ID работы: 10220438

Зависимые

Смешанная
NC-17
Завершён
41
автор
Effy_Ros бета
Размер:
602 страницы, 29 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
41 Нравится 39 Отзывы 40 В сборник Скачать

Глава 18.

Настройки текста
— Мы не виноваты, Рон, сколько раз тебе нужно говорить, что профессор Макганагалл нас заставила? — Гермиона прошипела это с такой злостью, что даже не заметила, как, сидя на парте, сжимает в руках край своей мантии. Хорошо, что не учебник. — О, да неужели? — Рон злился и не мог сесть за партой, чтобы они нормально поговорили, пока Гарри весь на нервах ходил туда-сюда по пустующему классу. — Интересно же, откуда ей знать, что у вас есть хорошие вокальные данные для таких песен? Гермиона чувствует, как эта перепалка заходит слишком далеко, таща за собой все её нервы и терпение, которые она так пыталась утихомирить, чтобы не натворить и не наговорить лишнего. Плевать, что он прав насчёт того, что не Макгонагалл заставила их исполнить этот номер, Гермиона не может позволить, чтобы они знали правду. Сказать им правду равноправно предательству. — Ты спятил?! — Гермиона не удержалась и встала, подходя ближе к Рону. — Зачем, по-твоему, мне вообще понадобилось по своему желанию заниматься этой ерундой, зная, что придётся ещё и хорошенько репетировать эту песню. Ерундой. Ерундой. Ерундой. Это слово так больно прозвучало не столько когда она сказала это в слух, сколько его звучание её же голосом, в голове. Мерлин, она не считала это ерундой. Говорить это раньше было намного легче, но не после того, как эта песня несколько раз отрепетирована с ним и спета на публике. — Может, как раз-таки ради репетиций ты на это пошла? — парировал он, считая, что её это должно ранить и привести в смятение. Что же, если он так подумал, то оказался прав на все сто процентов, и если бы была возможность, дошла бы и до двести. — После того, что ты хотел сделать, да ещё и втянуть Гарри в это, не имеешь никакого права сейчас возмущаться, — не сдержалась Гермиона и напомнила о том разговоре, из-за чего и она согласилась петь с Малфоем. — Я сто раз, наверное, просил за это прощения, и по крайне мере я не ищу оправданий своим поступкам, как ты, — в его голосе даже не было смятения за то, что он сделал, но Гермиона бы обратила внимание на его глаза, выражающие сожаление, если бы не была сейчас так зла на него. — А, нет, ты даже не искала оправданий — ты всего-навсего прячешься за спинкой директора! — лицо у Рона полностью красное, как и у Гермионы, которая сейчас взорвётся от этого разговора. — Я не прячусь ни за чьей спиной. Господи, что Гермиона говорит? Она настолько сильно отчаялась, что теперь не может ничего поделать, кроме как прямым текстом врать. Мерлин, пускай заткнётся. Заткнётся к чертям! Пускай и она заткнётся и Рон с нею. Он тоже должен заткнуться, не продолжая эту глупую ссору, которая с каждым разом набирает сильные обороты. Как он может так говорить? Как он может её вот таким вот образом обвинять? За что? — Классная жизнь, да? Может, она тебе ещё скажет спать в одной постели с Малфоем, и ты… — Рон! — Гарри быстро перебил его и настоятельно придержал за плечи. Огромный ком застрял в горле, а мантия сжимается ещё сильнее в горячей ладони. Гермиона хотела с силой треснуть его и уйти к чертям, но понимала, что это не выход. Ей так было стыдно от этих слов, что залилась румянцем ещё больше. Мерлин, эти слова были для неё хлеще пощёчины, которая бы убила её, как одним выстрелом авады. А его слова, они будто бы мучали её сильнейшим круциатусом, что только есть, а она могла лишь молить о смерти. Сильный круциатус, наполненный большим грузом ненависти, прямо как пытки той психически неуравновешенной Лестрейндж. Чёрт возьми, как такое возможно, что после вчерашнего праздника и ночи, проведённой вместе, она пришла в отличном настроении, готовая на всё, что угодно, а Рон смог по одному щелчку пальцев испортить это настроение, которого, возможно, у неё больше не появится. — Ты… какой же ты… — Гермиона хотела уйти. Уже направлялась прочь. Она не желала с ним разговаривать. Мерлин, просто невыносимо. Слёзы собрались одной большой каплей в уголке глаз и готовы были скатиться наружу. — Убегаешь, да? — крикнул ей вслед Рон. — Ну и убегай, всё равно ты не можешь ничего сказать, что лишний раз подтверждает мои слова. И слеза скатилась. Скатилась по красной щеке, увлажняя её и сжигая горячей струёй. Гермиона прикрыла глаза и дала возможность этим каплям хлынуть наружу. Они так сделали. Чёрт возьми, они даже не остановились, даже эти бессмысленные слёзы предают. Что сделать? Что сказать? Ей ничего не осталось, что бы сказать или сделать. Полностью опустошена. Не осталось ни слов, ни действий. Она хочет уйти. Уйти и не видеть больше никого, а осознание того, что она убежала, как последняя слабачка, не покинет её. Нет, такого точно не будет! Резко смахнув грубым движением слезу, даже не скрывая этого, она повернулась к нему и подошла ближе, не сдерживая гнева. — Ты всё ещё думаешь, что твои слова что-то могут подтвердить, да? — Гермиона нервно усмехнулась, испепеляя его взглядом, а он стоял, ничем невозмутимый. — Тогда я могу сказать лишь то, что ты придурок, каких только поискать. Твои слова и обвинения не имеют и не будут иметь никакого смысла, потому что ты, Рональд Уизли, пытаешься лишь оправдаться перед самим собой за свои поступки. — Свихнулась совсем? — Рон тоже вскипел, но, по сравнению с Гермионой, это был лишь огонёк в вулкане. — Ты пытаешься моими действиями перечеркнуть все свои поступки. Вроде бы и виноват, но, по сравнению со мной, ты — божий одуванчик, да? — она хотела разрушить всё и всех в этом классе, а затем и направить всю оставшуюся злость на другое крыло школы. Господи, до чего он её доводит. Что за бред он несёт? Что за извращённые обвинения? Наверное, эта ссора затмила все остальные их ссоры, которые только были. — Твои поступки и без моего вмешательства перечеркнули всё то, что я сделал раньше. Ты несёшь полный бред, — видно было, что Рон хотел хоть как-то успокоиться, но пока это плохо получалось. — Меня бесит то, что ты пытаешься оправдать все свои поступки вместо того, чтобы просто признать, что я прав. Но нет, ты — Гермиона Грейнджер, и ты всегда права. Да! Она — Гермиона Грейнджер, и она всегда права! Плевать, что другие подумают, но это так, и она не готова и никогда не будет готовой мириться с обратным. — А знаешь что, Рон? Перестань нести этот бред. Поговорим потом, в таком состоянии вы ничего не решите, — Гарри хотел оттянуть друга, но тот продолжал испепелять Гермиону взглядом, не желая уходить с чёртого «поля боя». — Ты просто озлобленный и ревнивый придурок, — в свои слова Гермиона направила как можно больше ненависти и злости, которую она только что сама и создала. Почему «создала»? Да потому что сейчас она не злится на него настолько сильно, сколько того надо и сколько она этого показывает, ведь осознание того, что Рон прав, не даст ей спокойно мыслить и разумно поступать. — Твои слова ничего не значат, ты всё это сам себе придумал, исходя из ложных представлений. У тебя нет никакого права стоять сейчас передо мной и обвинять во всех этих мерзостях. Мерлин, что это было? Она сказала «мерзостях»? Боже. Мерзостях? Господи, это неправда. Это выпалилось у неё случайно. Сказала она это совершенно спонтанно. Она так не думает на самом деле. Если Малфой бы это услышал… Во что она попала? В бездну, которая притягивала её. В ту самую чёртову сторону. — Тебе никто больше не поверит, ни я, ни Гарри, — Гарри посмотрел на него нахмурившимися глазами, но и это его не остановило.— Можешь идти к Малфою, он обязательно купиться. Только я почему-то уверен, что скажешь ты ему совершенно другие слова, которые ему точно понравятся, — он помедлил. — Какая же ты лицемерная, — презрительный взгляд вдруг промелькнул у Рона, отчего Гермиона хотела разодрать себе кожу. Лицемерка?! Это самое подлое, чем её кто-либо и когда-либо мог обозвать. Она никогда не была лицемеркой, по крайней мере до этого года. Чёрт возьми, всё именно с этого года начинает меняться. Уже изменилось. Она делала то, о чём раньше бы не и подумала. То, что раньше казалось ей отвратительным, сейчас кажется ей самым лучшим, что есть на этом свете. Это плохо! Ужасно, также как и переадресованные слова Рона. — Рон, хватит уже, — не сдержался Гарри. — Ты ведёшь себя как ребёнок. — Это я ещё веду себя как ребёнок? — Рон резко повернулся к другу. — Взгляни на неё, разве ты не видишь, как она нас обманывает, ведёт за нос, думает, что у нас нет мозгов и мы ничего не замечаем. А мы ещё и хотели прийти к ней помириться, Гарри. Злость окутывала с ног до головы. Раздражение и гнев всё росли, пытаясь найти хоть маленький аргумент, чтобы ужалить посильнее. Ей удалось понять наконец-то то, что эти все ссоры с Роном не могут быть из-за Малфоя. Просто не могут. Он слишком сильно ревнует её, не замечая того, как эта ревность перевоплощается во что-то ужасное и невообразимое. Его ревность становится похожей на злость, которая таилась в нём давно, а сейчас, в «нужный» момент, выходит наружу. Конечно Гермиона не хотела в это верить, но это именно то, что она видит. Гермиона понимала, что все эти эмоциональные срывы Рона временны. Она хорошо его знала, поэтому могла гарантировать, что её друг опомнится и пожалеет об этом. Попросит прощения и всё у них пойдёт как по маслу. Он ошибся. Верно — слишком часто, но это тоже ошибка. Это не означает, что между ними должно что-то поменяться в плане дружбы. Но именно эта ссора Гермионе казалась выделяющейся и критичной. Наиболее. Именно тема с Малфоем становится какой-то роковой и решающей. Это ещё одна большая ошибка, и уже не важно: со стороны Рона или Гермионы. — Я не лицемерка, понятно тебе? — челюсть стиснулась, мышцы напряглись от сильного сжатия кулаков. — Усвой знаешь что? — Рон пристально посмотрел на неё, дожидаясь её следующих слов. — Мне нечего скрывать, потому что ничего такого ужасного я не сделала, а то, что говоришь ты, — полный бред. — Бред или правда? — лицо Рона стало тут же серьёзным, а Гарри еле сдерживал свои нервы сквозь стиснутые зубы. — Не с этого ли года мы отстранились? Не в этом ли году ты стала старостой школы? Не с этого ли года между нами всё пошло ко дну? Не в этом ли году наши отношения стали идти через чёртовую матерь? — Наши отношения всегда шли через чёртову матерь, — для Рона слова Гермионы, видимо, были как гром в ясном небе. Или же чем-то, что крайне похоже на гром. Он смотрел на неё, не сводя глаз, а ей хотелось избавить себя от этого оскалённого внимания, готового прорезать ей горло. — Наши отношения начали ухудшаться с этого года, когда ты стала главной старостой и позабыла о нас, — как бы Гермионе сложно ни было, но она считала, что Рон только что констатировал факт. Грубыми и жестокими словами констатировал, пусть и это должно было звучать самыми невинными словами, которые он сказал за сегодня ей. Гермиона была сейчас рада тому, что остальные ученики обедают в Большом зале, в том числе и Малфой, и не видят всю жестокость этой стычки. В особенности этот слизеринец, который является главной причиной их перепалки. — Заткнись! — вскрикнула Гермиона, зарывая руки в свои волосы, не замечая, что при этом придаёт ещё большую головную боль. Кажется, её словарный запас иссяк. — Просто заткнись. Сейчас это было самым нелепым, что она могла сказать, но единственным, что пришло ей в голову и само вырывается на ружу. Гриффиндорка изо всех сил старалась не выдавать предательски-коварных слёз, которые никак не унимались. Нет, она не стеснялась. Никогда не стеснялась своих слёз, особенно перед друзьями, которые сейчас с нею, и особенно когда они сами виноваты в их пролитии. Пускай видят сами, что плачет она из-за них. Но сейчас она хотела лишь успокоиться. Слёзы особенно на данный момент только мешают правильно оценить ситуацию и метод ее исправления, которого наверняка уже не существует. — Хватит, — не сдержался Гарри и встал между ними, отталкивая Рона от Гермионы. — Смысла нету сейчас об этом говорить, — он повернулся к Рону и посмотрел на него неизвестным для Гермионы взглядом. Она его попросту не видела. Что бы Гарри ни хотел сказать Рону, он всё же не успел, потому что в ту же секунду дверь класса открылась и в класс зашли Симус и Дин, уже досыта пообедавшие. Значит скоро и другие заявятся, а с ними и Малфой. Гермиона и сама не понимала, почему не хочет, чтобы он видел их перепалку. Это не как в остальных ситуациях во время ссор с Роном, когда ей просто не хотелось ощущать присутствие никого другого, а в том рандомном числе был и Малфой. В этот раз происходит что-то иное. В этот раз ей именно его присутствия не хотелось. Не хотелось, чтобы слизеринец слышал и видел всё это сам, зная, что он играет здесь не последнюю роль. И не дай Мерлин ещё и вмешается в их перепалку, после чего крики и драка будут обеспечены. — Гермиона, ты сделала домашнюю… — Нет, — отрезала Гермиона, сев за парту, не дав договорить Симусу, который напомнил ей о своём присутствии. Он, вероятно, нахмурился и о чём-то начал шептаться с Дином, которые начнут косо смотреть на неё, но Гермионе уже было всё равно. Она простит себе этот косяк. В первый и в последний раз. Господи, она не хотела никому грубить. Гермиона понимала, что это неправильно, но это «нет» выпалилось из её сомкнутых губ, будто бы ждущее одного щелчка пальца. Она оказалась права: за Симусом и Дином последовали остальные, создавая лишний шум и выдавленное хихиканье девчонок. Гермиона уверена была, что это они выделяют ей «достойное» внимание, напоминая гриффиндорке о вчерашнем номере на Хэллуине. Сегодня утром они уже её похвалили за вчерашнее, в том числе и директор школы, на которую Гермиона и бросала все обвинения перед учениками, зная, что они не посмеют ей в лицо это предъявить, а у Макгонагалл и подавно не будет времени выслушивать, о чём с ней хотят поговорить ученики. Хоть и Гермиона напрямую в свой адрес ничего обидного не услышала, кроме расспросов, как так получилось, что она именно с Малфоем пела и как они оба согласились на такое, но ей почему-то казалось, что эти их многочисленные и расширенные обсуждения по всей школе не ограничиваются только любезной заинтересованностью. — Ты видела её вчера? — взвизгнула Лаванда, сев за парту вместе с Парвати, и Гермиона сразу обратила на неё внимание. — Нет, должно быть, из-за костюма, а то бы она, как всегда, выделилась, — ответила Парвати, после чего попыталась незаметно посмотреть на Гермиону, но после того, как она встретилась с ей взглядом, направленным прямо на гриффиндорок, сразу же отвернулась. Гермиона была уверена, что они разговаривали о ней. Но ведь Гермиона никогда сильно не выделялась, кроме того раза на Святочном балу, и как раз-таки в этот раз на Хэллуине, а слышать, что они её не заметили, было довольно странно, если ещё и брать в счёт то, что они обе вчера подошли к ней во время вечера и похвали за номер, сказав, что её голос очень красивый. Значит они не о ней. Гермиона отвернулась от них, делая вид, что её не касается их разговор.  — А её фотограф и Прытко Пишущее Перо? — снова взвизгнула Лаванда, после чего Гермиона приподняла бровь и прищурила глаз. — Их-то она как спрячет? Немного подумав, Гермиона убедилась, что речь шла совсем не о ней, а о Рите Скитер. Надо же, она говорит Малфою, что его самооценка выше него самого, а у самой-то что? Ничем не лучше. Она решила не отвлекаться от сути и попыталась незаметно подслушать разговор, который с каждой минутой её всё больше интересовал, после чего тут же почувствовала на себе их взгляд. Чёрт, теперь-то они точно ничего не скажут, зная, что она прислушивается. — Гермиона, — неуверенно протянула Парвати, на что Гермиона медленно обернулась, и они с Лавандой подошли к ней поближе. — Смотри. Парвати протянула ей глянцевый журнал «Глаз чародейки» — очередной сплетник для подростков, ничем ни лучший того же журнала под названием «Ведьмин досуг», который Гермиона возненавидела после четвёртого курса, если вспоминать, что в нём написала Рита Скитер. Но если и во втором была хоть хоть какая-то полезная информация и по-настоящему интересные статьи, то в «Глаз чародейки», кроме сплетен и модного бреда, практически ничего не было. Лаванда раскрыла страницу, которая находилась почти в начале журнала, после чего Гермиона, заметив колдографию, на которой были изображены она и Малфой, поющие на сцене. Чёрт… Быстро метнув по строчкам текста, озаглавленного «Чистокровный ученик с предрассудками и маглорождённая». «Чистокровный волшебник из аристократической семьи, сын Люциуса Малфоя и его жены Нарциссы Малфой — Драко Малфой выступил на школьном мероприятии тридцать первого октября вместе с маглорождённой чародейкой Гермионой Грейнджер — героиней Второй Магической войны и по совместительству его однокурсницей, обучающейся на седьмом курсе в школе чародейства и волшебства Хогвартс. Подробности о том, как она смогла очаровать парня-Пожирателя смерти, — неизвестны. Что это? Ещё одна погоня за привлечением всеобщего внимания к своей скромной персоне или есть какие-то совершенно новые мотивы, которые известны пока что только ей? Многие из читателей, возможно, знают о её амбициях и любови гнаться за знаменитостями своего кругозора, из давней статьи журнала «Ведьмин досуг», посвящённой уже другим двум жертвам её нескромного выбора, знаменитому мальчику, который выжил, а сейчас и мальчику, который одолел Лорда Волан-де-Морта, — Гарри Поттеру и одному из лучших ловцов по квиддичу — Виктору Краму. Исходя из её выборов, сделанных ранее, можно предположить, что…» «Что ты хренова дура — вот что!» — с этой мыслью Гермиона хлопнула журналом, закрывая его, и поставила на парту, затем и сказала вслух ничем не выделяющимся голосом: — Можно я одолжу у вас ненадолго этот журнал? — девочки обе, как одна, кивнули и поплелись к себе за парту, а Гермиона погрузилась на дно со своими раздумьями по этому поводу. Мерлин, как это унизительно, а со стороны Скитер — очень низко. Она что, ещё не забыла эту глупую обиду и превращается снова в жучка, чтобы в конец отомстить Гермионе, ещё и называет её лестным словом — «Героиня Войны». Гермиона с радостью бы заявилась к ней и подожгла бы это её Перо к чертям. Дай этой писаке ещё большую волю — она напишет это в «Ежедневный пророк», который почти каждый волшебник читает. Голова разрывается, а сердце ноет от мысли, что эту статью, наверное, уже прочитало полшколы. А Драко? Он прочитал? Малфою эта статья вдвое больше не понравится, чем Гермионе. А его родители? Конечно, они не читают «Глаз чародейки», но кто-то другой читает: например, родственники, друзья, племянницы, да кто угодно. Они прочитают эту статью и будут в полнейшей ярости. И страшно представить, что они сделают с Гермионой после этой яростной неожиданности. Гермиона знала, что Малфои и близко к ней не приблизятся. Не посмеют. Да не то что бы не приблизятся — они и издалека ничего не смогут сделать. Хоть один проступок с их стороны — и всё, они за решёткой, недалеко от Дементоров. Но почему-то это её не могло успокоить. Почему она думает, что всю свою ярость они направят на Драко, чёрт возьми?! Она и сама не знает, но несмотря на то, что папаша и мамаша Малфоя своему сынку слюнки вытирают, они его за такой проступок по голове не погладят. Теоретически Драко мог отказаться, но… Её это волновало. Очень сильно. Она сейчас могла только думать об этом. Как вообще она могла бы не думать о нём после этой ночи? Никак. С утра она только и о нём думала. Конечно, ведь он сам её разбудил ото сна, глядя на неё своим пристальным взглядом, который, чёрт возьми, был потрясающим. Мерлин, его лёгкая улыбка, отуманенная спокойствием и умиротворением — что-то невероятное и потрясающее. Нет на свете человека, который не утонул бы в этой дьявольски прекрасной улыбке, как его костюм на Хэллуине, который сидел на нём так же потрясающе. Чёрная одежда всегда ему шла, но с чёрными дьявольскими крыльями это выглядело ещё более… сексуально. Или, скорее, загадочно, на что у Грейнджер полный разворот фетиша. Гермиона окончательно выучила урок — Малфои умеют выделяться. Они всегда выделялись, также как и их сын, который этим смог сильно заворожить её. Глупая Скитер — она написала, что Гермиона его очаровала, а вышло совершенно наоборот. Годрик, как у него получается всё время заставлять Гермиону находиться с ним рядом, очень близко. Ближе положенного. Нарушать все правила и принципы, которые никакому нормальному человеку не нужны. Нужны, но не с такой заезженностью, как Гермионе. Как такое возможно? Даже вчера ночью Гермиона готова была пройти через ещё сотни круциатусов, лишь бы в замен приблизиться к нему ещё ближе. Лишь бы дотронуться, поцеловать, обнять, прижавшись к груди. Мерлин, к чёрту всю ту херню, которую пишет Скитер! К чёрту тех, кто ей поверит! Какая вообще разница? Это не главное. Главное то, что вчера было между ними. Песня, которую они спели, — потрясающая, как и их голоса, которые изящно подходили не потому, что так нужно, а потому, что так хочется. Хочется ей, ему, самой песне, их голосам, в конце-то концов. Хочется им обоим, и этого вполне достаточно. Гермиона видела своё внутренне-сияющее лицо, когда она вспоминала об их выступлении. Не сильно отрепетированное, но прекрасное по-своему. А их костюмам? Костюм ангела и демона. Такие неодинаковые, непохожие на друг друга противоположности, но с другой же стороны такие чертовски подходящие. — Что, Грейнджер, решила хоть на один вечер побыть правильной? — А ты и в этот вечер, как всегда, неправильный? Мерлин, чего только стоило услышать от него эти слова. Гермиона пошла на этот вечер, чтобы услышать от него любые слова от «ты могла бы подобрать что-нибудь получше» вплоть до «довольно мило», но уж точно не «решила хоть на один вечер побыть правильной?» Это было так странно и невежливо, но для неё это было даже лучше, чем банальный комплимент без единой эмоции на лице. Его взгляд в начале того, как Гермиона зашла в зал, а потом ещё и гримёрную, говорил за него. Его чертовски дьявольский взгляд говорил за него! Зачем ей нужен был комплимент, который состоял из парочки слов и, возможно, был бы бесчувственный, лишённый единого цвета, выброшенный наугад? Каждый раз с ним она повторяла себе эти наизусть выученные движения лёгкими: Вдох, выдох. Вдох, выдох. Но никак не могла отдышаться. Дыхание было настолько неровным, что своим сбоем оно ещё и сбило сердце, которое в ту же секунду начало биться бешеным пульсом по внутренним стенкам рёбер, пока не сломает окончательно и не вырвется наружу из груди. А забыть то соприкосновение их рук, когда зазвучала музыка и им нужно было выйти на сцену, просто невозможно. Небрежно и незаметно на фоне суеты, но так успокаивающе. Он тянул её за собой на сцену, показывая пример, что нечего стесняться. Он показал, что не нужно бояться сделать что-то новое и неопознанное, недоказанное наукой. Неизведанное, как они вместе. Они и их песня были именно чем-то новым, неизведанным и недоказанным до того момента. Малфой пытался казаться в это время ничем невозмутимым и он таким и показался, и помог Гермионе самой такой казаться. Она показалась такой всем именно в тот вечер, после чего и решила, что всегда будет такой. Что в экстренных ситуациях нужно всегда быть такой. Что это за грёбаное чувство, когда плевать на всё, кроме него? Когда плевать на правила и принципы. Когда плевать на окружающих. Когда не плевать только на него. Что за новые ощущения, которые впитываются под кожу постепенно, как губка, но медленней, не сжимаясь и не вытекая, а потом за раз могут уничтожить всё то, что было там до них? Что это за потрясающее чувство, которое кажется на первый взгляд таким отвратным, ненужным и глупым? Как вообще это чувство, похожее на яркий свет, пробивается через темную в толстую оболочку льда и растапливает его, добавляя большое количество воды на поверхность. Как вообще она не забыла те касания, которые он делал этой ночью? Как она ещё не забыла обжигающие поцелуи его холодных губ, вызывающие сотню мурашек по коже в этой темноте? Как не забыла то, как он раздел её, затем завалил в кровать? Как он входил в неё? Мерлин, от этих мыслей и воспоминаний всё ещё глупая улыбка расползается по лицу, придавая загадочных переменах девушке. — Ты так долго спишь? — ехидный, но тёплый взгляд Малфоя дал понять, что это, чёрт возьми, не сон, который в самый неподходящий и прекрасный момент обрывается. Он нежным движением убрал с лица прядку её растрёпанных волос, которые она хорошенько разглаживала для вечера, а она с такой же нежной улыбкой посмотрела на него, запечатляя этот бесценный момент у себя в голове и в памяти навсегда. — А ты, как всегда, бестактен, — улыбчиво произнесла она, резко забравшись на него сверху и почувствовав под собой его «остывший» торс. Не было того холодного взгляда, который обжигал её спину после их первой ночи, когда Гермиона быстро убежала из его комнаты на урок, чтобы не разговаривать с ним и не застать его утреннюю улыбку, пока он просыпается, если она вообще у него была. Но Гермиона точно знала, что этим утром она обязательно была. — Зато я не стонал весь половой акт так сладко, как… — не успел договорить Малфой, как гриффиндорка влепилась губами в его губы и в процессе поцелуя укусила. — Молчи, — выдохнула Гермиона после того, как отлепилась от него, а он смотрел и любовался ею, и неважно, насколько она неидеально выглядела в этот момент с размазанным макияжем, под которым прятала синяки под глазами и прочей женской фигнёй, не интересующей её. — Ты сходишь с ума… — проговорил Малфой, после чего получил лёгкий шлепок по руке, когда захотел притянуть её шею к себе. — По мне, — с усмешкой договорил он, всё-таки притянув её к себе. И сейчас она могла поклясться любому, кто её спросит об этом, что это была её любимая ночь, в которой ей даже не нужно было высыпаться, чтобы на утро хорошо себя чувствовать. Эта ночь была больше, чем просто любимая, — она была лучшей из лучших, где она, наконец, смогла почувствовать свободу, которая так была ей незнакома до этого момента. Свобода — такое незнакомое слово для её лексикона и употребления.

***

— Ну и что ты хотел? — Гермиона захлопнула дверь библиотеки и зашагала к столу, кладя на него книгу. — Тебя хотел, — Драко смотрел на неё самодовольным и ухмыляющимся взглядом, вставая со стула и подходя к ней ближе. Опасно близко. — Так значит записка, которую ты мне подкинул на парту во время урока, в которой было сказано «Грейнджер, приходи после уроков в библиотеку, срочно!» — лишь предлог, чтобы меня увидеть? — Гермиона самодовольно улыбнулась, так же, как и он, и при этом подходила ещё ближе, уменьшая расстояние между ними. Сейчас было так странно и непривычно вот так вот стоять перед ним, открыто заигрывать и даже не смущаться и не краснеть. Ведь только недавно они беспощадно грызли друг другу глотки, а сейчас Гермиона смотрит на него, как на восьмое чудо света, также как и он на неё. — Не слишком ли много ты о себе возомнила? — всё ещё ухмыляясь, сказал он, отходя от неё, то ли чтобы оставить хоть немного свободного пространства между ними, то ли чтобы просто позлить Гермиону своим внезапным синдромом «недоступного парня». — Боишься поменяться со мной местами? — Гермиона настойчиво подошла ближе, наплевав на то, что он специально отошёл. К её удивлению, он не стал отходить уже от неё, а наоборот, только приблизился к её лицу, затем к уху и прошептал: — Я ничего не боюсь, Грейнджер. Волна мурашек накрыла её от его соблазнительного шёпота, сводящего с ума. Она тоже ничего не боялась. Боялась лишь одного — что сорвётся и броситься к нему, влепляясь своими губами к его губам, стекаясь в жарком поцелуе. Мерлин, как же она сейчас его хотела. Обнять. Прижать. Поцеловать. Хотелось потащить его в башню старост и втереться в него, затем раздеться, его раздеть и повторить вчерашнюю ночь, чувствуя его в себе. Не важно, насколько сейчас её мысли превосходили степень пошлостей, ей всё равно хотелось хотя бы прикоснуться к нему, ощущая его руки у себя на шее, которые затем спустятся по плечам, спине, талии и… — В трансе, Грейнджер? — она подняла голову и увидела ухмыляющееся лицо Малфоя. Более ухмыляющееся, чем обычно. — Вот ещё, — Гермиона закатила глаза, показывая своё наигранное безразличие. Не обязательно, чтобы он её раскусил за подобными мыслями, тем более среди бела дня. — Я вижу, — подмигнул он, отрывая взгляд, давая ей возможность перевести дух, который, чёрт возьми, не находит себе место. Гермиона всё ещё не понимает, как он может доводить её до такого состояния. Неизвестность всегда её пугала и раздражала, а она старалась избегать подобного рода явлений и не думать об этом. Избегала вплоть до этого момента. Неизвестность, как Драко Малфой, её наоборот привлекала и завораживала. Она поняла, что Драко Малфой — это одна сплошная неизвестная ей загадка, которую она обязательно разгадает. А если и нет, то будет заниматься этим всю свою жизнь. — И вообще, говори быстрее, что ты там хотел? — она приподняла выше подбородок и ожидающе посмотрела на него. Он смотрел на неё как бы маленького ребёнка, который отчитывает его за плохое обращение с ним, если даже не брать в счёт их разницу в росте. Гермиону это злило, а Малфоя, наоборот, забавляло. — Хотел сказать, что вчерашний костюм тебе совсем не подходил, — забавно. Гермиона и не ожидала услышать от него ничего серьёзного. — Ангел, серьёзно? Не думала о костюме демона? — Малфой всё ухмылялся, явно намекая ей о проведённой всё той же ночи, а Гермиона не уставала закатывать глаза. Лишь одна мысль о том, что, если бы Гермиона надела костюм демоницы, они хоть немного могли быть похожи. Не были бы такими разными, чёрт возьми! Ангел и Демон. Лишь одно звучание придаёт этому союзу всем уже давно выученный стереотипный запрет, который карается изгнанием, казнью и всем, чем угодно, но не помилованием. Всем самым худшим. Это безнадёжно. Так же и у них. Малфою и Грейнджер будто бы находиться поблизости запрещено. Это глупо и слишком устарело. Все эти дурацкие принципы, связанные с чистотой крови, которых придерживается большинство аристократических семей, в том числе и Малфои, когда-нибудь их погубят. Кто знает, смогут ли они продолжить подобным путём свой род. Это уже их проблема, и Гермиону это никак не должно касаться. Не она их должна решать. Но, чёрт, почему её это так волнует? Почему хочется сейчас же пойти в этот грёбаный Малфой-менор, к его хозяевам, и объяснить им, что то, чего они придерживаются, — неадекватно и неразумно, даже зная, что они её вышвырнут и в конце она будет выглядеть нелепо и останется в дураках. Как бы она этого ни хотела, но Гермиона не может сейчас об этом не думать, и всё это только благодаря этой статье, которую написала Скитер своим грёбаным пером. Сейчас она, наверное, сидит и ядовитой улыбкой улыбается, оголяя свои уродливые золотые зубы, зная, что ещё одна её отвратительная статья выделилась средь остальных. После того, как она прочитала эту статью, Гермиона решила одолжить журнал у Парвати, чтобы показать Малфою её. До этого момента ей казалось, что сделать это проще простого, но сейчас она забыла все подобранные ею речи. Гриффиндорка не только забыла речь, но и у неё ещё вылетело из головы, что она вообще должна ему сказать об этом. Чёрт всех дери, она не должна сейчас перед ним стоять в смятении и молчать. — Что, Грейнджер, думаешь о том, чтобы устроить ещё один Хэллуин и прийти на этот раз в более подходящем костюме? — неожиданно произнёс Малфой, отчего Гермиона решила окончательно отбросить свою привычку долго думать, если перед ней стоит человек, тем более если этот человек — Малфой со своей ухмылкой до ушей. — В костюме демоницы, говоришь? — с наигранным задумчивым лицом проговорила Гермиона, глядя на его реакцию исподлобья. — А Астория не занервничает? — она подняла на него ухмыляющийся взгляд и решила подразнить слизеринкой. Мысленно она пыталась не слишком сильно думать о том поцелуе перед походом в Хогсмид и о том, что кроме того, что она постоянно трётся вокруг него, Астория надела костюм демоницы на вечер. Сделала она это специально, чтобы подходить Малфою, или это обычное совпадение — Гермиона не знала. — Ревнуешь? — самодовольно спросил Малфой, будто бы зная уже ответ на вопрос, которого Гермиона и сама не знала. Что?! Мерлин. — Возможно… — пожала плечами гриффиндорка, — когда-нибудь в параллельной вселенной, — резко добавила Гермиона, щёлкнув пальцами у его лица. А его лицо ничего конкретного не выражало. Господи, что это? Может ли быть ревностью? Ревность ли? Не важно, сколько раз она задаст себе этот вопрос, все равно ответа на них не получит. Она считала ревность глупой и неоправданной вещью, но сама в то же время ревновала на шестом курсе Рона к Лаванде, а сейчас и Драко к Астории, только вот свою ревность к Драко она пыталась тщательно скрыть от всех глаз и не показывать никому. Мерлин, что это за детское и глупое чувство? Они с Малфоем даже не вместе. Господи, как же странно об этом даже просто думать. Это как подозрительный сон: вроде бы, веришь в него и осознаешь, а вроде бы, и не веришь, и не знаешь, как проснуться. Гермиона считала глупостью не только ревновать Малфоя, но и спрашивать себя об этом. Нужно просто выкинуть подобные мысли из своей головы и всё, в конце-то концов, они даже не в отношениях, чтобы она смела его ревновать к какой-то ненормальной слизеринке. — Я тебя насквозь вижу, Грейнджер. Ты не можешь не ревновать меня со своей-то натурой, — Малфой подошёл ближе к её лицу и начал ехидничать, будто застал Гермиону перед чем-то непристойным. — Да? И что же ты видишь? — Гермиона вела себя спокойно, пытаясь сделать вид, что невозмутимость — её конёк, хотя сама понимала, что Малфой уже давно знал, какая она. «Чисто ради интереса, хочу послушать, какую чушь на этот раз он скажет», — подумала Гермиона, сложив руки на груди, и дожидалась, пока он заговорит. — Сейчас я вижу твоё внутреннее лицо, — он дотронулся одной рукой до её талии, приближая к себе ближе, отчего у Гермионы мурашки пошли. Господи, как же это состояние ей надоело, потому что тот, кто её до этого доводит, может почувствовать это и в очередной раз ухмыльнуться. Каждый раз как первый. — Оно смущённое… — заговорил Малфой снова, проведя второй рукой линию по её бёдрам, даря Гермионе стократную волну мурашек, к которым она должна была давно привыкнуть, но никак не привыкла. — И красное… — боже, он серьёзно это чувствует, или у неё лицо сейчас и вправду красное, как только что запечённое яблоко? — И ты слишком влажная… мокрая… Грейнджер, — томным и соблазнительным голосом произнёс Малфой, заставив Гермиону притаить бешенное дыхание, прикрывая веки. Гермиона откинула голову, задыхаясь от медленно-бешенных, возбуждающих касаний Малфоя, сводящих с ума, погружаясь в полный транс, и следовала командам его гипноза. Она будто бы снова покидала этот мир, погружаясь в другую параллель. Она прямо сейчас готова была на эту чёртову близость. — Не боишься, что кто-то услышит твои стоны? — прошептал ей в ухо Малфой ехидным голосом. У Гермионы в миг поменялось настроение, глаза нахмурились, а губы сомкнулись в тонкой линии. Она попыталась оттолкнуть от себя Малфоя, но он даже не пошатнулся. Гермиона отскочила от него назад на два шага и посмотрела на слизеринца более серьёзным лицом. — Лучше скажи мне, зачем ты меня позвал, — она скрестила руки на груди и снова надела маску «невозмутимого лица». Тут Гермиона почувствовала себя не очень комфортно. Будто бы Малфой — её начальник и, когда позовёт, она должна тут же явиться. От этого ощущения хотелось хорошенько треснуть себе и ему заодно, чтобы мозги встали на место, а чувства утихли. Поражаться поведению Малфоя превратилось в очередную её дурную привычку в списке тех, которые у неё появились с этого года обучения. Этот список плохих привычек у неё был первым и единственным, от которого Гермиона не хотела избавляться, по крайней мере с этого дня, после вчерашнего. И одной из этих привычек было сейчас строить из себя серьёзную и деловитую девушку, чтобы Малфой не подумал, что она из лёгкодоступных, хотя кто знает, что у него сейчас в голове. — Вот, — Малфой достал из рюкзака журнал «Глаз чародейки» и протянул его Гермионе с уже заранее заложенной страницей. Значит так. — Смотри, — Она увидела всю ту же колдографию и тот же текст под нею и вздохнула с мыслью, что ей теперь не придётся самой говорить об этом Малфою. Она бы просто не смогла. — Похоже, ты не удивлена, — Малфой приподнял брови и пристально посмотрел ей в лицо. — Я сегодня видела это уже и хотела тебе показать после уроков в башне, — немного наврала Гермиона, покопошившись в сумке и вытаскивая из неё точно такой же сплетник. — Парвати мне одолжила. — Я у Даф сегодня это взял, — лицо Малфоя смягчилось, также как и голос. Гермиона нервно сглотнула, понимая, что полшколы, возможно, уже прочитали эту статью, и кто знает, до кого ещё оно могло дойти. — И что теперь? — задала вопрос, скорее, себе, чем Малфою, но при этом возлагая надежды на него, как будто бы парень может добраться до Скитер и заставить её убрать эту статью. Но даже если он и сможет заставить её так сделать, то толку в этом уже не будет — сейчас, наверное, полшколы прочитало её. Но что делать тогда? Ничего. Остаётся только надеяться, что, кроме школьников, никто не выписывает эти сплетники. Чёрт возьми, Гермиону ужасно злит именно тот факт, что она надеется на то, чтобы родители Драко об этом не узнали. Грейнджер уже знаменита, кроме этого у неё куча знакомых. Почему её должно волновать мнение родителей Драко? Что за глупое чувство? Они с Малфоем даже не друзья. Чёрт, но кто же они друг другу? Кем они могут считаться друг другу? С каких пор у них есть что-то общее? — Ничего, — монотонно ответил слизеринец, глядя в сторону книжных полок. Его спокойствие напрягает Гермиону. Врёт ли он, не понимает ли всю серьёзность ситуации и риск быть пойманным его отцом — она не знает, но если Малфоя это не напрягает, то смысла нет Гермионе как-то об этом беспокоиться. Если он что-нибудь не то подумает, то самодовольная ухмылка целый день с его лица не спадёт. — Думаю, это первая и последняя статья о… — Гермиона запнулась. Она хотела проговорить «нас», но тут же сделала вид, что кашель подпирал в горло, — об этом вечере. — Расстроена? — с серьёзным лицом спросил Малфой, Гермиона хотела ответить положительно, но не успела она и рот раскрыть, как слизеринец добавил. — Расстроена тем, что это последняя статья, где нас вместе совмещают, — самодовольная улыбка снова появилась на лице, после чего он принялся тут же изучать недовольное лицо Гермионы. Она нахмурена. Её выводит из себя эта несерьёзность. — Не будь таким самоуверенным, Малфой, не всем нужна подобная слава и честь — находиться с тобою на главных страницах глупого сплетника, — она хмыкнула и перевела взгляд в сторону, надеясь, что Малфою больше нечего ей предъявить. — Да, на обложке этого журнала будет лучше и заметнее, ведь так? — фыркнул Малфой. — Тебе все девушки будут завидовать, разве не рада? Гермиона закатила глаза и переварила желание треснуть Малфоя посильнее, чтобы эти мысли перестали посещать его голову. Но она никогда подумать не могла бы, что окажется на одной колдографии с Малфоем и в одной статье. Не то чтобы ей это не нравилось или нравилось, просто сейчас это не то, что нужно было ей в данный момент. Чувство положительное и отрицательное. От слов Малфоя она поняла, что никакая ещё девушка не оказывалась на месте неё. Ни одна девушка ещё не была на одной колфографии в журналах или газетах и тому подобное. Это удивительно, но правильно. Так Малфой кажется более недоступным и отчуждённым от женского пола, и ей это безумно нравилось, а сейчас она чувствовала себя чёртовой собственницей. Собственницей, которая единственная, кто его интересует. Единственная, с кем он красуется на колдографии. Единственная девушка, оказавшаяся с ним в одной статье. Единственная, с кем он поёт. Единственная, с кем он целуется так страстно и в тоже время нежно. И единственная, на которую он смотрит таким взглядом, будто бы она и вправду единственная. В голову приходит снова та ночь, когда они были одни. В башне старост. В их собственной башне старост, огрожденной от всех ушей и глаз. А затем и в его чертовски обворожительной комнате, в которую Гермиона когда-то обещала не заглядывать, даже не смотреть. А потом она вспоминает тот момент, когда они начали раздеваться, снимая свои одеяния ангела и демона и становясь никем, сплетаясь с друг другом. Сплетаясь в поцелуе. В касаниях. Она прижималась к нему, как могла. Как хотела. Прикасалась к его холодному телу, чувствуя внутреннее тепло, манящее своим жаром. Она сплотилась с ним. Малфой словно вампир, высасывающий из неё всю силу и энергию, что только были. Словно дементор, который высасывал не только всё хорошее, что только было, но и всё плохое и жуткое, оставляя покой и улыбку на лице, которые не выдавливались со всей силой из неё. Чёрт, той ночью он принадлежал только ей, а она — только ему. Только он и она. И никто больше. От этих мыслей Гермиона не удержалась и приблизилась к нему ближе, а он, хоть и был удивлён такому быстрому переменчивому принятию решений, не растерялся и приблизился в ответ. Их лица близки к друг другу. Дыхания тяжёлые и горячие, обжигающие друг друга. А карие глаза смотрят прямо в серые. Гермиона сейчас не видит его обворожительные губы, которые так и манят к себе, но даже от этого ей хочется прикоснуться к ним и почувствовать их на вкус снова и снова. В сотый раз снова. Настолько много этого «снова», чтобы влажная губа высохла до последнего, которая, казалось бы, никогда не дойдёт до такого состояния, если её будет целовать Малфой. Она никогда не насытиться им. Послышался громкий стук отрывающийся двери, и Гермиона тут же вздрогнула, отшатнувшись от Малфоя. Знакомая женская фигура хлопнула дверью, будто бы специально, чтобы обратили на неё внимание. Недовольное лицо девушки осматривало Малфоя и Гермиону с ног до головы, затем внимательно всматриваясь в их лица для изучении реакции. — Астория, что ты тут забыла? — не церемонясь, спросил Драко немного грубым голосом. Он сейчас явно был недоволен её визитом. Казалось, его челюсть сейчас сильно напряглась, а затем и сжалась. Искры злости в его глазах, которые гриффиндорка видет без осложнения, показались Гермионе сейчас самым незначительным, по сравнению с разозлённым выражением лица.  — А разве статус старост этой школы даёт вам право присваивать себе библиотеку или любой другой уголок этой школы? — Астория скрестила руки на груди и с наглым выражением лица смотрела на злого Малфоя, который сейчас, казалось бы, отправит её на тот свет. Гермиона не смогла подавить желание закатить глаза, но решила не тратить зря времени на разборки, ведь в чём-то она и права, а Малфой не хочет это признавать. Естественно, Гермиону разозлило немного, что Астория прервала их, но она не так остро среагировала, как Драко. То, что Гермиона с радостью бы сейчас сделала, — это отняла баллы у Слизерина, но стоит вспомнить, что Драко тоже на этом факультете, и это выглядело бы весьма нечестно и бессмысленно, и желание тут же исчезает. Гриффиндорка нервно усмехнулась, ощущая себя «третьей лишней», которая не понимает, о чём сейчас речь, решая наплевать на всё происходящее, и попыталась оттянуть Драко от этой глупой беседы, напоминая о своём существовании. — Малфой, — тихо проговорила она, придерживая его за край рукава мантии. Он обернулся к ней и придал максимально большое количество усилий своему взгляду, чтобы не направить яростные черты лица на Грейнджер, а Астория тем временем как ни в чём не бывало подошла к столу, закинула рюкзак на спинку стула и села за стол, вытаскивая учебники. — Пошли, — негромко проговорил Малфой и поспешил скрыться за дверью. Гермиона прихватила оба экземпляра «Глаз чародейки» и торопливо поплелась за слизеринцем. Захлопнув за собой дверь библиотеки, она чуть ли не бежала за Малфоем, а он даже, не замечая Гермиону, ускорялся до невозможности. — Малфой, — крикнула она ему, находясь от него на расстоянии в трёх футов. — Грейнджер, можешь не так быстро бежать за мной? — не оборачиваясь и не останавливаясь, проговорил он сквозь сжатые зубы. Это привело Гермиону в ступор и не позволило пошевелиться. Сначала она подумала, что Малфой, как всегда, применил сарказм в своей речи, намекая на то, чтобы она поторапливалась, но потом вспомнила, что любой ученик может пройти мимо них и увидеть их вместе. Возможно, Малфой не хочет, чтобы люди подумали что-нибудь лишнее о них, которое в любом случае окажется верным. Гермиона же сама ничего не понимала, что происходит между ними, поэтому и не хотела дать понять другим, но когда Малфой почти на прямую ей говорит: «Иди помедленнее, чтобы нас не увидели вдвоём», — это дико её начинает бесить. Пока Гермиона размышляла о том, что именно имел в виду Малфой, слизеринец отдалялся от неё всё дальше и дальше. Какого… чёрт. — Малфой, — она ещё громче крикнула ему вслед, осматриваясь по сторонам и проверяя, есть ли поблизости люди. — Малфой, стой, подожди, чёрт тебя… — и тут она хотела сказать «дери», как он остановился, пока Гермиона чуть ли не врезалась в него. Она поспешила восстановить дыхание и мысленно поблагодарить Мерлина за то, что не врезалась в него, ибо это бы выглядело слишком глупо и неуместно, а лишний телесный контакт мог взбесить Малфоя ещё больше. — Что-то не так? Она пришла и ты сразу себя странно повёл, — Гермиона хотела ещё что-то добавить, но не смогла подобрать правильных слов и поэтому решила дать ему возможность ответить на заданный ею же вопрос. — Ничего, просто… пошли уже, — отрезал Малфой после короткой запинки. Хоть и вид у него смягчился, но раздражение на лице всё равно осталось, и Гермиона подумала, не сделала ли она чего-то не так. Состояние того, что она не может понять Малфоя в такие моменты, бесило всё больше и больше. Казалось бы, они сближаются, но с другой же стороны чего-то не договаривают. Он отдалился от неё, а ей ничего не оставалось сделать, кроме как пойти за ним. Снова и снова пойти за ним. Чёрт, почему она больше ничего не сделала? Почему ничего не сказала? Почему не выяснила причину, по которой он так бурно реагирует, когда видит Асторию? Но голова слишком уж болела, чтобы уделить хоть немного внимания этим вопросам, которые приводят её в подобные раздумья.

***

Перо прямо держится в руке, а чернила давно готовы расположиться на чистом пергаменте, вырисовываясь в аккуратные буквы, но Гермиона всё ещё никак не может сосредоточиться на задании. Малфоя в башне не было видно после того, как он сказал своё последнее повелевание «пошли уже». Он проводил её в башню, сам побыл немного ради вида в гостиной, составляя ей молчаливую компанию, и исчез куда-то. Исчез, черт возьми, будто бы его и не было ни здесь в гостиной, ни вообще в башне. Гермионе иногда надоедает, что он постоянно пропадает в подземелье в компании своих друзей, а она тут одна. Как бы Гермиона ни хотела это признавать, но башня без Малфоя будто бы пустая и скучная. Грейнджер чувствовала и раньше это состояние тоски, когда она одна без Малфоя в башне и когда он рядом, но молчит, но раньше, кроме этого, ей было и спокойно, а сейчас и этого спокойствия нет. Даже Гарри и Рон, с кем она чаще всего проводила время, сейчас с ней не разговаривают, а от этого ещё хуже. Гермиона подняла голову и посмотрела на стеллаж для книг в пустое пространство, где несколько дней назад красовалась волшебная мозаика с изображением её, Гарри и Рона. После их ссоры она решила спрятать мазаику в верхней полке шкафа. А сейчас каждый раз, натыкаясь на это пустое пространство, она всё больше по ним скучает. Господи, что за дурацкое чувство?! Хочется содрать с себя кожу, а потом и с кожи содрать верхний слой, затем сжечь эту оболочку и самой кинуться в костёр, оставляя за собой лишь пепел. И каждый раз вспоминая Гарри и Рона, она вспоминала с ними и Малфоя, который был почти причиной ссоры её и друзей. Яблоко раздора. Смешно. Не нужно винить его в своих проблемах. Это неправильно, чёрт возьми. Черт возьми, почему она вспомнила о нём?! И без этого Гермионе с каждой минутой всё больше и больше хочется спуститься в это чёртово подземелье и отчитать Малфоя за то, что уже скоро девять часов ночи и им нужно патрулировать, а он в это время шляется Годрик знает где. Мерлин, это будет выглядеть так странно и глупо. Гермиона уже мысленно представила себе лица его друзей: Астория с отвращением смотрит на неё, Пэнси, Дафна и Теодор непонимающим взглядом осматривают, а Драко и Блейз пялятся как на сумасшедшую, сбежавшую из клиники для душевно больных. Звук приближающегося цоканья каблуков по ступенькам коридора прервал бурный разгон фантазии Гермионы и заставил прислушаться, обостряя слух. Астория? Почему-то именно это имя пришло в голову Гермионе, пока она прислушивалась к звукам, не решаясь встать и пойти к названному гостю навстречу. Но если посмотреть на это с другой стороны, то они с Асторией сегодня виделись, и поэтому слизеринка навряд ли захочет встретиться с ней второй раз за день. — Драко, — послышался голос у двери, который прервал гадания гриффиндорки о том, кто бы это мог быть. Низкая, курносая, темноволосая девушка с болотно-зелёными глазами — Пэнси Паркинсон, держащая в руках учебник по трансфигурации. Класс! Только её Гермионе здесь не хватает. Стоит с нахмуренным видом почти посреди гостиной и ищет Малфоя, которого, к её несчастью, тут нету. Стоп! Что?! Разве Малфой сейчас не со слизеринцами в компании, в которую входила и Паркинсон. «Если нет, тогда где он?» — Гермиона закусила внутреннюю щеку, не замечая образовавшейся боли. Что-то со всей силой сдалось у неё внутри, отчего органы будто приплюснулись и стали походить на песочные часы. — Он не здесь, — Гермиона подошла к ней, не нарушая личного пространства. — О, мисс бурундук, — усмехнулась Пэнси, после чего Гермиона вспомнила это старое «доброе» прозвище, которым называла её Паркинсон, начиная с четвёртого курса, после того, как Малфой кинул в гриффиндорку заклятие быстрого роста зубов. Но, видимо, слизеринцы не понимают, что потом эти зубы у Гермионы уменьшились и стали даже короче изначальных, поэтому не было смысла её так больше называть. Гермиона закатила глаза и скрестила руки на груди, дожидаясь её дальнейших действий. — Остроумно, — с сарказмом проговорила Гермиона, холодным взглядом глядя на слизеринку, на что та лишь закатила глаза и вскинула брови. — Я пришла к Драко, — спокойным голосом сказала слизеринка, поднимая выше в руках школьный учебник, выставляя его перед носом гриффиндорки. — Учебник отдать. — добавила она, что Гермиона уже поняла. Пэнси обошла её, направляясь к журнальному столику, и небрежно положила его туда, Гермиона поняла это по звукам, слышимым из-за спины, а когда обернулась, удивилась беспредельной наглости этой мопсы. Паркинсон уселась на кожаный диван, закинув ногу на ногу, красуясь своими начищенными до лоска чёрными сапожками на высоких каблуках. От этого Гермиона, еле сдерживая пыл, направилась к дивану и встала прямо перед ней. — Удобно? — наигранно вежливо выпалила Гермиона, глядя на спокойное лицо Паркинсон. — Может, ещё и поднимитесь в гостевую комнату? Их-то у нас пруд-пруди. — Пруд чего? — брезгливо спросила Пэнси как ни в чём не бывало, отвлекаясь от сути. — Очередная магловская поговорка? — она скептически повела бровью и повернула голову в сторону выхода, дожидаясь Малфоя, как Гермиона поняла. Гермиона вздохнула, набирая в грудь побольше воздуха, и устало проговорила, не желая сейчас ни с кем устраивать передрягу: — И долго ты здесь будешь сидеть? — Я жду Драко, мне нужно с ним поговорить, — Пэнси посмотрела на неё, а затем и на учебник, лежащий на столике, который в следующую секунду оказался у неё в руках. Гермиона решила сесть на кресло и продолжить своё дело, состоящее из выполнения урока по зельеварению, которое, как она вспомнила, даже и не начинала. — А учебник по трансфигурации — просто повод? — Гермиона сказала это просто потому, что ей не хватает внимания, чтобы выполнить задание, и, возможно, если она немного отвлечётся от дела, то сможет на отдохнувшую голову нормально выполнить урок. Только на немного. Пэнси усмехнулась и посмотрела на неё, и в ту же секунду перестала быстрым движением одного пальца вихрем листать страницы учебника, создающие лёгкий ветерок. — Мне не нужны поводы, чтобы поговорить с Драко, — ехидным голосом проговорила слизеринка. — Учебник трансфигурации я принесла заодно, чтобы его вернуть. Драко одолжил мне его, потому что я свой забыла, а он сидел с Блейзом. Думаешь, им одного учебника на двоих не хватит? — проговаривала Паркинсон, будто бы объясняя лёгкую задачу первокурснице, отчего Гермиона пришла в кратковременное смятение, но всё ещё придерживалась мысли, что это слишком нагло — приходить без разрешения и находиться в её башне, тем более что с самого начала они не ладили друг с другом. — Вы с ним прямо такие хорошие друзья? — Гермиона и сама не поняла, зачем задала такой вопрос, да ещё и этим задумчивым тоном. — Да, мы лучшие друзья, — бесстрастно произнесла слизеринка. Гермиона немного недоверчиво посмотрела на неё, на что она непонимающим взглядом всмотрелась в гриффиндорку в ответ. Девушка ожидала любого ответа: «иди к чёрту», «не твоё дело», «какая тебя разница», но не это спокойное «да, мы лучшие друзья». Это мир сходит с ума или Гермиона? — Драко… — почему-то в этот момент ей сложно было произносить его имя перед другими людьми, а когда они одни, это выходит почти легко. — Он не здесь, как ты уже поняла, — спокойным голосом проговорила Гермиона, понимая, что не так-то и много между ней и Пэнси было перепалок, поэтому если они нормально с друг другом будут разговаривать — это почти не странно. — И как давно он не здесь? — она лёгким движением откинула от себя учебник и внимательно посмотрела на Гермиону. — Он… где-то три часа назад ушёл, — проговорила Гермиона, после чего тут же прикусила язык, понимая, что зря выпалила эту информацию. Слизеринка может подумать, что ей так интересен Малфой, поэтому тоскует и считает время, проведённое без него. — Ясно, — неуверенно проговорила Пэнси, всматриваясь на настенные часы. — А он совсем… — Пэнс? — удивлённый голос Малфоя перебил гриффиндорку, после чего девушки обернулись на источник звука. — Драко? — она быстро встала с дивана и подошла к нему поближе. — Наконец-то, я хотела поговорить с тобой о предстоящей… — Не волнуйся, Блейз мне всё уже рассказал об этом, — после слов Малфоя Гермиона задала себе вопрос «о чём?» Что это за «этом», о котором Малфой не хочет говорить и не даёт Пэнси договорить? — А, да… — Паркинсон обернулась к Гермионе, а затем и обратно к Малфою. — Ладно… тогда я пойду, до завтра. — До завтра, — откликнулся Малфой, даже не глядя на неё, погрузившись в свои мысли, а слизеринка тем временем торопливо скрылась за аркой.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.