениво смотрел на него.
— А ты что, не слышал? — недовольно проговорила Астория. — Он был в библиотеке с этой грязнокровкой.
— Я не доверяю этому Слизнорту, — проговорил Нотт.
Драко в это время лишь сжимал и разжимал кулаки, но выражение его лица высказывало абсолютное спокойствие. Значит Слизнорт оповестил их, о его отсутствие.
— Уж кто-кто, а Слизнорт не должен доверять тебе, — сказала Пэнси, сидящая рядом с Дафной. — Он что, не заметил всё ещё пропажу сыворотки правды? — добавила Пэнси, увидев вопросительный взгляд Теодорра.
— Не думаю, если бы знал, обязательно сказал бы, — ответил Нотт. — Кстати, Тори, куда ты его дела?
— Не помню, кажется, я его потеряла. — задумчиво проговорила Астория.
— Ты что?! — резко произнесла Дафна.
— Я точно не помню, потом посмотрю ещё раз. — быстро добавила Гринграсс, после чего Дафна вновь расслабленно откинула свою спину на спинку дивана. Почему-то Малфою казалось, что ей плевать и сказала она, что ещё поищет, только, что бы Гринграсс старшая отстала.
— Да и кому она нужна? — наконец, хоть что-то произнес Малфой.
Сегодняшний день с Грейнджер прошёл не лучшим образом, но бывало и хуже. Зато он был уверен в том, что следующий раз будет намного лучше. То есть следующий раз — завтра.
Отлично, завтра у него будет целых две возможности сблизиться с ней.
Наверное, Малфой слишком помешался на этой задаче. Он постоянно думал, что и как говорить, чтобы влюбить её в себя. Это слишком странно. Ведь это на него совсем не похоже, это не Малфой. Не Драко Малфой. Тогда кто же? Почему этот человек вбил себе такую мысль в голову и теперь не расстаётся с ней? На что он вообще тратит своё время?
Малфой сейчас понимал, что Грейнджер осталась в недоумении от его такого поведения. И он сомневается в том, что она ему верит, ведь то, что он делает это, не слишком правдоподобно.
Интересно, когда он сможет дойти до того момента, когда Грейнджер ему признается в любви? Если до такого вообще дойдёт. Но он не хотел сомневаться, не хотел отчаиваться. Если Драко сейчас сдастся, это будет означать, что он уже проиграл, а Малфой не из тех, кто проигрывает. Никто и не посмеет так думать.
— Сыворотка правды всегда пригодится. — откликнулся Гойл, на что Забини усмехнулся.
— И для чего же она пригодится? — сказал Забини и улёгся на коленях у Дафны, а та начала поглаживать его.
— Не знаю, — ответил Гоил, — подшутить над кем-то? — предложил он.
— В этом году точно не получится, — сказал Драко. — Поттер всё ещё любимчик Слизнорта: он сейчас как будто бы подменяет старика-Дамболдора, всё те же поблажки и завышенные отметки, — добавил Малфой, понимая, что его друг имел в виду Поттера.
Малфой всё ещё не понимает, как Астория не избавилась от этого зелья. Он не думал, что она такая неразумная, что бы использовать её на ком-то, зная что сыворатка правды запрещенна Министерством.
— Драко прав, — согласилась Пэнси. — Слизнорт — как будто бы декан Гриффиндора, а не Слизерина.
Это так выбешивает: положение Слизерина и так было слишком низкое, сейчас уже ниже некуда. Уж лучше бы их оставили без декана, чем вот так вот… позорище…
Всё-таки лучший декан для Слизеринцев — это Снегг, ну, а теперь это время уже невозможно вернуть…
Сейчас казалось, что единственное спасение для Малфоя — это Грейнджер. Как бы это мерзко ни звучало, но это так. Или же что-то похожее. Он пытается найти разные способы, чтобы влюбить её в себя, а она понемногу подаётся. И ему это нравится. Отвлекает.
Сегодня же она продвинулась к нему на ещё один шаг. Это так завораживало. Малфой заставил её улыбнуться, даже не только улыбнуться, но и засмеяться. Хотя и причина для смеха была не самой подходящей и даже странной, но, чёрт, это было так прекрасно. Малфой почувствовал просыпающуюся в нём энергию. Чувство того, что он сейчас способен свернуть горы, не покидало его. Да и ближайшие несколько дней не покинет.
Ему не верилось, что Грейнджер сейчас так близка к нему, а он — к ней. Её смех, её эта лучезарная улыбка говорили сами за себя. Всё это придавало сил. Он смотрел на неё в то время и понимал, что всё, это почти победа.
Но он всеми силами пытается унять в своей голове мысль о том, что всё то, что он делает, зря. Ведь он чистокровный аристократ. И это никак не изменить. Эта чистота всегда будет в его крови. И он не хочет быть «предателем крови». Малфой представляет, что будет с матерью после такого и что скажет отец, точно не погладит по голове. Успокаивала лишь мысль о том, что это только ради мести и ничего больше, и родителям необязательно знать об этом. Никто им не скажет же об этом.
— Вернёмся к Драко, — сказал Теодор, как всегда невовремя. — Я всё ещё не понимаю, как ты согласился сидеть и разбирать книги в этой библиотеке с этой грязнокровкой.
Ох, Нотт, если бы ты знал, не был бы сейчас так удивлён.
Малфой сейчас мысленно рассмеялся, ведь он не мог упустить такую возможность. Ему важна каждая минута, проведённая с Грейнджер: чем больше, тем лучше и быстрее он сможет достичь её расположения. Хоть и ему было неприятно находится с ней в одном помещении, он мог себя сдерживать и уже даже начинает привыкать.
— Нотт, что по-твоему я должен был сказать? «Я не собираюсь разбирать книги, можете забрать мой значок старосты», так что ли? — отчеканил Малфой каждое слово.
— Вот именно, Тео, он не мог не смириться, ведь он же староста вместе с нею, поэтому они теперь всё вместе будут делать, — пыталась объяснить Дафна, от чего Астория не сдержала презрительный взгляд.
Но этот взгляд не был предназначен никому из присутствующих: этот взгляд предназначался только этому дурацкому положению. Сколько бы Астория ни отрицала то, что у неё к нему остались чувства, это всё равно остаётся фактом. И Малфою порядком надоел уже этот факт, он надеялся, что это скоро пройдёт. Что толку скрывать? Драко, конечно, нравилось то, что он не обделён женским вниманием в этой школе, но ему не нужно было этого столько много.
Пэнси раньше была влюблена в него, но это прошло. Это можно было назвать «детской любовью». Или же он ей просто нравился. Таких подробностей Малфой не знал, но предполагал, возможно, что это началось с четвёртого курса, возможно, после того, как он пригласил её на Святочный бал. Наверное, после этого у неё осталась буря эмоций, и она счастливо вспоминала эти моменты. Скрывать не от кого, Малфою тоже понравился вечер, он прошел куда лучше, чем он ожидал. Пэнси была в тот день как леди, хотя она всегда такой была, но в тот день было что-то особенное.
Если уж рассуждать по фактам, то ему с этого года вообще женское внимание не нужно. Он думал, что в этом году этого внимания со стороны женской половины не будет из-за его прошлого статуса, который ещё и оставил за собой метку. Но им, наверное, всё равно на это. Хотя, кто знает, может, наоборот, им это нравится? Если это так, то это очень глупо. Им бы побывать на его месте, и только тогда они поймут, что это не так уж и круто, как кажется. Унижаться перед Тёмным Лордом, а потом ещё и перед всем обществом, после падения Волан-де-Морта.
Но стоит отметить, что не все такие глупые. Грейнджер, например, не такая.
Опять это «не такая». Как смешно, что Малфой к этому всё время возвращается. Это так странно. Драко подумывал над тем, чтобы повторить это ещё раз завтра, может быть, она не сдержится. Или же это будет перебором? Ох, он уже не знал, что делать. Наверное, ему уже не стоит постоянно обдумывать свои действия, всё равно он в последнюю секунду импровизирует, и это весьма удачно проходит. Стоит все-таки действовать так.
— Она тебе, наверное, за этот день успела порядком надоесть, — будто бы с надеждой в глазах спросила Гринграсс-младшая.
— Не думаю, — влезла в разговор Пэнси, — я слышала, библиотеку делили на две части: одну половину он разбирает, другую — Грейнджер. — закончила свою сымпровизированную сцену Пэнси.
После она посмотрела на Малфоя, а он с ухмылкой кивнул. «Благодарная ухмылка» — так она называлась у Малфоя.
— Как ты угадала? — подыграл ей Маалфой.
— Ну, у старухи услышала, — Блейз с ухмылкой смотрел на Пэнси, наблюдая, как она врёт.
Её враньё завораживало и красило её. Пэнси всегда подходило то, как она врёт всем в лицо. Хоть это и было немного странно, но так нечестно-правильно.
Это было так непривычно для Малфоя: ощущать, что этот год скоро закончится, и они будут видеться намного реже, если вообще будут видеться. Каждый пойдёт своей дорогой и забудет о своих друзьях. Реже будут посылать друг другу письма, поздравляя с каким либо праздником, а может, даже и не вспомнят день рождения друг друга.
И, конечно же, Малфой будет скучать по ним: не важно, скажет ли он им это в лицо или будет притворяться, что он желает поскорее выпуститься, как врал в том году, что ему самому хотелось поступить в ряды Пожирателей и служить Волан-де-Морту. Хотя он и сам не знает притворялся ли год назад в том, что ему нравилось или нет. Раньше он буд-то испытывал ко всему этому, что-то наподобие чести… по крайней мере до того, как в осознание не пришло то, чувство пробуждения от какой-то дерьмовой иллюзии.
Но сейчас ему было противно всё это дерьмо, даже вспоминать. Перед глазами мелькали сразу все те моменты, которые произошли с ним на том курсе. Как он пугал Горбина этой меткой Сивым, как он проклинал империусом мадам Розметту, как он пытал круциатусом тех, кто провинился перед другими Пожирателями и Лордом, под напором другого Пожирателя смерти. Это так его пугало, а это паршивое чувство всё ещё оставалось с ним.
Но Драко пытался смотреть вперёд и не думать о прошлом, не вспоминать больше ничего из того, что было. Всегда нужно было смотреть вперёд, даже если не получалось, нужно было просто помнить об этом и не сдаваться. Каждый раз себе это напоминая, человек уже двигается вперёд, остаётся только подбадривать себя этим, и все получится.
Когда в голову приходили подобные мысли, он всегда вспоминал Дамблдора, которого он чуть не убил. Наверное, если бы Малфой убил хоть какого-нибудь маггла, он бы не смог простить себя за это. Неважно, насколько он был плохим, Драко никогда не был
убийцей и, слава Мерлину, не стал им.
Всё-таки не стоит вспоминать прошлое, думать надо лишь о будущем и наслаждаться настоящим. Ему отец всегда так говорил, хотя, кто знает, пользуется он собственными советами.
— И всё же, тебе не было противно находиться с ней в одном помещении? — настаивающим тоном спросил Нотт.
— Если ты не заметил, я с ней живу в одной башне, — напомнил Драко. — А эта огромная библиотека ещё не так страшна.
— А ты случайно не трахаешься с ней в этой башне? — ухмыляясь, чётко сказал Нотт.
Кулаки сами с собой сжимались и, если бы не рука Пэнси, которая его удержала, Малфой бы уже размазал его по всей стенке.
Как он смеет говорить о нём такие вещи, да, именно о нём, а не о ней? Он серьезно думал, что Малфой захотел бы спать с грязнокровкой, которая достала его? Возможно, ради желания бы он это и сделал, но сейчас он никак не хотел этого.
Тем более, Грейнджер никогда бы не стала делать такого, она себе этого не позволит, даже если захочет, по крайней мере не так быстро.
И сейчас перед ним стоял тот самый Нотт, но он уже сомневался в этом.
— А ты случайно своим ебальником не ударился? — злым голосом говорил Малфой.
— Ладно, ладно, — немного обеспокоенным голосом говорил Теодор, наверное, не ожидая, что он воспримет это всерьёз. — Я же пошутил.
Хрена с два, Нотт! Как он смеет так шутить?!
— Нотт, ради Салазара, поменяй стиль своих шуток. — не выдержал Блейз, пытаясь говорить как можно спокойнее.
Заткни его, Блейз, ради Мерлина.
Может, и тема сменится.
Ему надоедало, что они постоянно обсуждают эту тему, словно помешанные. А этому Нотту пошутить явно не о чем.
— У тебя слишком тупые шутки, — съязвила Пэнси, нахмурив брови. — В следующий раз подбирай их получше.
Правильно, Пэнс, тупые шутки, такие же тупые, как и он сам. Если бы Драко проговорил это вслух, то он бы проскрипел это сквозь зубы.
Гойл только посмеялся над недовольным Теодором, а Астория сидела раздражённой, положив руки на ноги, сжимая подол юбки. Блейз и Дафна же вернулись в своё изначальное положение и спокойно сидели.
После этого наступила непроницаемая тишина. Такая надоедливая, но в то же время очень нужная и правильная. Сейчас только этой тишины не хватало, каждому нужно было обдумать все свои мысли.
Каждый сейчас должен понять, что они здесь лишние. Никого не должно было быть этим вечером здесь в этой самой башне.
Он должен был остаться в этой башне один, в тишине, без лишних глаз и ушей. А затем вернулась бы Грейнджер и зашла бы в свою чёртову комнату, и читала бы эти свои чёртовы книги.
А если и нет, то сейчас Малфой должен был быть здесь с Грейнджер и хоть что-то сделать. Но он боится, что теперь из-за этого придурка не сможет даже смотреть на неё. Не захочет. Если бы она сейчас была бы здесь, то, возможно, ничего от Малфоя, кроме грубости, не услышала бы. И неважно, что она никакого отношения к этому всему не имеет. Хотя, как это не имеет? Она упоминалась наравне с ним в этой тупой шутке. Но Грейнджер не виновата в этом. Не виновата, что этот херов идиот упомянул её таким образом, чуть ли не обозвав её… Малфой даже в мыслях не мог сказать об этом, даже подумать не смог бы. Это было нереальным — сравнивать её с подобными девушками лёгкого поведения.
Малфой не мог назвать девушек этим словом просто потому, что это не в его духе. Это было лишним. Но о Грейнджер такое думать хуже всего, ведь это же Грейнджер. Она попросту не могла быть из тех. Такая правильная и примерная с этим отвратительным словом не сочетается. И он не пытался перейти на сторону грязнокровки, просто на данный момент он рассуждал хладнокровно и по фактам.
Да, определённо, лучше бы Грейнджер осталась бы в своей комнате и не высовывалась оттуда до завтра.
Малфою же сейчас не стоит поддаваться гневу и перегибать палку, хотя перегибает-то не он, но не суть. Сейчас нужно разумно и хладнокровно мыслить, думать и размышлять.
Будь как айсберг. Так будет легче, вот увидишь.
Как крупный кусок льдины в ледяной воде, где никто не сможет тебя растопить.
К тому времени Малфой уже остыл бы и продолжал играть с ней в хорошего парня, а она и не подозревала бы, бездумно шагая в его сети.
