Зависимые

Если сейчас хоть один человек скажет, что Гермиона не спала всю ночь, он будет прав! Она и правда не спала всю ночь, возможно, только на полчаса сомкнула глаза, но не больше. Чёрт возьми! Сейчас она сидела на уроке трансфигурации, но ничего не слушала. Просто не могла слушать и соображать. С той самой ночи прошла ещё одна. Она не только в ту ночь, но и последующую просто не смогла сомкнуть глаза. Старалась как можно реже ходить в Большой зал. И всё только из-за него. Ради того, чтобы не видеть его, не встретиться с ним. Не встретиться с его взглядом и его глазами. С этими серо-ледяными глазами, которые в ту ночь её так желали. Которые в ту самую ночь заворожили её, притянули к себе, поглотили. Умереть с голоду, но только не позволить себе умереть от стыда, перед ним. Мерлин… Его касание руки. Он прикоснулся к её волосам. Потом накрыл её губы, и они слились в страстном поцелуе. Она чувствовала каждое своё робкое движение, но в то же время уверенное, она знала, что делает и чего хочет. Она чувствовала каждое его движение. Он желал её так же, как и она его. Как она желала его, как он желал её. Невероятное чувство переполняло её голову, её губы, всё её существо. С каждым его движением она чувствовала, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, а дыхание от эмоций вообще остановится. Потом ей хотелось большего, хотелось его. Из-за его холодного касания и каменной стенки по всей коже мурашки бежали табунами. Не один и не два круга, а всё то время, пока они целовались. Пока губы были вольны, слабы перед ним, не могли сопротивляться. Но нет! Дело было не в стенке, а только в нем. Только из-за него у неё бежали мурашки. Мурашки, которые были готовы вскружить голову. Это было чем-то чудесным и невидимым для остальных. Только для неё, только для него. Его губы были её и только. Она готова была им дышать. Дышать в унисон с ним. Они хотели разделить на двоих одно дыхание, превратить в одно общее. Его и её. Она не чувствовала такого с Роном. Никогда ещё. Да причём тут не чувствовала — она совсем забыла про него в то время. Чёрт возьми! И она так взяла и остановила всё. Остановила то, чего сама же и хотела. Чёрт возьми! Блять, это неправильно! Хорошо, что она хотя бы вовремя остановилась. Надо было вообще не идти на этот шаг. Он приворожил её, а она, как дурочка, следует за ним. Это неправильно! «Неправильно было прекращать это всё», — шепчет ей неизвестный голос. Блять! Это её же внутренний голос. Этот голос знает, чего она на самом деле хочет, и не оставит всё как есть просто так. Её же голос разума выходит против неё. Против её сердца. За что?! Бой между двумя сторонами. Правильная против желающей. Кто же выиграет? Какая сторона её одолеет? Саму Гермиону. Какая сторона ею завладеет? Правильная: та, которая знает, что делает, та, которая разумная и логичная, умеет размышлять и умным видом объяснять всё, что непонятно? Или желающая, которая пробивает до кончиков нервной системы, которая выворачивает наизнанку правильную сторону? Которая безжалостно борется против той скучной стороны? Которая чувствует, а не думает? Вторая сторона не даст покоя Гермионе, она знает. Она знает, что всё это заносит её слишком далеко. Слишком умело обманывает и постоянно рядом, чтобы помочь дальше. Эта сторона, которая кажется тёмной, но на самом деле, если подойти, она будет очень светлой и искристой. Эта бездна. Где всё красивое и прекрасное собирается в одну кучку. В эту кучку, на эту сторону. Которая притягивает Гермиону так уверенно и красиво. Она же, как помешанная, следует за ней. Поддаётся искушению. Такому профессиональному искушению, которое не под силу любому сопротивлению. Которое под силу только ему. Дура! Профессор всё объясняла тему урока, но Гермиона не слушала. Блять, Гермиона не слушала, где это видано?! Где ещё такое можно увидить? Когда это ещё произойдёт? Нигде! Больше никогда! Это первый и последний раз! Она твёрдо решила это для себя. Твёрдо в этом уверена. Она больше не позволит себе ни такого, ни подобного. Не позволит себе такой ошибки. Да, это — ошибка. Ошибка всей её жизни, которая переворачивает всё вверх дном. Трансфигурация. Первый урок со Слизерином. Чёрт возьми! Она не забыла об этом. Кричала, что есть силы, только совсем неслышно. Только так, чтобы единственный, кто услышит, был он. Только он. Только он, который, чёрт возьми, сидит сзади неё. На задней парте. Он специально её выбрал, она знала это! Но почему тогда, если он это сделал специально, то не выбрал место, где и она его увидит? Почему?! Потому что он — грёбанный собственник! Хочет, что бы он видел Гермиону, а что бы Гермиона его видела — совсем не обязательно. Да, именно. Гермиона это поняла ещё с самого начала. Знала ещё давно. Проклятье! Что за дрожь?! Забудь, Гермиона! Забудь! Не неси такую ответственность на своей совести, хотя бы ради себя. Пожалей себя и свои нервы. Забудь про него. Но как она может забыть, если сейчас он сзади неё. И Гермиона на сто процентов была уверена, что он сейчас смотрит на неё. Прямо в спину. Прямо в затылок. Рассматривает её волосы, плечи, выпирающие из-под школьной белоснежной и идеально выглаженной блузки, лопатки. Она уверена. Она это чувствовала сейчас. От этого сердце бешено пульсирует на износ, а дыхание становится тяжёлым и горячим. Она наполняется жарой. Давай, Гермиона, соберись! Это не сложно. Расслабься. После этих мыслей ей не становилось легче. Ни на капельку. Она всё ещё чувствовала этот обжигающий взгляд, направленный на неё, но невидимый для остальных. И не важно, что расстояние между ними ещё три парты, занятые другими учениками. Он находился прямо на последней. Между ними всего три грёбаных парты. Три, блять! Здесь и сейчас! Она хотела повернуться к нему. Повернуться и увидеть тот самый взгляд. Этот взгляд теперь будет её постоянно преследовать. Будет постоянно терроризировать. Постоянно убивать. Только её. Её одну. За что, Мерлин?! Хотела повернуться и увидеть его глаза. Его ледяные, его серые. Такие серые, такие ледяные. И это совсем её не отталкивает, а, напротив, завораживает. Вроде бы ничего особенного, но в то же время идеальные и со своей изюминкой. Казалось только она в состоянии видить эти глаза такими замечательными и глубокими. Другие не способны увидеть его настоящий цвет. Его настоящий взгляд. Его настоящего. Ни она, ни он не в силах что-либо с этим сделать, как-то остановить. Не останавливают, а, напротив, поддаются. Не в силах что-либо сделать. Это как сон. Очень явный и реалистичный сон. Она запомнила всё: запах, касания, взгляд, дыхание. Всё! Это припечаталось навеки в её голове. Хотя реалистичными там были только движения и касания. Всё остальное ей даже присниться не могло. Этот поступок она не могла сделать, и он не смог. Это было что-то запрещённое! Запрещено! Мерлин, это разве та самая Гермиона Грейнджер, которая самая умная и прилежная ученица Хогвартса? Или её уже нет? Куда же она делась? Что с ней стало? Кто эта девушка, которая сидит вместо неё на уроке? Сидит и думает о её заклятом враге. Судя по всему, теперь она не считала его заклятым врагом. Значит, это не она. А кто же тогда? Кто просто так взял и завладел её телом? Её обликом. Её образом. Её разумом. Кто завладел ею? Была тихой умницей. Была прилежной и грамотной школьницой. Была той, которая могла за себя и за своих друзей постоять. Была доброй и вежливой. Что изменилось? Она изменилась. Но как? Почему она так сильно изменилась за столь короткий срок? — Дома напишите сочинение по этой теме, и чтобы к следующему уроку было готово, вас это тоже касается, Уизли и Поттер. Черт! От неожиданности звонка и голоса Макгонагалл Гермиона вздрогнула, а сердце чуть в пятки не упало. По какой теме сочинение делать, если она даже и урок не слушала? Из-за него. Из-за Малфоя. Драко Малфоя. Только он виноват в этом. В том, что она сейчас и все это время сама не своя. Когда это началось? С этого месяца, с этого гребаного месяца. Это было так быстро. Все это нереально быстро. Сколько времени прошло? Очень мало. Если её состояние сейчас такое, то что будет в конце учебного года? Она и представить боится. Она будет полностью зависима. Зависима от него. Как наркотик. Смешно. Гермиона в роли наркоманки, от такого хочется вслух рассмеяться. До слёз рассмеяться, чтобы все слышали, чтобы все увидели. Чтобы от смеха полились слёзы, чтобы гланды порвались, чтобы горло прорвало, а голосовые связки исчерпали свои силы. Чтобы этот ненормальный и бешеный смех превращался в крик, а потом потухал в слезах. Ученики начали собирать все свои вещи и поочерёдно выходить из класса. Только Гермиона всё ещё сидела за партой и смотрела в учебник, но не читала. Просто смотрела и всё. — Гермиона, — Рон встал и посмотрел на неё. Гермиона не слышала его. Не хотела слушать. Не хотела смотреть. Она даже забыла о том, что сидела рядом с ним, а перед ними был Гарри. — Гермиона? — сказал Гарри, но Гермиона и его не хотела слушать. Просто не хотела и всё. Ей нужно побыть одной в тишине. Только она и тишина. И всё. — Гермиона, — вдруг резко вдвоём сказали они. Гермиона вздрогнула. Испуг. Всё так резко. Не думала, что второй раз испугается и вздрогнет. Она осторожно подняла на них взгляд, как будто бы боялась, что они смогут разглядеть в её глазах всё то, что ей приходило в голову на этом уроке. Прямо здесь на этом уроке, на котором она и не присутствовала. Не присутствовала мысленно. Тело здесь, а мысли где-то летают в между небом и землёй. Как это она каждый раз говорила Гарри и Рону? А, точно, она говорила им «вы такие невнимательные, ужас». Этот тон. Теперь жри его сама. Давай, Гермиона, съешь свои слова сама же. Она готова поклясться Мерлину, что если хоть кому-то так скажет, то вспомнит этот день. Этот урок. Этот час. Эти мгновения. Обязательно вспомнит. — Что такое? — наконец, спустя несколько секунд спросила Гермиона. Они посмотрели на неё, а она — на них, после чего оглянулась по сторонам и никого не обнаружила. Класс пустовал. Они одни втроем. Она ещё раз оглянулась на заднюю парту. Пыталась найти. Найти его. Но не нашла. Не обнаружила, чёрт возьми. Почему?! Она точно была уверена в том, что он был сзади неё. Куда же он так быстро ушёл? Убежал? Она была уверена, что он смотрел на неё, иначе бы она не почувствовала обжигающий взгляд сзади неё. Не почувствовала бы… — Ты сегодня такая растерянная, — начал Рон. Да ну? Как ты угадал? А почему это только сегодня? Как же они не замечают, что это её постоянное состояние? — Я просто устала. Как всегда. Гермиона, тебе что, больше нечем ответить на это объявление? Нечем, да? Эта отговорка уже всех по горло достала. И тем более эта отговорка ложная. Ты не устала? Ты просто дура! Самая настоящая. — Да мы заметили. Как ты можешь заметить того, чего нет, Гарри? Скажи. Этого не было физически. Ментально она прямо сейчас готова зачахнуть, по среди учебного дня и это ведь не должно повлиять на её тело и действия, по этому терпения! Гермиона непроизвольно кивнула, позже закусила губу. Ту самую губу, которая касалась его. Которая сливалась с его губами. Мерлин… — Почему бы тебе не попросить отдых у профессора Макгонагалл? — сказал Рон, жалостным взглядом посмотрев на Гермиону. — Уверен, это тебе совсем не помешает, а наоборот. Соберёшься с силами, а потом и вернешься к своему режиму. «Черт! Не смотри так на меня. Не надо меня жалеть!» — проскользнуло в её голове. Ей не нужен отдых, ей, наоборот, нужно отвлечься. Занять себя делами, чтобы не думать о нем. Не думать, блять! Ей не нужен отдых, она и так мертва. Гермиона искренне была благодарна Рону, но не примет его идею. Нет, только не эту. — Спасибо тебе, Рон, но если мне сейчас так сложно всё даётся, то что будет дальше? — проговорила Гермиона. — Не думаю, что это обязательно. Да, это совсем не обязательно. Ей это не нужно. Шумный, громкий и весёлый класс ей нужен, чтобы хоть как то отвлечься. Чтобы хоть как-то забыть об Малфое. — Но Рон прав, и… — Мисс Грейнджер. Макгонагалл зашла в почти пустующий класс, тем самым перебив Гарри. Трое друзей обернулись в сторону учителя, она же свою очередь бесцеремонно подошла к своему столу села на стул. — Да? — неуверенно спросила Гермиона, буд-то бы одно неправильное движение и директор школы её тут же заавадит. — Мне нужно с вами поговорить, — сказала директрисса школы. — Мистер Поттер, мистер Уизли, я попрошу вас выйти из класса и пойти на следующий урок. Она теперь смотрела на них и подождала, пока они уйдут. Когда, наконец, Гарри и Рон покинули класс, Гермиона настороженно посмотрела на Макгонагалл. Взгляд её был не ясен для неё. Теперь она не понимала, недовольна ли она, или что ещё. В голове только проскользнули мысли о том, что, возможно, она замечает её постоянное состояние. Замечает её невнимательность и видит постоянную нервозность. Это доходит и до стресса. Чёрт возьми! Ладно, вдох… — Я хотела бы вам предложить кое-что, — начала Макгонагалл. — Я ни в коем случае не обязываю вас к этому, просто обычная просьба. Выдох. Все нормально, она ничего не замечает, ну, или просто не заводит эту тему. — Я слушаю, — спокойно проговорила Гермиона, понимая что возможность отказаться от выполнения просьбы: нулевая. Взгляд и лицо, как всегда, были спокойнее некуда. — Видите ли, мисс Грейнджер, скоро Хэллуин, — начала она, профессор явно подбирала подходящие слова. — Обычно преподаватели занимались приготовлениями ко всяким праздникам, но в этот раз я вынужденна попросить вас об этом. — А-а… ну… я постораюсь, — выговорила Гермиона, не ожидая подобной просьбы. Да уж, Гермионе стоит собраться со всеми своими мыслями. Хоть и Хэллоуин через месяц, это не означает, что она успеет со всем этим управиться. Всё, она готова! — И ещё, — добавила Макгонагалл. — Попросите мистера Малфоя вам помочь. Тут же вся готовность Гермионы отпала за раз. Как всегда, им придётся пересечься ещё, ещё и ещё. — Конечно. Черт возьми! Почему я должна ему об этом говорить? И вообще, почему я должна с ним работать опять? Ей ужасно хотелось это сказать директору, но слова не смели вылезти наружу. Просто не смогли, так же как и она не смогла отказать. — Хорошо, вы свободны, идите готовьтесь к следующиму уроку. Гермиона кивнула и покорно вышла из кабинета. Настроение испорчено, а день уже заранее не удался. Да ещё и этот Хэллоуин. Гермиона с таким энтузиазмом говорила про этот праздник, а теперь не хочет и думать о нём… Гермиона, выходя из класса, по пути увидела друзей и решила подбежать к ним, но, пока бежала, встретилась с серо-ледяными глазами, из-за чего приостановилась, чтобы получше разглядеть. Малфой же почти не обратил на неё внимание. Несколько секунд взглянул в её шоколадно-карие глаза и слился с толпой, а Гермиона так и стояла там с каменным лицом. На миг ей показалось, что ему всё равно на неё и его не волнует, что было вчера. Ей показалось, что он забыл всё, что было. То, из-за чего Гермиона не спит по ночам, то, из-за чего она не слушает уроки. То, что занимает всё её внимание. А ему всё равно. Нет, это лишь показалось, ведь так? Боже, да так и должно быть! Ему должно быть всё равно. Она всё же дошла до Гарри с Роном. — Слыхали новость? Гарри с Гермионой внимательно прислушались к Рону. — Уильямсона знаете? — продолжал Рон. — Да, автор и… — Так вот, он будет преподавать Защиту от тёмных искусств, — перебил Гермиону Рон. А вот это неожиданно. Внутри Гермионы, буд-то бы кольнуло какое-то странное чувство, после чего воодушевлённый прилив, залил берега её сознания. И теперь она была уверена, что новый учитель должен справиться со своими делами. Это будет последний раз, когда Хогвартс меняет учителя по этому предмету, по крайней мере, хотя бы на несколько лет. — Ну наконец-то, — вздохнул с облегчением Гарри. — Как думаете, что же случится с ним? — Не говори чепуху, Рон, — протянула Гермиона почти таким же тоном, как и в детстве. — Волан-де-морт мёртв, так что с этой должности теперь снято проклятье. Это же так? Надеюсь. — Хотелось бы, а то этот год у нас поледний и нужно хорошо сдать все экзамены, а у меня ЗОТИ стоит на первом месте, — сказал Гарри. Гермиона не перестовала всем своим нутром видеть, как лучший друг буквально рвётся к хорошим оценкам по этому предмету. Вот если бы и со всеми уроками было так, он бы далеко пошёл дошёл бы. — Мы справимся! — подбадривал друга Рон. — Нужно много читать и заниматься, — сказала нравоучительным голосом Гермиона. — Если вдруг этот учитель будет… ну… не очень квалифицированным… — Гермиона, он мракоборец! — чуть ли не взвигнул Гарри, Гермиона закатила глаза. — Как он может быть не достаточно хорош для этой должности? — Может быть, для мракоборца он и хорош, но кто знает, годится ли он в учителя, — высказалась Гермиона. — правильный учитель должен не только наизусть знать всю школьную программу, но и находить правильный подход к ученикам, а так же не поддаваться под их влияние. — Во всяком случае мы это скоро увидем, — сказал Рон, явно раздражаясь от всей нотации, которую Гермиона буквально на ходу придумывает, что бы напомнить всему своему внутрениму состоянию, что она всё ещё существует. Всё ещё та. Тишина повисла и Гермиона успела напридумывать себе сотню ситуаций, из-за которых новый учитель и года не продержится в школе, но всё же надеялась на лучшее. Это ведь они и так достаточно много времени потеряли. Всё это время они были без учителя и некому было им преподавать. Кроме этого, Гермиона очень сильно виновата перед Роном. Мерлин, ей даже думать об этом не хочется. Наверное, ей стоит расстаться с ним, главное правильно подобрать слова. Но какие? О Мерлин, ей так не хотелось этого делать, ведь они шли к этому очень долго. Гермиона хорошо помнит, как она давала Рону еле заметные знаки внимания, а он их и не замечал. После длительного времени они наконец-то вместе. Но так нужно! Сейчас это необходимо. Ведь это почти измена, даже не почти, а полноценная измена. Гермиона не хотела углубляться в эту тему. Что сделано, то сделано. Главное покончить со всем этим. И с Роном, и с… Малфоем. Смешно, Гермиона. Что у тебя было с Малфоем, чтобы ещё и прекращать. Это был всего-навсего поцелуй, на который ему плевать. Наверное, на уроке ей лишь померещился этот обжигающий взгляд, который был направлен в её сторону, хотя десять минут назад, она могла поклясться, он на неё смотрел. Смотрел так неотрывно и пристально, так горячо и до мурашек холодно. Это какая-то глупость. Просто невозможно. Гермиона привыкла всё преувеличивать, и поэтому ей так показалось. Но такое разве покажется? Чёртов Малфой! Даже сейчас, когда он с ней нормально себя ведёт, она всё равно хочет его придушить. Что за чувство, когда ты не хочешь дотянуться до человека, чтобы хоть один раз ударить его за всё то, что он тебе сделал, но никак не можешь? Или же то чувство, когда хочешь посмотреть на него, быть рядом с ним, разговаривать с ним, но и, с другой стороны, совсем этого не хочешь? Что бы то ни было, это глупое и ненужное чувство. Лишнее, Гермиона. Лишнее! Избавься от этого чувства и смело иди к нему, чтобы попросить его помочь с приготовлением Хеллуина. А может, потом? Нет! Но до праздника ещё месяц с лишним, есть время, и они по любому успеют. Нет! Может, совсем ему не говорить, самой справиться? Нет, Макгонагалл им обоим это поручила, чёрт возьми! Ты будешь готовиться, а он на всё готовое явится? Ну уж нет! Гермиона сама с собой рассуждала, сама с собой говорила. И иногда ей казалось, что она с ума сходит. Это ведь даже не один или два раза. Это очень часто происходит. Следующим уроком была История магии. Как всегда, он был скучнее некуда, но ученики до последнего держались, даже некоторые слизеринцы. Странно, но они вели себя вполне прилично и спокойно. Наверное, их мысли тоже слишком заняты другим, как и у Гермионы. Она даже догадывается, чем заняты мысли Малфоя, хотя в коридоре она, вроде бы как, убедилась в том, что ему всё равно на поцелуй. Хорошо, что они ещё дальше не дошли тогда. До того, чтобы Гермиона с Малфоем… О Мерлин, Гермиона не думай об этом! Чёрт тебя возьми! Будь проклята та самая часть мозгов, которыми ты об этом подумала! Она всеми силами пыталась не покраснеть, но, возможно, румянец давно уже её предал. Блять, просто гадство! Как же ей хотелось забыть об этом. Вымыть все эти мысли из головы, чтобы их не было, чтобы просто нормально жить, учиться, хотя бы существовать. Может, её решение порвать с Роном — это правильно, так, как должно быть. Ведь нужно думать об уроках, экзаменах и о карьере в первую очередь. А отношения с Роном сейчас ни к чему, в конце-то концов, война только закончилась. Не нужно сейчас думать о парнях: ни о Роне, ни о Малфое. Лишние отношения сейчас ни к чему. Надо сосредоточиться на уроках, на своём душевном состоянии. И таки из-за всего этого Гермиона много уроков прослушивает. Да, именно сегодня Гермиона и расстанется с Роном, скажет что сейчас уроки на данный момент это важнее, она скажет что и ему бы не помешало бы обращать больше внимание на уроки. И это будет отличным оправданием. Гермиона скажет Рону, что после всех дел они смогут снова быть вместе и начать всё заново, с чистого листа. С самого чистого листа. С чистой памятью. С чистой душой. С чистой совестью. Настолько чистой, что просто чище некуда. Гриффиндорка пыталась не смотреть в сторону слизеринца, но он так близок к ней. В одном классе, в конце-то концов. Ей стоит только повернуть голову чуть-чуть и всё, он перед глазами. Гермиона не будет так делать. Ей всё равно, как и ему, в общем-то. Но ей все же было интересно, почему ему всё равно. Почему он не обращает на неё внимание? Вчера он так страстно поцеловал её, горячими движениями врывался в рот, проводя обжигающим языком по небу, потом переплетал их языки. А как он касался её спины и поднимался ладонями к её волосам. Мурашки по коже шли. Как он зарывался холодными пальцами в её локоны, сжимал их в ладонях. В роли инициатора, ведь он выступал. Просто не верится, что ему сейчас всё равно. Может, Гермионе только показалось? Как бы она хотела пойти к нему и напрямую спросить. Очень хотела бы. Например, она бы спросила: «Почему ты сейчас со мной не разговариваешь?» Или же: «Что это за спектакль был вчера ночью?» Но у Гермионы не хватит на это сил и смелости. Смешно. Вроде бы, гриффиндорка, а простой вопрос не может задать этому напыщенному слизеринцу. Что с тобой, Гермиона? Он всё тот же Малфой, которого ты седьмой год знаешь. Что это за внезапный приступ скромности? Сначала ещё и хотела прикрыть себя тем, что он сам постоянно убегает, быстро уходит с урока, короче, избегает её. Свою ответственность спихивать на него — как-то не по-гриффиндорски. Просто невозможно. Урок незаметно и быстро для неё прошёл, но в этот раз она хотя бы не пропустила звонок и знала, что сейчас все разойдутся по другим урокам, и она это заметила. Странно то, что как раз эти два урока она невнимательно слушала, и это можно было заметить, но всё равно её не спросили, не сделали ей замечание. Совершенно ничего. Но главное, чтобы они не заметили. Гермиона очень надеется на это. — Невилл, — Гермиона обратилась к своему соседу по парте. — Да? — ответил он. Что она сейчас скажет? Что не записала домашнее по Трансфигурации и Истории магии? Не смешно ли? — Ты записал то, что нам… покажи мне свой планировщик домашних заданий, — тихо попросила Гермиона. Невилл протянул ей свой планировщик, и она быстренько записала домашнее задание. Мерлин, ей так неудобно было просить у других об этом. Всё из-за Малфоя. Из-за него она не может сосредоточиться, и вот что получается. — Прости, но ты какая-то невнимательная сегодня, — вежливо сказал Невилл, пытаясь не задеть её. — Невнимательная — это мягко сказанно, так что это для меня ещё комплимент, — Гермиона улыбнулась ему, а он в ответ. И, действительно, она слишком невнимательная, задумчивая, растерянная. А такого ещё не было. Надо работать с этим. Она собралась с мыслями и присоединилась к Рону. Всё, надо сейчас, если не сейчас, то когда? — А где Гарри? — спросила Гермиона у Рона. — Он с Джинни, — Рон мрачно смотрел в сторону большого окна в коридоре, пытаясь не поворачиваться к Гермионе. Естественно она это заметила, но не знала, как сказать об этом. А ещё учителя называют её очень умной. Бред! Она не знала, подходящий ли момент, чтобы говорить с Роном о расставании. Как раз они одни, другой возможности может не подвернуться. Но, с другой стороны, Рон чем-то раздражён, наверное, не самое подходящее время для этого. Возможно, Рон замечает её поведение и поведение Малфоя. Не то что бы они делают что-то запрещённое… Ха-ха! Не делают ничего запретного? А что же это был за поцелуй? А ведь этот поцелуй мог превратиться и во что-то большее. О Мерлин. Как же она устала от этого. Гермиона и сама не знала: ей больше нужен отдых или загрузка делами. Если ей предоставят отдых, то она будет целыми днями только о нём и думать. Если же у неё будет куча дел, то она не сможет нормально работать. Тогда какой смысл что-то делать, если она всегда будет думать о нём? — Всё в порядке? Гермиона коснулась его плеча, он резко повернулся к ней, как будто бы она его напугала. Но он, конечно же, не испугался, просто сделал вид, чтобы Гермиона не подумала, что Рон не хочет смотреть на неё. Ну и что она на этот раз сделала плохого? — Отлично! — сказал Рон с саркастичной интонацией. Всё, теперь Гермиона на сто процентов уверена, что совсем не отлично. И близко не отлично. — Что-то не так? — сразу перешла к теме Гермиона. Она не знала, чего ожидать, только подозревала. Боялась, что её догадки воплотятся в реальность. Лишь бы не это. — Да, знаешь, на самом деле что-то не так, — он пытался себя сдерживать, и пока что ему это удаётся делать, но надолго ли хватит. — Позволь тогда поинтересоваться, что же не так? Гермиона отчеканила это сквозь зубы. Она тоже пыталась сдержать себя, но это мало чего давало. Удивительно, как за столь котороткое мгновение её мозг успел вскипеть. Ещё дыма из ушей не хватало. — То, что… чёрт, я даже не знаю, как это назвать. Называй это как хочешь, Рон. Выбор большой: от «Взаимоотношения гриффиндорки и слизеринца» до «глупая Гермиона, которая внимательно пялится в сторону Малфоя». Мерлин, Гермиона. До чего ты дошла? — Называй это так, как есть, — решительно сказала Гермиона, готовясь к худшему. — Ты и это придурок… Мерлин, — раздражённо говорил Рон. — Ты можешь считать меня чокнутым… О нет, Рон, если ты сейчас скажешь хотя бы приблизительно правильный ответ, я себя буду считать чокнутой, потому что тупо надеюсь, что никто не заметит моих взглядов в сторону Малфоя. — … но я вижу, как ты постоянно смотришь на этого подонка, как каждый раз думаешь о чём-то, не обращая ни на что другое внимание, готов поспорить, что именно о нем ты и думаешь. Чёрт возьми! Зубы скрипят. Сердце бешено колотится и хочет вырваться. А чего она ожидала, ведь это очень заметно. Рон решил сразу всё высказать. Блять! И правильно сделал! Она сама во всём виновата. Это я виновата. Нервный смешок вырвался наружу. — Что?! — гневно-изумлённым голосом, сказала она. — Рон, ты в себе? — он нервно усмехнулся, пока она строила негодование, которое приходило к ней, буд-то Гермиона и вправду считала Рона чокнутым. Кажется, сейчас и у неё, и у него начнётся истерика. Её руки были скрещены на груди и царапали локти сквозь белоснежную рубашку. О да, Гермиона, он в своем уме, Мерлин. — Ты думаешь, мы не замечаем этого? Просто прекрасно! Всё идеально! Как там Рон говорил… Отлично. Да, именно, отлично! — Нельзя заметить того, чего нет, Рон. — уже на полном серьёзе говорила Гермиона. Жаль, что в этих её словах ни капли правды. Это безнадёжно. — Вот именно, поэтому я и заметил! Потому что это есть. — Рон тоже стал более серьёзным. — Гарри тоже это замечает, просто не говорит, не хочет расстраивать. Мерлин, Гермиона, во что ты ввязалась?! — Это глупо, Рон, хватит придумывать себе того, чего нет, и Гарри тоже это передай, пусть так не волнуется. — Хочешь сказать, что я глупый? — оперевшись об стенку, проговорил Рон. — Если ты так думаешь, то да, именно это я и хочу сказать, — гневно сказала она. — Я не слепой и не идиот, Гермиона, то, как ты смотришь на Малфоя, то, как он смотрит на тебя, то, как вы общаетесь между собой втайне от других, видно даже невооружённым глазом. Да любой дурак это поймёт, — проговаривал это всё Рон. Гермиона так хотела это всё пропустить мимо ушей, просто взять и прослушать. Но, к сожалению, она всё это услышала, и, к ещё большему несчастью, это всё правда. Правда, черт возьми! Молодец, Гермиона! Теперь выходи из этой дерьмовой ситуации как хочешь. — Ты ничего не понимаешь, хватит нести чушь! — Гермиона не могла себя сдержать и начала переходить на крик. Мерлин, ведь он не виноват. Рон всего лишь говорит, что думает. Что видит. — Да неужели? — Рон говорил это с усмешкой, которая сейчас так раздражала Гермиону. — Ты хочешь сказать… — Да, именно это я и хочу сказать, — он перебил Гермиону, чему она была несказанно рада, так как не хотела проговаривать эти слова. Какие-то словосочетания, которые связывали бы Малфоя и её в одном предложении. — Тогда ты не прав! — Прав! — Слушай, спорить сейчас бесполезно, поэтому предлагаю закрыть эту тему, — уже более спокойным голосом говорила Гермиона. Она всеми силами пыталась не показать свой внутренний голос, который хочет вырваться наружу, потому что она сама во всем виновата. Сама виновата! Сама связалась с этим Малфоем! Сама отдалилась от друзей! Сама пялилась на него в Большом зале и искала его взгляд на себе! Сама, всё сама… — Ты думаешь, это шутки? — сказал Рон, не собираясь отступать. — Каждый раз, когда кто-то озвучивает имя этого подонка, ты начинаешь своё «не обращайте внимание», или же ещё хуже — твои реакции. — Что?! Гермиона была в недоумении. Ей страшно представить, что это все правда. Не хочет признаваться ни себе, ни им в этом. Это невыносимо. — А то, что ты постоянно прикрываешь его, сама того не замечая, и… — Хватит, Рон, это чушь собачья, — Гермиона перебила его, не желая слушать дальше. Она знала, что это правда. Прекрасно знала, просто не хотела это слышать, не хотела верить. Не хотела, чтобы другие догадались об этом, потому что без столь ненужной для них информации её друзья переживут. Мерлин, помоги.

***

Чёрт возьми! Этому дню заранее не суждено было сбыться, а сейчас уже ничто не спасёт его, даже Живоглот со своим мурчанием и мягкой шерстью, которую Гермиона сейчас гладит. Нашёл время. Ей нужно делать уроки, а ему не хватает внимания. И вдруг от этой мысли ей захотелось просто взять и обнять его. Гермионе было действительно жалко своего кота, поэтому она решила выйти из своей высокой башни, которая походит уже на заточение, как в тех сказках, и прогуляться немного по коридору. — Составишь мне компанию? Гермиона взяла коза за подмышки, слегка приподнимая его, и повернула к себе лицом, совсем как в детстве. — Пойдёшь со мной, а, Глотик? Кот лишь мурчал, а Гермиона приняла это за положительный ответ. В коридоре, конечно же, шуму было много, ведь время пока что только восемь часов вечера. В основном те, кто постоянно голдел, — младшекурсники. Старшие были более менее спокойными. Но и этот шум не смог отвлечь Гермиону от её постоянных многочисленных мыслей. Её мысли были настолько многочисленны, что иногда казались бесконечными. Её не устраивало это поведение Рона. Не устраивало, как он и Гарри о ней думали. Ей казалось, что она так глупо и нелепо выглядит, и от стыда хотелось провалиться сквозь землю. Просто провалиться сквозь землю, настолько глубоко, что даже если они век будут копать, то всё равно не достанут её там. С другой же стороны, она была недовольна не только собой, но и Роном. Что это ещё за бестактность? Как он смеет предъявлять и вот так вот с ней разговаривать? «Но я вижу, как ты постоянно смотришь на этого подонка, как каждый раз думаешь о чём-то, не обращая ни на что дугое внимание, готов поспорить, что именно о нем ты и думаешь». «Я не слепой и не идиот, Гермиона, то, как ты смотришь на Малфоя, то, как он смотрит на тебя, то, как вы общаетесь между собой втайне от других, видно даже невооружённым глазом. Да любой дурак это поймёт». «Каждый раз, когда кто-то озвучивает имя этого подонка, ты начинаешь своё «не обращайте внимание», или же ещё хуже — твои реакции». «А то, что ты постоянно прикрываешь его, сама того не замечая». Мерлин, как же он правы. Гермионе нужно прекращать всё это. Всё это до добра её не доведёт. Смешно. Она что, думала, что Малфой или что-либо связанное с ним её до добра доведет? А что насчёт её друзей? Кто знает, после этого они ей вообще доверяют или как? Нет, наверное, это глупо — думать, что после такого они будут общаться как прежде. По крайней мере не сейчас. Сейчас и так всё испорчено, нужно немного подождать, чтобы они остыли и она заодно тоже. Если бы можно было стереть это из их памяти, она бы с большой радостью и охотой это сделала. Только бы кто-нибудь разрешил. Так странно, но теперь после того, как Гермиона вспоминает об этой теме насчёт памяти, изменения её и удаления, она так бурно не реагирует. Теперь её не сильно беспокоит эта тема. Нет, конечно, она скучает по родителям, всё ещё хочет их хотя бы раз в живую увидеть, но все слёзы касаемо этого уже выплаканы давно, и Гермиона не хочет возвращаться на то же место. Она хочет, наконец, это забыть, как говорил Малфой, «нам нужно оставить всё прошлое позади и идти вперёд, ты так не считаешь?» Да, я именно так и считаю. Улыбка проскользнула на её лице и сразу же исчезла, как только Гермиона поняла, что она улыбнулась, когда вспомнила о Малфое. Просто прекрасно. Гермиона поссорилась с Роном из-за него, а он всё ещё появляется в её мыслях и без смущения наводит улыбку на её хмуром лице своими давно выброшенными словами ей. Кстати о Малфое! Ведь Гермиона даже не вспомнила о том, что ей нужно было попросить его о помощи. Гриффиндорке нужен он, чтобы подготовить всё к Хэллоуину. Чёрт! Вот как она могла забыть об этом, даже когда не забывала, специально откладывала, но потом жалела, в принципе, как и сейчас. Да она просто не осмеливается подойти к нему и напрямую сказать об этом. Не то что бы он такой устрашающий или Гермиона слишком трусливая, просто после той ночи она уже не осмеливается первой вступить в контакт. Гермиона боится, что провалится сквозь землю, когда опять встретится с его взглядом, услышит его голос или, что ещё хуже, он зацепит тему, которую она всеми силами избегает. В основном она только из-за этого и не хочет с ним разговаривать. Этот… она даже не может и в мыслях подумать об этом слове, только вспоминает и не краснеет. Что ж, уже достижение, румянец почти не виден. Если бы всё было так просто. Со стороны может всегда показаться это всё простым, а когда это дерьмо случается с тобой, то ничего простого в этом нет. Совершенно ничего. Коридор пустовал, или же просто Гермиона дошла до спокойного и тихого места. Живоглот плёлся за ней по пятам, наверное, хочет больше времени провести вместе со своей хозяйкой. И действительно. Она на восьмом этаже, где шума меньше всего, за исключением подземелья, где всегда тихо. Она, конечно, точно этого не помнит, но предположения есть. Слизерин бешенствует, пока он в обществе, а в своём «логове» тихо и смирно сидят, не желая создавать лишнего шума и проблем. Гермиона остановилась возле голой стены и подумала, почему бы ей не испробовать Выручай-комнату ещё один раз. После пожара, который перенесла эта комната, шансы что она восстановится, равны нулю, но что если учителя занялись ею? Что если она обладает какими-то ещё более особыми свойствами, чем меняться и появляться в нужный момент. Комната помогает только тем, кто в этом нуждается, поэтому так просто она не откроется. Но если логично подумать, то сейчас Гермиона нуждается в ней как никогда. Ей бы хотелось, чтобы комната помогла ей отвлечься. Отвлечься от всего на свете: от дел, уроков, забот, Рона и Гарри. Отвлечься от Малфоя. Она усмехнулась от своих же мыслей и желаний. От всего ею перечисленного невозможно надолго отдохнуть. Никакая комната не спасёт её, только если на короткое время. Но, если она будет часто сюда приходить, хоть и на короткое время, у неё получится хоть чуть-чуть отвлечься от внешнего мира. Каждый день понемногу уже хорошо. Главное, чтобы никто посторонний не узнал об этом, а то ещё будут не сводить глаз с Гермионы и комнаты. Потом ещё получится, что с утра до отбоя толпа учеников будет стоять в очереди, чтобы зайти в Комнату-так-и-сяк. Гермиона уже представляет эту забавную картину. Но что не забавно, так это когда после такого случая Филч запретит её, и всё, не видать больше никому и никогда эту комнату. А ведь эта комната многое значит для неё. В этой комнате они проводили тренировки. Собирали Отряд Дамблдора и учились защищаться сами, а ведь этому должны были их научить преподаватели. М-да, времена преподования Амбридж — не самое лучшее, что можно придумать. Но зато ученики успели хорошо провести вместе время, и за этот небольшой промежуток времени они стали более тесно общаться и с другими учениками. Потом их вычислили. И Гермиона вдруг вспомнила, что Малфой в это время был в «Инспекционной дружине». Чёрт! Гермиона, заруби себе на носу, что, когда опять соберёшься вспомнить о нем, сразу же возвращайся к своему делу, каким бы оно ни было. Мерлин, помоги. Гермиона прошлась мимо пустой стуны три раза и очень надеялась, что она дверь появиться. Она уже по чуть-чуть начинает сомневаться в том, что дверь в комнату появиться. Пока не проверишь — не узнаешь. Гермиона стала придумывать, о чём же «попросить» комнату. В огромную библиотеку она её точно не превратит, ведь какой толк, можно же тогда сразу спуститься на четвертый этаж. И тут ей пришло в голову превратить Выручай-комнату в что-то наподобие музыкальной комнаты. Да, точно. Со всеми этими музыкальными инструментами и тому подобное. В детстве, кроме чтения, она очень любила петь и играть на разных инструментах. Начиная с семи и до тринадцати лет родители летом разрешали ей посещать музыкальные кружки, чтобы она смогла развить свои навыки. Но потом уже у неё времени становилось всё меньше, а количество домашних заданий, которое учителя им задают на лето, увеличивалось, поэтому ей пришлось прекратить это дело. Но комната не реагировала почему-то. Но почему же? Гермиона остро нуждалась в ней. Ей ужасно нужно расслабиться, и музыкальный зал — единственное, что ей может помочь. Гермиона хотела бы вспомнить детство. Вспомнить времена, когда она посещала уроки музыки. Хотела окунуться в эти воспоминания и почувствовать эту атмосферу тут. — Ох, какой в этом толк? — вздохнула она. Она хотела развернуться и уйти, но что-то её остановило. Наверное, мысль о том, что раз она уже дошла до этой комнаты, не нужно упускать такую возможность. Когда ещё выпадет такой случай? Когда домашнего задания будет навалено до небес? Пока у неё есть свободное время, пускай воспользуется этим временем, в коем-то веке для других увлечений. Гермиона не только целыми днями должна сидеть за учебниками. Она глубоко вздохнула и немного прикрыла глаза, чтобы хорошо сосредоточиться. Начала думать о том, что ей нужно, и о том, как сильно ей это нужно. Думала о том, как сильно ей сейчас нужно забыть о всех своих проблемах, о всех заботах, о завтрашнем дне, о своих родителях, которые сейчас даже её не знают и больше никогда не узнают, о подготовке к Хэллуину, о ссоре с Роном и, возможно, даже не последней. Может, и Гарри туда же втянется. И самое главное — ей нужно забыть о Малфое. Всё из-за него, ей сейчас нужно находиться здесь и думать обо всём этом. Из-за него ей сейчас нужно вспоминать всё, что ей портит настроение. Как же надоело. Приоткрыв глаза, она обнаружила перед собой большую дверь. Та самая Мерлин-её-побери-дверь. И чуть ли не завизжала от радости. Она и не думала, что комната откликнется её просьбе, напротив, она даже хотела уйти отсюда ни с чем. Благо, что она первый раз хотя бы не сдалась, а то бы так и не смогла зайти в неё. Сейчас она сможет нормально отдохнуть от всех тех, кто её окружает. Кажется, Гермиона нашла себе новое место, куда будет нередко ходить. Она посмотрела на Живоглота, который в ту же секунду после удивлённого прилипшего взгляда в сторону двери вздёрнул свой пушистый рыжий хвост и подошёл ближе к двери, дожидаясь, пока Гермиона откроет дверь. Затем посмотрел в сторону Гермионы, будто говорил: «Ну же, кого ждём?» Тогда Гермиона подошла ближе и открыла дверь, и, после того как зашла внутрь, закрыла её за собой. От увиденного у неё чуть волосы дыбом не встали. — Потрясающе, — единственное, что она могла сказать, да ещё почти шёпотом. Посредине огромного зала располагался огромный чёрный рояль с зеркальной глянцевой поверхностью. Глаза пробегали по нему как бешенные. Красивые и удобные позолоченные ножки рояля придавали изящества. Крышка рояля, как и положено, открыта и опирается о прикреплённую подставку, придерживающую её. Чёрно-белые клавиши так и заманивают, от этого поскорее хочется поиграть на них. Рядом с ним стоит маленькая кожаная чёрная табуретка в тон. Выглядит весьма удобной. Кроме рояля, в зале находятся скрипки и гитары, прямо такие же, на которых она раньше играла, только новее и более усовершенствованые. Они аккуратно свисали со стенок. Вдоль стены располагались большие арфы золотистого цвета с тонкими струнами. Гермиона подошла поближе и провела рукой по ним, после чего услышала красивое звучание, растворяющееся в воздухе. Она уселась за кожаный стульчик и приставила руки к клавишам, пытаясь вспомнить какую-нибудь мелодию, которую она так любила играть в детстве. Не удержалась и вытянула руку, проводя по гладкой на ощупь поверхности музыкального инструмента. Но наконец продумав, что именно она будет исполнять, Гермиона начала лёгкими касаниями пальцев нажимать на клавиши инструмента, а красивая мелодия тем временем парила по воздуху и наполняла его живостью. По началу у неё не очень хорошо получалось, в конце-то концов, она давно не играла на этом инструменте, но потом ноты сами будто бы сориентировались на красивую мелодию. Через несколько секунд она начала тихонько подпевать. Сначала еле слышно, а потом погромче. Её красивый голос хорошо сочетался с мелодией, который изливал рояль. Гермиона никогда не считала, что она отменная певица и её вокальные данные, точно уж не первоклассные, но в конце-то концов она посещала уроки и смогла их развить в нужное русло. До превосходства, конечно не дотягивало, что было для неё, наверное впервые, но хорошо и грамотно сочетать свой голос и мелодию, она умела. Перед её глазами будто бы детство всё пробежалось за какие-то считанные минуты наслаждения и умиротворения. Глотик же то и дело смотрел на Гермиону и вслушивался в такт музыки, виляя при этом хвостом. Но когда Гермиона оборачивалась к нему, он поспешно уходил и начинал рассматривать другие инструменты. Ей иногда даже казалось, что кот чем-то обижен. — Маленький грубиян, — с усмешкой проговорила Гермиона ему вслед, хотя кот даже не мяукнул. Гермионе хотелось бы показать это место друзьям и провести здесь с ними своё свободное время, но из-за упрямости Рона это желание уходит на второй план, поэтому она продолжает сидеть здесь в одиночестве, и кто знает, может, комната второй раз за день её суда не впустит. А что если в следующий раз комната не появится? Об этом она решила сейчас не думать. Но вдруг дверь в комнату отворилась. Гриффиндорское дыхание сбилось, а сердце оборвалось внутри. Она обернулась, мысленно проклиная того, кто нарушил её покой. — Придурок, что ты здесь делаешь? — Эй-эй, полегче со словами. Малфой стоял перед ней весь такой непринуждённый, самодовольный, с коронной ухмылкой, впрочем, как и всегда. Мерлин, да как он вообще сюда попал?! Ведь не должен был. Не мог. Это не возможно! Не должно быть возможным. — Ты меня до смерти напугал, — немного раслабившись, сказала Гермиона. О Мерлин, за что?! — Серьёзно? А говорят, гриффиндорцы все такие отважные и бесстрашные, а на деле-то что оказывается? — ликующим голосом проговорил Малфой. — Уж для героини войны это должен был быть пустяк, — продолжал насмехаться он, а Гермиона лишь сжимала кулаки и пылающим от ярости взглядом смотрела на этого засранца. — Что ты тут делаешь, Грейнджер? — он начал оценивающим взглядом осматривать зал. — Не уж то ты в прятки со своими щенками играешь? — Да, от тебя прячемся, — стиснув зубы, выговорила Гермиона. Только посмотрите на него! Чёрт его возьми! — Да, зачем же меня так бояться? — всё ещё высокомерно проговаривал он каждое слово. — Я не охочусь на всеобщих отбросов белого света. — Просто заткнись, — вякнула Гермиона, не желая больше с ним разговаривать. — Зачем же так грубо? — он схватился за сердце, будто бы её слова его задели. Будто бы… Театр. Балаган. Цирк. Магловские понятия, которых он ненавидит, сейчас сочитались с его поведением. И что он интересно скажет, когда Гермиона озвучит ему подобный вердикт. Малфой передвигался по этому залу как хозяин своего жуткого менора. Чёртов собственник! В том мэноре, где её пытали. Пытали «Круциатусом»… Мерлин, мурашки прошлись по коже. Но Малфой сейчас… Гермионе ужасно хотелось сказать, чтобы тот не трогал струны гитар, которых он сейчас касается. Он только забыла обо всех этих проблемах, как вдруг этот из ниоткуда взялся. Всё так хорошо начиналось, а закончилось как всегда. Гермионе не привыкать. — Кстати, как ты вообще сюда попал… это нево… — Возможно, — перебил он её. — как оказалось. — И как же это так оказалось? Гермиона не на шутку заинтересовалась, но делала вид, что просто раздражена. Она и на самом деле раздражена, но ещё больше ей хотелось узнать, как это комната привела его именно в то место, где была Гермиона. Ведь откуда ему знать, во что именно она хотела превратить эту комнату. Может, после войны система сломалась? Чёрт, только не это. — И долго я буду ждать ответа? — спросила Гермиона, скрестив руки на груди. — Во-первых, ты не можешь меня вот так вот что-то спрашивать, а потом еще ждать ответа; а во-вторых, откуда мне знать, как она открылась, может, ты её нехорошо закрыла. Мама с папой не учили, что нужно двери запирать, чтобы старшие дяденьки не смогли войти? От последнего предложения у Гермионы внутри что-то кольнуло и заныло, но она пыталась не подавать виду. Последнее предложение он говорил издевательским детским тоном, но она всего лишь закатила глаза и отвернулась от него. Смотрела на клавиши и подбирала себе правильную мелодию. «Следующие… так, стоп! Я должна это делать при нём?» — подумала Гермиона, обратно повернувшись к нему лицом. Он в это время смотрел внимательно на Живоглота, который в то время уселся на табуретку и царапал круглое основание барабана. Он обернулся к ней, встречаясь своим холодным и ухмыляющимся взглядом. Гермиона снова почувствовала что-то наподобие того момента в библиотеке или во время их поцелуя, или вообще то, что каждый раз чувствовала рядом с ним. С одной стороны раздражение, с другой же… «Хэллуин! — этой мыслью она сама прервала свои раздумья. — Давай, Гермиона скажи ему». — Малфой, — тот ещё внимательней посмотрел на неё. — Грейнджер, — заинтересованно проговорил он. — Тебе профессор Макгонагалл ничего не сказала? — решила всё-таки с этого начать Гермиона. — Что твоя старуха должна была мне сказать? Грубиян. — О том, что ты должен мне помогать с подготовкой к Хэллуину. — С чего это я должен тыквами заниматься? — нахальным тоном проговорил Малфой, Гермиона на это лишь закатила глаза. — О Мерлин, тебя никто не просит вырезать из тыкв рожи, тем более собирать их, просто ты должен помочь организовать всё к этому дню. И не бойся, Малфой, тебя не заставят пачкать руки, — Гермиона добавила последнее предложение, увидев, как он приподнимает вопросительно брови. Какой же он невыносимый. Мерлин, как с ним справлялись в детстве? — Я подумаю, — выпалил Малфой, после чего Гермиона сжала челюсть и проклинала его всеми непростительными на свете. — И я ничего и никому не должен. — Нет уж, должен, — выигрышным голосом заявила Гермиона. — Неужели? — саркастично спросил он. — Ужели! — вздёрнув подбородок, парировала Гермиона. Он усмехнулся, и Гермионе очень и очень сильно хотелось засмеяться над всей ситуацией, но она терпела изо всех сил. Начала закусывать губу, хотя, если посмотреть со стороны, от этой губы и так ничего уже не осталось. Вся закушенная до крови и потресканная от ветренной погоды. Улыбка всё же смогла выйти наружу, немного обнажая белые зубы. А он это заметил. Как всегда. Всё, больше нельзя. Хоть это ужасно странно выглядит, но Гермиона сама себе запрещает улыбаться ему. Глупо и ненормально! От его взгляда у неё иногда начинали пробегаться мурашки по коже. Она тонула, падала в пропасть. В ту самую пропасть, которая была на той самой стороне. — Ну и что ты делаешь здесь? — Как что? — удивлённо проговарила Гермиона. — Вот, не видишь: уроки учу, уборку делаю, сейчас буду ужин готовить. — Сарказму научилась? А всё-таки твои щенки не такие уж и бесполезные, — усмехнулся Малфой. — Что-нибудь ещё? — она привстала со стула. Да, что-нибудь ещё, Гермиона, чтобы потом ты опять не спала всю ночь и от непонимания взорвалась. Пожелай удачи, Мерлин. К чёрту всё и всех! — Да, ещё… — он начал подходить ближе, очень близко. — Вот это, — Гермиона рефлекторно прикрыла глаза, дожидаясь следующих действий, но ничего не случилось. Она ещё несколько секунд так простояла, но ничего так и не произошло. Гермиона обернулась, а он прямо рядом с нею сидел на табуретке и разглядывал клавиши, не обращая на Гермиону никакого внимания. «Дура ты, Гермиона!» — Гермиона сама от своих мыслей же удивлялась. Чего она ожидала? У неё слишком странные мысли. Зачем она закрыла глаза? Она что на полном серьёзе, ожидала, что Малфой, внезапно её поцелует? Пф-ф, идиотка! До слёз идиотка. Это глупо — так думать. Мерлин… Гермиона подошла к Живоглоту и спустила его с табуретки, которая была похожа на ту, что занял слизеринец и подсела рядом с ним. Пропустив её внимательный взгляд в ожидании увидеть, что он собирается сделать, Малфой непринуждённо взмахнул палочкой в сторону гитары и барабана. Заиграла какая-то уж слишком знакомая мелодия для Гермионы. Пока Гермиона пыталась вспомнить, что это за песня, он лёгкими движениями руки начал дополнять мелодию звуками клавиш. — You know how I get when the sun goes down. После того, как Малфой пропел эти строчки из песни, Гермиона тут же вспомнила её. — How it feels when no one around. И снова слова из песни. Теперь Гермиона была уверена, что эта та самая песня. Малфой продолжал петь, пока Гермиона приходила в себя. Мысли, похожие на «это же магловская песня», не покидали её. — Ive been bitten by the lonely — неожидано даже для себя она подпела ему. — But when Im not the only. Гермиона всё ещё не смогла признаться самой себе, что она сейчас поёт с Малфоем магловскую песню. Но при этом продолжала это делать. И ей нравится. Это всё звучит уж слишком сверхъестественно. — When the lights go out… — после того, как Гермиона шёпотом пропела эти строчки, следующие начали звучать громче, и на этот раз они вместе пропели их. Дыхание учащалось, сердце бешено пульсировало, казалось, если бы не музыкальные инструменты, которые начинают играть всё громче, и постепенно добавлялись новые, то её барабанные перепонки лопнули бы от ритма её сердца. Невероятное чувство оживлённости переполняло Гермиону. Казалось, что ничего и никого не существует на этом свете кроме них. С температурой помещения происходило что-то странное. Было то холодно, то жарко, прямо как в тот раз в библиотеке, только лучше, больше и непонятнее. — Glowing in the dark Well light up Central Park! Музыка била в уши и переполняла разум. Всё было так же как и в песне «Сияем в темноте». Они сияют. Его и её глаза сияют. Они сияют с здесь и сейчас. Только вдвоём. — Cause youre here with me now. Так же как и в песне «ты сейчас здесь и со мной!» Она сейчас здесь и с ним, он сам ей это сказал через песню. Мерлин, что с ней? Потрясающе! Его голос такой чудесный, такой подходящий к этой песне. А их голоса вместе отлично сочетаются и гармонируют. Она это знает, чувствует. И он тоже. Она улыбалась так искренне и чисто, а он смотрел и наслаждался этой улыбкой, не замечая, как его уголки губ приподнимаются. Его губы такие желанные, а ведь когда-то она их касалась своими же. Хочется ещё, и ещё. Снова и снова. Хочется опять попробовать их на вкус, ощутить их мягкость, опять чувствовать свои и его губы в поцелуе. Они были разными, но в тоже время чертовски похожими. Как огонь и лёд. Она — огонь, а он — лёд. Огонь и лёд. Что с ней, Мерлин? Что это с ними? Как это называется? Где объяснение этому всему? Она приближалась к той стороне, той самой запретной. Погружалась в неё, переходя наконец черту. Вокруг всё и все кричат: «Стоп! Нельзя!», но ей было всё равно на всё и на всех. Она продолжала идти туда и попала в бездну. Всё это было настолько прекрасным, что не верилось. Сейчас она боялась одного: лишь бы это не было сном. Нет это не сон. Его глаза говорят об этом. «Ты не такая», — глазами он говорил ей. Только ей.