Зависимые

— Просто скажи лжепричину, по которой он тебя вызывал в библиотеку, и я скажу, что ты слишком тупая, раз поверила его словам и всё ещё не поняла, какую книгу он на самом деле там искал. — Нет… — Да, Грейнджер, он искал ту самую книгу. Злость и презрение к новому учителю наполняли Малфоя. Он не мог с этим справиться и не… хотел. Это было не из-за неё. Не из-за той, которая стоит перед ним и сейчас чуть ли не сорвётся в истерике от одних его слов. Уильямсон хотел ту книгу, которую Малфой лёгким касанием руки заставил развалиться. И чтобы найти её, он позвал Грейнджер. Эта девчонка могла ему уже рассказать всё, что было в тот день, а у него будут проблемы, возможно, даже Грейнджер тоже втянут в эти разборки, потому что она до последнего скрывала все деяния слизеринца. Скрывала всё до последнего. Каждое слово. Каждый шаг. Скрывала всё то, за что может очень дорого заплатить. Возможно, лишилась бы и звания старосты, а её любимый декан значок старосты даже на память бы не оставил ей. Да что там на память — потрогать в последней раз бы не разрешил. И во всём этом она сама виновата, а в эту вину Малфой сам её втянул, не давая малейшего шанса на спасение, проговаривая ей «серьёзные» аргументы приторно-слащавым голосом. Настолько вежливо и убедительно он это говорил, что самого даже затошнило. Могло затошнить, если бы не оказался в такой бредовой ситуации вместе с маглорождённой дурой, с которой постоянно связан общими и крепкими узлами. А этот новый учитель конечно же не упустил возможности хорошенько её расспросить и не дать вставить собственного слова. Как так возможно, чтобы сначала этот учитель-мракоборец Малфою понравился, а потом после того, как понял, что Уильямсону нужна та книга, всё его первое впечатление улетучилось. Сразу после того, как этот преподаватель попросил Грейнджер помочь ему в поиске одной из книг в библиотеке. Чёрт подери всех! — Что за херня? — крикнул Малфой. Грейнджер сразу же обратила на этот крик внимание и разинула рот от удивления. — Что ты сделал? — удивлённо, чуть ли не крича, проговорила она, продолжая смотреть на песок в перемешку с пылью, который несколько секунд назад был толстой старой книгой. — Эта рухлядь сама испортилась, я тут не при чём, — быстро, но всё ещё с удивлением сказал Малфой. Грейнджер подошла поближе и присела на корточки, после чего Малфой тоже опустился на одно колено, чтобы разглядеть это недоразумение. — Не трогай! — резко сказала она, тем временем как Малфой хотел достать из своей мантии волшебную палочку, чтобы хоть как-то исправить ситуацию. — А что делать — стоять и смотреть? — сказал с нотками сарказма Малфой. — Подожди, — она потрогала рукой песок, но ничего не произошло. — Дай я сам попробую, — сказал Малфой и достал из мантии свою палочку. — Репаро, — проговорил он, думая, что хоть так она примет прежний облик. Но ничего путного из этого не вышло. Всё осталось прежним. — И что же дальше? — сказала она, после чего Малфой поднялся. Грейнджер последовала его примеру и скрестила руки на груди. — Я-то хоть что-то попробовал сделать. — Да, и, как ты понял, твоё «что-то» не привело к успеху, — съязвила она, но смесь, подобная хрящу, никуда от этого не исчезла и ещё располагалась у их ног. Поэтому и её нравоучения ни к чему путному не привели, а уж тем более к успеху. — Не упоминай об этом, пока тебя не спросят, — сказал Малфой, отходя от этой кучки пыли как можно дальше, тем самым подходя ближе к Грейнджер. — А что если спросят? — тихий, слегка напуганый голос Грейнджер прозвучал так невинно, что Малфой готов был взорваться, лишь бы придать ему уверенности. С его стороны это будет что-то наподобие подбадривающего «не отчаивайся». — Если спросят, скажи всё, как есть. — Сказать, что эта книга рассыпалась в твоих руках? — проговорила она, дожидаясь положительного ответа. — Всё так и было? — спросил он, рассматривая свои руки, после чего начал сжимать их в кулаки. — Да. — Значит это и скажешь, — резко ответил Малфой. Значит это и скажешь… — Ты так уверен в этом? — голос Грейнджер вернул его в реальность и прервал его воспоминания о том дне, когда эта книга рассыпалась в его руках. Он раздражён. Перед и после того момента в библиотеке. А сейчас это чувство раздражения увеличилось вдвойне хотя бы от того, что всё случилось так неожиданно. — Да, я уверен в этом, — пытался успокоить пыл Малфой, глядя прямо в её шоколадные глаза, в которых сейчас беспокойства и стаха было больше, чем на лице. — Малфой, в библиотеке не одна книга на всех, о ней уже все, наверное, забыли… — Салазар, — простонал Малфой со вздохом, поражаясь её отчаяности, которая не позволяет увидеть всё как есть. — Грейнджер, не будь наивной дурой. Неужели ты не заметила, что он, как отчаянный фанатик библиотеки, постоянно ходит туда, выискивает какую-то книгу, но никак не может найти. Грейнджер, наверное, скоро взорвётся от переизбытка эмоций, которые сейчас её наполняют. По лицу уже было видно, что беспокойство не отпускало её. Нервы скоро сдадут её, а Малфой готов был закрыть глаза или отвернуться, лишь бы не видеть этого всего. Его раздражала эта эмоция… в других. Когда эта девушка испытывала подобное, ему хотелось сделать всё, лишь бы та больше не чувствовала эту хрень. Это хреновое чувство не должно касаться ни одной мышцы её лица. Малфой и понятия не имел почему так, он лишь принимает это за факт. — Это ещё не значит, что он ищет именно эту книгу, Уильямсон ищет… — Грейнджер резко замолчала, видимо, понимая, что не права. Признай своё поражение и точка. — Он каждый день идёт в эту чёртову библиотеку, иногда даже уроки пропускает, — проговаривал сквозь зубы Малфой. — Подумай, Грейнджер, если бы это была другая книга, то он её давно нашёл бы, но Уильямсон её не нашёл, значит он ищет ту, которой нету. Грейнджер отводила взгляд, пытаясь не смотреть прямо ему в глаза. Опустила свои ресницы. Малфой даже подумал, что слишком грубо всё это с ней обговаривал и уже начинал жалеть. Но, блять, он прав! Плевать. Чёрт возьми, откуда такое чувство вины перед той, которую называл грязнокровкой? Это болезнь? Неизлечимая болезнь, которая просачивается в кровь и попадает прямо в сердце, наполняясь ею всё больше и больше, пока не займёт всё место. Через секунду подняла глаза и посмотрела более решительным взглядом, таким, который помог Малфою почувствовать хоть долю облегчения. Теперь она не казалась ему такой беззащитной и хрупкой. — Он сказал, что ищет книгу о рунах своему другу, — Малфой нервно усмехнулся, потому что Грейнджер только что приняла тот факт, что он прав, даже если она всё ещё так не думает, то её слова всё сами за неё подтверждают. — Может ли это быть совпадением, а, Грейнджер? — наигранно спросил Драко. По её взгляду Малфой понимал, что она устала то ли морально, то ли физически, может, и то, и другое. Но не мог отпустить её пройти в гостиную. Драко иногда казалось, что если он сейчас её отпустит хотя бы пройти в гостиную и присесть на диван, то весь их разговор улетучится и они потеряют связь между их диалогом, который ещё не закончился. Он так не сделает. Им нужно здесь и сейчас разобраться во всей этой истории. Прямо здесь — в этом тёмном холодном коридоре. Малфой не даст ей почувствовать покой, пока она не поймёт всю серьёзность ситуации. В тот день, когда эта книга развалилась в его руках, он сказал гриффиндорке молчать об этом инциденте, а если учителя догадаются обо всём, то Грейнджер должна будет сказать правду. Правда была в том, что Малфой виноват, а значит она должна будет свалить всё на него. Но Драко и не подозревал, что «это» после стольких лет всплывёт наружу. Не должно было. И самое странное то, что Малфой сейчас не за себя столько волнуется, сколько за неё. За неё, чёрт возьми! У Грейнджер из-за него могут быть большие проблемы, ведь это он сказал ей молчать обо всём, думая, что никто не заметит, а она и смолчала. Сделала так, как Малфой просил. Это была её собственная ошибка, которая привела её саму же к проблемам. Чёрт, просто не должно было так случиться. Уж точно не с нею. Если кто и достоин всего этого дерьма вдвойне, так это он, Малфой, но не Грейнджер. Не Грейнджер, которая все те шесть лет учёбы зарабатывала себе хорошую репутацию, чтобы потом растоптать всё, превращая в прах. Малфой скользнул по её взгляду, который становился всё более решительным. Скользнул по глазам, которые больше не отображали ужас, а наоборот, храбрость. Он чувствовал затвердевание её разума и всплеск уверенности. Это её состояние подбадривало его и не давало ему самому отчаиваться. — Ну и что нам делать? — стойким, пришедшим в себя голосом проговорила Грейнджер, более привычным для неё. Только Грейнджер могла сначала отчаянно наполниться страхом и ужасом, смотреть беззащитно в его глаза и через секунду улетучить в себе это чувство. Никто другой. Только она на такое способна. — Ничего, по крайней мере ты ничего не сделаешь, — говорил он, надеясь, что Грейнджер и в этот раз его послушает. — Сделай вид, что не знаешь. — Но… — хотела возразить она, но Малфой снова её перебил. — Нет никаких «но», уже прошло достаточно много времени, поэтому можно сделать вид, что мы тут не причём, и твои дорогие учителя, в том числе Магонагалл, подумают, что это другой ученик виноват во всём, — чеканил Малфой, всё ещё надеясь, что гриффиндорка поймёт его и сделает всё возможное, чтобы они не высвечивались в этой истории. Да, Малфой всегда остаётся собой. В любых ситуациях будет действовать по-своему. Он готов сделать всё, что угодно, только чтобы сам не пострадал, а сейчас и втянет за собой Грейнджер. Будет держать за руку и водить её до тех пор, пока не прибудет в безопасную зону, где им ничего не будет угрожать. Они будут в безопасности, и это главное. Если бы хоть единая душа прочитала мысли Малфоя, она бы подумала, что это какая-то шутка или слизеринцу всунули в голову чужой разум. Или же добавили в могз извилину под названием «Грейнджер кто-то более, чем…» Чем кто? Более, чем человек? Что за человек? Смешно до рвотного рефлекса. Блять! Её взгляд при этом не хотел ничего выражать, наверное, она сейчас думает, что Малфой — чудовище, котороое готово на всё, лишь бы обеспечить себе безопасность и спокойствие. Но сейчас он готов был это обеспечить не только себе, но и ей. Увидь-блять-это-Грейнджер! — Малфой, это неправильно, — только это вымолвила гриффиндорка. Сама жизнь неправильная. — Посрать на правильность, это сейчас меня волнует в последнюю очередь и тебя тоже должно волновать не больше, — выпалил Малфой, пытаясь вразумить её. — Конечно, ведь тебя всегда в первую очередь волнует собственная шкура, — твоя тоже. Она подошла ближе. — Только ты сам, — она пальцем ткнула в его грудь. Малфой и не вздрогнул, не сделал ни шага. Абсолютно ничего не сделал, только продолжал смотреть на её презрительный взгляд. Взгляд полон презрения, которое он и заслужил от неё, и скоро это всё выльется наружу — нужно только дождаться. Только ты сам. Ничего страшного. Совершенно ничего страшного. Пусть так думает. Пусть думает так, как хочет, главное, чтобы сделала как Малфой ей говорит. Всё это не только ради него, но и ради неё. Она сейчас не в себе и скоро сама успокоится, а пока Малфой будет держаться, чтобы не взорваться от её презрительного взгляда, где накопилось всё то, что она к нему чувствует. Взорвётся и рассыплется вдребезги посреди этого несчастного коридора, лишающего его возможности дышать. Дышать, чтобы агония не захватила и не поглотила его с ног до головы. — Ты хоть понимаешь, что из-за тебя может пострадать совершенно невинный человек? — она сейчас взорвётся от злости, которой сама себя наполняет. Кто угодно пусть страдает, лишь бы не ты. Сейчас взорвется от своей же злости и захватит Малфоя вместе с собой, не оставляя ничего. Будто бы испепеляя и забирая оставшийся пепел. — А ты не понимаешь, что ни у кого не будет никаких доказательств, чтобы обвинить этого «невинного человека»? — просверлил её свойм взглядом Малфой, только чтобы не показывать, что она права, чёрт возьми. Она не должна думать так. Грейнджер не должна сейчас чувствовать свою правоту. Если почувствует, то загонит сама себя в угол и Малфоя вместе с собой. — Я не могу так поступить, — молвила она, пытаясь унять свою злость, которая пожирала её каждую клетку, не в силах остановиться. Он видит это и сожалеет. — Зато я могу и тебе с этим помочь… — «ты лишь доверься мне.» Не решился проговорить вслух. Это лишнее. Не нужно. Он и без недосказанного поможет. Обязательно поможет. Что бы не случилось. Начиная с этого года, он всегда ей помогал, не упуская ни одной возможности, хоть и сам того не понимал. И эту возможность ни за что не упустит. Чёрт, да, он это сделает!

***

Драко оглядывал себя и свой хэллоуинский костюм через зеркало. Парень с платиновыми волосами, как всегда, с уложенной аккуратной причёской и бледным лицом в чёрном кожаном костюме смотрел на него по ту сторону зеркала. Такого же чёрного цвета рубашка, застёгнутая на все пуговицы, кроме двух первых, покрывающая его бледный торс. А чёрная классическая лакированная обувь была начищена до лоска. К пиджаку в области спинных позвонков были прикреплены большие, чёрные, как мрак, крылья, чем-то напоминающие вороньи перья, но более мягкие и глянцевые, что делает их приятными на ощупь. Каждый год в этот самый день он так долго оглядывал себя в зеркале в своих дорогих, сшитых на заказ костюмах с улыбкой на лице. Сейчас же даже недолгой ухмылки не было, потому что именно в этом году решили провести вечеринку в честь Хэллоуина в Большом зале вместо обычного пиршества. А Малфой именно в этом году хотел провести этот праздник в слизеринской гостиной вместо того, чтобы спускаться в Общий зал и красоваться своим костюмом перед всей школой. Эта идея не могла не радовать слизеринца… в прошлом. Сейчас он хотел лишь спокойного праздника в подземелье, и плевать, что на Хэллуин обстановка змеиной гостиной совершенно неспокойна, зато это будет намного лучше, чем в компании всех учеников, собранных из каждого факультета, и всех учителей. Было бы более привычнее. И плевать, что они с Грейнджер раз в неделю проводили вместе по вечерам время, чтобы подготовить зал к этому дню. Плевать, что они репетировали эту чёртову невыносимо-прекрасную песню для этого дня. Самое главное — не быть с ней в этот вечер в одном помещении, которое, как назло, будет казаться для Малфоя и Грейнджер слишком тесным и переполненным большим количеством народа. И почему-то Малфой уверен на все сто процентов, что она хорошенько подготовилась к этому празднику. Не только отлично справилась с декорацией зала, но и с выбором своего костюма. Малфой всей душой надеялся, что она, как всегда, придет на этот вечер в чём попало, не долго выбирая себе костюм. Ведь это в её стиле — не часто запариваться над внешним видом. Не дай Мерлин, чтобы её костюм был охеренно-сексуальным, чтобы Малфой… Чтобы Малфой что? Что он на этот раз хочет? Чего ему на этот раз не хватает? Её?.. Он последние два дня не видел Грейнджер. Последние два дня после их третьей и заключительной репетиции, которая прошла, как бы это ни было странно, очень даже спокойно. Эти два дня проходили по-адски невозможно. С одной стороны Малфой не хотел заявляться на этот вечер из-за неё, чтобы не видеть её в каком-нибудь сексапильном наряде вампирши с кровью на губах. А с другой же стороны, опять же из-за неё, хотел пойти в Большой зал, чтобы восполнить то время, проведённое без этой гриффиндорки. Это чувство, похожее на то, когда влюблённые пары скучают по друг другу. Бредово и глупо. Малфой чуть не поверил в то, что сейчас ощущает тоску по грейнджевскому присутствию, не то что уже его ранее подуманное. Но тогда что за это за чувство, которое не позволяет ему ощущать покой без её присутствия? Что за чувство, когда он задыхается от нехватки воздуха при воспоминании её аромата, который так резко пропитался под кожу? Что за чувство, когда он сходит с ума только от одного её нежного касания по его холодной и безжизненной коже? Блядское чувство зависимости. Что-то подсказывало, что именно это. И это «что-то» когда-нибудь убъёт после того, как выжмет из Малфоя все оставшиеся силы. Разозлившись сам на себя за такие длительные мысли о ней, которые уже вошли в привычку, Малфой отошёл от зеркала, насколько это было возможно, взял свою волшебную палочку, засовывая её во внутрений карман своего пиджака и направился к выходу из башни старост. Гриффиндорка ещё даже не пришла в башню, чтобы подготовиться. Малфой почему-то придерживается мысли, что она надевает свой костюм в гостиной Гриффиндора. Спускаясь по лестницам замка, Малфой заметил несколько знакомых ему фигур, приближающихся к нему, а он поспешил к ним. — Готов повеселиться, демонёнок? Воодушевлённого Блейза он сразу узнал. Забини сразу сказал своим друзьям, что не будет сильно готовиться, поэтому и надел простой, но доведённый до идеала костюм с прикреплёнными крыльями летучей мыши на спине. Сначала он даже не хотел приходить, но Дафна его уговорила, к счастью или к сожалению — уже не Малфою решать. — Всегда готов, мышонок, — усмехнулся Малфой, после подошёл ближе и смог разглядеть девушек. Дафна, шагающая рядом с ним, держала крепко его за руку, будто бы мулат сейчас убежит от неё. Огромные золотистые пушистые крылья Гринграсс были похожи на птичьи. Малфой подметил, что они даже больше его крыльев. Лёгкое тонкое короткое платье на бретельках, открывающее обзор на ключицы, прикрывало её левое и всего лишь половину правого её бедра. От Гринграсс веяло обворожительностью, от этого Малфой и понял, что на ней костюм вейлы. Хотя, учитывая внешние данные слизеринки, можно смело сказать, что она одна из самых красивых девушек своего факультета и без этого костюма. Словно вишенка на торте. Пенси, шагающая с другой стороны от Забини, была в одета в белое длинное одеяние с достаточно длинным разрезом на одном бедре. Небольшой вырез на груди и не до конца прикрытые плечи открывали обзор на её оголённую шею и ключицы, где красовалось большое количество золотых, в египетском стиле украшений. Её волосы были выпрямлены до состояния шёлка и острижены до плеч, а ранее пустой лоб прикрывала чёлка. Верхняя часть её головы была украшена золотой, покрытой драгоценными камнями диадемой с прикреплённой к ней, прямо посередине, головой змеи. Кожа Пэнс была покрыта, скорее всего, искусственным загаром, что помогло ей ещё больше войти в образ царицы Египта — Клеопатры. Её почти не узнать. Астория же была одета в чёрное длинное платье. За её спиной виднелись небольшие чёрные вороньи крылья, а из перьев выходили два небольших рога чёрного цвета, после чего Малфой понял, что на ней костюм демона. Почему-то ему казалось, что она оделась так специально, чтобы подходить ему. Салазар её подери. — Дамы, — проговорил Малфой, ещё раз оглядывая их, — прекрасно выглядите. — Спасибо, ты тоже, — ответила Астория, подходя чуть ближе. — Да, потрясный костюм, — сказала Пэнси, после чего подошла к нему ближе и аккуратно коснулась его крыльев. — У Дафны мягче, — с улыбкой на лице проговорила Пэнси. «Сама невиность», — то ли говорила её улыбка, то ли она сама. — Правда? — Дафна отлипла от Блейза и подошла к Малфою, чтобы потрогать его крылья. — Тоже классные, — проговорила Дафна, после чего обратно подошла к Блейзу. — А у тебя костюм магловский, — немного раздражённо сказал Малфой, отмахиваясь от девушки. — Больше не трогайте мои крылья, — усмехнылся он, после чего они вместе зашагали в Большой зал. — Ты хоть знаешь, что это… — Костюм магловки? — с хитрой улыбкой на лице проговорил Малфой, перебивая Пэнс от отчитываний за свой костюм, что очень не похоже на неё. — Нет, ты что? — теряя терпение, сказала Пэнси. — Клеопатра не только была царицей магло-египетсткого народа — она ещё была волшебницей, — рассказывала Пэнси, после чего друзья с недопониманием посмотрели на неё. — Это правда, — подхватила Астория после того, как сделала глоток того же напитка, что и Блейз, — пунш, вероятно. — Клеопатра была одной из великих, но малоизвестных чародеек. Она говорила всем, что выискивала волшебников и волшебниц в краях магловской территории Египта, но на самом деле хотела подчинить себе маглов и править ими, потому что не была признана достаточным вниманием от остальных волшебников, — Гринграсс-младшая странно цокнула, пытаясь сделать это как можно незаметнее. — Когда об этом узнали, её изнагнали из волшебного мира, а затем она стала первой правительницей магловской части Египта. Малфоя сейчас от этой информации в сон склонит, и Блейза с Дафной, наверное, тоже, лишь Пэнси довольно слушала Асторию. — Да, а стала она правительницей благодаря тому, что вправляла некоторым людям мозги с помощью заклинания забвения и устраивала беспорядки в голове с помощью комфундуса, который сама и создала… — взялась за рассказ Пэнси, отчего Малфою показалось, что он точно на уроке профессора Бинса. — Только ради того, чтобы те рассказали о ней легендарные истории и выбрали её своей царицей. Она ведь даже благодаря этому ворвалась в эту семейку… тех самых… плевать, короче. — добавила слизеринка, увидев нахмурившееся лицо Блейза, который, вероятно, хотел задать вопрос, похожий на «а когда закончится ваш долгий и скучный рассказ, а то Даф сейчас уснёт и мне прийдётся таскать её на руках?» Но Пэнси, слава Мерлину, не подумала, что он хочет продолжить слушать историю заздивездившейся царевны. — И откуда эта информация? — наигранно прозевала Дафна, отчего Блейз не постыдился усмехнуться. — Просто в отличие от вас я единственная в классе слушала слова старикана Бинса, и он ещё сказал, что это — легенда, которая несколько раз доказывалась, но никто её не подтвердил. Говорили, что это всего лишь «наверняка»… скорее всего, мы проходили это на первом или втором курсе, — поспешила ответить Пэнси, вздёргивая подбородок, отчего её диадема пошатнулась и она тут же поспешила её поправить. Изумрудный глаз змеи на её аксессуаре сверкнул. — Вы все, наверное, чуть ли не уснули на этом уроке, а эта Браун вообще уже храпела. — У нас на курсе тоже есть такая, как Браун. После того, как Мелани-гриффиндорке сделали замечание по этому поводу, она пыталась не приходить на уроки Бинса, а когда приходила, то с опозданием, — недовольно проговаривала Астория, после чего Малфой вспомнил, что раньше она постоянно говорила о той самой Мелани всякую херню, которую Гринграсс-младшая умело преувеличивала. — Думаешь? — задумалась Гринграсс-старшая, нахмурив свои светлые брови. — Мне она показалась менее раздражительной, чем её однокурсницы с Гриффиндора. — На самом деле все гриффиндорцы надоедливые и безмозглые… без исключений, — говорил Малфой, но только и думал о том, что исключение всё-таки есть. Астория ему улыбчиво кивнула, но он едва ли это заметил, вместо этого только и повторял в уме: есть исключение. И это исключение — Грейнджер. Драко пытался заставить себя чувствовать раздражение и презрение к себе за то, что приписал Грейнджер такое понятие как «умная», называя её про себя исключением. Всеми силами пытался, но все его мысли приводили к тому, что он прав, чёрт возми. Она — исключение. Его исключение. Как там Малфой говорил? «Она не такая». Да, чёрт возьми, он только и делал, что думал о ней. Каждый раз, в каждом разговоре, будь то хоть на краю света от неё, он вспоминал и будет вспоминать о ней. Постоянно думать о ней и сравнивать что-то или кого-то с нею, это входило уже в плохую привычку, которая с каждым разом казалась чертовски приятной. А была ли это плохая привычка? Малфой должен быть уверен в этом, а не спрашивать самого себя. Подходя уже ближе к Большому залу, слизеринец пообещал себе, что первым же делом постарается увидеть её, выискивая из толпы учеников, которых, как назло ему, будут в огромных количествах. Общий зал был уже полон народу, хотя время сейчас едва пол-одиннадцатого. Скаляще-уродливые тыквы парили вместо привычных ему свеч над столами. Длинные прямоугольные столы были заменены большими круглыми и покрыты белоснежной скатертью, которые он видел каждый раз на любых праздниках. На них, как всегда, было накрыто большое количество разнообразных закусок и напитков, даже больше, чем обычно. Нужно сказать, что домовики под руководством Грейнджер потрудились на славу. В общем-то ничего необычного и нового Малфой и Грейнджер не хотели делать. Зал должен был быть украшен скромно и не вычурно, не смотря на то, что «праздник тыкв» требовал большого внимания. Но гриффиндорка не удержалась и всё-таки решила разнообразить дурацкие декорации. Развешанная паутина на стенах каменного замка выглядела ещё более правдоподобной вместе с окаменевшими пауками, которые она достала из теплицы. А маленькие не настоящие летучие мыши, которые машинально порхали своими оборванными крыльями, не слетая со своего места, издавали весьма неприятный звук, что и делало их более чем правдоподобными. На витражных окнах и стенах красовались кровавые пятна в виде отпечатков рук. А на возвышении, где ранее находился учительский стол, сейчас распологался оркестр, чуть ниже — танцевальная площадка. Ещё раз посмотрев на музыкантов и их музыкальные инструменты, Малфой снова вспомнил про свой дуэт с Грейнджер. Сегодня с самого утра вся его воодушевлённость исчезла. Теперь эта песня его бесила так же сильно, как и нравилась. Как Грейнджер. Хрена с два! Конечно он жалел о том, что вообще предложил этой девушке спеть с ним дуэтом. Даже с самого начала, когда впервые предложил ей это сделать, он знал, что пожалеет, и пожалел. Но в то время, когда Малфой ей предлагал, в голове ещё мелькала мысль о том, чтобы влюбить её и бросить, унизив перед большим количеством народа, в том числе и её дружками, которые, конечно же, не должны были знать об этом заранее. Сейчас же он совсем забыл об этой глупой идее, которую «подкинул» ему Блейз, и вместе с этим и забыл про месть, поэтому и не хотел больше петь с ней. Драко знал: всё, что он делал, — тупость, по крайней мере сейчас он в этом уверен. Но это то, чем он жил, дышал, в чем ориентировался. Всё то время он только это ощущал на себе. Думать, размышлять и предпринимать какие-либо действия, связанные с ней, — все это въелось в кожу, отталкивая всё остальное. Буквально всё. Все его планы и импровизации давали надежду на что-то… Важное? Обязательное? Нужное? Давали надежду на что-то. Просто что-то. Без дополнений. Малфой мог отказаться от самой мысли об этом дуэте, но тогда бы не было этих репетиций. Он бы не слышал её красивого голоса под живую музыку, который заполнял его барабанные перепонки. — Мило… — проговорила Пэнси Малфою, тем самым пытаясь сделать комплимент за отличную работу вместе с Грейнджер. Кажется. — Обязательно передам это ей, — протянул Малфой с усмешкой в голосе. — Ещё и поздравлю Грейнджер, сказав, что она первая гриффиндорка, которую поздравила Пэнси Паркинсон. Пэнс нахмурилась, потом резко приподняла брови. — Но… ты же сказал, что ты тоже организовал этот праздник вместе с нею, — непонимающим голосом сказала Пэнси. — Все эти безделушки она вешала или следила за тем, чтобы это делали другие, я занимался другими делами, — сказал Малфой, оглядываясь по сторонам, пытаясь уже взглядом найти ту, из-за которой он хотел прийти, и одновременно из-за той, из-за которой он не хотел приходить. Чувство подобно лишению равновесия. Он сам не знает, чего хочет, а ведь это ему так несвойственно. — Или никакими, — выпалил с усмешкой Блейз, выпивая из бокала какую-то зелёную жидкость. «Мягко» намекнув на то, что Малфой — бездельник. — Ну, вообще-то, Забини, я сделал то, без чего этот дурацкий вечер будет казаться нечтом более, чем пустой тратой времени, — ехидно проговаривал Малфой, после чего вспоминил про песню, которую он должен спеть вместе с гриффиндоркой. А ведь после этого вечер не будет казаться глупым балаганом. На самом же деле он просто хотел похвастаться и не о чём не думал, когда самодовольствовался. — Да, и что же это? — искрене воодушевилась Дафна, опередив Блейза, когда тот хотел открыть рот, чтобы что-то спросить. Но на её вопрос Малфою нечего ответить. — Без меня не было бы этого праздника — если бы я не согласился помогать Грейнджер, то одна бы она точно не справилась, — самодовольно ответил Малфой, пытаясь отсрочить срок того момента, когда его друзья узнают про дуэт с Грейнджер, и не важно: покажется он в их глазах при этом самовлюблённым пареньком или опозоренным на всю школу. Забини ухмыльнулся, Дафна же закатила глаза, переведя взгляд на закуски, которые тоже выбирала гриффиндорка. Малфой прямо сейчас готов поклясться, что не прикоснётся к ним. Да что там прикасаться — он вообще не взглянет на них. Но с другой же стороны вечер будет длиться долго, кто знает, когда они пойдут по своим комнатам спать, а голодным оставаться не очень-то и хочется. В общем — тупик. Слизеринская компания решила пройти через глубь зала, присесть у столика, который был рядом со «сценой» для Малфоя и Грейнджер. Как назло, чёрт дери. Малфой только сейчас заметил огромную плотную бордовую занавеску, которая будет открывать обзор на музыкантов. Это немного радовало. Вся школа не сразу поймёт, кто в самом начале будет исполнять номер, и Малфой с гриффиндоркой смогут эффектно показаться людям, тем самым даря «прекрасное» начало вечеру. Малфой разглядывал всех, кто попадётся на его пути или даже просто пройдёт мимо. В общем-то старался никого не пропустить, рассматривая их костюмы и пытаясь узнать учеников под большим количеством грима. Но все эти люди не интересовали его так, как интересовала гриффиндорка в неизвестном для него костюме. Кто знает: может, она и совсем не явится на этот вечер. Хотя это слишком уж странно, особенно с её стороны. Грейнджер не позволит себе не прийти на этот праздник после стольких потраченных сил и времени не только для организации этого праздника и подготовки зала, но и просто из-за принципа. Малфой бы так же поступил. Уже поступил. Тем более «мисс-самая-правильная-ученица-Хогвартса» предупредила бы свою дорогую Макгонагалл о том, что не явится. Грейнджер не поступила бы так не ответственно. — Кого-то ищешь? — тихо спросил Блейз у Малфоя, пока девочки смотрели по сторонам и, вероятнее всего, обсуждали чужие наряды. Но, как Малфой заметил, Пэнси не решилась в этот раз унизить чужой костюм за то, что он недостаточно хорош, как она это привыкла делать вместе с Дафной и другими однокурсницами. Впрочем, Малфой тоже не очень-то и нацелен на то, чтобы прямо сейчас найти Поттера и Уизли, чтобы «оценить» их костюмы. Все в этом году повзрослели и изменились, будь то в худшую или лучшую сторону, но факт остаётся фактом. — Кого я должен искать? — спокойно ответил вопросом на вопрос и сделал глоток зелённого напитка, который оказался пуншем с различными добавками и красителями. Не вино, но тоже сойдёт. — Каштановую копну, — невозмутимо проговорил Забини всё таким же тихим голосом, чтобы лишние уши не услышали. Или же настроение не соответствующее. — Это крайне, как бы сказать помягче… м-м-м… нет, — наигранно проговаривал каждое слово Малфой. — Мне нет никакого дела до неё. — Уверен? — с почти той же наигранностью спросил Забини, пытаясь не смотреть на друга, дабы не афишировать девушкам, сидящим рядом с ними, а именно Пэнси и сёстрам Гринграсс, тот факт, что они говорят о важных вещах. — Почему не должен быть? — спокойным голосом говорил Малфой. Настолько спокойно, что внутри кипел. Кипел он и его внутренний голос, прожигал все органы дотла. — Потому что ты не пропускаешь мимо ни один уголок этого зала и три раза обернулся к выходу. Полагаю, ждёшь кого-то? — констатировал факт Блейз, выделяя последнее слово. Кого-то. — Никого конкретного, — Забини кивнул. Забини, как всегда, не прогадал. Малфой не возмущался на его мышление и умение угадывать то, что он хочет сделать незаметно от чужих глаз. Нет? Конечно возмущался! Как не возмущаться? Ему не хотелось, чтобы Блейз лишнего и неприятного подумал. Он же Блейз. Без этого никак. Малфой иногда думал, что он самый умный из его друзей. Он из тех, кто может читать между строк, хотя для Малфоя то, что он делал, не казалось таким уж слишком незаметным, да и большого ума для этого не нужно. Конечно, остальные его друзья тоже не лишены ума и у каждого из них был разный объём мозга, но всё же те не всегда могли заметить, то что замечает Блейз. Им не всегда было дело до этого. Пэнс могла поинтересоваться такими личными вещами, пытаясь сделать это как можно незаметно, но всё же это был не тот случай, как у Блейза. Она всего лишь девчонка, а, как положено, женский пол не может до конца понять мужского пола, как и парни не могут понять девушек. Чёрт с ним. Чёрт со всеми! Иногда Малфою хочется взять и бросить всё на самотёк! Не вмешиваться в происходящее. Не принимать никаких действий. Не думать ни о чём. Плыть по этому грёбанному течению, чёрт его возьми! Наплевать на то, что думать о Грейнджер запрещено. Наплевать! Но Малфой просто не в силах взять и поступить так, как хочет. Он сделает так, как надо. Как нужно. И не важно, что этих «надо», «нужно», «правильно» слишком много, он просто должен это сделать. Выйдет на эту сцену и споет эту песню, а дальше продержится своих «надо-нужно-правильно». Даже после того, что Забини заметил и даже подметил его прокол, Малфой всё равно продолжал искать эту копну каштановых волос. Воронье гнездо. Космы. Чёрт, Малфой, называй их как хочешь, сколько хочешь поливай дерьмом — всё равно они не перестанут казаться потрясающе-охеренными. Сколько хочешь унижай её и её волосы — всё равно постоянно будешь искать их. Постоянно. Каждый раз, когда кто-то зайдёт, когда кто-то издаст хоть малейший звук, когда он почувствует на себе взгляд. Ежесекундно будет искать её. Чёрт возьми. Бокал с алкогольным напитком, направляющийся ко рту, остановился на полпути. Видит Мерлин, Малфой подавился, если бы в это время выпил огневиски. Оно бы обожгло ему горло, а Малфой бы, наверное, не смог откашляться ещё целый час. От того, что он увидел, сложно не прийти в ступор, и он пришёл. Пришёл так же, как сейчас пришла Гермиона. Грейнджер… Она просто ослепительно выглядела при всём свете, что есть, которого не было в этом зале. Сердце бешено стучит по рёбрам, не в силах выбраться из оболочки, которая защищает его, только и говорит, чтобы Малфой подошёл к ней. Не важно зачем, просто хватит того, чтобы подойти, не обязательно делать комплименты и прочую эту ненужную примитивную херню, которая сейчас явно лишняя. Она была у входа. У входа, мать её! Взгляд его намертво прикипел к застывшей на пороге в Большой зал Грейнджер. Оба они застыли, увидев друг друга. Грейнджер застыла. Застыла, не сводя с него взгляд. Застыла, как чёртов горячий шоколад. Он это знал, чувствовал. Она смотрит своими распахнутыми глазами на него, а он — на неё, и неважно, что Блейз всё это время таращился то на него, то на неё. Неважно, что Астория скоро заметит и вскипит, как не выключенная вода на плите, превращаясь в лаву обжигающей воды. Неважно, что Пэнси… а Пэнси и сама в изумлении. Он всё равно продолжал смотреть на неё, оглядывая с ног до головы, проходясь взглядом с одной золотистой босоножки на тонкой шпилке, которая была видна из-под выреза на её сексуально-охеренном бедре длинного белоснежного платья до пола с тонким, почти невесомым шлейфом, усыпанного золотистой красивой хернёй, придающее сияние этому платью. А затем проходить своими глазами по её небольшому, но такому сексуальному вырезу на груди. Мерлин, если бы этот вырез был у другой девушки, которая так смотрела на него, он бы закатил глаза и мысленно послал её ко всем чертям, которые только есть. Но, черт, это не какая-то очередная девушка-безделушка. Не кто-то другой. Это Грейнджер. Грейнджер. Копна волос была уложена в аккуратные слегка вьющиеся локоны, падая на оголённые выступы ключиц и на тонкие хрупкие плечи. Цвет её шоколадных волос на тёмном свету зала переливался в тон то посветлее, то потемнее. И, видит Мерлин, этот эффект волос сейчас, наверное, у каждого был, но он заметил только у неё. Словно в этом помещении освещение создано специально для неё. А над этой этим «шоколадным переливанием» невесомо висело золотистое тонкое кольцо, которое послушно следовало каждому её шагу. Ангельский нимб… Её белоснежные большие крылья, покрытые перьевым покровом, не сравнятся ни с его вороньими крыльями, ни с вейловскими крыльями Дафны. Ему казалось, что, подойди он ближе к ним, эти крылья укроют его от внешнего мира. Она выглядела как настоящий ангел, спустившийся на землю. Наверное, даже сами небеса не видели этого прекрасного существа, иначе бы ни за что в жизни не послали такое чудо, ведь эта затхлая Земля просто не достойна её. Казалось бы, сейчас, если даже весь зал будет смотреть на него, он не перестанет восхищаться этой девушкой. Ему плевать — пусть смотрят, сколько хотят. Пусть смотрят, сколько душа пожелает. Ему плевать. Но сейчас, наверное, всё внимание адресовано этой девушке в ангельском наряде, которая завораживает всех подряд хлеще какой-то там вейлы. А её внимание заворожил только Малфой. Только Малфой, который в эту секунду не отрывается от её шоколадных глаз своими ледяными. Огонь и лёд. Две стихии, которые снова объединятся. Снова и снова, пока конец света не разлучит их. Чёрт, Малфой! Что ты сейчас себе позволяешь? Где твои «нужно», «надо», «правильно»? Где они сейчас, когда так нужны? Когда появятся опять, чтобы ты наконец-то взял себя в руки и оторвал свой лёд от её шоколада? Когда?! Скоро. Очень скоро… Ну а пока он будет продолжать смотреть. Смотреть на Грейнджер, не отрывая взгляд, пока она не оторвёт его сама. И она, как назло, не отрывала. Шагала вперёд уверенными шагами с высоко поднятой головой и натянуто-искренней улыбкой, которая стала такой лучезарной при виде Малфоя… Возможно, ему казалось. Возможно, и мир не крутится вокруг него. Возможно, и она не смотрит на него, но почему тогда ему так не кажется? Почему ему кажется обратное? Малфой всё продолжал смотреть, и не важно, что все галдели и шум не унимался. В ушах звенела лишь гробовая тишина, а затем — лишь её голос, пропевающий слова из песни. «… Я знаю, я знаю… … Я заражена одиночеством… … Когда чувствуешь это, хоть это звучит глупо…» Он не уставал вспоминать красивый голос из её уст. А дальше шёпот: «… Когда гаснут огни…» Такой обворожительный шёпот, прямо как сейчас она сама. А дальше всё громче и громче они переплетали свои голоса в этой песне: «… Мы сияем в темноте, Мы зажигаемся от искры, Мы — свет, который никогда не гаснет, Как будто мы никогда не оступались… … Мы — свет, который никогда не гаснет, Потому что сейчас ты со мной…» Потому что она сейчас только с ним, только вдвоём, без всех этих людей, которые шумят в этом огромном зале. Всё это для них. Весь зал. Вся Земля. Вселенная. Абсолютно всё. Салазар, за что? Видит Мерлин, он не хотел этого делать, не хотел будто бы вечность смотреть на ту, которую когда-то называл самыми отвратительными словами на Земле, уверяя себя, что она этим и являлась. Он не хотел. Глаза сами желали этого. Тупое чувство потребности само просит и просит, отчего Малфой уже не в силах остановить это. Даже не знал, как назвать это. Потребность — слишком примитивно и не так серьёзно, чтобы его нельзя было унять. Или же у Малфоя нет ни капли силы воли. Сейчас он мысленно просил Блейза, чтобы тот, как всегда, прервал его от разглядываний. Чтобы помог оторвать глаза от неё, не важно какой ценой, будь то хоть выдернуть это стекловидное тело из его сосудистой оболочки, прерывая связь с зрительными нервами, потому что нехер так долго и внимательно пялиться, потому что Малфой не в силах сам это сделать. Она всё шла вперёд. Вперёд, к нему. Только к нему. Осталось мало, очень мало. Грейнджер шла вперёд к нему, пока… пока фигура с длинной рыжей соломой на голове не остановилась между ними. Рыжеволосая девушка обернулась и посмотрела по сторонам, а затем повернулась снова к Грейнджер. Лицо этой Уизлетты даже грим не делал менее раздражительным и отвратным, а её кончики клыков, намазанные капельками крови, совсем ей не шли. Вообще этот костюм, представляющий собой пару безделушек и всего-навсего чёрное облегающее платье впритык, и чёрные сапоги, совсем ей не шел. Вспоминая о том, что Малфой представлял себе Грейнджер в этом наряде, он мог сказать, что она в нём выглядела бы намного лучше, чем Уизли. Но даже несмотря на это Грейнджер сейчас выглядела ещё более великолепной, чёрт её возьми! Малфой наблюдал за тем, как эта чёртова Уизли уводила её вглубь толпы многочисленных людей, и проклинал её всеми непростительными просто за то, что она в данную секунду существует. — Что это было? — удивлённый голос Блейза отвлёк Малфоя от его мыслей, только уже было слишком поздно. Малфою нужно было это раньше. Драко посмотрел на друзей бесцветным взглядом. Пэнси чуть ли не сгрызла себе длинный ноготь, покрытый чёрным глянцем. Астория, хмурясь, смотрела в одну точку своего бокала с алкогольным напитком, который Блейз и Тео как-то умудрились протащить. Малфой только что это заметил, но это уже было не важным. Посрать. — Охереть… — тихо, чуть ли не шёпотом прошептал голос Дафны. Слишком тихий, чтобы обернуться к ней, но слишком уж весомый, чтобы не обратить внимания. Охереть! Правильно Даф, охереть. До охерения охереть. Сейчас кто бы поверил, что это была Грейнджер? Какой нормальный человек сразу бы узнал её? Сколько этот же самый человек пытался бы узнать в ней Грейнджер? Это было похоже на что-то вроде её перевоплощения на Святочном балу, но в этот раз она превзошла хоть сто таких перевоплощений. Просто охрененно, не меньше. Малфой снова метнул своим взглядом в сторону Блейза. Быстрый и кратковременный взгляд, благодаря которому Малфой увидел, что Блейз сделал глоток из своего наполненного бокала огненного виски, после чего последовал примеру. Сделал глоток, затем ещё один. Третий и так далее… и последний, пока не осушил его. Не осушил до конца. До последней капли, подобной капле его терпения за этот вечер. — Я отойду ненадолго, — сказал Малфой ледяным голосом, который кипел внутри. Блейз сразу обратил на него внимание и поспешил что-то сказать, но Малфой толком не расслышал ничего, кроме «пойти с тобой?» В любом случае ответить Забини сейчас было выше его сил, которые совсем не бесконечны. Малфой сам не понимал, куда направлялся. Просто шёл куда попало. Шагал, не смотря на препятствия. Проходил через толпу учеников, которые недовольно смотрели ему вслед и тихо возмущались. Сам того не замечая, слизеринец дошёл до дальнего угла зала, прикрытого продолжением красного занавеса. Отодвинув немного плотную ткань, Малфой поспешил скрыться от людей в этом углу. Перед глазами представилось небольшое помещение с мини-диваном для двоих персон, который находился вдоль каменной стены, а напротив ещё два туалетных столика с квадратными зеркалами, которые сзади ничего не подпирало, кроме той же самой занавески, ещё третий такой же столик с зеркалом, который уже располагался напротив двери. Декор был тот же самый, что и за занавесом, только в меньшем количестве: всего одна паутина на верхнем углу, которая Малфою показалась более правдоподобной, чем другие, а красные пятна на стенах были гораздо меньше, и, слава Мерлину, ни одной пищащей летучей мыши. Малфой зашагал в сторону зеркала, чтобы посмотреть на себя в отражении. Хотел увидеть себя. Увидеть своё лицо. Свой взгляд. Увидеть, во что превратила его эта гриффиндорка своим блядским грейнджерским сиянием. В зеркале отражалось лишь его презрительное искривление губ, которое походило на стократное отвращение к самому безнадёжному маглу, только в этот раз это презрение было адресовано ему самому, ибо он никогда себя ещё так паршиво и жалко не чувствовал. И всё это благодаря ей. Из-за неё и её охуенного наряда, который лишь подчёркивал ещё более охуенное тело. Чёрт возьми тебя, Грейнджер! Малфой отвернулся от своего же отражения, опираясь спиной о столик, не желая больше и пяти секунд смотреть на него. Странно и смешно, что Малфой так быстро оторвался от зеркала, ведь раньше казалось, что само зеркало хочет его оторвать от себя. Возможно, слизеринец сам бы над собой посмеялся, если бы не эта паршивая ситуация, где он пытается хоть как-то сдержать порыв подойти к Грейнджер поближе, затем зацеловать её до полусмерти. До её полусмерти и до своей окончательной смерти. Занавес открылся, только совсем чуть-чуть. И он снова увидел ту-которую-не-должен-был видеть. Чёрт возьми! Зачем она снова и снова смотрит на него, как впервые, своими распахнутыми выразительными карими глазами? Зачем ей это нужно?! Зачем мучить и себя, и его? Малфой не смог не посмотреть на неё. Не смог долго оставлять свой взгляд на её теле и наряде, вместо этого он смотрел ей в глаза. В её эти охуенные шоколадно-карие глаза своими серо-ледяными. Она сделала шаг, Мерлин… шаг вперёд! Она была сейчас такой невинно-красивой. Такой кристально-чистой вплоть до своей грязной крови. Даже её кровь сейчас казалась такой же чистой, как и её костюм ангела. Она была сейчас настолько чистой и невинной, что Малфою хотелось увидеть её образ сейчас совсем в другом виде, который был таким же, но только показывал бы другую сущность. Белоснежно-белые крылья окровавлены багровой, почти чёрной кровью, капающей на чистейший тонкий, такой же белоснежный, как и крылья, шлейф. А ладони, ещё сильнее испачканные в крови, при этом мазали сексуально-невинное платье. Настолько сильнее, что, казалось, она сама убивала невинного человека и держала в своих руках его разодранное, ранее бешено-бьющееся сердце, в которое затем вжимала свои ногти, зарываясь пальцами. Насколько бы эти мысли не были извращённо-кровавыми, образ падшего ангела ей чертовски шёл. Как будто это и было её настоящей сущностью. Её сущностью, созданной им. Малфой был готов поклясться, что именно такая она и была внутри. Она совершила преступление, перейдя черту дозволенного. Наступила на границу демонов, чтобы приблизиться к одному из них — Драко Малфою, а он шёл навстречу этому ангелу — Гермионе Грейнджер. Она совершила преступление, посмотрев на него, а он смотрел в ответ, позволяя и ей, и самому согрешить. Прикоснуться, а затем и ворваться к нему, сблизиться, стать одним единым. Не было никакого чувства вины по поводу того, что он заставил правильного и невинного ангела согрешить, очаровывая её одним лишь взглядом. Потому что ему это нужно было столько же, сколько и ей. Это роковая ошибка, которую уже не исправить. Она прижималась к его груди, после чего дотянулась своими сладкими и нежными губами к его, а он ответил ей. Целуясь, он прикрывал их своими чёрными крыльями, закрывая от всего внешнего мира, чтобы никто не посмел им помешать. Вот так выглядит их запретный плод изнутри, который они уже нарушили, не жалея об этом. Тот самый, образовавшийся от роковой ошибки. Ещё один её неуверенный шаг заставил Малфоя перебить свои грешные мысли, возвращаясь в реальность, где их нарушения не казались чем-то столь лёгким и доступным. Не казались чем-то сказочно-прекрасным. Напротив — ужасными, отвратительными, грязными и бессмысленными. И даже учитывая это, Малфоя тянуло и прикрепляло изнутри. Главное сейчас — просто взять и уйти от неё. Направиться обратно к слизеринцам, наслаждаясь протащенной выпивкой с остальными. Хорошенько расслабиться и не думать ни о чём другом. Ни о ком, и в том числе о той-которая-сейчас-перед-ним. Молчи! Просто молчи. Это легко. Раз плюнуть. — Что, Грейнджер, решила хоть один вечер побыть правильной? Ухмылка появилась сразу после законченной деятельности под названием «ставить наставления самому себе». Чёрт, это недоразумение, которое выскользнуло из его уст само собой, не должно стать, чем-то настолько значимым, чтобы она в недоумении посмотрела на него. Не нужно было, но так хотелось. Нет, не съязвить, а просто сказать это в обычной шуточной манере, чтобы ей не стало обидно от его слов. Но, кажется, она всё-таки обиделась. Малфой видел её прищуренные глаза и скривившиеся брови, которые тотчас же вскинулись вверх, и исчез этот нахмуренный вид. — А ты и в этот вечер, как всегда, неправильный? — она подошла ближе, приподнимая голову и выпрямляя спину. Голос был уверенным и самодовольным, который так и манил. Чёрт, как он может вот так спокойно сейчас стоять здесь перед ней, когда всего несколько секунд назад пылал от ярости и чертовского возбуждения. — У меня нет в крови лицемерия, — говорил Малфой, будто констатируя факт. Но на самом же деле и Малфой, и Грейнджер знали, что это полный бред, какой только они слыхали. Грейнджер это точно понимала. Он видел это по вздёрнутым бровям. Нет в крови лицемерия! Продолжай обманывать сам себя, Малфой, если только поверишь в эту наивную ложь, которую мог придумать любой школьный дурак. — Да неужели? — наигранно проговорила Грейнджер, делая ещё один шаг к слизеринцу. Малфой самодовольно посмотрел на неё, говоря взглядом: «А ты сомневаешься?» И она это поняла. Малфой знал, что она поняла, потому что чувствовал по расползающейся улыбке, походящей на ухмылку. Надо же, за столько времени, проведённого вместе с ней, Малфой и ухмылке её научил. Похвастайся теперь перед своими щенками. — А, ну да, конечно, — снова наигрнным тоном выпаливала Грейнджер, подходя к нему слишком близко. Слишком опасно-близко. — В твоей кристально-чистейшей крови нет ни одного капилляра лицемерия и прочей грязи. Сейчас она ещё более чертовски красива и соблазнительна только от одного тона. Казалось, этот тон он ни с каким другим не перепутает. — Правильно, — Грейнджер снова вскинула бровь. — Но не бери же ты всё на свой счёт, подумаешь — не чистая кровь, может, повезёт в следующей жизни, — ехидничал Малфой. — Побереги этот самодовольный вид — тебе он ещё пригодиться на сцене. — Так же, как и тебе, — Малфой намекнул на такой же самодовольный вид, что сейчас так завораживал его. Мерлин видит, она своим присутствием так помогла Малфою. Сейчас выйти на сцену с ней будет легко и просто. Точно так же, как и на репетициях, только лучше, потому что это будет выглядеть более эффектно и эстетично, не смотря на то, что вся собравшаяся толпа будет пялиться на них, не сводя глаз, и ещё несколько дней пребывать в сильном шоке. — Ты просто… — Мисс Грейнджер, мистер Малфой, можете уже начинать, директор уже объявил вас, — Флитквик просунул свою голову через занавес и что-то лепетал, отчего сердце уходило в пятки, видимо, не только у Малфоя, но и у Грейнджер. Сразу было видно, что порыв волнения наполнил её от нимба над головой до пяток ног. Та самодовольная Грейнджер как будто бы стёрлась с чистого пергамента и провалилась в глубокую бездну, отчего Малфою тоже становилось не по себе, но всё же он не собирался выставлять это напоказ. Сейчас он вёл себя уверенно не ради самого себя, а ради Грейнджер. Только ради неё. Чтобы брала с него пример и гордо пела на сцене со злейшим врагом, которого ненавидела с первого курса их обучения. С Малфоем. С Драко Малфоем. Музыка уже начинает звучать. Чёрт возьми. Малфой ухватил резким движением руки её тёплую ладонь и повёл за собой на сцену. Быстро открывая занавес, они направились в самую середину сцены, обходя волшебные инструменты, которые были заранее настроены. Музыка всё звучала и звучала, и Малфой ловким движением достал из кармана волшебную палочку и пропел первые строки песни в неё, заранее настроеную на микрофон: — You know how I get when the sun goes down, How it feels when no one's around, — I know, I know, I know, I know, — добавила наизусть выученные слова Грейнджер. Мерлин, её голос сейчас звучал ещё лучше, чем на репетициях, и от этого становилось легче петь и чувствовать музыку. — Hate it but it's just what we take, — поёт Малфой, паралельно поглядывая на Грейнджер. — I know, I know, I know, I know, — снова пропела Грейнджер и обворожительным взглядом посмотрела на него. — I've been bitten by the lonely. But when I'm not the only, — пропели они вместе, повышая голоса. Мерлин, их голоса созданы друг для друга. Петь на сцене вместе с Грейнджер было ещё легче, чем казалось. Ведь это так просто — ощущать её голос вместе со своим, идущим так близко и гармонично. Главное не обращать внимание на тех людей, которые сейчас смотрят на них. Почти главное. — When the lights go out, — шепчет она, «незаметно» приближаясь к нему. — We're glowing in the dark, — на этот раз вместе пропели ещё более громким голосом. Малфой приблизился к ней ещё ближе, а она подходила навстречу к нему. Даже их грациозно-резкие движения подходили под такт музыки, потому что они были вместе. Там вместе. Как те самые существа — Ангел и Демон. Откусывая запретный плод. Слова песни всё выходили из их уст, а Малфой пытался насладиться этим моментом. Малфой и Грейнджер даже позволили самим себе обворожительно пройтись вокруг друг друга. Сначала это сделал Малфой, нарезая круг вокруг неё, отгораживая от внешнего мира, а затем она проделала то же самое. И это подгоняло уверенности и ему, и ей одновременно. Малфой вёл её по своей тонкой нити уверенности, которую Грейнджер ловко подхватывала, чтобы не сбиться с пути. Это всё нереально. Волшебно. Сказочно-прекрасно. Непохоже на Малфоя и Грейнджер. Это похоже на других. На… Драко и Гермиону. На Драко и Гермиону, которые не стеснялись сейчас стоять и петь на одной сцене, причём вместе. Такое наплевательское отношение никому не понравилось, ни одному зрителю. Но Драко и Гермиона наплевали и на это, продолжая смотреть друг другу в глаза, ощущая вырывающуюся половинку сердца, которое вот вот вырвется из груди и объединитсяс другой половинкой. Той другой половинкой, чертовски нужной им обоим. — Glowing in the dark. И вот прозвучали последние слова строчки, завершая их песню, после чего, не смотря на шок зрителей, который они чувствовали под кожей, в ушах всё же прозвенела буря громких апплодисментов.