Зависимые

Она сидела на стуле перед туалетным столиком и заворожённым взглядом смотрела в зеркало, всё ещё находясь за занавесом, где слышны были нескончаемые апплодисменты. Малфой же… просто смотрел на её. Сейчас он не знал, что чувствовал. Облегчение? Что-то похожее. Если и был повод для радости, то только потому что Грейнджер уже вместе с ним начинает чувствовать облегчение. Но сердце всё ещё бешено бьётся, отчего его состояние сложно назвать «облегчением», и Малфой готов поспорить, что её сердце в сто раз быстрее и сильнее бьётся. Поэтому он предпочитал называть это «чем-то похожим». Драко удивлялся, что её сияние с лица всё ещё не ушло, ведь сейчас за занавесом, кроме удивлённых людей, есть и раздражённые, которым точно не понравилось, что он и Грейнджер пели вместе. Малфой сделал два шага вперёд и коснулся её плеч. Грейнджер даже не вздрогнула, хотя смотрела она на своё лицо и не смогла бы сразу предугадать, что Малфой подошёл сзади. Чёртово сердце всё ещё барабанит, как один из музыкальных инструментов на сцене, добавляющих их песне мелодию. Она посмотрела прямо на Малфоя, в его отражение, после чего прикрыла глаза, а слизеринец тем временем опустил свои руки, доходя до её тонкой талии. Грейнджер запрокинула голову, опираясь о его торс, а затем и вовсе привстала. Она хотела повернуться к парню, но Малфой опустил руки чуть ниже, доходя до её бёдер, и Грейнджер вздрогнула, придерживая дыхание. Он чувствовал своим раздвоившимся нутром, как её дыхание с каждой секундой утяжелялось. А дальше — больше. Девушка с ожидаемо тяжёлым вздохом выпрямилась и тем самым уперлась ягодицами в его член. Чёрт, он так близок к ней. Слишком близко и опасно. Чёрт возьми, снова она с ним это делала! Снова им придётся нарушать эти чёртовы никому ненужные правила. Снова им придётся переступить свои принципы и забыть всё на какое-то время, наслаждаясь друг другом. А ведь они и этого не умели делать. Каждый раз, когда Малфою и Грейнджер выдавалась такая возможность, они терялись и действовали, как изголодавшие, не успевая насладиться тем, что имеют. И стараться было бесполезно — всё происходило само собой. Малфой дошёл до выреза белоснежного платья, находящегося достаточно высоко на бедре. Касаясь нежной кожи, он будто бы перенял весь её жар. Он ощущал, как она плавится. Плавится от одного его касания. От одного касания малфоевской ледяной руки. Малфой и поверить не мог, что сейчас, в этот чертов момент, рядом с ним Грейнджер. Вот она, стоит перед ним, пылая огнём от возбуждения, и его возбуждает собою. Драко знает: возможно, если его рука скользнёт чуть дальше, под шёлковую ткань, доходя до кружева её нижнего белья, то пальцами ощутит влажность. И ему хотелось ощутить эту влажность. Хотелось быть осведомлённым в тот момент, когда Грейнджер кончает от одного его касания. Плевать, что она — это она! Плевать, что он — это он! Главное, что сейчас они вместе, рядом с друг другом. Они забыли, где они и кто они — просто наслаждались моментом вместе, даже учитывая то, что оба не умели наслаждаться. Малфой и Грейнджер наслаждались по-своему, не довольствуясь каждой секундой, но ценя каждое касание, наполняя нежностью и страстью одновременно. Его дыхание тяжело падало на её шею, отчего Грейнджер машинально ежилась и неожиданно выгнулась. Сейчас Малфой готов был душу продать за то, чтобы только продлить этот потрясающий момент, который разрывает все его внутренности. Грейнджер разрывала. Прямо как в его представлениях: сжимала сердце, тем временем как кровь не переставала капать, пачкая белое платье. Малфоевская чистая кровь пачкала её платье. Он никогда ещё не думал, что будет себе такое представлять. Во что его тянет Грейнджер? Ко дну, и это дно бесконечно. Они чертовски близки, но что-то им, как всегда, мешало. Крылья. Её белые ангельские крылья сейчас мешались между ними, напоминая о своём существовании. Напоминая не только о том, что сейчас между ними предмет, имеющий физическое тело, но и что-то большее. Напоминало, что Грейнджер не должна сейчас с ним стоять на одной волне. Не должна, чёрт возьми! Не должна нарушать эту созданную каким-то ангелом-идиотом границу или самим Богом. Не должна сейчас таять от одного его дьявольского касания. Но стоит. Стоит и будет продолжать стоять, пока самой не захочется отстраниться. Она сделает сейчас то, что хочет, не смотря ни на что. Грейнджер всегда будет так делать. Она всегда будет хотеть Малфоя, а он — её. Малфой убрал свои руки, которыми минуту назад гладил её бедро, поднимаясь всё выше и выше, достигая кружевной ткани под платьем. Он снова прикоснулся к её плечам, затем и к спине. Крылья были прикреплены к платью, будто бы росли из-под её кожи. Как будто были её настоящими. Малфой сам не понял, как одним касанием смог отлепить их, не оставляя и малейшего следа. Крылья упали на пол, чуть поодаль от них, а мягкие белоснежные перья раздувало в стороны. — Драко, — тихо прошептала она, после чего вздохнула. Снова Драко. Снова это имя, которое она так красиво произносит. Настолько красиво, что это кажется сейчас самым красивым и потрясающим, что есть на свете. Настолько красиво, что перечёркивает всё то, что оно означает, строя из него совершенно новое понятие. — Что? Гермиона. Она пыталась отстраниться, но Малфой не выпускал её. Держал за талию и не отпускал, пока она расстроенно ему что-то лепетала и невольно пыталась отстраниться. Его горячее дыхание всё ещё будоражило, но несмотря на это она всё равно пыталась убрать его руки от своей талии. Малфой не хотел её отпускать, потому что знал, что и она этого не хочет. Или хочет, но слизеринец всё равно не может её отпустить. Стоит только расслабить руки и она ускользнёт, потеряется навсегда. — Малфой, — от своей фамилии, произнесённой ею громче и чётче, он будто бы вышел из тумана, а затем и вовсе очнулся ото сна. — Малфой, музыка сейчас закончится. Драко резким движением отпустил её талию, а затем и вовсе отстранился на несколько шагов назад к выходу, а Грейнджер снова подошла к зеркалу, то ли делая вид, то ли по-настоящему поправляя пряди. Это было подобно холодной воде, заставившей его отрезвиться и выйти из омута. Но даже сейчас, в это мгновение, Малфой не в силах был уйти и оставить её одну в этой гримёрной. Не хотел уходить к остальным и развлекаться со слизеринцами, а потом смотреть, как она одна выходит из гримёрной, пока другие будут шептаться за её спиной, даже не скрывая этого. Нет уж, такого не будет — они выйдут вместе. Вдвоём. Так будет легче. Нельзя, но очень хочется. Они в полном провале. Полнейший провал. Занавес, на который наложено специальное заклятие, чтобы бешеные и неотёсанные люди не смогли войти, когда захотят, отгораживало их от внешнего мира, к которому они должны будут вдвоём примкнуть. Осуждения, косые взгляды, шептания, тыканья пальцами должны будут навалиться на них сразу, как только они выйдут из укрытия. Но Малфой не только из-за этого не хотел выходить и продолжать праздник. Он ещё больше не хотел перед всеми снова смотреть на Грейнджер безразлично-ледяным взглядом. После сколького времени, которое они провели вместе, смотреть на неё как на отброс общества было чем-то нереальным и отчуждённым. Это уже просто невозможно. Невозможно так сильно ощущать её под кожей. Невозможно так сильно хотеть её и думать, что это самое нормальное чувство на свете. Невозможно сейчас не смотреть в её лицо, отражающееся в зеркале. Настолько невозможно, что кажется, если Малфой попробует сделать что-то из этого, то взорвётся от мощного перенапряжения своего же тела. Из-за только что остановившейся музыки Малфою показалось, что сейчас его сердце остановится, а он умрёт. Умрёт от того, что сейчас зайдут музыканты, исполнившие номер, под который зрители изливались в медленном танце. Сейчас он бы мог находиться там, с ними, и танцевать с какой-нибудь сексуальной слизеринкой или, как обычно, с Пэнс и чувствовать нехватку Грейнджер, а она бы танцевала со своим Уизелом, который будет ей наступать на ноги после каждого движения. Малфою всегда было безразлично на танцы, тем более медленные, но сейчас он ужасно хотел взять Грейнджер за руку, провести на танцпол и переплести её пальцы со своими, ощущать её вторую руку на плече, а свою вторую руку опустить на её талию, приближая к себе всё ближе и ближе, чтобы никто не смог оторвать их от медленного, жутко банального танца. Ему это нужно и, кажется, ей тоже. Ей тоже нужно станцевать хоть один танец с ним. Она этого хочет сама, чёрт возьми. Малфой бы не был так уверен в этом, если бы сейчас не видел её напряжённого взгляда в зеркале, который смотрит на его отражение такими желающими глазами, не решаясь повернуться к нему лицом. Он точно уверен, что она думает о том же, о чём и он. Хотел сделать шаг… Хотел сделать шаг? Так обломись, потому что шторы уже раздвинулись для водящих музыкантов, которые только что исполнили свой второй номер и пришли передохнуть немного. — Вы ещё здесь, ребята? — усталым голосом произнёс светловолосый мужчина двадцатипятилетнего возраста — вокалист и одновременно капитан команды группы «Стартс», которого Макгонагалл наняла благодаря связям Малфоя. Он и его темноволосый друг — Тейлор, сели на маленький диван, а третий уселся у одного из столика с зеркалом. — Да, Стив, как бы фанаты не убили нас, пока мы исполняем их просьбу раздать автографы, — с сарказмом произнёс Малфой. Стив усмехнулся и переглянулся со своими товарищами примерно схожего с ним возраста. Стив был давним другом их семьи, ко всему в добавок ещё и восходящей звездой, поэтому Малфою не составило никакого труда уговорить его выступить на один вечер, даже без помощи отца. Их группа неплохая, даже очень хорошая, а главное, что зрители остались довольны, но старуха Макгонагалл не удержалась и позвала группу «Ведуньи», которые ещё не дошли, да и врядли дойдут уже. — Правильно, — усмехнулся его друг, поднимая с журнального столика бутылку вина и наливая себе в один из трёх бокалов. — А девочка с тобою тоже боится зрителей? — рыжеволосый Кевин — третий участник группы — усмехнулся над словами Тейлора и отвернулся от них, разглядывая себя в зеркале. Только Мерлин сейчас видит, как его колотит от того, что эта девочка не с ним и никогда не будет. И не важно, что акцент поставлен был в другое направление. — Я Гермиона, мистер Тейлор. Помнится мне, что я уже говорила своё имя, — Малфой и не заметил, как Грейнджер отлепила свой взгляд от зеркала и оперлась об него, гордым, но достаточно вежливым взглядом смотря на них. Она не садилась на стул, вероятно, чтобы разрез не казался слишком откровенным. Всё-таки она со своей грейнджерской головой понимает, что находится в культурном обществе. Но сейчас Малфой лишь надеялся на то, чтобы эта девчонка не сказала чего-нибудь лишнего и грубого — всё-таки Малфоям не хотелось бы портить с ними отношения, тем более когда им предначертано великое будущее. Их карьерная лестница скоро поднимется очень высоко, а помощь, оказанную Малфоями, они не должны забыть. — Точно, Гермиона, — подметил тот и продолжил выхлёбывать вино. — Да, но нам уже пора, — Малфой подошёл к Грейнджер и взял её за запястье, отводя от зеркала. Мерлин, который раз он сегодня прикоснулся к ней? — Надеюсь, что директор этой школы вам заявит когда и что сделать, — Малфой скептически произнёс слово «директор» и повёл Грейнджер к выходу. Та без сопротивлений шла с ним, Малфою даже показалось, что она даже охотнее его самого шагала вперёд, но, дойдя до занавеса, она приостановилась, отдёрнула руку, тем самым прерывая их последнее касание за сегодняшнюю ночь, поправила и без того аккуратно уложенные волосы и поплелась первой к выходу. Её гриффиндорскую натуру не отнимет и сам Годрик. Малфой раздвинул занавес, вышел из гримёрной, после чего услышал жуткий шум летучих мышей, объединившийся с визгами учеников. Он гордой и вальяжной походкой зашагал вперёд, не оглядываясь по сторонам осуждающих взглядов. Некоторые, как бы это странно не казалось, смотрели на него с ещё большим восхищением, чем обычно, всё ещё не поверив, что Малфой так хорошо поёт. Это были девушки и парни, скорее, с любого факультета, кроме Гриффиндора. Малфой старался не смотреть по сторонам и не откликаться на слова типа «Вау, Драко, почему ты раньше не говорил о том, что поёшь?» Смотрел только в сторону стола, за которым сидели его друзья. Малфой по их удивлённым лицам уже представлял, что они скажут. Тео и Гойл будут говорить всякую херню, Пэнси и Дафна не смогут ничего сказать от удивления, Астория сильно разозлиться, и даже Блейз будет не в силах смолчать. Плевать! Какая, чёрт возьми, разница?! Плевать на всех. Малфой резким движением сел за стол, даже не посмотрев на друзей, которые вот-вот взорвутся от негодования. Взял бутылку огневиски и налил себе в бокал. — Ни слова, — раздражённо сказал Малфой, мельком увидев, как Пэнс, сидящая рядом с ним, хотела раскрыть рот, чтобы прокомментировать ситуацию или хоть что-то сказать. Паркинсон нервно усмехнулась и отвернулась от Малфоя, взявшись за напиток и чипсы. Видимо, после этого никто не собрался дальше допрашивать его, хотя почему-то Малфою казалось, что это ненадолго. Мерлин, как ему сейчас не хотелось отчитываться перед слизеринцами, говоря, что сама Макгонагалл заставила его петь эту чёртову песню с Грейнджер, и заранее добавляя, что они главные старосты и поэтому им нужно было вдвоём это сделать. Салазар, на кой хер ему такое «счастье»? Провалиться бы сквозь землю, не оставляя за собой и мокрого места. Ни одного следа, доказывающего, что на этом свете существовал некий Драко Малфой. Чистокровный аристократ Драко Малфой, который пел с девчонкой-магловкой. Грязнокровкой, чёрт его дери. Он сейчас сойдёт с ума от этого перенапряжения мыслей. Малфой бы предпочёл сейчас испытать сотню Круциатусов, нежели сидеть здесь и ощущать взгляды друзей, которые так и ждут, чтобы он всё в подробностях рассказал им. И самое херовое — они знают, что список музыки на этот вечер он составлял. Конечно, это не исключает варианта того, что директор школы мог заставить их петь вместе, но, во всяком случае, это всё слишком уж подозрительно. Господи, где то чувство, которое у него было на сцене? Куда оно испарилось? Почему Малфой сейчас не чувствует того облегчения, которое у него было с Грейнджер? Почему сейчас ему не плевать на мнение остальных по этому поводу? Не важно насколько он сейчас отрицал тот факт, что ему на всех плевать, всё равно ему не всё равно. Была бы Грейнджер рядом, ему было бы плевать на всех, ведь от чувства того, что он не один погряз в этой дерьмовой ситуации, становится спокойнее. — Чёрт, да это всё из-за этой старухи. Он это сказал? Это сказал. Малфой и сам не заметил, как слова выскользнули из его уст. Сорвались, как последнее яблоко на безжизненно-чахлом дереве. Тишина, которая была и до этого, продолжилась ещё несколько секунд. Слишком коротко, но Малфою казалось, будто можно успеть по несколько раз подохнуть в ней, а затем и возродиться. Музыка всегда играла и сейчас так же продолжала играть на всю громкость, отчего барабанные перепонки могут взорваться. Но какая разница на музыку, если его друзья будто бы воды в рот набрали и не хотят ничего говорить. Послышалось недовольное цоканье языком, скорее всего, Астории — единственной из присутствующих, которая больше была раздражена, чем удивлена. Хер с ней, просто пускай кто-нибудь что-нибудь скажет. — Я так и думал! — Гойл нервно усмехнулся и отхлебнул от своего бокала. Ну наконец-то. — Как по мне, эта Макгонагалл охеревает уже. Ты не должен был соглашаться на… — Теодор брезгливо фыркнул. Мерлин, наконец-то хоть кто-то что-то сказал, иначе бы он совсем бы свихнулся. Спасибо Гойлу и Нотту. Малфой поднял глаза, оглядывая сидящих слизеринцев. Лица друзей, к счастью, смягчились, Пэнс теребила в руках пустой бокал, Блейз снова наливал себе выпить, а Астория всё ещё хмурилась, но даже от этого стало намного легче. — И как она вам это сказала? — наконец подала голос Пэнси, посмотрев на него. Это не она нам сказала и даже не попросила, это мы заявились к ней и предложили эту чёртову идею! Малфой, естественно, не скажет это им вслух, но хотя бы с кем-то он должен поделиться этой информацией, хоть и в уме. Хотя бы так. Тихо. Молча. Совсем неслышно. Чтобы услышал только он сам, но подумал, что хоть кто-то другой его слова услышит. — А как ты думаешь? — начал Малфой, выпрямляя спину и махая пустым бокалом, делая разговор более артистичным. — Заявилась в башню, пока эта Грейнджер дрыхла в своей норе, а я в гостиной составлял этот чёртов список музыки для сегодняшнего дня. Даже не поприветствовав и не попросив прощение за то, что беспокоит в десять часов ночи, сразу сказала, чтобы мы спели дуэтом с мисс Грейнджер, — Малфой вывалил весь этот поток лжеинформации, перекривляя голосом Макгонагалл последние два слова, замечая, что после его слов друзьям стало намного легче и они более или менее оживились, будто бы то, что они увидели на сцене, чуть ли не убило их. Мерлин… Малфой, наверное, впервые после столь артистичной игры почувствовал горечь и смятение, как будто что-то внутри перевернулось и смешалось в жуткой агонии, предвещая наступающий и последний этап смерти. Это было совсем-не-тем-что-у-него-было-с-ней. Совсем не то, что с Грейнджер. Это неприятное и жуткое ощущение, подавляющее со всех сторон, пробирающееся до кишок. Смерть с Грейнджер — это тот конец, который желал бы каждый, и чем мучителен он будет, тем лучше. Как он сегодня готов был прижать к себе, вдыхая её воздух через рот, пока целовал и облизывал её губу, стирая светлую и почти натурального цвета помаду, чтобы только почувствовать их настоящий вкус, а не эту липкую косметику. Как он готов был раздеть её прямо там, в гримёрной, которую прикрывают лишь один занавес с двух сторон. Готов был снова и снова касаться её бёдер, а затем и войти в неё. Если бы хоть что-то из этого Малфой смог сделать, то у него бы окончательно сорвало голову. Сейчас бы Драко мог поклясться перед самим Мерлином, что ни одна девушка в этом зале не сравниться с той, у которой глаза цвета шоколада, даже с теми девушками-звёздами на журналах, которые читает Даф. И посрать на то, что Малфой никогда и ни перед кем не клялся и категорически не хотел этого делать. Салазар, до чего ещё эта девушка его доведёт? Знает ли она до чего доводит? Ощущает ли так же, как и сам Малфой? — Вот же дрянь, — после нескольких секунд молчания проговорила Паркинсон, вдумываясь и осознавая его слова. — Совсем свихнувшаяся женщина, — хладнокровно проговорил Забини, поддерживая Пэнс. — У неё, наверное, недотрах, вот и на вас отыгрывается, — казалось, мир бы рухнул, если бы не эти шуточки Нотта с его фирменной усмешкой. Но как бы Малфою они в данный момент ни казались неуместными — всё же очень помогают взбодрить всех, в том числе и его. — А я думал, она фригидная, — поддержал друга Гойл с такой же усмешкой. — Фу-у, ради Мерлина, заткнитесь, — в полголоса заверещала Гринграсс, посмотрев вдаль, где Макгонагалл разговаривала с Филчем. Дафна права. Было слишком мерзко слушать о половой жизни старухи прямо за столом. Возможно, если бы это было сказано в какой-нибудь другой момент, когда у Малфоя обычное настроение, он бы сразу задушил кого угодно, лишь бы не слышать подобные извращения. Но сейчас ему одним словом посрать. Пусть говорят, что хотят. Пусть разбавляют паршивую обстановку своими шуточками. Это намного лучше, чем та тишина, которая была пять минут назад. Он почувствовал на себе напряжённый взгляд рядом сидящего Блейза и, не сдержавшись, обернулся и встретился с ним глазами. Блейз ничего не говорил, но Малфою почему-то показалось, что друг хочет что-то сказать. То, что нельзя говорить при всех. То, что говорят друзья наедине, вдали от чужого зрения и слуха. А теперь этап разочароваться по поводу того, что Забини увидел насквозь его враньё, каким бы оно мастерским и правдоподобным ни было. Чёрт, Забини его очень хорошо знает, чтобы клюнуть на эту удочку. Ещё, наверное, час они провели за танцами, наслаждаясь вечером. Малфой хоть и раз, но всё же смог найти среди толпы Грейнджер и встретиться с ней взглядом, не смотря на то, что гриффиндорцы и слизеринцы этим вечером старались не пересекаться, чтобы не портить себе настроение. Они будто бы начертили линию, являющуюся границей этих двух сторон, которыми были ученики из других факультетов. Гриффиндора и Слизерина. Но вот только Малфою казалось, что эта черта была начерчена, чтобы отделить его и Грейнджер. Чтобы они не пересекались и даже не посмели взглянуть на друг друга. Пройдя через эту черту, наказания не избежать. Мерли, как будто бы всё против них. Это безнадёжно, чёрт возьми. Даже не смотря на то, что он не смог взглянуть на Грейнджер, Малфой пытался хорошенько развеселиться, танцуя пару раз с Асторией, с Пэнси, которые так активно танцевали, будто бы пришли туда именно за этим. — Может, прервём своё веселье и наконец пойдём к себе? — безжизненным голосом сказала Дафна, даже не удосужившись повысить голос, чтобы её смогли услышать сквозь громкую музыку и визги учеников. Если бы столько всего за этот вечер не произошло, Малфой подумал бы, что это сон. То, что Дафна так рано захотела уйти с этой вечеринки, — это настолько редкое явление, что слизеринцы сомневались, существует ли вообще это явление у неё. Она никогда не хотела так быстро уходить с вечеринки, и то, что только что блондинка сказала, поразило даже её саму. Последний раз она так быстро ушла с той вечеринки, которая была в начале года. Именно в тот раз, когда они играли в «бутылочку на желание», или как это называется, Малфой понятия не имел и уже не хотел иметь, потому что именно эта идиотская игра сломала ему весь предстоящий год. Но даже в тот раз её поведение было понятным. Девушка не хотела играть в эту игру и быстренько сбежала с поле боя, кстати, Малфою бы тоже не помешало так поступить. Он что думал, что ему всегда везёт? — Малыш, ты что-то сказала? — спросил Блейз, который пританцовывал рядом с ней. Казалось, что мулат это спросил специально, давая ей возможность передумать, ведь тот факт, что Малфой услышал слова Гринграсс, а Забини — нет, казался слишком неправдоподобным, учитывая то, что второй на данный момент находился намного ближе к слизеринке. — Я хочу уйти, — Блейз остановился и недоверчивым взглядом посмотрел на неё. Дафна же была крайне спокойна и невзрачна, намекая на то, что ничего такого серьёзного с ней не произошло, в том числе и сильных ударов в голову не поступило. — Ты устала? — решил уточнить Блейз. — Блейз, наверное, лучше и нам тоже уйти, — сказал Малфой, оглядывая друзей, танцующих вблизи. На самом деле, насколько Малфой и удивился бы переменчивому настроению Дафны, он всё же с ней согласен. Хочется уйти отсюда и больше не заявляться. Подняться в башню и рухнуть на мягкую кровать было бы самой лучшей идеей за весь этот вечер, чтобы не видеть больше никого, а только прикрыть глаза и представить образ. Её образ. — Так скоро? — Пэнси пришла так быстро, что никто из троих не заметил, и слишком разочарована для той, кто не хотел Хэллуина в Общем зале. — Даф, ты же обожаешь подобного рода вечеринки. — Была бы эта вечеринка не здесь, я бы не захотела уходить, и тем более я устала, — чуть ли не сонным голосом проговорила Гринграсс. — Время сейчас даже не полночь, — возмутилась Пэнси, посмотрев на большие настенные часы, что были повешены только для этого вечера. — Эта вечеринка до полуночи, — константировал факт Малфой. — Только до полуночи?! — в один голос удивлённо проговорили Блейз и Пэнси. Драко кивнул, поглядывая куда-то в сторону, чтобы посмотреть, нет ли Грейнджер поблизости. Он хотел только узнать, в зале ли она или ушла в башню. Только и всего. Как всегда не обнаружив её, которая будто потерялась в самой гуще этой танцующей толпы, а затем провалилась сквозь землю, Малфой решил для себя, что лучше будет, если он уйдёт с вечеринки пораньше. Кто знает, может, и она уже вернулась в башню. Забавно от того, что Малфой и сам не знает, чего хочет. Никак не может выбрать между двумя вариантами: обсудить всё с Грейнджер, чтобы потом никаких вопросов не образовалось или же на сегодня её хватит, он не подойдёт к ней и близко и заснёт со сгоранием, желая увидеть её всё больше. Её образ. Блядские выборы с подвохом, которые Малфой ненавидел, а сейчас ещё больше. — Я пойду спрошу остальных, хотят ли они пойти, — Пэнси отошла, пригладив уже и так гладко-выглаженные короткие волосы. Дафна беззвучно отошла от них и тоже зашагала за Пэнси, что парни не сразу заметили. Наверное, ей скучно было стоять в тишине в компании своего парня и Малфоя. — То, что ты говорил… по поводу песни, это правда или я чуть ли не купился? — не прошло и полминуты с тех пор, как девочки отошли от них, а Блейз уже открыл эту тему, которая давно уже по горло Малфою. Если бы он не знал Блейза, ему бы показалось, что теперь каждый будет дожидаться отдельного момента для разговора по этому поводу. Малфой молчал, а молчание в таком случае могло означать только то, что он не знает, что сказать. Это молчание говорит о малом, скорее, совсем ни о чём не говорит, но в то же время о таком важном и примитивном. — Блейз, это, скорее… м-м… это правда, — неуверенно проговаривал Малфой, выбирая, как именно сказать это Блейзу. Он слишком хорошо знал своего друга, чтобы подумать, что он поверит в ту чушь, которую час назад Малфой рассказал друзьям, но сказать настоящую правду — своего рода самоубийство. Не нужно ничего говорить. Совсем ничего. Просто молчать. Блейз сам всё поймёт. Сам всё поймёт. Только нужно дать ему время, и он всё распределит по полкам. Настолько он хорошо всё поймёт, что даже Малфой столько в этой ситуации не понял. Может, увидев себя со стороны, слизеринец понял бы и сделал это достаточно быстро и легко, хотя и делать там нечего — нужно было вовремя остановиться в этой игре, заранее проигрышной для него. — И ты в этом так уверен? — не скрывая подозрения, спросил Блейз, вглядываясь в омут серых глаз. Уверен только в том, что всё, что сказано ранее, — ложь. Сейчас бы только в нужный момент не смолчать или же не сбиться с толку. Но он молчит. Ничего не говорит, только вдумывается в слова, не желая разговаривать, только потому что знает, что если он сейчас же не сдохнет, то нормально общаться с Блейзом уже точно не получится. Он знает о нём слишком много. Настолько много, что, если бы Блейз поверил в подобного рода враньё Малфоя, это было бы в первым и последним разом. Или же его подменили. Драко, преодолевая своё раздражение ко всей этой паршивой ситуации, приподнял ещё выше голову и посмотрел на друга, вскинув брови, намекая на то, что он уверен в этом настолько сильно, насколько он уверен в том, что принадлежит к роду одной из самых чистокровных семей из списка священных двадцати восьми. Очень убедительно, Малфой. Супер! Аплодисменты и Оскар в студию за самую лучшую актёрскую игру. — Можешь не говорить мне… — Ну, в общем-то мы все идём, — голос Пэнси снова неожиданно, но очень кстати прервал их беседу, и Малфой, наконец, сам себе разрешил снять маску ты-всё-не-правильно-понял-Блейз. — Да, пошлите, эти индюки мне на нервы действуют, — только что успокоившийся голос Гойла говорил о том, что кто-то перегородил ему дорогу, а через секунду получил удар в больное место, и ещё повезло, если остался живым. — Идём-те уже, Блейз, потом поможешь мне снять эти крылья — у меня спина вместе с позвоночником отвиснет, — усталым голосом проговорила Дафна, после чего Малфой вспомнил о своих крыльях и почти не ощутимой боли в спине. Возможно, у Малфоя был более терпимый организм и болевой порог, и в добавок ко всему крылья Дафны были больше и выглядели объёмнее. Или же, возможно, это очередной способ завоевания внимания Забини. Малфой бы удивился, если бы не вспомнил хотя бы в этом разговоре про Грейнджер. Её крылья, когда он отцепил их от неё. Эти чертовски привлекательные белоснежные, но по- блядски лишние ангельские крылья, которые создавали эту херову границу между ними. У Малфоя хватило силы спросить у самого себя. Есть хоть одна тема, которая не ассоциируется у него с этой девушкой, высасывающей из него все силы?! Ответ пошёл следом. Нет. Нет. Их нету, чёрт возьми! И никогда не будет. — Не слишком ли ты много выпил? — спросила Астория, выбивая своим голосом все мысли Малфоя, который он так тщательно перебирал в одну невидимую кучку. Нотт пришёл за ними с бокалом вина в руках и каждую минуту оборачивался, чтобы убедиться, что никто не поглядывает на него из учителей. — Да я меньше каждого из всех вас выпил, — Тео подавился на возмущённое заявление Гойла, но даже Малфой со своей «занятостью подумать», хочет усмехнуться над ним, понимая, что фраза, только что сказанная им, — бред, который ещё поискать нужно, зная его аппетит не только к еде, но и к выпивке. — Да не ужели? — все-таки усмехнулся Малфой. — А что завтра — откажешься от перекуса? — проговорил Малфой, после чего Блейз усмехнулся, а Тео снова чуть не подавился вином от смеха. — Пошлите уже, — нетерпеливо проговаривала Гринграсс-старшая, сжимая от нервов костюм Блейза. Забини лишь взял свою девушку за руку, попросил Нотта, чтобы тот убрал всю оставшуюся выпивку и избавился от любых улик, дабы учителя не заметили, хотя наврядли бы те поняли, что это их выпивка, ибо сами они не обошлись без алкоголя и поэтому ещё ни одного замечания не сделали слизеринцам по тому поводу. Забини и Гринграсс поспешили выйти из зала первыми, следом пошли Астория и Гойл, а Нотт направился в обратную сторону собрать «улики». — Если что-то будет не так, ты же нам скажешь, верно? — Пэнси поставила свою нежную ладонь на его плечо, глядя внимательно своими зелёными глазами прямо в его лицо, которое как раз и в этот момент ничего не выражало. — Конечно, — Малфой пожал плечами, после чего он и Пэнси направились к выходу. Конечно.

***

— Белое золото. Поднимаясь по ступенькам, Малфой всё-таки решил, что хочет видеть Грейнджер уже в гостиной готовой ко сну. Он понимал, что его мысли немного эгоистичные и странные, но, чёрт, ему это сейчас нужно было. Это для него сейчас было жизненной необходимостью. Столько нужно было ей сказать, но он не сказал. Первые репетиции прошли не так успешно-спокойно, как последняя, но даже тогда Малфой не сказал ей, что ему понравилось петь с ней. И даже сегодня, после их выступления, он ей не сказал. Не признался. Это было бы своего рода благодарностью, которую Драко хотел выразить. Слишком внезапно и для него самого. А ведь ему было хорошо с ней, кто бы что ни подумал. Находиться рядом с ней — это значит ощущать спокойствие и адреналин одновременно. Быть с ней — это выпить зелье, где в одном флаконе перемешано множество чувств, совсем непохожих на друг друга. Это фимиам счастья и горя, наслаждения и боли, тепла и холода, огня и льда. Самые разные ощущения перемешиваются и поглощают находящегося рядом с ней любого человека, но кто знает: может, это касается только Малфоя. Не важно, факт — его к ней тянет не на шутку. Это казалось таким нереальным — сказать вслух то, что думаешь, когда обещал сам себе даже не думать о подобном. Малфой слишком не подготовлен для такого рода откровений. Забавно. Он никогда к подобным вещам серьёзно не относился, поэтому логично, что и не подготавливался, но несмотря на это импровизировать что-либо для подобных случаев у него отлично получается. Хотя, кто знает: может, это только с этой девушкой работает. И это не означает, что она одна недостойная или что-то подобное, — это только лишний раз доказывает, что она не такая, как все. Не такая. Добравшись ближе к арочному проёму, в котором не было и искорки света, Драко стало понятно, что в худшем случае она осталась в Большом зале, а в лучшем — Грейнджер добралась до своей комнатки и тихо сопит в кровати, погрузившаяся в глубокий сон. И сейчас от этих гаданий по поводу местонахождения грииффиндорки Малфой жалеет, что не спросил эту «каргу», как её постоянно называет Пэнс, приходила ли Грейнджер или нет. Не важно, ответит ли она ему или нет, Малфой должен был хотя бы попытаться выведать об этом. Хотя в обоих случаях он её не увидит, поэтому толку нет надеяться, что она в своей спальне. Малфой совершенно ничего не видел, он просто машинально шёл по уже давно наизусть выученной дороге, не нуждаясь в свете. Но после того, как дошёл до гостиной, всё-таки решил осветить себе путь палочкой. Огонёк световых чар, исходящий из кончика древка, освещал небольшую часть гостиной, но достаточно, чтобы Малфой смог обнаружить валяющиеся на первой ступеньке лестницы белые крылья, а на третей ещё и золотистое кольцо. После увиденного, даже в темноте без заклятия «люмус», можно было увидеть малфоевскую ухмылку или хотя бы просто понять, что она есть. Это могло означать лишь одно — Гермиона сейчас в своей спальне. Мерлин, от этого ещё больше хочется увидеть её. Подойти к ней ближе. Прикоснуться до щёк, скул, шеи, плеч, ключиц. Прикоснуться своими губами до её губ, не обязательно целуя, хотя бы только прикоснуться. И как Малфой только не заметил, постоянно оглядываясь по сторонам, что она уже вышла из Большого зала? Как он только не понял, что, если Драко не может найти её глазами, значит Грейнджер там нет? Если она где-то и есть, он всегда найдёт её, несмотря ни на что. Он поднимался по ступенькам, освещая путь палочкой. Спинная боль начала ещё больше беспокоить, и Малофой пообещал себе, что больше никогда не наденет эти чёртовы дьявольские крылья, но, откидывая их в сторону, вспомнил, что такой возможности у него всё равно не будет, так как это был последний год обучения. Дойдя до своей двери, он почувствовал что-то чертовски знакомое. Чей-то взгляд на себе. Мельком глаза он посмотрел в сторону, и ему даже свет не нужен был, чтобы распознать в этой темноте её присутствие. Ухмылка на лице появилась тут же от осознания того, что без него Грейнджер не смогла уснуть. Сейчас ему даже «люмус» не нужен был, чтобы понять, какой сейчас у неё взгляд. Её напряжённый взгляд и тяжелое дыхание, чувствовались на расстоянии, и Малфой даже знал, какое это расстояние. Несколько шагов, примерно, четыре. Чёртовых четыре. Она не хотела, чтобы он узнал о её присутствии, но теперь должна понять, что это неизбежно. Если она где-то и есть, он всегда найдёт её, несмотря ни на что. — Три вопроса, — голос Малфоя насмешливый, но огонёк радости в нём чувствовался. — Первый: долго ты там стояла? Второй: до каких пор ты там собираешься стоять? Третий… — прилив возбуждения окутывал его с головой. Пульс пробивался сквозь преграды, мешающие понимать больше, чем он сейчас понимает, — на этот вечер без неё никак. — Составить тебе компанию? — так томно и без прежнего вальяжа, что теперь этот голос можно было узнать из тысячи таких слов с этим же тоном. Грейнджер сделала шаг, после чего Малфой смог разглядеть её фигуру в темноте. — Первое: нет, не долго, — стойко проговорила Грейнджер и сделала ещё один шаг. Она слишком глубоко дышит, что её голос никак не должен был быть стойким. Внутри будто бы проснулись искорки, которые вот-вот выйдут наружу, и Малфой не в силах будет их остановить. — Второе: уже не до каких пор, — второй шаг — и Малфой вот-вот не удержался бы и сам подошёл к ней, не позволяя сделать больше ни одного шага. Он ждёт. Ждёт, пока девушка сможет приблизиться к нему, а он сможет вдохнуть аромат её присутствия рядом с собою. Сможет, не веря, не насыщаться Грейнджер, желая лишь продлить мгновения, уделённые им. Что-то в ушах звенит и просит поскорее… — Третье: у тебя нет другого выхода. …её. Третий и последний шаг. Она уже совсем близко. Опасно близко. Сейчас никакой свет не нужен был, чтобы увидеть её обжигающе-уверенный взгляд. От неё веяло решительностью и готовностью снова попасть в его сети. Сейчас не было той смущённой Грейнджер, которая не смогла бы побороть свои принципы ради своих же желаний. Сейчас она как чёртов тот падший ангел в его представлении. Извращённом представлении. Малфой своими обжигающе-ледяными руками дотянулся до её талии и потянул её на себя. Это так чувствовалось на контрасте с её тёплой кожей. Но и это уходит на второй план. Теперь ему всё равно. Теперь они прижаты друг к другу. Теперь не будет никаких препятствий между ними, которые заставили бы их отстраниться от друг друга на ещё большее расстояние, чем они были раньше. Касаясь её талии, Малфой почувствовал ту самую ткань платья, которое было на ней сегодня вечером. Эту ткань об больше ни с какой не перепутает. Мысли переполнялись от чувства того, что Грейнджер не сняла это платье и не переоделась в какую-нибудь удобную пижаму. Словно ради него. Ради Малфоя, чёрт его дери. А ему ведь так хотелось там, на вечере, приблизить её к себе и самому снять это прекрасное платье. И Грейнджер сейчас даёт такую возможность. Словно даёт последний шанс на вдох чистого и свежего воздуха. Давай же, Малфой, смотри она сейчас здесь, перед тобой, хочет прижаться к твоей груди, смотрит в твои глаза. Чего же ты ждёшь? Драко потянул её за подбородок и коснулся её нежных губ, обжигая своей похотью. Той чёртовой похотью, которая работает только с ней. Только, чёрт возьми, с ней. Ни с кем больше. После той первой ночи с нею ему больше никто не нужен был. Иногда он даже думал, что ему всегда никто не нужен был, кроме неё. Она сейчас с ним здесь, и ему этого достаточно. Руки потянулись за шею, зарываясь в её распушенные волосы, которые сейчас уже не были такими аккуратно уложенными, как в Большом зале. Но зато именно сейчас эта копна волос принадлежала ему, и не важно, какие они были и будут. Язык врывался в её горячий рот, пересекаясь с её собственным, отчего сердце забилось бешено-быстрым пульсом, вырываясь из груди. Он с каждым разом вбивал его всё сильнее, выплёскивая накопившееся желание. Единственное и в тоже время самое недоступное. Её руки, наконец, начали подниматься, проводя дорожку от живота до шеи, а дальше её тонкие пальцы зарываются в его платиновые волосы. С нежного поцелуя они переходили на быстрый и страстный, высасывая из друг друга все силы, что только есть, не давая шансы на победу над чувствами. Как противники. Соперники. Враги. Всё вместе, но последнее больше… жестче, опаснее, убийственнее. Мерлин, это яд. Медленный, но быстродействующий яд, который так хорошо и тщательно пробрался под внутренний слой кожи, а затем пропитался в кровь. Впиваться в её губы, просовывая свой язык, и ощущать этот жар, от которого мурашки по коже, как бы это странно ни звучало, подобно идти на расстрел. Целовать её — это тоже самое, что принимать на себе пытки «круциатусом», а затем и получить «аваду» прямо в сердце. Разница только в том, что её пытки — это приятное бомбическое ощущение, под которое Малфой готов попадать хоть каждый день. Каждую минуту. Каждую секунду. И не жалея ни себя, ни времени. Чем больше и дольше, тем лучше. Желать её сильно, жёстко и безбашенно идентично смерти. Сердце забарабанило по рёбрам, а Грейнджер прижалась своим телом к нему так, что член запульсировал ещё больше и ощутимее. От этого Малфоя разрывало ещё больше, а желание порвать к чертям эту одежду вместе с нижним бельём и потом прорваться в неё было ещё большим. Он вламывался в её рот, будто бешеный пробудившийся зверь, а она не желала ему уступать и своими резкими движениями во рту, которые не церемонились перед его языком, врывалась всё глубже. Чем сильнее Грейнджер прижималась губами к нему, тем сильнее её руки сжимались на затылке Малфоя, царапая короткими ногтями. Её желание поглощало гриффиндорку так же сильно, как и она его своим языком, высасывая всю как свою, так и его гордость. С ней это понятие становится чем-то отчуждённым и неизведанным. Малфой ещё никогда ни у одной девушки не чувствовал такой страсти, похожей на животный инстинкт, что только и могла желать его. Неуверенность и закомплексованность этой девушки отошли на второй и самый последний план. Первый план составляло их желание и насколько они будут решительными, а решать уже нечего — всё, что можно было решить, уже решено. Она продолжала уверенно играть с его языком, а он — с её, не смотря на то, что громкие стоны уже касались его ушей и взрывали барабанные перепонки. И дело совсем не в том, что её звук был слишком громким или пронзительным, а в том, что это именно её звук. Именно её звук, голос, стон, прорывающийся без очереди в его сознание, не оставляя места ни для кого другого. И даже освобождать место ей не придётся — Малфой всё уже сделал, не давая шанса никому другому. — Ты пожалеешь… сильно пожалеешь. Ещё один сладкий и пронзительный стон в его рот, который Малфой тут же поглотил и потребовал ещё, а после получения требовал дальше и больше, громче и пронзительнее. Ты пожалеешь. Крикни снова это. Только громче и чётче, но с тем же стоном. — Знаю, — он прижал её крепче к груди. Салазар, знает, но всё равно прижимает. Сейчас ему плевать. Плевать, сожалеет ли он или нет. Другое, что он знает — это то, что сейчас он по-другому не может. Малфою нужна эта близость. Нужен этот секс. Нужна она. А всё остальное — потом. Это зверское желание Малфоя не позволило не спустить руки и пожелать снять с неё ангельский наряд, освобождая от обязательств своей былой сущности. Какой теперь она чёртов ангел, если позволяет ему избавить её от одежды и снова увидеть её в нижнем белье, а потом и без. И ему было плевать на то, что сейчас из-за нехватки света он не увидит её в этом нижнем белье, которое сейчас было единственным, что прикрывало обнажённое тело. Малфой прижал её лопатки к холодной стене и зацеловывал шею, что есть сил, спускаясь ниже по ключицам, задевая впадинку между ними, а затем и избавился от бюстгальтера, прикрывающего её маленькую грудь. Кусая её выпирающий и твёрдый сосок, пока она выгнулась и запрокинула голову, постанывая от удовольствия, он чувствовал ещё большую потребность в этом. Это как чёртов наркотик, только лучше, слаще и сильнее действующий. Мерлин, как же он её хотел. Кружевная ткань тотчас же упала на пол, не оставляя больше ни одного препятствия между ними, кроме костюма Малфоя. Она это заметила. Её руки с раздражением и в какой-то степени ненавистью сжали воротник рубашки, а потом и скользнули по пиджаку, после этого Грейнджер дрожащими руками начала избавлять Малфоя от одежды, посчитав нечестным то, что она перед ним полностью обнажена, а он всё ещё в одежде. Забавная. Малфой бы усмехнулся над её вечным желанием быть равной с ним, в котором нет нужды, ведь эта возможность у неё и так есть, но сильное желание почувствовать себя внутри неё было выше и сильнее. Всё остальное — мелочи. Одним толчком открывая дверь, прислонив Грейнджер к ней, он сразу же повёл её в сторону кровати, не отрываясь от горячего рта. Настолько горячего, что невозможно не обжечься. Салазар, как же это чувство хотеть-Грейнджер-постоянно ещё не погубило его полностью? Как он всё ещё держался на этой тонкой нити чёртовой судьбы, что не позволяет ему быть так близко к ней, прорываясь в душу и умело проскальзывая все препятствия? Проскальзывая препятствия так же, как и его руки скользят по эстетичной груди, задевая твёрдые соски. Голова взорвётся от внезапного грейнджерского запаха, который он давно выучил наизусть. Этот запах душит, но при этом учит жить по новому. Новый мир — новый он рядом с ней. Завалив её на кровать, он и сам навис над нею. Сейчас не было времени засматриваться на неё, а хотелось поскорее утешить бешеный пульс члена и бьющуюся энергию сердца, направленную на рёбра, вплоть до момента, пока не сломает их на маленькие косточки. Она въедалась в него. Снова в его губы, в шею и снова в губы. Он не давал ей проходу ни назад, ни вперёд, а ей и не нужно было, кажется, она нуждалась только в том, чтобы быть с ним здесь и сейчас. Здесь и сейчас! Отстраниться и прервать связь, заканчивая дело, ещё не доведённое до конца, не в его правилах и принципах, а сейчас было ещё и не в его желании. Голос, который постоянно кричал ему «стоп!», «отошёл!», «нельзя!», «запрещено!», утих и не смеет появляться, зная, что Малфою будет плевать и он в любом случае не послушает его. Не послушает и сейчас. Почему-то после этой ночи ему казалось, что всё должно наладиться. Всё будет так, как нужно. Но часть разума подсказывает, что чувства всей сложности ситуации не покинет его. Всё против, а мы безнадёжны, Грейнджер. Совсем не хотелось думать о запретах его связи с нею, поэтому и разберётся Малфой с этим потом. Потом. Когда лучи света ворвутся без приглашения в его комнату сквозь открытую тонкую линию штор. Когда будет готов к этому. Когда пройдёт зверско-сильное-желание-Грейнджер. Когда придёт время. — Драко… — сквозь утихщий стон произносил голос, так сильно въевшись ему в слух, пока Малфой всё ещё зацеловывал выпирающие ключицы. — Мы не… — снова сладкий и громкий стон, когда Малфой коснулся её лона, а затем и проник в него одним пальцем. Чёртово прекрасное чувство того, что эта девушка сейчас стонет под ним, ещё не воспринималось и не принималось. Этого просто не может быть. Это прекрасное чувство не может дойти до Малфоя вот так вот просто. — Что? — наконец отозвался Малфой на своё имя, которое она произносит как нечто прекрасное своим таким же прекрасным голосом. Она хотела что-то сказать, но не смогла прервать стон. Малфой добавил второй палец, вдыхая снова и снова её запах, которого ему с каждым разом становилось всё меньше и меньше. — Драко… мы не можем так… — ещё один стон, заставивший слизеринца выдохнуть от неожиданности, — так продолжать, — он слышал её, поэтому не мог двигать пальцами, которые сейчас в ней. Именно это могло остановить его. Именно от того, что она говорит эти слова. Хочет ли Грейнджер придерживаться их? Не можем. Всё слишком запутано и запущено под конец. Это неправильно и неответственно. Непозволительное и что-то отдалённое от мира. Он и сам это знает. Наверное, также как и она. Но как ему противоречить своим желаниям, когда именно они позволяют ему почувствовать, насколько можно глубоко дышать и не задохнуться от перенапряжения лёгких. Именно с нею у него это превосходно получается. Каждый раз именно с ней он превращается в кого-то большего, чем просто телесную оболочку, наполняющую в себя всё то, что нужно, а не хочется. Именно с нею он каждый раз превращается больше, чем Малфой. Превращается в кого-то лучше, чем просто фамилию отца. В кого-то лучше, чем просто Малфой. Он превращается в Драко. — Знаю, — лишь это ответил Драко, глядя в её шоколадно-карие распахнутые глаза, и и посрать, что темнота не позволяет. Он своими серо-ледяными глазами их обязательно увидит. Знает, но продолжает как смотреть, так и не останавливаться. — И что дальше… Он медленно вынимал свои пальцы из неё, после чего послышался ещё один стон, который Малфой был готов слушать вечность. Как будто её стоны слишком особо звучат, что даже насытиться одним будет крайне сложно. — И ничего, — ответил он. Малфой с силой впился в её губы, покусывая нижнюю, вонзая снова и снова свой горячий язык, проламываясь почти до гланд, и под сдавленный стон Грейнджер он зарычал прямо в рот и вошёл в неё. Настолько это по-блядски невероятно было… Малфой аккуратными и осторожными толчками входил в девушку, понимая, что не должен допустить слабины. Он не сделает ей больно. Хотя по её громким стонам и тихому шипению нельзя было сказать, что ей не больно. Это почти останавливало. Заставляло прекратить всё и отстраниться от неё. Малфой ни на секунду не хотел сделать ей больно, но он не знал, как иначе. Первая их совместная ночь случилась спонтанно и неожиданно. Они оба в тот день ничего так и не поняли. После этого было много осадков, состоящих из сожаления и непринятия случившегося. В ту ночь Малфой словно приобрёл девственность и не знал, что и как ему делать. Сейчас же это чувство, как чёртово дежавю, прилипло к коже, но в этот раз он хочет быть более предусмотрительным. Не хочет терять контроль, даже при том, что с Грейнджер это практически невозможно, но он постарается. Он сделает всё, чтобы эта девушка почувствовала себя с ним хорошо. — Смелее, — тихо, почти невесомо, но с точкой в конце вымолвила она, давая понять Малфою, чтобы он продолжал. И это помогает. Малфой чувствовал, что Грейнджер хочет того же, что и он, по крайней мере она дала ему понять. Этот прилив сил в данную секунду ему был так нужен, что Малфой почти благодарен за это Грейнджер. Что ж, он не с Гриффиндора, но с ней он готов быть, как все четыре вместе взятых факультета. Движения от аккуратных и спокойных переходили в резкие, грубые и горячие, а Грейнджер стонала от этого ещё больше. Её удовлетворение чувствовалось при телесном контакте. Жара окутала их с ног до головы. Прямо там, на недорасправленной кровати слизеринца. Прямо там, пока они были обнажённые, раскрытые перед друг другом и по своему чистые, не скрывая от друг друга ничего. Совершенно ничего. С каждым толчком она всё сильнее и плотнее прижималась своей грудью к его груди, при этом обхватывая ногами его бёдра. Пятки ног Грейнджер прикасались к голеням Малфоя, вызывая щекочущий рефлекс, отчего толчки становились ещё резче. Малфою казалось, что ей нравилось, когда он сначала аккуратно и медленно начинает входить в неё, предусматривая все возможные последствия, а затем двигается более смело и резко. И с этим он не может не согласиться. Чувства, неизвестные ему ранее, переполняли его, а всё это притягивало магнитом. Настолько горячая гриффиндорка его завораживала сейчас, что вышел он из неё, не смотря на дикую пульсацию в паху, чтобы заново войти. Чтобы, чёрт возьми, снова повторить этот момент, а затем и не останавливаться. Но он не успел сделать запланированное, как Грейнджер выгнулась и расправила плечи, а затем… а затем, чёрт возьми… Грейнджер одним толчком руки заставила его облокотиться и лечь на спину, а она тем самым устроилась у него на животе, скользя дальше, к паху. Ухмылка снова появилась на лице Малфоя, а от этого и Грейнджер ухмыльнулась, скорее, похоже на тёплую и светлую улыбку, которая была более привычной для неё. Ни капли освещения, отчего он не мог увидеть выражение её лица, но зато уловил звук, похожий на хмыканье. Драко поморщился от невыносимой паузы секса, тем временем как Гермиона с силой оттянула его волосы и впилась в рот поцелуем, аккуратно садясь на член. Явно хотела сама всё сделать. Всегда самостоятельная Гермиона Грейнджер сейчас была с ним. Нет, лучше. Он сейчас был в ней. Второй чёртов раз. До охерения чёртов. Чёрт, так горячо! Так влажно. Так мокро. Да, она вся текла над ним. Чёртова секунда — и… О да… Её и его оргазм разлился лавой внутри них, а по лицу Грейнджер слизеринец не заметил ни одной черты смущения. Ни красной прилипшей краски, которая очень часто появлялась только при одном их пересекающем взгляде. Конечно, фонарики погасли, и ни капли лунного света, который мог бы проскользнуть из большого арочного окна, если бы не закрывающее полностью его и вид из него плотные шторы, и из-за этого он мог не увидеть её лица. Но даже если брать в расчёт все эти факты, Малфой всё равно был уверен, что она не смущается. Ей всё нравится. Её всё устраивает. Если бы хоть что-то из происшедшего Гермионе хоть чуть-чуть не понравилось, Драко понял бы это и даже близко к ней не подошёл, оставаясь постоянно один задыхаться в нехватке её сладкого воздуха. Эта девушка сводит его с ума. Единственная, кто смог достучаться до него, и от этого ему сейчас с ней хорошо. От этого Драко сейчас впился своими пальцами в её бедра, приподнимая их вверх, не в силах больше сдержать жидкость, которая после нескольких секунд наполняла эту девушку изнутри. И от этого Грейнджер больше не сдерживалась, насаживаясь и запрокидывая голову назад под сдавленный полувскрик. Господи, как это до охуения облегчает! Малфой готов был находиться здесь с ней вечность, лишь бы больше не отпускать её. Малфой с осторожностью вышел из неё, наслаждаясь её окончательным стоном. Мерлин, как же так получилось, что Малфой не может оторвать от неё свой взгляд. Как же она его завораживает. Чёрт, она такая красивая. Как чёртов ангел, только что оторвавший свои белоснежные крылья. Оторвала их с хрустом и без остатка на спине. Без остатка и безболезненно. Как будто бы так надо. Как будто бы это были не её крылья. Как будто бы они еле держались на ней. Не важно, чёрт возьми, это были не её крылья. Это был не её нимб. Это была не её сущность. Потому что, переступив черту дозволенного вместе с Драко, она перестала быть той, которую так тщательно пыталась изобразить. Им было до охуения хорошо. Настолько хорошо, насколько это только возможно. Настолько хорошо, как в этой чертовой прекрасной песне. Как в той песне и именно так. Как они пели её вместе, не жалея ни одного вдоха и выдоха, помогающих им не задохнуться от нехватки воздуха. Даже воздух не нужен был, пока они наслаждались дыханием друг друга. И этот их воздух был для них как безопасно-опасный наркотик. Их личный наркотик. — You know how I get when the sun goes down… — вдруг начала тихо подпевать строки из песни Гермиона, лёжа на кровати и смотря на потолок. Малфой сразу же обратил внимание на её чудесный голос, который был хоть и немного хриплым и тихим, но всё равно безупречным. Это её голос после секса с ним. Он лёг на бок, чтобы смотреть на Грейнджер, и в сотый раз плевать, что Малфой не может чётко увидеть её лица, — он всё равно повернулся. — How it feels when no one's around… — дальше пропела гриффиндорка, делая небольшую паузу между словами, чтобы отдышаться. Салазар, её хриплый голос, звучал так интимно. Слишком интимно, чтобы доверить это кому либо. Но Драко она доверила. Чувство того, что Гермиона доверилась только ему и пропела своим голосом строки песни, теперь никогда не отпустит Малфоя. Это слишком божественно. Это бесценно, а ему это чудо досталось просто так, не отбирая взамен ничего. — I know, I know… I know, I know… — её голос стал ещё тише, после чего она повернулась лицом к нему. Малфой услышал этот шёпот и увидел лицо, которое другие бы не увидели. Он бы никогда не пропустил такой момент. Никогда. Она смотрела на него так, будто Драко — единственное в этом мире, что её интересовало. Не было никого и ничего другого. Ни книг, ни Уизли с Поттером. Абсолютно никого и ничего. Только он и она. Только они и их песня. — I get kind of lost and I can't see straight… — на этот раз Гермиона не успела открыть рот, как Драко пропел новую строчку вместо неё. — Hate it but it's just what we take… Тембр хриплый и необычно бархатистый, не похожий на его обычный голос, но снова подходит к её голосу. — I know, I know…I know, I know… — она снова пропела, а Малфой улыбнулся от того, что она не пропустила свою часть, даже не смотря на то, что сейчас её сердце ещё не успокоилось после быстрого биения. — I've been bitten by the lonely… — их голоса соединились и пропели ту часть, которую пели вместе. — But when I'm not the only… Малфой не переставал удивляться, той мысли, что их голоса будто созданы друг для друга. Настолько они подходили, будто сама судьба знала, что им придётся петь вместе, и поэтому наградила их унисонной схржестью. — When I'm, when I'm not the only… One who feels it, maybe it's sick to say… But it helps that you feel the same… — продолжали они петь несмотря на уставшее положение звуковых данных, да и их самих, главное, что эмоции были ещё полны энергии. — I know, I know… — голос хриплый и тихий, но дерзкий и будто бы ухмыляющийся, как бы сейчас странно это ни казалось Малфою. — When the lights go out… — We're glowing in the dark, — резко пропели они вместе. Не смотря на то, что эту часть они должны были петь громко, это не меняло того, что они и их голоса зависимы друг от друга и поэтому всегда совпадают. — We started from a spark… We're lights that never go out… Like we've never been down… Glowing in the dark… Это прекрасно! Нереально, как бесконечный космос, не имеющий предела. Как объединившиеся огонь и лёд. Что-то принадлежащее только им и никому другому. Вся эта ситуация и эмоции, переполнявшие Малфоя и Грейнджер, оставались загадкой с непредсказуемым ответом, но это то, что они имели. От этого сложно отказаться. Нереально.