Камикадзе в бигудях

Пятьдесят лет до этого. Лондон. Сатклифф ещё раз посмотрел на шахматную доску. По всем статьям давно пора было сдаваться. Хотя бы потому, что он согласился на игру, зная, как ходят всего две фигуры. Увы, сдаваться не хотелось. Поэтому, сделав пару ходов, аловолосый принялся за любимое некогда дело — пытаться увести разговор от неудобного занятия. — Почему все злюки с пафосным видом так любят шахматы? Это мода такая, чтобы выглядеть стильно? — Приведи пример, — спокойно ответил Гробовщик. Он не понимал, почему на Грелля снизошло болтливое настроение. Но в свете последних событий — хорошо, что он начал более-менее адаптироваться и разговаривать. — Вот взять, например, тебя или Фантомхайва. Вы, кажется, оба недурно играете в шахматы. — Это верно. Я имею в виду, что недурно — и, увы, ни на йоту лучше, — с определенной иронией произнес мужчина, ухмыльнувшись своим мыслям. — Понимаешь, Грелль, шахматы помогают упорядочить разум. Когда в голове множество замыслов, нужно находить возможность все расставить по своим местам. Сатклифф отпил горячего крепкого кофе, к которому пристрастился. Гробовщик варил его отменно, порой экспериментируя со специями или вкусными сиропами. — Да? А я думал, ты ответишь нечто в духе «фигурки — как люди, а играть в шахматы — сродни учёбы манипулированию, просчету всего на пару шагов вперёд» и прочее. Да и ты, вроде как, любишь хаос. Творишь, что в голову взбредет, — совершенно несерьезным тоном предположил аловолосый. Гробовщик коснулся рукой рта, скрывая улыбку. Такое распространенное заблуждение. В чем-то верное, увы — больно избитое. — Скажем так. Я не за хаос — я сам по себе. Насчёт шахмат — я всегда думал, что прежде, чем ломать правила, нужно их выучить. Мне бы хотелось, чтобы ты на примере простых игр начал задумываться об устройстве этого мира. Тогда, пусть не сразу, но со временем сможешь устанавливать свои правила. Если, разумеется, я в тебе не ошибся. Сатклифф, опустив голову, вертел в руках искусно вырезанную из дерева фигурку ферзя. Порой Гробовщик пускался в интересные, пусть и слегка пространные объяснения. Понять его мотивы было сложно. Пока. Грелль дал себе слово обязательно выяснить, что на уме у Легендарного, но всё же психа. — Понимаешь, убить тебя сейчас — ничего не стоит. Это будет милосердием. Я не настолько мягкосердечен, чтобы делать это просто так. Я выполню твою просьбу только когда пойму, что это не продиктовано банальным нервным срывом. Другим я также не дам тебя убить, — мерным голосом продолжил Гробовщик. — А может, ты пытаешься мне сказать, что по каким-то причинам ты не хочешь моей смерти? — Возможно, — на этот раз жнец не скрывал своей улыбки. Облокотившись о переплетённые пальцы, он зорко разглядывал каждый жест своего гостя. Грелля ещё на Атлантике выводил из себя этот слегка снисходительный, но цепкий взгляд. А вот улыбка — она была совсем другой. Теплой. Это создавало полнейший диссонанс в голове Сатклиффа, так как он не мог понять, что именно было лживым. — И ты не хочешь мне говорить почему? Ты даже имени своего никому не говоришь, как тебе верить можно? — У тебя есть имя, которое нравится? Я буду отзываться на него, раз уж тебя не устраивают мои прозвища. — Полнейшая белиберда, — выдохнул Грелль, — Ладно, но учти — это будет что-то замысловатое. — Мне все равно. Как меня только не называли… Пепельноволосый слегка приподнял голову, вслушиваясь в нечто пока недоступное для Грелля. Улыбка обратилась ухмылкой. — Скука, — брезгливо сказал мужчина, побарабанив ногтями по столу. Неторопливо встал, шурша саваном, подошел к окну и сиганул вниз. Это продолжалось несколько месяцев. Их пытались выследить, порой находили, но каждый раз они выходили сухими из воды. Создавалось ощущение, что ищут их так, для виду. Да, скорее всего, так и было. Легендарного тревожить по-настоящему, пока тот не затевает ничего грандиозного, явно никто не думал. А Грелль Сатклифф… Да кому он нужен. Бестолковый жнец из такого же бестолкового отдела департамента, запомнившийся только тем, что носил красный плащ да длинные алые волосы. Почему-то Гробовщик решил поучаствовать в его судьбе. Вряд ли, конечно, планы у него хорошие… Но, как ни крути, поменять ничего было нельзя. Грелль даже не смотрел в сторону окна. Раньше, бывало, подходил — просто на пару минут глянуть, как на этот раз будет сражаться Легендарный, вот только Гробовщик уничтожал всех слишком быстро. Он даже не успевал заразиться боевым настроением. Раньше драки будили азарт, сейчас — навевали тоску по старым временам. Увы, и она была такой мимолётной… То немногое, что нравилось Греллю, — запираться в комнате Легендарного, часами рассматривая сотни безделушек, валяющихся-развешенных тут и там, таких разных, порой совсем занятных. Названия некоторых вещей, откуда они и зачем в этой комнате, Грелль не знал. Иногда видя крайний интерес к какой-то вещице, Легендарный вставал с любимого скрипящего стула, на котором сидел, затачивая свою косу часами, и начинал степенно, очень подробно рассказывать, что это и откуда взялось. Вот только на вопрос зачем — всегда пожимал плечами. Иногда, хитро улыбаясь, называл его сорокой и предлагал начать собирать свою коллекцию памятных побрякушек. — Опять ты здесь. Тебя сюда магнитом тянет, — хихикнул Легендарный, увидя Грелля, разглядывающего ловец снов. Вернулся ожидаемо быстро. Небрежно смахнул с косы грязь и любовно протер ее тканью — свою красавицу он очень любил. — Я же сорока. Люблю все яркое. Гробовщик только улыбнулся в ответ на такое заявление. — Сорока с дивным голосом. Я таких ещё не видел на своем веку. — А каких ты видел? Мужчина сел на кровать. Щёлкнув пальцами, погасил свет, оставив только светящиеся от защитной магии амулеты на потолке. — Разных видел. — Ты притащил меня потому, что тебе нравится, как я пою? Тогда почему не просишь спеть? Я тут уже два месяца, и не думай, что я поверю в твои слова о пении! Ну вытащил ты меня с департамента, спасибо, конечно, но чего тебе от меня надо? Про руны не спрашиваешь, ничего не спрашиваешь! Гробовщик завозился, стаскивая с себя сапоги. Он явно собирался вздремнуть. — Заставь птицу петь — она тебя ненавидеть будет. А все остальное — так сложилось. Я не мог тебя там оставить. Отпустить тоже не могу, ты же недели две пытался самоубиться. И с твоим счастьем ты действительно можешь подставиться под чью-то косу или демона достать какого-нибудь. Так что пока ты действительно похищен. Со всеми привилегиями этого статуса. Грелль коснулся подаренного ему ранее медальона. Он действительно не понимал, почему так вышло. Зачем он тогда пришел? Он бы помирился с Уильямом. Все бы как-то решилось само по себе. А теперь и вернуться не выйдет — после выходки Легендарного Уильям его уничтожит, не меньше. Да и самому как-то уже не хотелось обратно. Откровенно говоря, ничего не хотелось. Иногда даже дышать. Сатклифф сам не понимал, что с ним происходит. Апатия, полное отсутствие хоть каких-то целей… Его порой радовали глупые вещи, но внутри все равно была пугающая пустота. — Я заметил, ты все красивое любишь. Хочешь, переберемся куда-то, где теплее и атмосфера получше? — Давай, — отмахнулся Сатклифф. Ему было все равно, где тосковать. Грелль вышел из комнаты, побродил по большой квартире, скучно было до зевоты. Еще и прохладно — март выдался мерзким. Ладно бы просто холодно, так еще и сыро. Ему не были интересны книги, заняться было нечем. Разве что спать. Аловолосый обратно вернулся в комнату Легендарного. Хозяин комнаты, кажется, задремал, и Грелль решил поступить так же. Еще одна странность их общения. Они часто засыпали рядом: просто спали, ничего такого, но это также немного скрашивало состояние Грелля. Присутствие Легендарного немного ободряло, хоть и озадачивало. Сатклифф вышел, чтобы поискать любимую теплую пижаму, которую бросал где попало. Вернулся быстро, на ходу закалывая волосы так, чтобы они не мешались, тихо забрался под одеяло. Гробовщик, как обычно, только идеально делал вид, что спит. Уже наверное месяц, как он заметил странную особенность Грелля. Случайно проснувшись среди ночи, он услышал, как аловолосый тихонько что-то напевает перед тем, как уснуть. Мелодия была ему незнакома, но показалась такой приятной… С тех пор он старался каждый раз дождаться того момента, когда дневной, апатичный, по-настоящему мертвый Грелль слегка оттает, показывая свою другую сторону, которую, наверное, никто не видел. Он был очень чутким, нет, даже не так — чувственным. В этом-то и вся и беда: он воспринимал некоторые вещи так серьезно, что это его попросту убивало. Пусть по нему и не скажешь, но грусти и тоски в нем больше, чем в самых серьезных жнецах. Если днем Гробовщик пытался как-то манипулировать им, заставить смотреть на мир с его точки зрения, скажем так, воспитать себе напарника, то ночью… Его просто хотелось слушать, чувствовать, как он возится, устраиваясь поудобнее, затем замирает и начинает напевать. Иногда его пение спасало от жутких головных болей, и он засыпал, убаюканный тихим голосом. В этот раз Сатклифф опять затянул мелодию, но продержался недолго. Дернулся, как от удара током, и уткнулся лицом в подушку. Задрожали плечи — кажется, он плакал. Гробовщик старался делать вид, что ничего не замечает, хотя бы потому, что не знал, как поступить. Встать и начать утешать? Да он устроит скандалище на тему «Не трогайте меня». Поцеловать? Максимум притихнет, хотя с того случая у моста Грелль не дал повода даже подумать о нем в таком ключе. Как же Сатклифф все усложнял. Что в его голове творится — никому не известно. А что с ним делать — и подавно. Грелль совсем затих. Приподнял голову над подушкой, зорко посмотрел на Гробовщика, проверяя, спит ли он. Судя по всему — спит, очень даже крепко. Знал бы аловолосый, как тяжело было следить за Греллем из-под полуприкрытых глаз. Благо, в комнате темно, и Сатклифф не замечал этого фокуса. Грелль же, как назло, внимательно всматривался в его лицо с таким видом, словно ему это было жизненно необходимо. — Что в его голове? — с досадой буркнул Грелль, плюхнувшись обратно на подушку. Гробовщик решил проверить, с чего бы это Греллю его разглядывать. Но, скажем так, интересным способом. Мужчина слегка повернулся в бок, делая вид, что ему что-то тревожное снится, сделал трагическое выражение лица и забормотал белиберду на испанском, словно ругался с кем-то во сне. Грелль опять приподнялся, с тревогой посмотрел на мужчину. Гробовщик был доволен. Кажется, все шло, как по нотам. — Да что ж такое. Заболел что ли? — осторожно касаясь лба «спящего», тихо сетовал жнец, — Наверное, будить надо. Аловолосый осторожно начал трясти Легендарного, тот проснулся почти сразу. — Ну что? — Снилось тебе что-то паршивое. Чушь какую-то нес. Вроде бы, температуры нет. — Бывает, снится всякая дрянь, — вот тут Гробовщик уже не врал, его действительно порой мучили кошмары. Грелль немного обеспокоенно взглянул на мужчину рядом и решительно подвинулся к нему ближе. — Мне тоже чушь иногда снится, — честно признался аловолосый, — Терпеть такое не могу. Ты от голоса как, засыпаешь? Могу что-то придумать, чтобы уснул нормально. Я, помнится, увлекался немецкими колыбельными. Страшные песенки, но звучат неплохо. — Люблю немецкий язык. Долго работал в Мюнхене, можно сказать — моя вторая Родина, после Лондона. Грелль удивленно посмотрел на мужчину. Ничего себе. Тот никогда прежде не говорил о прошлом, а тут, какой-никакой, факт. Сатклифф устроился поудобнее и, перебирая длинные волосы Гробовщика, что-то тихо запел. Легендарный был удивлен не меньше. Такого участия от Грелля он не ожидал. Если бы совесть, ну, те ее остатки, что порой мешали нормально жить Гробовщику, не проснулась окончательно, то он бы, наверное, принял решение так поступать каждый вечер. А сейчас, вслушиваясь в тихую песню, похожую на мурлыканье, он давил в себе чувство вины и дал себе слово больше так не поступать. Требовать участия от того, кому было так плохо — совсем паршивый поступок. Даже в темноте видно было, какие красные глаза и помятый вид был у парня, сидящего рядом. Греллю, на удивление, стало легче. Пусть немного, но все-таки. Легендарный, прислонившись к его руке, слушал колыбельную. Кажется, даже засыпать начал. Очень редко, но… Грелль даже слегка улыбнулся своим мыслям. Поведение Легендарного ему нравилось. Такое, как сейчас, — он даже умудрился обнять его. Выглядел таким зависимым, что ли, другого слова подобрать он не мог. Напади кто-то на него сейчас, прерви эту незатейливую песенку, Грелль был уверен — никому не поздоровится. Такой невозмутимый, шикарный гад, устроивший погром на Атлантике, да Гробовщик — в любом случае многое воротил на своем веку — лежал сейчас рядом, гладя его руки, слушая его голос. Так приятно. Чувствовать себя нужным. Жаль, что Гробовщик не так прост и всего лишь его использует. Будь все иначе… Наверное, он был бы счастлив. — Да ты не только стрекотать, так еще и ласково мурлыкать можешь. Украл на свою голову… Упаси Смерть, увлекусь тобой по-настоящему — беда будет, — довольно хихикнул Гробовщик, умиротворенный песней. — Это еще почему? Да и не думаю я, что такие, как ты, любят без расчета. — Как раз-таки все любят без расчета. И дети и взрослые. Даже такие ненормальные, как я и ты. Все остальное так, блажь и ложь, — хмыкнул пепельноволосый, — Спасибо, успокоил. Придумаю завтра, чем тебя порадовать. — Тогда почему беда будет? — Не отпущу. Не отстану до тех пор, пока рядом постоянно не будешь. На все пойду, но будешь только моим. Если надо, устрою бойню, да похуже любого демона. Сатклифф изумленно хлопал ресницами, не веря услышанному. Легендарный опять говорил жестоко и мрачно. — Вот как, — только и смог сказать Грелль, укладываясь обратно на подушку. — А что тебе помогает, когда снится дрянь? — Да мне редко что-либо снится в последнее время. Наверное, тебя даже сны боятся. Легендарный осторожно обнял его за талию, прижимая к себе. — Теперь точно ничего не приснится, — сонно сказал мужчина. «Ага. Только я теперь спать не смогу» — пытаясь унять бешеное сердцебиение, подумал Грелль. ************** Грелль проснулся один. Лениво посмотрел в сторону — на часах почти полдень, а значит было бы неплохо встать и подумать на тему завтрака. Дома было пусто. Вяло размышляя о том, куда мог подеваться кофе, а вместе с ним и Гробовщик, Грелль заварил себе чай и пошел в гостиную. В принципе, он часто оставался один. У Гробовщика вечно были какие-то дела, а когда он приходил, не особо менялась атмосфера в этой квартире. Грелль в принципе ее не любил, за исключением комнаты Легендарного, которая очень выделялась на общем безликом фоне. После того «похищения» они почти сразу покинули Лондон. Гробовщик взял какой-то чемоданчик с бюро, и они приехали сюда, в пригород. Деревушка была тихой, пару раз Грелль выходил на улицу в магазин, но потом и это перестал делать. Первые недели настроение было таким паршивым, что они даже не разговаривали. Гробовщик порой начинал какой-то пространный монолог, но это было бессмысленно, Греллю казалось, он даже слышит все через какую-то стену. И видит размыто, будто сквозь толстое стекло, отделяющее его от реального мира. У него была нормальная жизнь. Со своими бедами и мелкими радостями, авантюрными выходками и даже каким-то постоянством. Были какие-то правила, которые можно было рушить. А теперь у него ничего. И что делать дальше — непонятно. Как же его из себя выводила эта неопределенность! Сатклифф отставил чашку с чаем. Все. Хватит. Надо что-то делать. Использует его Гробовщик — плевать. Пусть все будет, как будет, как минимум — у него есть шанс заниматься тем, чем он хотел. Музыкой. Сколько душе угодно. Грелль вымыл руки, принес из комнаты Легендарного стул и сел за фортепиано, одиноко стоящее в углу. Оно было слегка расстроено, нужен был мастер, но толк с него будет. Час был убит на то, чтобы спасти инструмент от огромного слоя пыли и поиска загадочной вещи, без которой каждому творческому человеку тяжело — вдохновения. Сатклифф сдался, решил не изобретать велосипед и начать вспоминать хотя бы что-то, самое простое. Худо-бедно исполнил пару гамм, ругая и себя и инструмент, а потом… Вошел во вкус, настроение поднялось, он попросту отдался игре и даже не заметил, что стал играть очень громко, еще и подпевать самому себе, вспоминая какую-то бестолковую итальянскую песенку, которой его учила мадам Ред. Она уделяла его музыкальным талантам почти столько же времени, сколько и умению убивать, окрашивая грязных, порочных девушек в прекрасный, чистый, алый цвет, смывающий с них грехи. Он заметил, как вошел Гробовщик, порядком озадаченный музицированию Грелля, но не остановился, решил доиграть. Плевать на заинтересованный вид похитителя — пусть любуется, ему не жалко. Только когда запал немного пропал, он устало опустил руки, которые немного побаливали от неожиданной нагрузки. — Очень интересно. Ничего такого не слышал. — Да так. Настроение хорошее. Куда ходил? — Договаривался по поводу нашей поездки. Завтра все будет готово, — ответил мужчина, всматриваясь в довольное лицо аловолосого. Гробовщик коснулся одной клавиши, та совершенно неожиданно зазвучала громко, и Грелль поморщился. — Ты играешь? Хотя, с твоим маникюрчиком это невозможно. — Да уж. Наверное неудобно. Тебе домой надо? Вещи там собрать, или еще что-то? Сатклифф пожал плечами. — Сменю я маникюрчик, — неожиданно хихикнул Гробовщик. В его глазах блеснуло что-то загадочное, — Играть научишь? — Если слушать меня будешь полностью, то без проблем, — удивленно протянул Грелль, возвращаясь к игре. **************** Граф был порядком удивлен, когда узнал, что Гробовщик мало того, что бюро покинул, так еще и попросил у него документы и достаточно денег, чтобы уехать куда-то заграницу. Как обычно, Гробовщик не раскрывал своих замыслов, но все-таки ситуация была достаточно экстраординарной. — Вы обеспокоены потерей информатора? — понимающе спросил демон. — Едва ли я потеряю информатора. Я отправлю его в свою резиденцию в Италии. Пусть отдыхает, надеюсь он ее не разнесет. Вопрос только в том, зачем ему два билета? С кем он туда поедет? — После всего случившегося, полагаю, с Сатклиффом. Граф, я до сих пор вспоминаю его озадаченный вид, когда Грелль ускользнул прямо из-под его носа. Фантомхайв закатил глаза. Дворецкий, как всегда, нес чушь несусветную. Чтобы Гробовщик серьезно звал куда-то Грелля? Не иначе как старый пройдоха решил использовать Сатклиффа в своих темных делишках. Даже на первом этаже был слышна прерывающаяся игра на фортепиано. Сиэль хмыкнул: наверное, соседи Гробовщика были музыкантами. Каково же было его удивление, когда он вошел вместе с дворецким в квартиру и увидел сидящими за инструментом Гробовщика и Сатклиффа. — О, посмотрите-ка, собственной персоной явился, — вместо приветствия сказал Грелль, мельком взглянув на юношу у двери. — Как всегда, прекрасные манеры, — съязвил дворецкий, ставя на стол небольшой чемоданчик. — Минуту, мы закончим с гаммой, и будете разбираться, — ответил Грелль, в десятый раз показывая гамму своему ученику. Успехи у Гробовщика были… Их не было, будем откровенны. — Ну ничего, меня мой первый учитель год мучил, прежде чем я научился чувствовать клавиши и машинально прожимать аккорды. Графу тоже доставалось… Я когда-то думал, будь у вас какие-то способности — ваша скрипка, нет, все скрипки в округе горели бы синим пламенем. Как ни странно, талант — это, в первую очередь, трудолюбие и только малая доля способностей, — миролюбиво сказал Грелль, не обращая внимания на вытянувшиеся от удивления лица гостей. — Все, как ты и просил. Здесь деньги и документы. Вам бы лучше не высовываться, поэтому я все подготовил, чтобы у людей не было вопросов. Здесь адрес и ключи от моей резиденции в Италии. Не разнесите только там ничего, ладно? — Спасибо, — мельком заглянув в чемоданчик, сказал Гробовщик. Фантомхайв кивнул: уже по равнодушному лицу мужчины он понял, допрашивать о причине отправления в Италию — бесполезно. — Грелль, а ты зачем начал с таких сложных гамм? Пробуйте с хроматической гаммы До мажор, не важно — восходящая или нисходящая, потом проще будет. Ты бы еще ему сразу Марсельезу дал, — посоветовал Фантомхайв. Сатклифф хмыкнул — а граф точно был прав. Кажется, юноша был растерян, он не понимал, с чего бы это Гробовщику покидать сначала бюро, а потом любимый Лондон. Как ни странно, Грелль давно понял — порой, граф относился к Гробовщику буквально как к странному, но родственнику. — Действительно. Спасибо вам, граф. — Удачной поездки, — поправив высокий цилиндр, заключил граф, выходя из квартирки. — Все будет в порядке. Сиэль на мгновение замер. Обернулся, посмотрел на серьезного Грелля. Таким он видел этого психа крайне редко. Тот будто прочитал его волнение о Гробовщике и зачем-то решил утешить. Гробовщик тоже был каким-то странным. С чего это музыкой увлекся? Ох и мудрят эти два психа, что происходит — полная загадка. Вот только Гробовщик смотрел на Грелля как… На кого-то очень важного. Вот уж странная весна, ничего не скажешь. — Вам тоже показалось, что Грелль хотел сказать, что за ним присмотрит? — уже на улице спросил демон. — Да. Хотя еще непонятно, кто из них ненормальней и за кем следить надо, — ответил граф, бросая взгляд на окна квартиры, из которой опять доносилась музыка.